Дача Е. В. Салиас де Турнемир Е. Тур в Сокольниках

 - центр литературной жизни Москвы 1861 года

(160 лет со времени издания журнала  "Русская речь")

  Сокольники последние два века были всегда связаны с отечественной литературой... На гуляньях здесь бывал М.Ю.Лермонтов, перед отъездом на Кавказ слушал цыганский хор молодой Л.Н.Толстой и запечатлел впоследствии Сокольники в "Войне и мире". В Сокольничьей роще происходили свидания с невестой, мать которой имела здесь дачу, В.Г.Белинского, и здесь же он сделал ей предложение. Но однажды одна дача в Сокольниках стала центром притяжения всего цвета литературной Москвы, и не только. Это было лишь один сезон, но когда! В 1861 году - в год отмены крепостного права, со времени которой в этом году исполнилось 160 лет.
  Впервые, если так можно выразиться, в тему я вошёл, будучи уже много лет руководителем краеведческого клуба, в самом начале 2000-ых годов, когда собирал дополнительные сведения о не слишком известных моментах в истории востока Москвы. Натолкнулся в литературных изданиях на указание о том, что в 1861 году Н.С.Лесков жил "на даче на Старослободской улице, 8". Изучив литературу о Лескове, уточнил, что дача принадлежала известной тогда писательнице и издательнице Евгении Тур. Коротко узнал историю её попытки издавать литературный журнал, в котором сотрудничал Лесков. Также я обратил к тому времени внимание, что Евгения Тур (псевдоним Е.В.Салиас де Турнемир) упоминалась как деятельница женского движения в России, зародившегося тогда. Странно, но о ней сообщалось даже во французском историческом популярном иллюстрированном издании для школьников, переведённом и изданном в 90-ые годы у нас, отмечалось, что это - первая в России женщина-издатель. (Можно считать Е.Тур таковой применительно к "взрослым" изданиям, т.к. были более ранние случаи издания женщинами, например, А.О.Ишимовой, детских альманахов и журналов)
А хороший её портрет я обнаружил только в американском издании "Писатели мира". И ксерокопия этого портрета заняла место в библиотеке 364-ой школы, находящейся фактически на месте дачи (школа построена в 1935 году, реконструирована в конце 2000-ых годов).
  Спустя годы у нас, наконец, появились интересные публикации, посвящённые этому почти забытому у нас имени. Первой, пожалуй, была работа О.Смирновой "Евгения Тур: судьба женщины-писательницы в России XIX века" (2005 г.), вышедшая в Твери. Одна из публикаций появилась в 2015 году - к 200-летию Елизаветы Васильевны. Это - вступительная статья к наконец-то после огромного перерыва опубликованным избранным сочинениям писательницы - "Евгения Тур: материалы к библиографии"в "Литературоведческом журнале" (М.Бирюкова, А.Стрижев). Кое-что удалось узнать в исследованиях о Лескове и некоторых других сотрудниках Евгении Тур. Использованы редкие источники. К счастью, с недавних пор в Интернете выложен полный перечень публикаций в журнале "Русская речь", что сильно облегчило работу.
  И вот что можно изложить.
  Елизавета Васильевна - урождённая Сухово-Кобылина, сестра знаменитого драматурга и первой профессиональной русской художницы Софьи Сухово-Кобылиной. Росла в усадьбе "у Харитонья в переулке". Дети получили в этой семье превосходное образование. Отец, герой 1812 года, подольский предводитель дворянства, не скупился на приглашение в преподаватели профессоров Московского
университета - Погодина, Раича. Лиза с 17 лет печатала свои переводы - сначала Петрарки, затем с французского - Дюма и других авторов.
  Николай Иванович Надеждин - учитель и роковая любовь юной Лизы. Разница в возрасте с преподавателем - 11 лет - была по тем временам не редкостью для брака. Но потомственная аристократка (общий предок с Романовыми - Андрей Кобыла) не могла, по мнению высшего общества, быть женой разночинца. Родители раскрыли тайную помолвку и сговор венчаться, и быстро увезли Лизу в Германию и Париж... Также быстро подобрали ей жениха - французского аристократа графа Анри Салиаса-де-Турнемир, свадьбу сыграли в Испании. Николай Иванович той же осенью 1836 года был наказан властями за публикацию в его журнале "Телескоп" письма Чаадаева - журнал закрыт, издатель выслан "в места не столь отдалённые" - Усть-Сысольск(Сыктывкар). Ещё некоторое время несостоявшаяся невеста могла писать ему письма в ссылку.
