Я буду ждать на темной стороне. Книга 1. Глава 11

— Однажды мы с Зоей засиделись в библиотеке допозна, а когда уходили домой, то услышали в коридоре звуки, подозрительно похожие на лязг железа. — Исполненная чувства уверенности в достоверности распространяемой ею информации, Рамахеева Марцела делилась с одногруппниками впечатлениями о встрече с пожилым профессором, преподавателем высшей математики и теории вероятности, развлекая их своей незамысловатой болтовней. — Вокруг было темно, — в коридоре кто-то выключили свет, и, не разобравшись до конца, что там происходило, мы так тогда испугались, что не закрыв за собой дверь, помчались прямо к выходу, теряя на ходу вещи. — Подпирая подбородок сжатыми кулаками, она широко улыбалась, с трудом сдерживая смех. — А это был наш Никита Никитович. Он просто шел по коридору со своей неразлучной тросточкой, прицепив к подошвам обуви обычные терки…

— Терки?! — выгнув бровь, ухмыльнулся Новаковский, не веря услышанному. — Серьёзно?

— Ну, да, — подтвердила его слова одногруппница, — он же специально их надевает, чтобы не упасть. И лично я не вижу в этом ничего смешного.

Переглянувшись с Харитоном, Егор с трудом подавил свой смешок. То, что им поведала Рамахеева, было сложно воспринимать всерьёз. И представляя себе, как пожилой преподаватель расхаживает с этими терками по пустынным коридорам университета подобно призрачному рыцарю средневековья, парень невольно улыбнулся, поворачиваясь к окну. Заметив его улыбку, Марцела по-своему расценила этот жест. Она не одобряла такое поведение.

— Вот будет тебе, Егор, шестьдесят с лишним лет, — парировала девушка, глядя на него с укором, — я взгляну, как ты будешь смеяться… Никита Никитович и так еле перемещается в пространстве, а терки, — это просто необходимость…

С трудом подавив приступ гомерического хохота, Новаковский лишь развел руками в ответ.

— Я не смеюсь… Почти.

И тут же поймав на себе укоризненный взгляд замстаросты, постарался придать своему лицу скорбное выражение, только получилось у него это не очень убедительно. Сам же он был уверен, что Никита Никитович правильно делал, что надевал эти терки. Стоило ему в таком возрасте хотя бы раз поскользнуться и упасть, растянувшись на дороге, мало потом ему не покажется.

Согласная с ним Рамахеева хотела добавить что-то ещё, но продолжая с интересом наблюдать за происходящим в окне, её излияний Новаковский уже не слышал, целиком и полностью поглощенный подробностями уличного инцидента. Рядом с ним стоял Харитон, не сводя глаз с невиданной дотоле картины.

Ворвавшись на территорию университетского двора на своей рухляди столетней давности, и продолжая лавировать по обледеневшей дороге, профессор тщетно пытался «пришвартоваться» к воротам, путь к которым был загроможден другими авто. Набрав хороший разгон, Никита Никитович рисковал влететь в брошенную посреди двора машину, принадлежащую ректору, но умудрившись каким-то образом сойти в последний момент с дистанции, чуть не задел передним бампером ближайшую ель, произраставшую между краем ворот и палисадником.

Начавшийся с вечера дождь превратился к утру в некое подобие града, и, укрыв ледяным панцирем поверхность земли, закончился ближе к обеду, обещая продолжиться спустя пару часов. Обрушившийся на город циклон принес с собой очередное похолодание, и раньше времени сменив зимнюю шину на летнюю, из-за своего поспешного решения Никита Никитович испытывал теперь определенного рода неудобства, проклиная переменчивую погоду.

