Твой выбор, студент!

Саундтрек к тексту: https://www.youtube.com/watch?v=MU2pDRDBweE

Никто не может вкусить ваше яблоко за вас.
С устройством на работу все решилось просто, проще некуда. Костя наудачу зашел в отдел кадров ресторана «Невский»  - а вдруг открылась вакансия на какое-то теплое местечко?
Седая, располневшая над чернилами и бумагами женщина-инспектор, обнаружив перед собой свидетельство о его морской практике, кивнула:
- Это вы очень удачно зашли! В наш филиал на воде нам как раз требуется матрос.
Что ж, пишите заявление!
Прозвучало, естественно, и название заведения - «Кронверк»  и оно действительно стояло на невской воде, которая, бывало, непредсказуемо меняла свой уровень. Обязанности у Кости оказались несложными - потравливая при необходимости швартовочные канаты, маячить на трапе входа от зари до зари, а в конце суток сунуть грязный хобот насоса в дыру переборки посреди корабля - для откачки естественно скопившейся влаги. Само собой, необходимо было передавать поверхность всех палуб очищенной от всех следов ночного пребывания пьяного плебса.
Кроме того, уже в порядке общественного поручения,  на плечах дежурного матроса осуществлялась доставка с соседней Петропавловки стафф-обеда, содержание которого несколько отличалось от заряженного до небес  кронверкского меню.
Алкоголь, естественно, в этот перечень не входил и только гардеробщик Михалыч давал понять из темного угла красным, как закат на Неве, носом, что обед был съеден, как всегда, с аппетитом.
С пяти вечера заведение закрывалось на перерыв: шла подготовка к самому ответственному, вечернему, периоду. Обнимая посуду, сновали официанты, невнятно шебуршали в трюме прибывающие лабухи-музыканты, гремя полными ведрами, выходила из туалета уборщица Зина.
Костя, в свое дежурство спускаясь с основной площадки пребывания по ступеням вниз, едва успевал уклоняться от ее зловонной, забивающей дыхание, тряпки. Однако, надо отдать должное:  Зина работала не ленясь - зло, напористо и энергично. Он стал свидетелем жанровой картинки: в разгар клинингового трудового порыва, некий грузный, задержавшийся за столиком нижней палубы, господин попытался подняться, попирая начищенными туфлями уже запущенный Зиной ритуал. Сидел он в ресторанном трюме, видимо, давно, и усвоенное до последней капли шампанское настоятельно требовало выхода в сортир, расположенный, как на грех, на одной из верхних палуб.
- Вы позволите? - попытался протиснуться гражданин мимо беспорядочно вихляющих в работе тяжелых квадратных бедер.
- Это вы куда? - разгибаясь, отступала к туалету Зина, - Нечего там делать, идет уборка!
-Послушайте, я не могу ждать! - заволновался бедовый гражданин, успев-таки ухватиться за ручку.
-А я не могу впустить! - резко повысила тональность голоса Зина, широко распиная себя на двери. - Впусти вас, вы там нагадите, все обоссыте, а мне  по-новой убирать!
-Нет, это - тупость, это - наглость, это - хамство! Это - черт знает как! - Бесновался зажатый на площадке поворота упрямый гражданин, переступая с ноги на ногу и, наконец, убедившись в полной безнадеге, огласил пустынную набережную неуклюжими и неумелыми проклятиями, позорно устремляясь на берег - в первый же спасительный, радующий изяществом фасада, парадняк, что было так естественно в святые времена незапираемых подъездов.
Да, эта брутальная  питерская баба, как ни странно, любила свою работу и требовала тотального уважения к ней. Утром она активно производила часовую уборку, под вечер - еще одну, а в перерыве была свободна, что позволяло ей вести свободный во всех смыслах образ жизни.
Костю ей уже показали, как своего и она уже успела, презрев приличия, открыть ему три редких и темных, как железнодорожные шпалы, зуба и желтую, спелую, не измученную бюстгалтерами грудь. Дикие, до конца неясные ей самой инстинкты будоражили ее первобытную душу и, как бутылку шампанское,  распирала тело здоровая пьяная кровь.