  Анри (Андрей) Салиас завёл винокуренные заводы в Москве, но быстро прогорел, промотал состояние и был выслан из России за дуэль (это уже жёсткие времена Николая I). Графиня, расставшаяся с мужем, оказалась с тремя детьми на руках.
  И с конца 1840-ых годов Елизавета Васильевна начинает литературную деятельность. Первая удача - повесть "Ошибка". Далее - роман "Племянница". Публикуется она под псевдонимом образованном именем сына - Евгения и сокращённой фамилии Турнемир. В эти годы пишет она прежде всего о положении женщины, неравноправном в обществе, и о жажде равенства у её героинь.
Поэтому Е.Тур можно назвать одной из первых поборниц женской эмансипации в России. Правда, по распространённому мнению, герои-мужчины в этих произведениях менее удались, они слишком отвлечённо-идейны.
Чуть раньше тему равноправия женщины стала развивать в своей прозе Евдокия Ростопчина; впрочем, и писатели-мужчины также касались проблемы раскрепощения женщины - А.В.Дружинин в "Полиньке Сакс", Н.А.Некрасов в поэме "Саша"... В этом же направлении шли и Тургенев с его образами девушек, и Гончаров в "Обломове".
  Елизавета Васильевна становится хозяйкой литературного салона.«Прелестная женщина, с большим умом и талантом, писательница» - писал о ней Полине Виардо Тургенев. Безусловно, Елизавета Васильевна была очень общительной женщиной, интересовавшейся всем, что её окружало. При этом у неё сложился весьма нелёгкий характер, и это могло создавать проблемы в отношениях с близкими и коллегами. Воспитание и обучение лучшими умами Москвы сформировало у неё прогрессистские взгляды, высокую оценку просвещения в обществе и уважения прав личности. Она была "человеком мира", погружавшимся в различные национальные культуры, и при этом считала, что прежде всего надо любить свою страну и заботиться о ней. Во взглядах Е.Тур заметное место занимали христианские ценности.
  Салон Е.Тур, как и ряда её знакомых, отличали в те годы, с одной стороны, бОльшая патриархальность, чем в петербургских салонах и кружках, а с другой стороны - бОльшая свобода, которую имела Москва в отличие от официальной столицы.
  "Евгения Тур привела меня в восторг" - писал из ссылки Достоевский, прочитав её повесть и роман. "Очень хорошо" - высказался о романе "Племянница" молодой Лев Толстой.
  «Блестящие надежды, возбужденные госпожою Тур, оправдались настолько, что уже перестали быть надеждами и сделались достоянием нашей литературы: дарование госпожи Тур, слава Богу, не нуждается в поощрении и может с честью выдержать самую строгую оценку» - так оценивал современницу Тургенев уже впоследствии.
  Начало предреформенной поры подвигло Е.Тур к вступлению в журналистику. Она стала первой женщиной в России во главе отдела журнала - беллетристического -  в "Русском вестнике" М.Н.Каткова, тогда либерала и англомана. Первая этапная публикация - "Жизнь Жорж Санд". (Эта фигура, конечно, воспринималась, как alter ego).
  Вспомним, что это - время, можно сказать, первой российской перестройки и гласности, так и называвшейся тогда. И все, кто жаждал "необходимых преобразований", заводили печатные издания или сотрудничали в них, с невиданной до этого свободой высказываясь на больные общественные темы. Больше, впрочем, Е.Тур занималась литературной критикой.
  Время острых споров... Поссорились Е.Тур и Катков внезапно, разойдясь в оценке последовательницы Жозефа де Местра С.П.Свечиной, причём Катков весьма неуважительно высказался в журнале о праве своей сотрудницы на собственное мнение. В 1860 г. в защиту Евгении Тур выступили такие разные авторы, как Н.Г.Чернышевский и К.Н.Леонтьев.
  Уйдя из "Русского вестника", Е.Тур решилась на издание собственного литературного журнала в Москве. Средства на издание журнала выделила богатая сестра Евдокия Петрово-Соловово. Ближайшим помощником Елизаветы Васильевны в этом деле стал учитель её детей 32-летний профессор Е.М.Феоктистов. Издание замышлялось ни много ни мало как аналог петербургского
"Современника". Этот замысел не воспринял всерьёз даже Салтыков-Щедрин, шутливо предположивший, что затевается "журнал амазонок".