Кое-как выбравшись из своей «тачанки», он обнаружил тусовавшегося неподалеку дворника и, сорвав на нем свою злость, намекнул, что тот плохо справляется со своими обязанностями, раз дорога до сих пор не расчищена, после чего снова погрузившись в свой «бронетранспортер», резко сдал назад, включив на полную мощность двигатель, чей рокот отдаленно напоминал работу вертолета.
Покрутив пальцем у виска, дворник вернулся к своему излюбленному делу, и покрепче вцепившись в железный лом, продолжил бить им по покрытой льдом брусчатке, возобновляя прежнюю работу. Наблюдая за ними из окна, Харитон с Егором по-прежнему продолжали давиться от смеха, пока Рамахеева не сделала им замечание.

Евангелины Литковской в аудитории ещё не было. Отсутствовал также и Лисов. Но учитывая события, которые пришлось им нынче пережить, вызвав накануне скорую и просидев с дедом  до самого рассвета, по очереди сменяя друг друга у его постели, они вполне могли забить на учебу, посвятив все свободное время уходу за тяжелобольным. Так что если бы не тестирование по социальному страхованию, эти двое вряд ли бы пришли на занятия, восстанавливая силы после бессонной ночи.

Основную мощь «интеллектуального центра» их группы составляли Зонтинов, Сильвестр и Терехов. Им на пятки наступали Евангелина Литковская и Зоя Гольдштейн. Будучи не столь одаренными в интеллектуальном плане, но старательными, на подготовку к практическим занятиям девушки затрачивали чуть больше времени, чем вышеуказанная тройка х одногруппникам. Остальную часть студенческой биомассы составляли «посредственности», предпочитавшие не готовиться к парам в надежде списать у кого-нибудь готовые задания. Из данного списка выпадали разве что Лисов с Новаковским. Не посещая ни одной лекции и ни единого практического занятия, эти двое каким-то образом ухитрялись сдавать готовые работы, ни в чем не уступавшие по качеству трудам Терехова, Сильвестра и Зонтинова.

Оторвавшись от окна, как только с конфликтом во дворе было покончено, Егор вернулся на свое место, и, рассматривая, с каким азартом готовятся к предстоящему занятию его одногруппники, невольно у них осведомился:

— А что, у нас запланирована сегодня самостоятельная работа?

Харитон лишь пожал плечами в ответ. Насчет тестирования по социальному страхованию он тоже был не в курсе, но легче ему от этого не становилось. Кажется, он до сих пор не мог простить себе собственную забывчивость в отношении расписания пар их группы. Его разочарованный вид не ускользнул от взгляда любопытной Рамахеевой. Откинув в сторону свой белокурый локон, она тут же попыталась задеть его за живое:

— У нас сегодня будет тестирование, а ты разве не знал? Федор Никанорович предупреждал всех ещё две недели назад.

Рассеянно почесав затылок, Егор бросил беглый взгляд на настенные часы.

— Да? — удивился он, поражаясь ее словам. — А я что-то об этом ничего не слышал…
Как-то так всегда получалось, что о таких вещах он узнавал в самый последний момент.

— Потому ты сидишь на лекциях и слушаешь непонятно чем, — иронично бросила Зоя, стильная и строгая брюнетка, чья волосы были подстрижены в стиле каре, касаясь плеч. — Травишь свои шутки направо и налево, а потом удивляешься, что ничего не слышишь…

Не любившая простофиль наподобие этого Новаковского, она не упускала возможности покритиковать его образ жизни. Сверив время настенных часов с тем, что показывал его телефон, парень лишь судорожно вздохнул в ответ, только сейчас осознав, в какую угодил передрягу по причине собственной халатности.

— Хм, а для подготовки к тестированию у меня осталось не так уже много времени, — пролепетал он, глядя куда-то перед собой. — Целых десять минут! Что меня вряд ли спасет…

По правде сказать, он вообще забыл о тестировании, потому, что делал накануне раскадровку клипа одной альтернативной этно-рок-группы. Впрочем, Новаковский был бы не самим собой, если бы его обучение в вузе сводилось к одному лишь зазубриванию лекционного материала и подготовки к сессиям.
 
