Сила обаяния. Гл. из романа

        В конце рабочего дня Геннадий Крючков вбежал в управление комбината, поднялся на второй этаж и толкнулся в двери профкома. Никого! От досады выругался, но решил не уходить, ждать председателя до “посинения”.
        Чтобы как-то убить время, прошел к стенду, на котором было наклеено много бумажек с машинописными текстами. Решил ознакомиться с кипучей профсоюзной деятельностью. Но вчитаться не успел.
        Сзади довольно ощутимо со шлепком кто-то двинул Геннадия в правое плечо. От такого толчка его покачнуло. Но, похоже, по-приятельски. На что Крючков хотел ответить тем же, если не посильнее – пусть знает наших! Он резко развернулся и выкинул кулак для размаха… Но в последний момент успел притормозить и провести его выше цели. И кулак Гены, описав окружность, зашел ладонью себе за голову, а пальцы вцепились в загривок. Ох, ё… моё!.. Перед ним стоял зам генерального!
        - Извините… Я вас принял не за вас, то есть за другого… Здрасте…
        - Ничего, бывает, - снисходительно усмехнулся Капроновский.
        Зам стряхивал воду с рук, держа их перед собой. Он только что вышел из туалета, который находился напротив профкома.
        - Ты что, Крючков, тут стоишь?
        Гена, еще не отойдя от смятения, от шлепка, ответил с легким заиканием:
        - Да во-от, знакомлюсь, - кивнул он на стенд. – Пришел в профком, а его нет. – Поёжился от мокрого отпечатка, оставленного рукой зама на рубашке, на предплечье.
        - Ушел на фронт. И не жди. У него сейчас фронт – капитализация и обогащение. Ему сейчас не до вас, некогда ему с вами чудаками на букву "М" заниматься. Он особо важными делами занят – за тряпками уехал. Он – ха-ха! - из вашего профкома неплохую лавочку себе устроил. Хорошего вы лидера выбрали, ха!
        Крючков почувствовал укор совести, поскольку сам, не далее как полгода назад ратовал за нового председателя профкома, даже активно агитировал за него. Подпал под эйфорию, азарт предвыборной борьбы, и… И на поверхность выплыла боевая, энергичная фигура в образе оборотистого пройдохи. Геннадий кисло усмехнулся и иронию зама проглотил, как вполне заслуженную издевку.
        Гена с настороженностью и с недоумением посматривал на Капроновского. Что-то он никак не мог сообразить: с чего бы это зам удостоил его своим вниманием? Может, ошибся?.. А может, человеку так уж после туалета полегчало, что рад первому встречному?..
        Капроновский, едва заметно усмехаясь, взял другой рукой за левое предплечье Гены. Доверительно спросил:
        - Ты знаешь, с кем я вчера познакомился?
        Гена, как на грех, не знал. Оттого не нашелся, что ответить, только подергал левым плечом, как бы вежливо стряхивая с рубашки прилипшую мокрую руку.
        - Э-э, не знаешь, - протянул зам, - не знаешь… О Дымковском слышал когда-нибудь?
        “Дымковский?.. Дымковский?.. Убей Бог лаптем, впервые слышу!..”
        - Ну!.. Ну!.. – как бы помогая вспомнить, подталкивал к разгадке зам и дважды слегка сдавил руку Крючкова.
        Геннадий сдался. Дернул плечами, и дважды левым, после чего кисть Капроновского отпала от его руки. Влажная рубашка теперь прилипла к коже на левой руке. Крючков поежился. Было неприятно и отчего-то унизительно, но выразить свои чувства он не мог. Его удерживало неожиданное внимание, которое вдруг оказал ему начальник и не просто какой-то, а… И оказалось так кстати – у Капроновского еще с Нового года лежит его заявление на строительные материалы для постройки дачного домика. За этим он и пришел в профком, хотел с его помощью расшевелить Капроновского.
        - Эх, Крючков, Крючков, такого человека и не знаешь, - покачал зам головой подбитой сединой. – Это же… Нет, ты что-нибудь читаешь?
        - Читаю… Иногда…
        - Так это ж корреспондент “Комсомолки”! Он еще в “Литературке” печатается. Не читал?..
        - Эка… - мотнул Крючков русой головой и простодушно заморгал голубыми глазами. - “Надо же, а я “Литературку” в последний раз?.. - И не вспомнил, когда он держал газеты в руках. – Э-эх, суета, бестолковость наша…”
        Капроновский иронично дернул уголком тонкого рта и, не скрывая восхищения своим новым знакомством, продолжил:
        - Вот умница! Вот молодец! – встряхнул кистями. – С таким человеком пообщаешься и, кажется, что побывал в другом измерении. Совершенно человек не нашего круга. Куда нам, с нашей-то похабщиной. Попробуй вот с тобой поговорить о театре, о книгах, о кино, не говоря уж о белее тонких вещах культуры. Еще и матом пошлешь, а?..