А Косте даже вдруг однажды показалось, что, азартно сжимая горячими руками  швабру, не швабру видела она в своих руках. Конечно, она не была сумасшедшей, но, ясный пень, девушкой со сдвигом.
Ее терпели,  как привычный геморрой. Ей сходило все - вопиющая вульгарность, крайне нелепый вид, грубое обращение. В ряде случаев администрация необъяснимо закрывала глаза и даже нос на качество помывки многочисленных корабельных палуб.
Конечно, Зина не была и не могла стать лицом ресторана. Для короткой характеристики ее незабываемого  образа надо было брать часть тела  совсем в другой его стороне.
Закончив уборку, Зина спустилась вниз, пообщаться с официантами, и Костя, оказавшийся в тот момент неподалеку, выглянул на ее нецивилизованный хохот. Зина валялась, темпераментно разбрасывая руки и разметав ноги, на коврах, по всей видимости, пародируя длинноногих вечерних бабочек из местного варьете - именно так, похоже, выражалась ее потребность в мировой гармонии.
Прервав наблюдение шокирующего зрелища, он поднялся на верхнюю палубу, где сразу был облаян вислоухой неопрятной дворнягой и лишь только заходился выпроваживать злобную тварь, как из-за надстройки выбежала невысокая, лишенная признаков пола, фигурка.
-Это моя собака! - По-хозяйски заявил о себе явившийся ниоткуда чумазый ребенок.
-А ты кто? - спросил озадаченно Костя.
Выяснилось, что фигуру зовут женским именем и пришла она к маме, а маму зовут Зиной.
Девочка, имея на бледном лице все признаки вырождения, была одной из многочисленных, порожденных случайной спермой, детей. Ее, не лишенная влагалища, мама активно вращалась по работе среди посетителей кабака и, представляя собою лучшую половину человечества, умела увлечь в свой коммунальный вертеп залившего очи гостя, забывшего дорогу к родному дому.
И потому за полночь и до самого утра у нее частенько победно звенел дежурный стакан, качались в такт телам засаленные, с оборванными обоями, стены, грозя обрушить на захмелевшего гостя тоскливо-желтый, с безнадежными кисточками, абажур: «За душевную щедрость и за внутренний мир полюбил кривожопую молодой бригадир».
А когда наступало трезвое утро, мужчина, проснувшись от сухости во рту, разлеплял  глаза и, обнаружив у своего плеча незнакомую, кривую и дикую, физиономию, наскоро собирался, боясь взглянуть на свой ночной позор.
Костя, отвлекаясь от своих досужих представлений, увидел рядом с собой у фальшборта двух официантов, вышедших из душного чрева бригантины покурить-поговорить на свежем воздухе. Лениво поплевывая в невскую мутную волну, они искоса поглядывали в его сторону.
-Ты, что ли, новенький? - Процедил, наконец, один из них, невысокий крепыш с уверенным выражением глаз. - Ну, значит, работать будешь с нами. Ты, главное, не ссы - мы тебя всему, что надо, научим.
-Держись уверенно, не тушуйся… - Поддержал его второй халдей - повыше, суше, но в чем-то неуловимо ресторанным похожий на первого.
Костя с готовностью придвинулся к своим советчикам.
Оказалось, что родная администрация, держа фасон, объявляла по вечерам, что свободные места, к сожалению, отсутствуют. С местами, действительно, было напряженно - морская экзотика пользовалась повышенным спросом и они раскупались еще днем, но, за соответствующую мзду, проблему можно было решить, для чего предприимчиво формировался определенный резерв.
Налаживать связи между халдеями и толпящимися у трапа претендентами и призван был матрос, новичок и дилетант, которого, взяв звеном цепочки в дело, повели на край зыбкого болота сомнительной коммерции.
В этой мутной заводи давно уже извивал свое длинное тело Сережа-швейцар.
