Время подвести часы

Фестиваль национальных театров “Сообщение”проводится в Кудымкаре третий раз – казалось бы, небольшой срок. Но он уверенно обретает своё собственное лицо, и это касается не только фирменного коми-пермяцкого гостеприимства и уже традиционных капустников в конце каждого фестивального дня, но и формулирования темы (сейчас - “время выбора”), тщательного отбора спектаклей (программный директор Глеб Ситковский) с серьёзной репутацией, расширения географии национальных коллективов. Конечно, не всё запланированное получилось. Вот нынче не смогли приехать белорусы, что сделало портрет фестиваля неполным.

Программа открылась, совершенно справедливо, спектаклем “Зарни инь. Золотая баба” (Коми-пермяцкий национальный драматический театр) – эпической фреской по мотивам коми-пемяцкого фольклора. Поскольку он игрался вне конкурса, нет смысла здесь производить анализ, но нельзя не отметить мощный визуальный (“золотой”) заряд спектакля (художник Л.Мелехина), своеобразие “языческой” хореографии (режиссёр И.Ткаченко) и почти магическое звучание коми-пермяцкого языка. Последующие три конкурсных спектакля (из шести) тоже игрались на национальных языках (татарском и башкирском), вносящих особую подлинность в сложную структуру сценических построений.

Буинский государственный драматический театр пошёл по пути вербатима, собрав монологи-историии жизни деревенских бабушек и соединив их в спектакль под названием “Шобага (жребий)”(режиссёр Тимур Кулов). Шесть старушек (играют молодые актрисы) собрались в доме своей умершей подруги, чтобы по обычаю просидеть с ней ночь перед похоронами. Очень узнаваемые, в своих тяжёлых пальто, шалях, валенках, они расположились на табуретках в пространстве чёрной сцены: спереди – бесконечный полосатый половик, сзади – лоскутная занавеска, за которой лежит покойница (художник Раиль Садриев, художник по костюмам Римма Кулова). Ночь проходит в воспоминаниях: молодость, любовь, труд. Каждая выходит на авансцену в луч света и молодеет на глазах, проживая за считанные минуты собственную жизнь. А из этих отдельных жизней складывается жизнь народа, страны, портрет времени. И жребий – шобага – у них общий. Каждой выпали нелёгкие испытания: война, голод, потери, одиночество. И когда, казалось бы, уже ничего не осталось, они встряхивают головой: “Мы очень весело жили!” И запевают песню. Казавшиеся вниачале одинаковыми, женщины вдруг оказываеются совсем разными – одна весёлая, вдругая саркастичная, третья восторженная и т.д.. Они подсмеиваются друг над другом, исповедываются, выясняют отношения. Время от времени оживает старый приёмник, внося толику абсурда в бытовую, казалось бы, историю. Но чем ближе к финалу, тем более становится небытовой атмосфера спектакля. И неожиданно выходит из-за занавески умершая подруга, чтобы присоединиться к сообществу. И тогда мы понимаем, что старушки уже ТАМ, за чертой. Им всем пора уходить, хотя одна ещё продолжает цепляться за недошитое лоскутное одеяло (надо же что-то оставить после себя). Они снимают с себя тяжёлые, бренные одежды и налегке, медленно, уходят куда-то туда, где открывается кусочек светлого рая для всех трудившихся и терпевших на этой земле . И умирать не страшно.

Спектакль “Королевство кривых” Альметьевского драматического театра (режиссёр, художник Антон Фёдоров) во многом противоположен “Шобаге” – и по эстетике, и по принципу создания литературной основы. Их объединяют размышления о советском прошлом нашей страны, которые неизбежно приводят к диалогу с настоящим. Авторы спектакля отсылают зрителей в “Королевство кривых зеркал”, где всё наоборот (символом государства становится университет с усатым ректором). В этот искажённый мир попадает девушка Оля, где тщетно пытается найти своего знакомого, а потом и пропадает сама. Для мира “зазеркалья” создан жёсткий формальный образ – серая стена с огромной пастью и искривлённые люди – животные (медведи, вороны, белки), которые протанцовывают свой странный обречённый танец. Сложная, диссонансная музыка В.Мартынова (оркестрик на сцене) подпиываеет и во многом опеределяет этот образ. Мы знаем прекрасно, чем закончится путешествие героини, и потому сюжет превращается в череду встреч, лишённых всякой надежды, что всё более замедляет действие, заставляя его двигаться по кругу. В финале Оля исчезает в зубастой пасти, а по заднику уже ползут списки репрессированных. В этот момент зрителю должно бы перехватить горло – а не перехватывает. Уж очень умозрительное получилось построение. Хотя не отпускает мысль: а может ли повториться сейчас эта история? И эта мысль рождена спектаклем.

Башкирский академический театр драмы им. М.Гафури тоже обращается к истории – в спектакле “Амеля” по роману Н.Крашенинникова  (художественный руководитель постановки Айрат Абушахманов, режиссёр по пластике Алина Мустаева, художник Екатерина Малинина) – только более ранней, дореволюционной. Амеля – башкирская девушка, воспитанная в русской культуре и вере. Но зов крови оказывается сильнее, и она возвращается в степи, желая разделить судьбу своего народа. В спектакле звучит аутентичная музыка, исполняемая на национальном инструменте, звучит башкирское пение. Большое место занимает хореография – как национальная, так классическая и современная. Роль Амели исполняется актрисой Гульнарой Казабаевой в осноовном через пластику, хореографию, которой она профессионально владеет. Так явлен её внутренний мир, где сталкиваются две стихии – национальная (природная) и европейская (полученная от образования и воспитания). В спектакле трогательные интонации Амели и её дядюшки перемежаются с суховато-повествовательными обертонами рассказчицы Анны Петровны, перебиваются торжественными вальсами, аккомпанируются башкирскими мелодиями и уходят в эпическое звучание финала.

