Осенний чёс по площадям и улицам

Осенним обострениям припадков деятельности по переливанию из пустого в порожнее и обсуждению обострения классовой борьбы давно уже никто не удивляется. Жаждет жадная толпа у престола любой власти чинов, наград, званий, отличий, должностей, исходящих от начальства. Вот и опять поветрие: вернуть допереворотные названия улицам! Чтобы нравственность населения укрепить и существующую власть.
Грят, начать решили с Каракозова, посмевшего посягнуть на царственную особу: «Почему до сих пор улица, которая по сущей совести была названа в честь опоры и защитника престола жандармского генерала Селиверстова, до сих пор носит имя вольного стрелка по царям Каракозова?!!! И это в то время, когда весь мир борется с терроризмом?»
Восславить же имя жандарма граждане взалкали не просто так: он отвалил большие по тем временам средства на создание художественного училища. Вот, видимо, и хочется намекнуть важным людям: «Мы не спрашиваем, откуда генералы берут средства, но будем не прочь получить малую толику того, что они взяли».
Пополняются и ряды борцов с «большевистским террором» в  лице «кровавого палача Урицкого». Причём даже то обстоятельство, что Урицкий сам пал от руки террориста, не может смягчить их праведные сердца.
Вот и некий профессор исторических наук взалкал душевности и покоя, которые он обнаружил в допереворотной России. Жаль, что эти качества остались не замеченными современниками. Не читал, надо полагать, профессор допереворотных «Пензенских губернских ведомостей». Что ни день, то кражи, грабежи, пьяная поножовщина и, для разнообразия, тиф, холера, дизентерия.
Не читал профессор и Горького, которого собирается упразднить с Большого чертежа богоспасаемого града, а также великого историка Ключевского, в работах которых мало восторга от современной ему России. А почитал бы, узнал, почему так много было пьяниц и самоубийц на Руси.
И о состоянии культуры в богоспасаемом граде Пензе сто лет назад среди богоспасаемых названий улиц тоже можно было бы представление иметь. Нынче как раз столетие заседания, на котором председательствовал сам губернатор Петкевич. Начальники мужских и женских учебных заведений как раз вопросы поднятия нравственного уровня молодежи и обсуждали. Ни один храм еще не был снесен и взорван, а нравственность уже отсутствовала. И, как и ныне, ничего, кроме «административных мер», придумать не смогли: запретить учащимся посещение заведений, «пребывание в которых не может не отразиться гибельно  на нравственности молодежи» –  домов терпимости, кинематографа, когда там показывают нечто пикантное, кафе-шантанов, пивных, цирка, когда в нем проводятся соревнования по борьбе. Порешили также брать подписку с владельцев злачных мест о недопущении в них молодежи, и потребовали полностью запретить «соблазнительные издания». Как видите, ничего не ново под Луной!
Ставилась и задача «вести упорную борьбу с уличным сквернословием, письменным и устным», царившим на улицах Рождественской, Никольской и прочих Благовещенских, Всехсвятских, Предтеченских и Спасских, мешая душевному спокойствию тогдашних профессоров истории..
***
Люди старшего поколения помнят, что зуд переименований охватывает наших чиновников не в первый раз. Помните призывы «Животноводство – ударный фронт!», соревнования на лучшего дояра и почин «Всем классом остаемся в деревне»? Когда не получилось таким образом затащить молодежь коров доить, осенила какого-то умника мыслишка переименовать, скажем, скотника в «оператора мануального инструмента». И тут же почин охватил всю страну, включая тяжелую и легкую промышленность. А молодежь всё не шла к корове, поскольку лопату как ни называй, а придется ей навоз чистить за неимением других средств механизации. И мешки с кормом на хребте таскать.
Между тем выход был: закупить хороших коров, которые 10 тысяч литров молока дают в год против наших 2,5. Одно это позволило бы сократить их численность в четыре раза, а вместе с ними и численность доярок и скотников. И всем бы, и дояркам и коровам, хватило кормов и приличной зарплаты.