Этот незаурядный человек фонтанировал веселым настроением, невзирая на обстановку. И имея на все свое четкое мнение, никогда не соглашался с альтернативной точкой зрения. Проще было достучаться до стены и переубедить в чем-то её, а не Новаковского. Он был этаким оторвой «без тормозов», не любивший, чтобы им помыкали. И вообще при виде него у некоторых складывалось впечатление, будто он постоянно к чему-то принюхивается, выискивая что-то новое, что могло бы ускользнуть от его любопытного взгляда. И если ему удавалось выудить из жизненных перипетий что-то действительно сенсационное, он тотчас преображался, вовлекая в свои рискованные авантюры окружающих. Причем наиболее частым добровольцем его затей оказывался Харитон Балануца, безоговорочно доверявший гению собственного друга.

В его порывистой походке и необузданно торопливой речи всегда ощущался налет энтузиазма, который он пытался донести до собеседника, а тот, в свою очередь, думал только, как бы поскорее избавиться от столь назойливого напарника, выводившего всех из себя своими не в меру прогрессивными, даже можно сказать, революционными идеями по переустройству мира. И только один Харитон оставался тем самым человеком, кто, не понимая ни одну из идей друга, был не прочь поддержать его во всех начинаниях, поедая параллельно снедь, приготовленную ему с утра богобоязненной мамашей. Торгуя свечками в какой-то маленькой церквушке, она любила приносить домой различные освященные вещи, немного расстраиваясь, что её чадо не желает быть таким же религиозным, как она, придерживаясь во всем поста и ограничивая себя не только в еде.

Таким образом, заполучив в собеседники  одногруппника наподобие Харитона, Егор с такой самоотдачей выражал вслух свои мысли, что не в состоянии вовремя остановиться, в такие моменты он напрочь забывал о сне и еде, заранее прикидывая в уме план воплощения на практике возникшей в его голове идеи.
 
Даже стиль его речи отличался от говора остальных. Егор то каламбурил, болтая без умолку, то специально уходил от ответа, отшучиваясь меткими высказываниями, почерпнутыми им из каких-то информационных источников. Тем не менее за «гениальность» приходилось расплачиваться несносным характером. И если где-то надо было проявить упорство в отстаивании собственных интересов, в этом деле Новаковскому не было равных, даже если противник в несколько раз превосходил его по силе и ловкости. Так что у приятелей Егора порой складывалось впечатление, будто он напрочь лишен инстинкта самосохранения, ввязываясь в различные драки, откуда почти всегда выходил победителем.

Учился он также неважно, как и его закадычный приятель Харитон, предпочитая увиливать от посещения лекций при помощи различных уловок. Благо, одногруппники разрешали ему списывать у себя готовые задания, на том он и «выплывал», учась исключительно на тройки, что его вполне устраивало, хотя он знал, что был способен на большее.

Приняв решение покинуть аудиторию до начала занятий, Егор принялся собирать свои вещи, наспех закидывая в рюкзак конспекты. Харитон последовал его примеру. Ставить под удар собственную судьбу ему тоже не хотелось.

— Новаковский, а это что такое? Далеко собрался? — с насмешкой обратилась к нему Зоя, наблюдая издали за его торопливыми сборами. Стараясь не обращать внимания на ее саркастический тон, парень молча кивнул, не став ей ничего объяснять.

— Ты хотя бы Терехова предупреди, чтобы он хоть знал, что отвечать Федору Никаноровичу, когда тот спросит, почему вас с Харитоном не было на паре.

— Я бы его предупредил, — отмахнулся Егор, поворачиваясь к ней. — Но сама видишь, — развел он руками, — Терехова нигде нет, поэтому мы с Харитошей приняли решение покинуть вас без предупреждения.

— Зато есть его заместитель, — не отставала от них Зоя, кивнув в сторону Рамахеевой.

— И что я должна ему сказать? — уточнила на всякий случай блондинка, скрещивая руки на груди. — Что вместо того, чтобы остаться на паре, ты поехал доделывать документацию своему папаше?

— Причем тут документация?! — хмыкнул Егор, с деловитым видом застегивая свой рюкзак. — Просто прикрой меня и все. Выдумай что-нибудь… Ты же самая умная у нас…

— Что выдумать?