Костя уже успел коротко пересечься с этим грузным, далеко еще не старым мужчиной, красовавшимся своим алым театральным мундиром у самого подножия трапа.
Надо отметить, что Сережа радовал взгляд всякого гостя хорошей выправкой и правильной осанкой, а также крутыми плечами, распиравшими форменный костюм. Обладатель этой завидной фигуры непрерывно шлифовал свою предприимчивость, делая все мыслимое и немыслимое, чтобы вернуться домой, добыв бабла с установкой не менее червонца.
Вот и сейчас он ждал, пока более или менее заполнятся столики на верхней палубе, чтобы, разводя руками, дать понять всем прибывающим, что без рубля ему на лапу проход вовнутрь просто не логичен. А пока это время не подошло, он, криком «Администрация запрещает!», гонял фотографов, наивно пытавшихся бесплатно делать фотосъемку красотки-бригантины.
Те же, кто успевал щелкнуть фотозатвором, мгновенно подвергались его физическому преследованию и, надо сказать, редко безуспешно. Чуть позже Костя стал свидетелем шумной сцены у входа в туалет, вход в который некой нервничающей даме, спустившейся из бара, своим внушительным телом перекрыл Серега, уверяя, что туалет обслуживает исключительно посетителей нижнего ресторана.
Впрочем, рыжий рубль, мелькнувший в руках у дамы, тут же смягчил суровый туалетный режим.
Поздно вечером, ближе к полуночи, Серега приплюсует треху, сгоняя народ с открытых палубных столиков под законным предлогом завершения работы палубных баров, а утром следующего дня, его, зарвавшегося до предела, уволят.
Карьеру швейцару сгубила идея банкета, возникшая в головах сотрудниц некой дружной организации. Суть идеи реально была шикарной: шампанское на дубовых, уставленных яствами, столах в трюме романтической бригантины, отблеск алых красок заката на  большой Неве, черным зеркалом феерически отражающей имперские фасады Зимнего дворца…
И вот, за пару дней до торжества, в сторону невесть где расположенной ресторанной кассы начала свое движение представительница коллектива.
-Где тут у вас можно оплатить банкет? - неосмотрительно спросила она у первого попавшегося казенного с галунами пиджака. Ну, а в том пиджаке, как на грех, в тот день работал Серега, мгновенно включивший, лихорадочно вращая, все шестерни, колеса и приводные ремни смазанного алчностью механизма предприимчивости.
-Пройдемте за мной! - Коротко предложил он, бережно уводя клиента подальше от кассы. - Вам на сколько персон? - как бы привычно вынимал он из карманных недр голубой потертый блокнот.
-Нас десять человек! - Торопливо достала дама из бумажника общественные деньги.
В три минуты на площадке между туалетами состоялась передача - Серега аккуратно, по деловому, принял сто рублей, вручив обрадованной даме бумажку, где капитан-директор конкретного числа выделял десять посадочных мест, скрепив липу очень убедительной, весьма витиеватой и неразборчивой подписью.
И они разошлись - весьма довольные друг другом, - Серега, солидно покачиваясь, растворился в недрах корабля, а женщина, приятно удивленная полным отсутствием привычной бюрократии, во мгновение слилась с любимым городом, стремясь порадовать свой дружный коллектив.
Момент истины наступил в тот самый вечер, когда, размахивая никчемной и подозрительной бумажкой, добрый час искала правду обманутая в своих лучших ожиданиях женщина, окруженная толпой своих коллег, крайне разочарованных отсутствием свободных, заранее оплаченных мест.
На ее маленькое счастье, а точнее, на злобную радость, у трапа вдруг мелькнул знакомый золотой позумент и во мгновенье, по ее обличительному крику, таинственный капитан плотным кольцом десятка  бесприютных и неприкаянных дам был окружен и тот час же развенчан.
И напрасно открещивался-отнекивался от себя самого Сережа-швейцар.
Его признали, мгновенно свергнув с капитанских вершин и, заклеймив  грубой фразой
 «Ах ты, наглая морда!», категорически потребовали деньги обратно.