“Войцек” Бюхнера(Коми-пермяцкий национальный драматический театр) играется на русском языке. Но в характере главного героя – таким , каким его исполняет Виталий Вычигин – есть что-то неистребимо коми-пермяцкое. Закрытость, внешнее смирение, когда внутри двигаются какие-то жернова, а мозг и чувства кипят, медленное накопление ярости, вызревание решения у нас на глазах – взрыв, и снова отсутствие энергии, замирание. Внешность Войцека как бы принципиально обыкновенная, не героическая. Он – маленький человек, не могущий ни осмыслить, ни выразить того, что с ним происходит. Войцек медленно пережёвывает гороховую кашу, и мы физически ощущаем, как тяжело её глотать. Но он послушно глотает. Он, вообще, до поры до времени, очень послушен и терпелив, хотя живёт каким-то предчувствием катастрофы. Мария и ребёнок – единственное, что как-то подпитывает его веру в справедливость и разумность мира. Это его последний оплот. Но когда Мария ему изменяет, мир Войцека рушится. Режиссёр Ю. Беляева и художник Л.Мелехина создают на сцене холодное, голое пространство, облицованный белым кафелем. Вода, налитая  в тазы и ванны, может охладить, но не очистить. Неслучайно женщины  без конца стирают здесь бельё (кап-кап – стекает вода), как будто стремятся отмыть грешный, падший, грязный мир. В этом помещении, похожем на виварий и морг одновременно, человек – лишь подопытная крыса. Руководит опытами сухая докторица, с улыбкой гиены (острая работа Я.Ульяновой), перед которой пасует даже капитан (брутальный А.Федосеев), которому ничто человеческое не чуждо. Остальные – маски, населяющие мир за ширмами. Там идёт постоянная возня - пение, звуки соития, зменое шипение сплетни – которая время от времени вырывается на простор, захватывая всё пространство своим лихорадочным весельем. И вот уже Мария, такая живая и настоящая (пронзительная работа В.Симаковой) подчиняется ритму этого балагана. А усталый балаганщик с подведёнными глазами (явная отсылка к “Кабаре”Боба Фосса) вновь заводит свою шарманку, чтобы продемонстрировать  животную сущность человека. Нет утешения. Нет бога. И единственное, что может сделать маленький Войцек, при данном раскладе – попытаться спасти душу Марии, вырвать её из этого скотского мира, не отдать. Он убивает её тихо, почти торжественно. А потом забивается в цинковую ванну с водой, где ему уже не очиститься, не отмыться.

“Чернобыльская молитва” Никитинского театра их Воронежа (режиссёр Д.Егоров, художник К.Соловьёв) – как ожог. Почти физическоий, когда вдруг включаются все источники света разом, они бьют тебе в лицо, слепят, заставляя прятаться от этого беспощадного излучения. И тогда ты можешь представить себе хотя бы крошечную часть того шока и ужаса, что испытали оказавшиеся там люди. А негромкие, почти спокойные голоса рассказчиков (особенно в прологе и эпилоге спектакля) приближают их к  нам, делают собеседниками, с которыми ты вступаешь во внутренний диалог, иногда в спор, пытаясь представить - а ты бы что сделал на их месте?  Каждый делает свой выбор, даже если кажется, что его нет.

Об огорчительном. Завершал фестивальную программу Театр “У моста” с комедией “Мачеха Саманишвили” в обработке Рацера и Константинова (режиссёр и художник Сергей Федотов). Билеты разлетелись, как горячие пирожки. Ничего не имею против зрительской радости, но в концепцию фестиваля “Рацер и Констанинов” не вписался. Хотя в исходной повести Клдиашвили тоже есть серьёзная тема выбора, но здесь решается она быстро, легко и весело. Дело даже не в выбранном жанре, а в том, что спектакль как будто зависает между попыткой “по-настоящему” сыграть грузинские реалии и характеры (вай мэ!) и условностью “ненастоящей” лошади и “ненастоящих” музыкантов, которые вовсю притворяются настоящими, гротескными танцами старух (просто Гойя!) и накатанностью как будто с горки катящегося спектакля, не дающего возможности актрам посмотреть партнёру в глаза, услышать друг друга. Наименее этому подвержены исполнители главных ролей Владимир Ильин и Регина Шнегирь, но у них нет возможности переломить общую тенденцию. Ну и, конечно, имитация грузинского акцента режет ухо после настоящей татарской, башкирской, коми-пермяцкой речи. Возможно, нужно было везти “На дне”, да и Макдонах бы сгодился.

Фестиваль окончен. Уже можно сказать, что серьёзный разговор о человеческом выборе (как и выборе театра) состоялся – на разных языках, разном материале, разными художественными средствами, сочетающими как традиционно-национальные, так и современные формы театра. Каждый из театров ищет свой путь, и фестиваль даёт возможность “сверить часы”- не отстают ли? И вовремя подвести стрелки.