— Сажи ему, что Новаковский заболел, улетел на Марс! В общем, сообрази что-то по ситуации… Я верю в твою фантазию, а сейчас нам необходимо уйти, — подмигнул он в сторону Харитона. — Всем пока!

Захватив с собой рюкзак, он поправил воротник своей кожаной с железным шипами куртки, и эффектно помахав всем на прощание рукой, уже хотел двинуть стопы в сторону выхода из аудитории, как тут же получил тычковый удар от своего приятеля. Повернувшись к Харитону, чтобы отчитать его за подобный жест, Егор застыл на месте, прикусив язык.

Вооружившись таблицами, в дверях аудитории стоял Федор Никанорович собственной персоной, пытаясь протиснуться всем телом сквозь узкие створки. Слегка посторонившись, Егор поблагодарил Провидение за то, что преподаватель не услышал его «прощальных» слов про Марс, адресованных замстаросте, и, перебросив свой рюкзак через плечо, с разочарованным видом подался обратно. Покосившись округленными глазами на застрявшего в дверях профессора, Харитон послушно поплелся за своим приятелем. 

— Называется «хотели слинять» с занятий, — мрачно проронил Егор, возвращаясь обратно на место и бросая рядом свои вещи. Балануца лишь уныло пожал плечами в ответ.

Неудавшаяся попытка побега с практического занятия отменялась до лучших времен. И как ни хотелось обоим присутствовать на этом тестировании, другого выхода не оставалось. Подбежав к застрявшему в дверях преподавателю, Зонтинов помог ему донести до стола свои вещи, и, оставшись доволен, что проблема столь благополучно разрешилась, Федор Никанорович объявил всем о предстоящей самостоятельной работе, раскрывая свой блокнот и яростно отмечая в нем присутствующих.

Несмотря на свои пятьдесят с лишним лет этот потешный, с седой бородкой преподаватель сохранил весьма оптимистичный взгляд на жизнь, не обижаясь на розыгрыши со стороны студентов.  Чего только стоил его смешной говор. В целом, занятия по социальному страхованию редко обходились без эксцессов. И если на лекциях остальных преподавателей группа вела себя более-менее тихо, на этой от их прежней дисциплинированности не оставалось следа.

Пока он проводил перекличку, потянувшись к своей методичке, Егор сделал вид, будто вправду пытается вникнуть в суть тем, которые они должны были пройти для подготовки к промежуточному тестированию. С любопытством уставившись на украшавший его руку кожаный напульсник, Рамахеева дотронулась до шипов пальцами, проверяя их остроту.

— Кто это проказничает на задних рядах?! — Федор Никанорович собирался сделать выговор студентам, широко улыбаясь при этом: — А ну, быстро угомонились, не то сейчас поколочу!

Добравшись до фамилии Литковской, он поправил свои очки, поднимая вверх свой взгляд. В следующий момент дверь в аудиторию распахнулась, и на пороге появилась та, кого он только что называл.

Евангелина была не одна. Вместе с ней в помещение завалился и Артем Лисов. У обоих был вид, будто они не спали всю ночь, занимались кое-чем поинтересней сна и подготовки к предстоящей самостоятельной работе.

А ночь у них и вправду выдалась «веселой». Только совсем не по той причиной, как наивно успели предположить их озабоченные одногруппники. И ещё раз извинившись за свое опоздание, каждый отправился занимать свое место, проходя между рядами присутствующих.

Покосившись на них, Мельчуцкая зашепталась о чем-то с Зоей, обсуждая подлинную причину опоздания этих двоих, пока их перешептывания не были нарушены очередным объявлением Федора Никаноровича. С довольным видом захлопнув свой блокнот, он радостно сообщил всем о начале самостоятельной работы, включавшей в себя промежуточные тесты по теории и решение задач.

Задав накануне выучить определенные параграфы, этот профессор никогда не спрашивал кого-то отдельно. На своих занятиях он любил обращаться ко всем подряд, предоставляя возможность высказаться вслух каждому, а уже потом, подводя итоги и отмечая наиболее близкие к истине ответы, ставил оценки самым активным студентам.