А если ещё механизировать уборку навоза и прочее, то численность работающих ещё бы сократилась, т.е. 2-3 работника обслуживали бы несколько сот коров. Но ведь это какой же объем работы начальству выпадет? Глотку-то драть проще.
Вот так и дошли: начальнички до заслуженной пенсии, а страна до ручки. Кто из начальствующих был помоложе, снова занялся переименованиями. Прежде всего, переименовал себя в демократа. После чего оказалось, что молокозаводам выгоднее молоко в Чехии закупать, а не у своих селян. Сколько не переливай из пустого в порожнее, молока от этого больше не станет.
***
Но вернемся к тем временам, о которых с таким благоговением вспоминает наш профессор и когда наши улицы, на которых повозки тонули вместе с кобылами, носили благопристойные названия  вроде «Спасская», «Садовая» и тому подобные.
 Вот что говорил в те времена сын надворного советника Владимир Короленко: «В начале шестидесятых годов великая реформа всколыхнула всю жизнь, но  волна обновления скоро начала отступать. То, что должно было пасть, не упало окончательно, то, что должно было возникнуть, не возникло вполне. Жизнь повисла на мертвой точке, и эта неопределенность кидала тень на общее настроение».
Общее настроение состояло в том, что передовая часть общества была недовольна половинчатостью преобразований.  «Если бы было понято в свое время это трагическое противоречие, этот голос простейшей правды, требовавшей хотя бы постепенного, но твердого дальнейшего обновления жизни, то царствование Александра II закончилось бы тем, чем началось и могло бы стать одним из славнейших в истории. Но для этого нужен был более крупный ум и характер, которого у Александра II не было. И вот почему, начав великим призывом своего народа к свободе, он закончил комически жалкими наставлениями «с высоты престола»: «Домовладельцы, смотрите за своими дворниками». С другой стороны, и дворникам, в свою очередь, предписывалось приглядывать за домовладельцами.
«Благонамеренность в конце концов победила в официальной России, и роковым образом с ней воскресали дореформенные нравы, взяточничество и хищение. Элементарная честность становится «неблагонадежной». Ну, всё как сегодня!
Впрочем, Короленко рассказал и о том, как становятся богатыми жандармские полковники. Попав в ссылку в холодные края, он встретил там ходатая по сельским делам, защищавшего мужиков против помещиков.. В двух судебных инстанциях выиграл он дело у богатейшего помещика губернии, нанимавшего лучших адвокатов, потому что сенатские указы и законы не хуже их знал, и все эти законы и указы были на стороне мужиков. И вот чем кончилось дело, в выражениях самого ходатая:
         • Жандармский полковник – вот кто погубил меня, милостивый государь! Приехали, ворвались,  обшарили все… забрали все документы.
Ну, а самого ходатая, защитника мужиков, отправили по этапу на Север «в административном порядке», который  настоящее время успешно возрождается. После чего, естественно, несколько сел и деревень, судившихся с помещиком, тяжбу проиграли, а помещик с жандармским полковником озолотились. Вам этот рассказ, господа, ничего не напоминает?
***
Итак, общество было недовольно. «Самодержавие это чувствовало. Бороться приходилось с настроением, разлитым в воздухе, а наша власть гонялась за отдельными проявлениями и привыкла стрелять по воробьям из пушек. Сами законы она стала  приспосабливать к этой пальбе. Видя, что суд все-таки не так легко подчинить временным надобностям устрашения всего общества и что он не может стать достаточно гибким орудием борьбы не с поступками, а с настроением, - власти выработали более послушный механизм. Несколькими краткими законами в порядке верховного управления был создан или значительно расширен механизм так называемого «административного порядка». Эти краткие акты верховной власти можно было бы назвать «законами о беззакониями». Они вскоре получили вдобавок самое распространенное толкование, и с ними царствование Александра II, «творца судебных уставов», вступало на путь азиатского произвола во всем, что хоть отдаленно касалось политических мотивов». Проще говоря, начались судебные и внесудебные расправы.