  Часто "Русскую речь" называют газетой - издание выходило два раза в неделю, скорее как газета. Первый номер был датирован 1 января 1861 года - менее через два месяца последовал манифест об отмене крепостного права, напечатанный в мартовских номерах "Речи".
  Начинался журнал или в усадьбе Салиас на Большой Садовой, как утверждается в книге "Жизнь Николая Лескова", или в маленькой квартире на Мещанских улицах, куда фактически переехала Елизавета Васильевна. Дача Гурьянова в Сокольниках, в Старой Слободке, которую снимала Елизавета Васильевна, стала рабочим штабом издания, видимо, с мая по октябрь. Об истории самой этой дачи не удалось пока разузнать. Могла существовать она только после 1826 года, когда Старая Сокольничья Слободка "за неимением птичьей охоты" перешла в казённое ведомство и её земля стала отдаваться под дачи. Более вероятно, что дача была построена уже после 1852 года - план этого года изображает на Старослободской улице лишь какие-то хозяйственные постройки, но не дома.  Гурьяновы - дворянская фамилия.
  Ещё в декабре 1860 года Евгения Тур пригласила в журнал начинающего писателя (хотя уже 30-летнего) Н.С.Лескова, приехавшего в Москву из Киева, не имевшего нигде постоянного пристанища. Вначале Лесков был корреспондентом издания в Петербурге. С мая он перебирается в Москву и приглашается на дачу в Старую слободу в Сокольники. Лескову дали две рубрики -
"Литературное и учёное обозрение" и "Внутреннее обозрение" с окладом 1200 рублей в год.
  "При почти ежедневных встречах ведутся бесконечные горячие дебаты на общеполитические и литературные темы с хозяйкой и ее близкими, в числе которых небезызвестная писательница "Ольга Н.", то есть С. В. Энгельгардт, рожденная Новосильцева." - отмечает в книге "Жизнь Николая Лескова" его сын Андрей Николаевич.
  Алексей Суворин только что приехал в Москву из Воронежа и так же, как Лесков, не имел в первопрестольной крова. И его Елизавета Васильевна поселила на своей даче. Вскоре Суворин стал секретарём редакции, что позволило ему прилично жить на немалое жалование. Лесков же вскоре не поладил со своей
патронессой, не выносившей приехавшую внезапно в сентябре жену Лескова, которую он уже было покинул, и выбыл из редакции (уже в ноябре, съехав с дачи). Поводом, по воспоминаниям, было лишь дружеское замечание Салиас относительно скандалов супругов, но Николай Семёнович был весьма раним и вспыльчив. В дальнейшем он пренебрежительно называл редакцию "Речи" "сальясихиным кружком".
  В "Речи" сотрудничали не только москвичи, но и, например, воронежский литературовед и критик Михаил Де-Пуле. Печатался и Аполлон Головачёв, будущий второй муж А.Панаевой и секретарь "Современника". Из Киева присылал материалы 20-летний М.Драгоманов, тогда студент Киевского университета, уже прославившийся в том году речью при встрече гроба Шевченко. Была рубрика "Провинциальная хроника",
корреспонденции из Одессы и Трубчевска, Саратова и Дерпта...
  С мая (когда вышло уже 38 номеров) "Русская речь" выходила формально под редакцией Феоктистова - это позволило начать политические публикации. Феоктистов "слил" с "Речью" своё двухлетнее издание "Московский вестник", и журнал назывался теперь полностью: "Русская Речь и Московский Вестник. Литература, Политика, История, Искусство и Общественная жизнь на Западе и в России".
  "Русскую речь" отметили публикациями уже прославленный историк С.М.Соловьёв, другой историк, славист, будущий его зять Нил Попов, и молодой Михаил Семевский, сотрудничавший, между прочим, и с Герценом (как и Афанасьев). Видный автор журнала - польский историк Генрих Вызинский, занимавший кафедру также в Московском университете, "польско-русский Маколей", как его называли. Он помещал материалы по истории Англии, так же как Феоктистов - о Венгрии. Не надо представлять таких филологов, как Тихонравов и Буслаев, фольклориста Афанасьева, правоведа и искусствоведа Каченовского. Также сотрудничали молодой популярный публицист и писатель Василий Слепцов и бытописатель нравов провинции Александр Левитов (очерк "Целовальничиха", рассказ "Накануне Христова дня"), известная откровенной исповедальностью своих сочинений Надежда Кохановская. Слепцов напечатал в "Русской речи" очерки "Записки пешехода"("Владимирка и Клязьма"). Это описание недалёкой от Москвы провинции, её реалий и нравов было таким же популярным чтением, как сто лет спустя - "Владимирские просёлки" Солоухина.