Однако, как только разговор коснулся столь деликатных вещей, наш, обросший мышцами, герой демонстративно напряг все свои бугры, кроя банкетчиц по матери. Те же, цепко хватая его за его рукава, подняли нестерпимый галдеж - банкет явно не удавался.
Положение не спасло даже вмешательство привлеченного шумом администратора, под служебным давлением которого пришлось-таки вынуть и отдать мегерам нетрудовую сотню.
Свободных мест реально не было, вечер безнадежно пропадал. Трем-четырем дамам, может быть, и удалось бы, наверное, примоститься где-нибудь попировать, перемолвись с кем следует, но не раскололся, не распался коллектив - победила дружба.
Кляня ресторанное жулье, вся компания отправилась, наконец, восвояси, прочь от волшебного злачного места, так и не оправдавшего резвых надежд.
Ну, а в кабаке в это вечер, как и всегда, все шло своим проторенным путем: швейцар в свой последний вечер остервенело, как умел, зарабатывал свою дежурную левую десятку, ловчили и с азартом подсчитывали личную выручку официанты, не забывал про бабло, легко покидающее бумажники захмелевших гостей, все умеющий оркестр.
Костя, уже вполне освоившийся, забрел, спустившись по отвесному трапу, в самый нос корабля, где, индифферентно присев в неосвещенном углу, добрый час испытывал на своих перепонках приливы и отливы шквала популярных в массах ресторанных шлягеров.
Спины музыкантов раскачивались перед ним, били в зрачки цветные всполохи прожекторов, мелькали, увлекая за собой дымок небрежно брошенной сигаретки, пролетавшие мимо на ковер подиума горячие женские тела.
И поднимались от закусок и вина им навстречу взгляды гостей - женские, ревнивые и оценивающие, мужские - прицельные, с каждой минутой все более хищные.
И танцовщицы явно упивались ими, заряжаясь страстью и купаясь, как в теплом молоке, в накаленной страстью атмосфере.
Ритм жестко и властно правил этим праздником чувственности: тесный воздух сотрясали там-тамы, рыдали и выли гитары, в полном соответствии с программой прогонялась дикарская экзотика мира - музыкальный маршрут экзотических «портов захода» лихой питерской шхуны.
Жрицы любви на ставках Ленконцерта, синхронно ныряя гибкими спинами, ритмично и мощно колыхали стройными рядами мускулистых бедер и в эти мгновения не принадлежа ни себе, ни Ленконцерту, азартно входили в раж - все потакало воспаленному вином и похотью воображению.
На глазах у Кости у одной из афродит, сделавшей резкое движение, сухим щелчком лопнула застежка на спине, во мгновение выпустив на свободу упавшую полную, с крупными сосками, грудь, неожиданно белую на общем загорелом фоне. И сладострастие, алчно жаждущее зрелищ, взметнулось высоким жарким языком - хриплым ревом и аплодисментами был встречен этот экспромт, а виновница его, в счастливом стыду обнимая саму себя, упорхнула сквозь оркестр в тылы, унося у себя на спине жгучий сгусток желаний.
-Послушай-ка, дружок, - обратился  к Косте крепко сбитый, быстрый в движениях официант, как только тот, получив заряд впечатлений, неспешно выбрался ко входному трапу. - Ты не заметил, ****ь, мичмана?  Где-то здесь он, зараза, вышел покурить…
-Гляди-ка, да вот он куда рванул! - показал на темную фигуру у ржавого угла здания следом поднявшийся администратор.
-За мной! - дернул Костю за рукав официант и через мгновение оба уже летели вслед торопливо исчезающей фигуре.
-Стой, гад! - от бега надсадно шипел официант, трясясь и задыхаясь от ярости и гнева. - Все равно не уйдешь, тупая скотина!
Долговязый мичман, лихорадочно вращая стриженной головой, заметался по неширокой улочке и, сходу влетев в арку подворотни, мгновенно с радаров пропал.