Оснований для этого не было никаких: «У революционной интеллигенции и у народа не было ни общего языка, ни взаимного понимания. Но, как всегда царское правительство перепугалось насмерть. Тревога пошла по всей России: хватали направо и налево заподозренных в сочувствии и неблагонадежности, свозили их в Петербург и держали в доме предварительного заключения или в Петропавловской крепости по три и по четыре года. Во время суда обвинитель Желеховский сказал с идиотской откровенностью, что громадное большинство подсудимых посажены на скамью подсудимых только «для фона», на котором должны выступать фигуры главных злоумышленников. И действительно, по приговору суда некоторые из этих молодых людей и девушек были приговорены на один-два месяца, после того как «для фона» просидели по четыре года». Это был знаменитый процесс 193-х.
Хватали вообще всех подряд, «не стесняясь ни званием, ни состоянием подозреваемых лиц». В клоповнике можно было встретить  помещиков, гофмаршалов петербургской биржи и т.д.. Бывало, 70-летние старики сиживали рядом с грудными детьми. Один старик сидел за подозрительное знакомство. Этим подозрительным знакомым был его сын, который тоже сел за подозрительное знакомство. Замести могли за очки, высокие сапоги, плед, длинные волосы (неча хиповать!) Надел высокие сапоги – топай в них по Владимирке, изменник!  В шотландский плед завернулся перед всем честным народом, английских свобод взалкал? В Архангельской губернии он тебе очень пригодится, предатель!
Бывают времена, когда даже самые мирные собиратели открыток, спичечных коробков и народных преданий становятся общественно опасными, делая шаг от открытки в «крытку».
Так что не удивляйтесь, родимые, ежели вдруг начинается какая-нибудь охота за «нефомалами» Они ж не по форме одеты – значит, бунтовщики. Сегодня волосы красят, а завтра начнут вопросы задавать крамольные, а как на них ответишь?
***
Нынешние профессора и борцы за переименование улиц, видимо, несколько подзабыли, что в те славные годы генеральствования г-на Селиверстова подозрительно многие честные люди были сплошь сторонниками Белинского, Чернышевского, Добролюбова. И. Аксаков писал отцу: если нужно в провинции найти честного человека, «способного сострадать  несчастиям угнетенных, честного доктора, честного следователя», то его следует искать среди поклонников Белинского, который, как и Спаситель, всё больше к душе обращался, а не поклонялся камням, доскам и обветшалым предрассудкам»...  Впрочем, в наших краях есть не только улица и зелёный пятачок имени Белинского, но и даже целый город, названный в честь него. Какое раздолье для переименовательства!

А самое главное – вернуть улице Либерсона прежднее, исконно-посконное  название Козье Болото, в которое нас завели либеральные Сусанины, не нашедшие более лёгкого пути в Европу. И не потому, что страна в нём застряла на 30 лет. Козье Болото – оно всегда за царя. И не вообще, а за ныне царствующего! «Куда ты завел нас?» — лях старый вскричал. «Туда, куда нужно!— Сусанин сказал.
Несмотря на это, Благая весть пришла  из НОВОСИБИРСКА.  В одной из школ Новосибирска запустили чуду-юду диковинную, заморскую --  первую в городе установку геотермального отопления, иначе рекомую  тепловой насос. С помощью энергии земли будет отапливаться школа № 115, которую ни при каких обстоятельствах невозможно было присоединить к местной ТЭЦ. Тем не менее,  местный градоначальник долго извинялся, что был ВЫНУЖДЕН это сделать. В то время как в остальном, не застрявшем в болоте феодального капитализма  мире тепловые насосы  уже миллионами выпускают.