Накануне деду Лисова стало плохо и зайдя в ту злополучную ночь к нему в комнату, чтобы напоить его водой, и заодно проверить пульс, Евангелина столкнулась с устрашающей для себя картиной.

Глаза старика были еле приоткрыты и практически не реагировали на свет. Он находился в состоянии полукомы, а из его рта текла слюна, перемешанная с кровью.

Здорово тогда испугавшись, и ещё долго потом пребывая под впечатлением от пережитого, она побежала сообщить об этом Артему, не постеснявшись постучаться к нему в спальню.

Не веря ни единому её слову, парень был уверен, что она все выдумала. Однако стоило ему последовать за ней в комнату деда, впервые попав в ситуацию, где пришлось иметь дело с агонизирующим человеком, он по-настоящему растерялся, не имея ни малейшего понятия о том, что делать с дедом дальше, пока Евангелина не посоветовала ему вызвать скорую.

Обычно этим занимались его родители, вернее мать, но здорово тогда переволновавшись, он ещё долго не мог вспомнить номер телефона ближайшего медпункта, пока не додумался позвонить туда с городского телефона, чтобы дежурный откликнулся наверняка. А тут ещё, как назло, Евангелина начала закатывать истерики, утверждая, что это все из-за него. Что это он во всем виноват, ускорив процесс агонии старика, грубо обращаясь с ним во время обеда.

Увы, как ни прискорбно было ему выслушивать в свой адрес обвинения от этой девушки, Артем был уверен, что она не имела права делать такие голословные заявления, когда старик все равно был обречен, и спасти его было нереально. Своей вины в происшедшем он не видел, обвиняя во всем критическое состояние деда. Тем более все и так знали, что старику осталось недолго, тогда почему он должен за это переживать?!

Впрочем, догадки Литковской подтвердила и приехавшая через двадцать минут скорая, рискнувшая добраться сюда в столь поздний час и нелетной погоде за окном. И более тщательнее обследовав состояние уже мало на что реагировавшего старика, врач сделала неутешительное заявление, пролив свет на дальнейшую судьбу будущего мертвеца.

Как выяснилось позже, жить старику осталось пару дней, а ускорил ли кто-нибудь процесс его угасания своими действиями, либо он протянул бы подольше без вмешательства извне, установить уже было сложно. Но ради поддержания его комфорта, им обоим придется смотреть за ним до тех пор, пока ему не придет конец.

Прогноз из уст врача звучал удручающе, но эти двое прекрасно осознавали, с чем имеют дело. И переживая, как бы дед не окочурился до рассвета, Евангелина предложила Артему дежурить у его постели по очереди, чтобы не пропустить момент отхода старика на тот свет. Они не должны были оставлять его одного в такой решающий момент. И хотя Лисову её идея не очень понравилась, он все же был вынужден к ней прислушаться, продержавшись возле постели умирающего… от силы полчаса. На дольше его не хватило. И отдежурив у постели старика совсем недолго, спустя время ушел к себе, вернувшись обратно где-то перед рассветом, застав задремавшую в кресле и укрытую пледом Евангелину. Та на выбранном поприще проявила гораздо больше усидчивости, забыв о собственных интересах, включая потребность в полноценном сне. А вот её напарник оказался более эгоистичным.

Словом, в ту ночь им обоим досталось. Особенно Лисову, у которого вечер не задался ещё на сходке друзей, куда он соизволил потащиться вопреки приказу родителям не оставлять деда одного.

Сегодня он выглядел бледнее обычного, а под его глазами залегли едва заметные тени, из-за чего оставленная на его скуле царапина виднелась ещё отчетливей.  Его запястье было перебинтовано, и пряча его под рукавом рубашки, Лисов вел себя сегодня тихо, лишь изредка обмениваясь плоскими остротами с Новаковским и некоторыми девочками, терявшихся в догадках насчет причины, вынудившей их одногруппника «вскрыть» себе вены.