Во дворе, куда вбежали запыхавшиеся его преследователи, было темновато, пустынно и тихо, светились лишь редкие, разбросанные с четырен сторон петербургского каменного колодца, окна, плескался откуда-то приветливый ручеек дикторского голоса, да горбатился угрюмо каменный выступ ограждения мусорной площадки в углу.
-Сюда! - кивнул в рывке официант на выступ, коротко и зло взглянув на Костю, дернувшегося следом и тот рванул следом,  пока не уперся в застывшую спину фигуры рассвирипевшего халдея.
В двух-трех метрах напротив его напряженных преследованием глаз бледнело пятно чужого лица. Тени ниже пятна внезапно шевельнулись и желтый густой свет нависающих над ними оконных стекол остро сверкнул на лезвии мелко подрагивающего, навстречу им выставленного кортика.
Спина официанта медленно подалась назад.
-А в чем дело?- спросил его Костя, когда они, быстрыми шагами миновав двор, вышли на спокойный асфальт не пахнущей кровью улочки.
-А пошел он на хер! - сплюнул тот. -Свалил, не заплатив… Хрен с ним - бутылка водки, шампань - ничего, я покрою. Гораздо хуже от дыры в брюхе.
- Куда смотрел, Михалыч? - сердито бросил он гардеробщику, даже не взглянув на старика, как только они поднялись по трапу. - Или снова - косой?
-Да нет же - вот его фуражечка! - растерянно и торопливо достал тот с крючка украшенный горделивым шитьем головной убор.
Михалыч работал гардеробщиком чуть ли не с тех времен, когда человечество придумало себе шляпу и пальто. В его бережных, но ухватистых руках побывали шубы, пальто и куртки, шляпы, кепки, шарфы и шапки, портфели и сумки тысяч посетителей доброго десятка ленинградских ресторанов. Природа наделила его редкой по солидности наружностью, которую чаще и встретишь, пожалуй, у премьер-министра, принимающего послов дружественной державы, да у опытного ресторанного гардеробщика, накидывающего потрепанный бурями плащ на твои сутулые плечи, побуждая в ответ прозвенеть лихим серебром или, в крайнем случае, стыдной медью.
- Вот кончится смена, - сказал он, когда затихла брань, дежурному матросу Косте, праздно привалившемуся спиной неподалеку, - отосплюсь и на зорьке - в лесок … Поброжу, чистым воздухом подышу. Соберу, слышишь, грибочков - опята сейчас такие крепенькие. Отдохну…
Он нежно погладил лоб широкого, с тяжелыми складками щек, лица старой собаки.
А между тем снизу, под чьими-то неуверенными шагами, скрипели доски винтового трапа - понемногу публика начала расходиться. Отец родной, Михалыч, привычно и аккуратно подавал одежду на уровень плеч, почти по-родственному помогая заправлять непослушные рукава. Мелочь он, благодарно кивая, бережно складывал в тощий пока пиджачный кормилец-карман.
И только лишь Костя собрался выйти на палубу, чтобы не мешать проходу и зря не толкаться, как вдруг ему в уши звонким коротким градом застучали, рассыпаясь под ногами, монеты, чьей-то нетвердой рукой брошенные на перекладину.
Он оглянулся - Михалыч, тяжело согнувшись и одной рукой поддерживая чужой плащ, другой рукою, в поисках копеечки, шарил по полу вслепую.
   На палубе оказалось неспокойно: у левого борта что-то происходило - туда, улыбаясь и переговариваясь, тянулся, по ходу взбалтывая длинными соломинками свои коктейли, хмельной народ.
Там, перевесившись пополам через фальшборт, лежала, демонстрируя шелк узеньких трусиков, молодая, по случаю расфуфыренная, женщина.
Костя, слегка отодвинув кого-то плечом, подошел вплотную.
-Напоили до бесчувствия, - услышал он у своего уха, -  куда с такой бухой? Не рассчитал кавалер!
Как выяснилось, женщина выпала в релакс одна, никому не принадлежа. Ее, жалкую и нетранспортабельную, буквально бросили на панель.