        Геннадий отрицательно потряс головой: ну, что вы!..
        - Знаю, знаю, сам такой. Друг от друга набираемся. А тут… Вот умница! Вот уж обаятельный человек! А эрудиция!.. – Капроновский весь сиял, казалось, даже глаза сквозь затемненные очки светились. И то благородство, обаяние, каким обладал Дымковский, как будто бы расцвело в Капроновском, как россыпи алмазов в синтетической оправе. “Дай-то Бог, нашим петухам павлиной стати!” – грустно подумал Гена. Он уже отходил от неловкости, стеснительности и смотрел на зама выжидающе и с надежной: может, вспомнит про его заявлении? Ведь фамилию-то помнит…
        - А ты, Крючков, газет и тех не читаешь. Э-э, говорить с тобой… - теперь только Капроновский выдернул из карманчика костюма платок и встряхнул им. Словно отмахнулся от собеседника, как от чего-то недостойного, ничтожного.
        Такой переход на личность Крючкова сильно уязвил. Он внутренне напрягся, от смущения готов был провалиться сквозь пол или встать вместо этих щитов, облепленных сметами профкома, его планами, пояснениями, разъяснениями – время было Горбачевское, хозрасчетное, - то есть “филькиной” грамотой. Себя он не считал дубовым, любил и книжки почитать, за политической обстановкой поглядывал, и сам в ней принимал посильное участье. Мог бы кое о чем и свое мнение высказать. Так где тут, и слово не даёт вставить.
        - Вот так-то, братец. Не чета нам, - понимай “тебе, охламон”, перевел Гена. – Ну, ладно, заболтался тут с тобой. Жди своего дельца. Лидера и правозащитника. Ха-ха! Может, дождешься подгузник на задницу…
        Капроновский, не спеша, пошел к своему кабинету, промокая на руках влагу, которую не обтер об Крючкова.
        Геннадий какое-то время остолбенело смотрел ему вслед, внутренне испытывая разочарование – о главном-то, о его заявлении, ни слова! Тогда на кой черт он прилип к нему?..
        Ну, нет, постой!
        Крючков метнулся в канцелярию и, спросив у женщин чистый лист бумаги, написал новое заявление на строительные материалы. И вновь на имя заместителя генерального директора.
        Первую дверь тамбура Крючков открыл смело, во вторую слегка постучал, как поскребся.
        - Да! – услышал он из кабинета.
        Зам сидел за столом, медленно вращаясь в мягком кресле. Взгляд сквозь очки не был виден, но уголки рта пренебрежительно дернулись.
        - Тебе чево, Крючков? – В голосе улавливалась раздражительность, как у человека лишенного покоя, душевного отдохновения.
        - Да вот, заявление… подпиши… те.
        Зам крючком пальца дернул к себе: дескать, давай сюда…
        Крючков прошел к столу и протянул заявление.
        Капроновский выдернул из подставки ручку и стал просматривать заявление.                Геннадий выжидающе замер.
        - Во! – вдруг воскликнул зам. – Ни хрена себе! Тебе куда столь кирпича?
        - Так куда? Домик на даче строить.
        - Досок куда столько?
        - На пол, потолок. Потом и огородиться надо.
        - Надо… Много хочешь. Хм… Ни хрена! А рубероида куда столько?  Не-ет, Крючков, ты что, совсем охренел?..
        Зам распалялся все более, уже казалось, еще мгновение и он отшвырнет заявление, - плакали тогда кирпичики и досточки, - а просителя пошлет по матушке.                Однако, какая-то сила сдерживала его.
        - Так я-то тут причем? Проект такой, - заволновался Геннадий.
        - Дурацкий проект!
        - Конечно. Так вы ж его тут составляли.
        - Мы-ы?!. – Капроновский заматерился, что, собственно, проделывал после каждого восклицания, и, переправив на заявлении несколько цифр, расписался.         Небрежно оттолкнул листок от себя и отвалился в кресле.
        – Забирай и иди на хрен.
        Крючков подхватил заявление, через силу буркнул: - Спасибо! – и отшагнул от стола.
        Капроновский отвернулся к окну, видимо, впадая в благостное состояние, напитываясь культурой и обаянием Дымковского.
        И все же Геннадий был доволен состоявшейся встречей. Пусть не все удалось выписать, но была бы бумага, выписка – остальное приворуем. Не хотят по-хорошему, пойдем по-простому.
        Крючков прошел мимо дверей профкома и даже не удостоил его взглядом: помощничек, правозащитничек… Если кого и благодарить, так это этого – как его там? – Дымковского.
        Приезжай почаще, браток, околдовывай этих раздолбаев. Не то полкомбината дачи на хренах строят. А больше – на ворованном.
                1987г.