Тот же вопрос интересовал и самого врача, прибывшего прошлой ночью в особняк его деда, на что сам Артем, мгновенно стушевавшись, заявил, что просто порезался, пытаясь открыть бутылку с наливкой в чулане. И только сама Евангелина, пряча свой взгляд во время разговора с врачом, была в курсе истинной причины появления этой повязки на руке парня, уверенная, что случившееся той ночью на кухне должно остаться между ними.

— Как ты себя чувствуешь? Как рука? — переступив через самое себя, соизволила она поинтересоваться его состоянием, когда одногруппники, будучи занят тестами, не особо следили за их тайными переглядками.

Удивленный её предупредительностью, Лисов сделал вид, будто его это не касается.

— Как видишь, живой и невредимый, — поджав губы, бросил он, стараясь не смотреть ей в глаза. — Вена во время удара оказалась не задетой. Я не умер, и на том спасибо, — в его голосе звучали металлические нотки.

Было заметно, что ему не особо хотелось с ней общаться, но пересилив себя, он все же соизволил снизойти до ответа на поставленный ею вопрос.

— Понятно, — еле слышно проронила Евангелина, опуская свой взгляд и возвращаясь к заданиям по социальному страхованию.

Возможно, Лисов рассчитывал на более эмоциональный отклик с её стороны, но учитывая то, при каких обстоятельствах они расстались накануне, было удивительно, что она вообще соизволила поинтересоваться его нынешним состоянием. И будучи целиком и полностью поглощена выполнением самостоятельной работы, Евангелина больше не предпринимала попыток с ним заговорить, перестав на какое-то время даже смотреть в его сторону.

По крайней мере, такое мнение сложилось о ней в ту минуту у самого Артема. Пусть это было не совсем так. Вернее он просто не все замечал.

Как сильно не была занята Литковская, она все же ухитрялась за ним следить, не выдавая при этом себя. И только она, что-то вспомнив, хотела спросить его о чем-то еще, как в следующий момент со своего места вскочила Мельчуцкая и заорав на всю аудиторию: «Федор Никанорович, посмотрите, правильно ли я решила задачу?!», помчалась к ошарашенному профессору, размахивая в воздухе своей тетрадью.

О повторных переговорах с Лисовым можно было не мечтать. Во всяком случае, проделать это, не привлекая к себе внимания одногруппников, было сложно. Поэтому просто вздохнув, Евангелина сосредоточилась на самостоятельной работе.
Нахмурив лоб, Федор Никанорович взял в руки работу Мельчуцкой, однако стоило ему поднести написанное к своим глазам, как они у него моментально округлились, а выражение лица стало таким, будто он держал перед собой ядовитую гадюку.

— А-а-а!!! Что это за клякса? — завопил мужчина не своим голосом, чуть не уронив на пол очки.

— Где? — с удивлением уставившись на него, переспросила Галочка, не понимая, о чем вообще идет речь.

— Вот! На этой странице! — воскликнул он, тыча пальцем в трясущуюся тетрадь. — Мельчуцкая, как можно быть такой неаккуратной?! Я поражен…

Став с ним рядом, Мельчуцкая взглянула на свою работу.

— Это не клякса, Федор Никанорович! — визгнула она так, что стоявший рядом с ней профессор чуть не оглох на одно ухо.

— А что тогда? — возразил он, возвращая ей тетрадь, чтобы она могла лично удостовериться в увиденном.

— Это не клякса, Федор Никанорович, а заглавная буква «О», — покосившись на тамошнюю «наскальную рукопись», неожиданно заявила, оправдываясь перед ним: — У меня просто паста потекла, и вот получилось то, что получилось… Это я её так просто нарисовала…

— Неужели? — озадачившись подобной постановкой вопроса, поинтересовался профессор. — Здесь надобно ставить запятишко, а вот здесь — точечку и скобочку с цифрами, — отчитывал он ее за безграмотность. — В этом месте не помешало бы поставить ещё одно запятишко…