-Офигеть! - соображал Костя, тряся за хрупкое девичье лицо. - Куда же мне тебя отправить?
Он взглянул на забортную мелкую рябь. - Того и гляди, отправится русалочкой к рыбам!
Взявшись за талию, под мягкие выступы ребер, Костя выпрямил вялое тело и, обняв руками, как ребенка, понес ее на корму - прочь от черной воды.
Там, левой рукой прижав вялую спину к металлу надстройки, он короткими взмахами правой долго бил пощечины по ее еще миловидному, очень бледному, слегка потекшему у полузакрытых глаз, лицу - необходимо было, хотя бы на мгновения приведя ее в чувство, выяснить место проживания. Пятерку таксисту он уже отложил. Однако, глаза у нее не открывались, дар речи оставил бренное тело. Алые губы, дрогнув, разлеплялись, кривясь в хмельной диковатой улыбке.
Дыхание, и без того неровное, прерывалось, так, что Костя даже пугался - не отойдет ли часом его подопечная в лучший мир, где не лупят по лицу потерпевших крушение беззащитных гостей…
«Надо окатить девочку водой!» - наконец, решил он и через минуту уже наливал холодную воду в стеклянный водочный графин.
Когда же, подхватив горло сосуда, он выглянул на корму, там никого не оказалось.
Не было ее и за бортом или - уже не было?  Пройдя вдоль борта к трапу, он обнаружил потерю - женщину по трапу волочили две невнятных мужских фигуры.
А потом распахнулась дверца вплотную придвинувшейся машины и жесткие руки кулем сунули в ее салон этот не владеющий собою, в два счета уворованный бесхозный сексуальный материал.
-Прекрасный вечерок! - дымя тонкой струйкой темной импортной сигаретки, на Костю, поблескивая влажными глазами, поглядывал откуда-то сбоку нарисовавшийся франтовато одетый субъект. - Что, дружок - скучаешь? - вопросом продолжил он.
-Соскучишься тут! - Костя с досадой махнул рукой. Они помолчали. Субъект, развивая свой интерес, придвинулся.
-Куришь?- спросил он, наконец, вынимая из кармана сигареты.
Костя, с любопытством взглянув на пачку, отказался.
-Возьми, возьми… Всю пачку бери! Сам не куришь - друзей угостишь! - уже похлопывал новоявленный приятель по погону Костиной штатовской куртки, одновременно с этим засовывая золотистую пачку в его нагрудный карман.
-Славное место этот ресторанчик… Часто здесь бываешь?
-Сутки через трое, - дежурно  улыбнулся Костя, - я здесь работаю, сторожу по ночам этот бардак.
-Вот как?
Мокрые внимательные глаза тронула ответная улыбка. - Тогда я не буду прощаться, увидимся!
 Костя неопределенно пожал плечами, пока не понимая, кому и зачем он тут приглянулся.
Ресторан заметно пустел - оживленно переговариваясь, аквариумными рыбами из трюмов всплывали к трапу хмельные праздничные лица, окончательно убедившие себя, что вечер проведен правильно, выставочно мелькали чьи-то завитые волосы, дорогой и качественный прикид, нательное золото и серебро…
Давно уже, скользя летучими мышками, разлетелись по ночному граду прелестницы из варьете, удовлетворив нехитрые музыкальные запросы, привычно и скоро складывал свой инструмент подвыпивший под итог вечера оркестр.
Официанты, наскоро поглощая съэкономленный алкоголь, сняв тесные галстуки и подсчитав барыши, поспешили в свой частно арендованный для ночных развозов автобус.
Смолкли последние голоса, стало совсем тихо  и  было слышно, как, набегая на борт, мерно хлюпала невская волна.
Вся полнота ответственности за сохранность от разграбления, пожара и затопления шхуны перешла на неширокие Костины плечи.
Пройдясь по всем палубам - от кормы до носа, он на минуту задержался, заглядевшись на гигантскую ночную декорацию празднично подсвеченных Зимнего, Биржи и Ростральных колонн, призрачно колеблющихся в воде у шлифованных суровым наждаком времени набережной и, набрав себе полные легкие свежего влажного воздуха, зашел за дверь, повернув ключ на пару надежных оборотов.