Эти очерки заметил "Современник", куда в 1862 г. перешёл Слепцов. Каченовский напечатал известную речь «Новая Россия и Новая Европа».
  Печаталось много материалов о женском вопросе, положении женщины в обществе, включая художественные повести малоизвестных авторов, в основном женщин.
  Словом, вокруг Евгении Тур собрались люди в основном "постепеновских" убеждений, сторонники реформ, москвичи чуть более консервативного налёта по сравнению с петербуржцами. При этом были и бОльшие радикалы (как Слепцов) и бОльшие консерваторы (как Энгельгардт).
  Евгения Тур оставалась большой поклонницей Тургенева и просила его прислать для журнала главы из нового романа. Но у Ивана Сергеевича были обязательства в Петербурге, и в конце-концов роман "Отцы и дети" был напечатан в "Русском вестнике" Каткова, с которым были в тот момент столь критические отношения у Е.Тур.
  О том, что Тургенев бывал непосредственно на даче у Салиас, свидетельствует С.Энгельгардт в письме А.Фету от сентября 1861 г.: "Приятель  ваш Тургенев  здесь  и бывает ежедневно  у моей  соседки  г. Сальяс; и она тоже осталась на  прежней  квартире". 
  У Е.Тур были попытки привлечь в издание Салтыкова-Щедрина, Островского, Плещеева, но по разным причинам они не удались. А вот Д.Минаев напечатал повесть "Из забытой тетради покойника". Также из громких имён был представлен пушкинист П.Бартенев, напечатавший в журнале свою известнейшую работу «Пушкин в южной России. Материалы для его биографии, собранные П. Бартеневым: 1820–1823».
  Сама Е.Тур опубликовала в первых же номерах под псевдонимом В.Сухарев свои очерки "Москва и москвичи" (реплика на очерки М.Загоскина 1848 года с таким же названием), а нам, конечно, вспоминается последователь традиции - В.А.Гиляровский).
  В характеристике общественного движения в Москве выражено кредо самой Елизаветы Васильевны:
"В настоящее время едва заметно некоторое движение; эти кружки и мирки как-то сливаются; их обитатели вылезают как улитки, из своих раковин. Их можно уже встретить здесь и там. Они уже перестают чуждаться съездов, вечеров и обедов, и при случае не откажутся от них.
Надо думать, то это начало какого-то соединения и поглощения одного мирка другим и всех их обществом. Надо думать и надо надеяться, что из этих отдельных кружков образуется один круг, круг среднего класса, образованного, небогатого, незнатного, но дельного и обещающего
дать в будущем полезных деятелей отечеству, развитых женщин обществу, и новую почву для новой жизни нашей родины".
  Одна из лучших литературных статей Е.Тур в журнале - рецензия на роман Достоевского "Униженные и оскорблённые"(ноябрь). С осени Елизавета Васильевна уехала в Париж, где жила её дочь Мария, выходившая там замуж за полковника И.В.Гурко, будущего героя войны 1877-1878 г.г. Настоящей же причиной отъезда
было исключение сына Евгения из Московского университета за участие в студенческих волнениях в Петербурге, после чего - напомню - там был на несколько месяцев закрыт универститет и лекции профессоров переместились в знаменитый Пассаж. Всерьёз могли начаться неприятности и у матери, с которой не был снят полицейский надзор. Её статья (без подписи) "Московская бойня студентов" появилась в ноябре в герценовском "Колоколе".
  Фактически Е.Тур перестала активно влиять на своё издание, и Феоктистов, а особенно Суворин, его откровенно запустили. Средства на выпуск "Русской речи" растаяли... Это пришлось на время, когда после крестьянской реформы начались "заморозки" - аресты ряда "неблагонадёжных" публицистов, обвиняемых в авторстве прокламаций, упразднение мировых посредников... В январе 1862 г.
вышло два последних номера (за 1 и 4 января). И всё же за 13 месяцев журнал выдержал 106 номеров!
  (Не похоже ли на журнал "Столица" в 1997 году?)
  Сотрудники "Речи" больше уже не встретились в подобном составе. Слепцов уехал в Петербург, Вызинский - в Варшаву.
  На долгое время возвращение в России для Е.Тур стало невозможно после поддержки ей польского восстания в 1863 г.
  Несомненно, что эту женщину мы должны ещё помянуть за первый русский перевод в 1862 г. романа Гюго "Отверженные".