И пребывая на перепутье принятия решения, в конце концов, он взял её работу на проверку с условием, что больше не увидит там никаких клякс. Обрадовавшись такому повороту событий, Галочка вернулась на место, обещая исправиться. И словно вспомнив о чем-то важном, что хотел донести накануне до ведома студентов, неожиданно сделал вслух заявление: — Если кто-нибудь из вас забудет во время экзамена, как выглядит та или иная формула для решения задач, я специально разложу на столах бюллетени, чтобы вы одним глазком… — На этом моменте у него резко запершило в горле, и тотчас закашлявшись, он был вынужден прервать свое голословное напутствие, акцентируя внимание на совсем других вещах. 

— … одним глазком могли их пролистать… — Откашлявшись, наконец, Федор Никанорович закончил свою фразу, слегка оттягивая воротник своей рубашки.

Увидев в его намеке на экзаменационную помощь странную ассоциацию, Харитон с Новаковским ещё долго не могли успокоиться, иронизируя над смыслом его выражения. Словосочетание «открыть одним глазком» у обоих ассоциировалось с открыванием бутылок из-под пива, но никак не справочников по вычислению страховых платежей.
 
— Мальчики, прекратите галдеть! — осадила их Зоя, перестав из-за шума в аудитории слышать, что вообще говорит их преподаватель.

Чуть позже ей на помощь пришел и сам Федор Никанорович. И осознав в последний момент, что в аудитории, пожалуй, и вправду стало слишком шумно, он попытался сделать замечание зарвавшимся студентам, называя их «разбойниками», но это, увы, не сильно помогло. Будучи каждый занят своим делом, на шуточные замечания профессора мало кто обращал внимание.

— Вы там погромче говорите, — бросил он, останавливая взгляд на замолчавшем Терехове, — чтобы я мог и свои «пять копеек» вставить в разговор…

Услышав его просьбу, староста в двух словах поведал ему суть обсуждаемой темы, поздно спохватившись, что зря это сделал. Вдохновившись его спортивными достижениями, профессор решил и сам встряхнуть стариной. И пустившись вспоминать собственную молодость, вместо того, чтобы продиктовать группе полученные баллы за прошлую работу, начал рассказывать о своих студенческих годах, вспоминая, как принимал участие в соревнованиях по водной гребле. Прервав его на полуслове, Терехов попытался объяснить ему разницу между профессиональным спортом и обычным, но у Федора Никаноровича был свой взгляд на подобные вещи. Впрочем, переспросить Терехова было делом не из простых. И поражаясь наглости этого студента, в один прекрасный момент профессор не выдержал.

— Вот какой он вредный! — Округлив глаза, воскликнул Федор Никанорович, намекая группе на непростой характер их старосты. — Ещё и спорит и со мной! Прямо слова сказать нельзя! Так бы и поколотил разбойника!

Удрученный мнением, которое сложилось о нем у преподавателя, Терехов попытался ему возразить, но только больше настроил против себя профессора.

— Вам, Дмитрий, надо было учиться на лжефилософском факультете. — Сделав такое заключение о его непростом характере, Федор Никанорович вскоре вернулся к проверке работ. — На каждое мое замечание найдет ответ…

И так каждое практическое занятие…

Пара закончился быстро, но сдать полностью решенные задания успели не все. И Евангелина оказалась в числе таких студентов, отвлекаясь на разную ерунду.

С Артемом она в тот день так и не поговорила. Но чувствуя внутренне, что выходку с его запястьем он вряд ли простит, с неохотой возвращаясь в дом, жизнь в котором превратилась для неё в настоящее испытание, приняла решение держаться от Лисова подальше, за исключением моментов, когда надо было чем-то помочь его деду. И в том, что рано или поздно он начнет ей мстить, Евангелина больше не сомневалась, начав морально готовиться к этим событиям, в чем ей лично пришлось убедиться, когда в университете началась подготовки к ещё одному мероприятию, окончательно расставившего все точки над «и» в её отношениях с этим человеком.


Книга 1. Глава 12

http://proza.ru/2021/11/07/822