Присев в видавшее виды служебное кресло, он застыл, опустив на глаза отяжелевшие за день веки.
Не прошло, однако, и четверти часа, как от двери послышался осторожный, пальчиками, стук в стекло.
Костя поднялся, подошел, отодвинул шторку и тут же отпрянул.
Прямо напротив его лица ему в упор, впиваясь в зрачки, смотрели чьи-то сумашедшие, жадные, налитые похотью, глаза.
-Это я! Я пришел, как обещал!
Стекла тяжело попираемой двери мелко дребезжали.  - Иди ко мне, мой маленький!
Картинка триллера мгновенно прояснилась: тонкую дверь, страстно вожделея, прессовал жаждущий его тела активный залетный гомосек.
Костя застыл, упершись спиною в холодный пластик коридорной перегородки, испытывая естественный для него шок и омерзение.
На дверь с силой нажали, совсем рядом слышалось горячее взволнованное дыхание.
-Где ты?  Где ты? Я хочу видеть тебя!
-Сейчас увидишь, пидор!
Костя стремглав, оттолкнувшись от стенки, бросился по трапу вниз - на камбуз.
Схватив внушительный, тускло поблескивающий синевою нож для грубой разделки мяса, он, в две минуты выскочив к двери, отдернул штору. За дверью уже никого не был - безумный демон полуночного секса бесследно растворился в ночи.
Осторожно, не выпуская грозного оружия из рук, Костя  вышел к трапу, а затем, озираясь, обошел весь корабль, чтобы, наконец, вернуться обратно, закрывшись и опустившись в кресло.
Рубить эрекцию было некому. Понемногу дремота овладевала им. И вдруг, сквозь рваные куски страшноватых, стремительными смертями, наглым бесстыдством и кровавыми погонями насыщенных снов, послышался дробный стук.
Костя, мгновенно проснувшись, рванул штору в сторону и приподнял свое, на многое способное, оружие.
Сквозь стекло на него и на нож, округлив и выпучив глаза, глядел высокий и сутулый, со скорбно обвисшими усами, незнакомый чувак.
-Продай водки! - наконец, робко произнес он.
-Заведение закрыто. - Переведя дух, официальным тоном отвечал ему Костя.
-Да мне один пузырь! - настаивал усач. - Продай, брат, я цену знаю.
Костя, сердито отстраняясь от беспокойного внешнего мира, плотно занавесил дверное стекло.
-Слышь, друг, вынеси одну! - не унимался настырный клиент. Я бабу снял - она уже ждет в такси, там, на углу!
-Я вахтенный матрос. Водка - в ресторане днем, до одиннадцати… Сейчас два часа ночи. Ресторан закрыт. - Постарался просто и доходчиво объяснить отсутствие водки Костя.
Усач ошарашено примолк за стеклом.
-Пятнаху хочешь? - прорезался, наконец, его печальный голос.
-Я водкой не торгую, понятно? И здесь тебе не магазин! - Снова приподнялся Костя со своего кресла и, как пойманный лев, заходил от двери и обратно.
-Да что я, первый раз здесь водяру покупаю? Ты пойми, меня ведь баба ждет, полунезнакомая!  Ну и как же без бухла в этом деле? Продай за четвертак! Продай, зараза, ты меня слышишь?
-И рад бы, да все уже распродал! - Нашел, наконец, Костя убедительное объяснение  очевидного внешнему миру козлиного упрямства.- Пусть вас теперь пьянит любовь!
А так и будет, если она - настоящая!
-Ах ты, скот, сука лагерная! Еще и издевается! - Распалял себя ночной, безнадежно трезвый гость.- Надо же, водкой он не запасся, козел! - Стихал уже вдали сердитый, с хрипотцой, голос.
    … До утра оставалось уже немного. Все это время Костя упрямо дремал, хотя до света, ходоки, покушаясь на мифические водочные запасы, стучали еще несколько раз, однажды даже ногами.