  К сожалению, обида на Тургенева выплеснулась у Е.Тур в негативной оценке романа "Отцы и дети", в отличие от восторженно принятых ей предыдущих романов. «Неужели все молодое поколение, эта надежда России, эти живые, зреющие силы, эти ростки и соки должны походить на Базарова, Аркадия или Ситникова?!» И - «лучшие исключения из старого поколения воплотил в отцах, а самые уродливые из молодого — в сыновьях, в детях». Впрочем,
Базарова ведь не приняли и многие "новые люди", увидев в нём карикатуру на себя (например, резко отрицательная оценка Антоновича в статье "Асмодей нашего времени")... С гораздо большим пониманием отнёсся к образу Базарова Слепцов, а Писарев, как известно, просто увидел в нём почти себя.
В дальнейшем негативное отношение Лескова к Евгении Тур отразилось в образе "феечки Чистых прудов" маркизы де Бараль, выглядящей "синим чулком", в романе «Некуда». Также и Тургенев вывел весьма иронично Матрену Суханчикову в романе «Дым», во многом имея в виду ассоциации с Евгенией Тур. У Лескова и дом в Сокольниках описан так: «был известен под именем вдовьего загона». При этом в романе описаны Сокольники, где хорошо освоился автор - туда приезжают, гуляют, там назначают свидания молодые персонажи. Между тем сама писательница критиковала в романе "Отцы и дети" столь же карикатурный образ Кукшиной:
«Никогда враги эмансипации женщин <...> не имели таких могущественных союзников и радетелей". К слову сказать, Кукшина не понравилась никому из образованных женщин и девушек среди читателей романа (хотя бы можно вспомнить воспоминания Е.Н.Водовозовой).
  Однако позднее Лесков раскаивался за некоторые "пересолы" в романе "Некуда".  "В моей литературной деятельности я знаю два проступка, за которые краснею, - это вывод на сцену "углекислых фей" да некоторый портрет в рассказе "Островитяне". Это дурные поступки, но они были сделаны давно, в молодости, да и кто из писателей не грешен точно такими же грехами..."
  Лучшей повестью Евгении Тур много лет считались "Катакомбы" - о первых христианах. Эту книгу высоко оценил Л.Н.Толстой. Также широкое признание получила повесть "Последние дни Помпей". Не так давно эти исторические произведения переизданы в России. Много писала Е.Тур для детей.
  Вернувшись в Россию (с 1870 года), жила скромно, в последние годы ей сильно помогал зять - генерал Гурко, у которого она жила, и другой зять, бывший калужским губернатором. (Повезло материально, конечно, со свойственниками). Умерла в 1892 году, в возрасте 77 лет.
  Так получилось, что ныне больше известен сын Е.Тур - Евгений Салиас, ставший историческим романистом. Его некогда весьма популярные романы ("Пугачёвцы", "Крутоярская царевна", "Аракчеевский сынок") были внушительно переизданы в 1990-ые годы. Также довольно известны его "Письма из Испании". У него была весьма противоречивая жизнь - долгое сохранение после возвращения в Россию французского подданства,
исторические симпатии к вольнодумцам и актуальные консервативно-монархические взгляды и сложные отношения с матерью, не любившей его жену.
  Увы... Любимец Елизаветы Васильевны Феоктистов, поборник свободы печати и независимости образования, сотрудник "Отечественных записок", примерно с 1866 года был возвышен при дворе и постепенно превратился в ультраконсерватора. При Александре III стал во главе цензурного ведомства и закрыл свои же "Отечественные записки". Но разве такого не происходит с людьми и в наши дни?
Своеобразно на склоне лет он вспоминал когда-то свою сподвижницу:"Под влиянием обычного своего возбуждения она постоянно создавала себе миражи, видела людей не такими, какими они были в действительности, а какими создавало их ее воображение; эта женщина, по натуре своей в высшей степени искренняя, извращала факты, выдавала за достоверное то, чего никогда не было и не могло быть, и все это отнюдь не с умыслом,
а с твердою уверенностью в своей правдивости». Типичный взгляд "правильного" карьериста...
  Справедливости ради, и Софья Энгельгардт, и Де-Пуле в эпоху "контрреформ" проделали примерно тот же мировозренческий путь. Не говоря уже о полном перерождении Каткова и Суворина.
  Пока в России есть одна мемориальная доска в память о Е.Тур - в Калуге, открытая в 2015 г. Настало, может быть, время подумать о доске на здании 364-ой школы (где же ещё?).