Утро было коротким и деловым. Необходимо было успеть до прихода смены смыть струей из брандспойта окурки, салфетки и прочий гадкий человеческий мусор со всех палуб, вывезти в контейнер в глубине двора камбузные отходы, багром отогнать бьющие в борт, невесть откуда приплывшие матерые бревна - наступала самая деятельная часть этого, лишенного ожидаемой романтики, дежурства.
К концу уборки, тяжело скрипя трапом, поднялся какой-то неопрятный, с опухшей мордой не старый мужик, со спутанными, как у дохлого барсука, волосами.
-Привет! - сказал он Косте, приподнимая мятую кепку. - Я дворник. Мне б того…Похмелиться.
Костя вспомнил, что ему еще вечером показали графинчик мутноватой жидкости из бара - специально для дворника, обслуживающего ближайший участок набережной с домами,
 с целью мобилизации его на доблестный труд.
Перекрыв шланг, он отошел в бар за пойлом.
Похоже, графин, наполненный вечером до половины, сейчас был полон так называемыми «опивками» - сливаемым со дна бокалов алкоголем, нередко  недопиваемым жирующим клиентом.
 «И сколько таких графинчиков втихаря пускали дорогим гостям во второй и третий, разбавленный плевками и окурками, оборот?» - подумал, холодея, Костя.
-Урожай какого года вы предпочитаете в это время суток? - Поднявшись к трапу, спросил он, усмехаясь, в полной мере оценив подлянку происходящего. - Да знаете ли вы, сударь,
 что за херню вам здесь наливают?
-Кактэль, что ж еще!  - коротко отвечал, на миг оживляя мутные очи, дворник.
Костя достал из-за спины сосуд, поднеся его к небритой физиономии работника совка и метлы и затем, опрокинув, вылил этот стремный компот за борт.
Изготовившийся дворник, включившись, дернулся перехватить руку Кости, но не успел.
-Ну, погоди же, садист, - пугая бранью утреннюю тишину, устремился он, размахивая руками, на берег. - Я вам обеспечу, суки, вывоз, я вам предоставлю, ****и, баки и подходы!
«Такая незадача, - грустно подумал Костя, провожая жалкую фигуру взглядом. - Вот я и столкнул лбами две грозных силы - кабак и жилконтору, тем самым прямо подставляя себя под удар».
Однако, огорчался он не очень, успев понять, что работа в этой сфере - не для него.
Чтобы здесь работать и быть своим, надо с эти настроем родиться и с этим настроем жить.
Костя же, имея за душою всего-то пару десятков лет, в это ясное ленинградское утро ощущал в ней не ресторан и, тем более, не кабак, а, как минимум, великую стройку.
Сутки первые, они же, он надеялся, и последние, стремительно заканчивались.
-Это что, ресторан? - послышался чей-то голос с набережной. Костя выглянул.
Внизу, присев на каменное ограждение, ловя лицом золото утреннего солнца, расположился долговязый юноша в грубом свитере и беспощадно вытертых джинсах,
с ленивой сигареткою в зубах.
-Это быстроходный трехмачтовый бриг, готовый с минуты на минуту сняться с якорей, с заходом на Калькутту и острова Самоа. Ждем только загулявшего капитана.
-Да ладно тебе! - Махнул рукою парень, - Уже вижу, что кабак. Ты сторож, наверное… Хороша работенка. Трудно, конечно, сюда устроиться? Меня как раз поперли из института и я свободен, как ветер в дырявом чулке!
 -Хочешь таскать на горбу обеды, мести и драить палубу, преследовать дворами злостных неплательщиков, толкать, вместо сна, водяру алкашам и проституткам, с ножом в руках ночами оберегая свою задницу?
- Звучит заманчиво. - Ни на мгновение не замедлил с ответом парень, прикрыв лицо от сияния восходящего над грязью любимого города молодого солнца.
-Твой выбор, студент… Валяй, записывай телефон!