Примечание. К статье приложены фотографии домов на Старослободской ул. 2-ой половины XIX века, сохранившихся до 1970-ых годов (взято из Интернета). Они дают некоторое представление о том, как могла выглядеть дача Гурьяновых - Салиас де Турнемир.

Приложение

Борис Алмазов. Похороны "Русской речи". Начало 1862 г.

Борис Николаевич Алмазов - поэт и фельетонист, первый на 1861 г. из московских юмористов и пародистов, "ответ" Москвы поэтам-искровцам, друг Островского и Аполлона Григорьева.
Его "серьёзные" произведения на позициях "искусства для искусства" и постславянофильства, такого успеха, как юмор, не имели.

Похороны «Русской речи», скончавшейся после непродолжительной, но тяжкой болезни

                Всё великое земное
                Разлетается как дым;
                Ныне жребий выпал Трое,
                Завтра выпадет другим.

                Жуковский

Пал журнал новорожденный -
Орган женского ума,
И над плачущей вселенной
Воцарилась снова тьма.
Важен, толст, как частный пристав,
Жертва злобной клеветы,
Пал великий Феоктистов
С двухаршинной высоты.

И с предвиденьем во взгляде
Жертву сам Катков заклал.
"Слава Зевсу и Палладе, -
Он Леонтьеву сказал, -
Слава мышцам Аполлона,
Ратоборца светлых сил;
Он шипящего Пифона
Прямо в темя угодил".

"Зритель", "День" и "Развлеченье"
И журналов целый полк -
Все сошлись на погребенье,
Чтоб отдать последний долг
Брату, падшему со славой,
Как отчизны верный сын, -
И вломились всей оравой
К Базунову в магазин.
Там, взвалив себе на плечи,
Как священный некий клад,
Хлам останков "Русской речи",
Их несли в Лоскутный ряд.
У Петровского бульвара
Их догнав, библиофил
"Русской речи" экземпляра
Как диковинки просил.

С воплем шла толпа густая
Горько плачущих Корш_е_й,
Слезы падали, блистая,
Из бесчисленных очей.
И, смирив свой пыл воинский,
Польско-русский Маколей,
Шел задумчив пан Вызинский -
Хитроумный Одиссей.

Провожая прах любезный,
Шла редакция-вдова
И причитывала слезно
Прежестокие слова:
"Ах, когда б на деле знала
Я журнальные труды,
Я б журнал не затевала -
Вот безумия плоды!
Но могла ль я Олимпийца
Снесть восточный произвол?
Он - редактор-кровопийца,
Не щадит и слабый пол:
Он терзал мои созданья
И под каждою статьей
Делал дерзко примечанья
Святотатственной рукой.
Нет, крутым его законам
Ни за что не подчинюсь:
С ним, как Сталь с Наполеоном,
Хоть умру, а не сойдусь!"

Кетчер, жизнью убеленный,
Нацедил вина бокал
И вдовице сокрушенной
Подкрепиться предлагал:
"Пей и знай: вином заморским
Накатиться нет греха,
Вот другое дело горским
Или водкой, ха, ха, ха!
Ха, ха, ха! Вино - лекарство...
Ха, ха, ха! Ну, пей скорей,
Ха, ха, ха! Ну, к шуту барство,
Пей да только не пролей!
Вспомни матерь Ниобею,
Что изведала она,
Сколь ужасная над нею
Казнь была совершена,
Но и в век тот безотрадный
Солдатенков тоже жил, -
Он ей влаги виноградной
Целый ящик подарил.
Ты, чай, знаешь: Ниобея
Схоронила всех детей, -
Ну так пей же, не робея,
В память внучки "Атенея",
"Речи", дочери твоей!"

Но редакция подняла
Гордо голову свою
И с презреньем отвечала:
"Отвяжитесь, я не пью!"
И рукой своей сурово
Оттолкнула прочь бокал, -
Влага брызнула, и снова
Кетчер вдруг захохотал.

И на хохот Пров Садовский,
Запыхавшись, прибежал:
Жбан эпохи допетровской
Он в руках своих держал;
Силой гения чудесной
Чрез толпу Коршей пролез
И куда-то (неизвестно!)
Быстро с Кетчером исчез.

"Смерть велит умолкнуть злобе, -
Жрец Аскоченский сказал, -
Мир покойнице во гробе:
Преневинный был журнал!"

Миша-книжник книжной ражи
Удержать в себе не мог,
И на улице сейчас же
Настрочил он некролог:
"Мол, жила-была газетка,
Так себе, не без грешков
(Сей журнал ужасно редкий
Здесь читал один Сушков),
Нрав имела тихий, кроткий:
Не бросалась на своих;
А скончалась от сухотки,
К сожалению родных".

"Господа! Ей-богу, тошен
Жребий родины моей, -
Загремел Сергей Колошин,
Каталина наших дней, -
У богов на умном вече,
Видно, правда не живет,
Нет громовой "Русской речи",
"Наше время" всё не мрет".

"Да, наш век ужасно скверен,
Нет людей - всё я один, -
Возгласил Борис Чичерин,
Публицист и дворянин. -
Все желают вертикально
Мой народ разгородить,
Я хочу горизонтально -
Кто мне может запретить?"
Взор вперяя исступленный
В сероватый небосклон,
Вдруг Медузой вдохновенный
Рек Григорьев Аполлон:
"Демоническим началам
Честно, верно я служу -
И с сочувствием немалым
За паденьями слежу:
Легионы журналистов,
Точно мухи, так и мрут;
Нынче умер Феоктистов,
Завтра Павлову капут".

Стихотворение Е.Тур (1857 г.)

Тоска и лень
   И каждый день
Все новая утрата.
    А дни бегут,
   Года идут,
И нет годам возврата!
   Прошла любовь –
   И стынет кровь,
Порывы все слабее…
    Уж мы живем
   Одним умом,
Безвременно дряхлея.
   В нас дух упал,
   Наш идеал
Низвержен с пьедестала,
   И без затей
   В судьбе своей
Мы видим очень мало.
   Едим и пьем,
   Потом идем
Послушать итальянцев,
   Сидим, молчим,
   Порой браним
И Русь и иностранцев.

   Наш путь уныл…
   Остаток сил
Мы тратим на пустое…
   Досадно нам,
   Уж старикам,
На племя молодое.
   Для нас чужда
   Вся их вражда
С неправдой вековою.
   Считаем их
   Мы за пустых
И мстим им клеветою.
   А дни бегут,
   Года идут –
В душе сильнее злоба…
   И всех браня
   И все кляня,
Мы сходим в сумрак гроба.

   Так на грядах,
   В саду, в цветах,
Крапива вырастает –
   Цветы глушит,
   Людей язвит
И… засыхает.


Библиография
А.Н.Лесков. Жизнь Николая Лескова: по его личным, семейным и несемейным записям и памятям. В 2-х томах. М."Художественная литература". 1984. (и другие издания)
О.Смирнова. Евгения Тур: судьба женщины-писательницы в России XIX века. (В сб.) Тверь. 2005.
Пенская Е.Н. «Потерянный рай» Евгении Тур (Елизавета Васильевна Салиас де Турнемир и ее «Воспоминания») // Toronto Slavic Quarterly, 2012, № 39. – С. 194–227.
Е. Строганова. «“Что-то странное со мною. Зачем родилась? Зачем любила? Зачем живу?”
Е. Строганова. Тургенев и его литературные современницы. Российский государственный университет им. А.Н. Косыгина. 2018.
Татьяна Соколова. Евгения Тур в воспоминаниях Евдокии Александровны Новосильцовой. "Октябрь", №11, 2016 г.
Библио-Бюро Стрижева-Бирюковой. Евгения Тур(1815-1892) (Публикации и материалы, 2015-19 г.г.) Русская Речь Евгении Тур. 1861-1862. Указатель. (Публикация 2016 г.) Сайт Проза.ру.
Л.Сараскина. Евгения Тур. Статья в словаре "Русские писатели 1800-1917 г.г.". Т.6. 2019 г.