Жизнь прдолжается, Глава 5
Милые бранятся, только тешатся.
Они уже прожили вместе 58 лет.
В 1986 году мои родители отметили Золотую свадьбу. Нелегкая сложилась жизнь у моей мамы, как у жены военнослужащего. Она, как декабристка, следовала за папой в течении всей его службы в Армии. Дальние дороги с тремя детьми в товарных вагонах, в составе всей воинской части, они неделями передвигались с одного места на другое. Проживали в брошенных домах, где не было ни дверей, ни окон. Всегда жилье приходилось приводить в порядок. Бытовые неустройства, хлопоты с детьми, дальняя дорога в школу, куда возили детей военнослужащих на открытом грузовике, наложили отпечаток на её судьбу. Она устала, но, как женщина она была сильной и волевой. В период возвращения папы после службы в родные места, проживание на частной квартире, при строительстве собственного дома, когда повзрослевшие дети обзавелись семьями и появились внуки, тогда было с кем разговаривать. Теперь в доме они остались одни. Помимо хозяйственных работ по дому, после того, как он окончательно ушел с работы, папа увлёкся своими воспоминаниями. На это у него уходило много времени и, действительно, мало разговаривал с мамой. Он не делился своими воспоминаниями с мамой и уходил в себя, почему и считал себя нелюдимым. На этой почве у них происходили ссоры. Время лечит, они мирились и оставались вместе.
Воспоминания отца 1994 года.
Продолжение
Татьяна Ивановна хотела что-то добавить к своему рассказу, но сын перебил её и сказал.
- Не надо рассказывать такие трагические истории, они психоэмоциональные, их тяжело слушать. Отец поддержал сына.
- Они тоже мне не нравятся.
Татьяна замолчала и больше этой темы не коснулась, перестала кушать, поднялась,сказала.
- Вы доедайте, а я пойду на кухню, поставлю воду греть для мытья посуды.
Жаркое с луком и крольчатиной были съедены с большим аппетитом. Наша
трапеза заканчивалась. Леонид поднялся, прошёл на кухню и, поблагодарив
маму за угощение, стал одеваться и объяснил.
- Мне задерживаться долго нельзя. Сегодня, в субботний день, в восемь часов вечера я заступаю на дежурство, на целые сутки, ответственным за все
учреждение. Приезжал на лесосклад проверить, как идёт разгрузка леса и
решил попутно заехать к вам проведать, как вы поживаете.
Леонид постоянно заезжал к нам, когда один, когда с детьми. Мы с Татьяной всегда были рады ему и он знал, что мы- (старики, как он нас называл ), всегда его накормим и угостим домашним коньяком.
Проводив сына до машины, в этот раз он был на своих Жигулях, которые он
купил не без помощи нас - своих стариков, десять лет тому назад, служебная Волга стояла на ремонте. Я махнул вслед ему рукой и вернулся в дом. Жена
находилась в комнате отдыха, сидела на диване, читала книгу. В столовой стол был убран. Я занялся своими хозяйственными делами. Стало смеркаться, раздал кроликам траву, которую жена нарвала днём, до моего прихода с работы. Давал корм, а сам себя назидательно ругал, я не впервые сам с собой разговаривал и разговоры, иногда, доходили до ругани. Я не только ругал самого себя, но и жестоко критиковал и упрекал себя за то, что никак не могу
успокоиться. Получаю пенсию, работаю и все мне, кажется, мало. Стремлюсь не отставать от соседей. И в тоже время, я знал и понимал, что есть соседи которые в несколько раз живут хуже. Понимал, что за всеми не угонишься. Тем не менее, я старался и все делал, делал, а недоделанного оставалось больше сделанного.
Не отставала в этом и моя Татьяна Ивановна. Она много делала по дому, в саду, во дворе, особенно в период весны, лета и осени. Однако, не спускала своих зорких глаз с меня и всегда находила в моих домашних делах недостатки. Начинала поучать, критиковать, ругать, приговаривая.
- Никогда и ничего не можешь сделать хорошо и ровно. Дом построил косо, сарай не построил, а слепил- снизу узко, вверху шире. Где только были твои глаза?- спрашивала она его и добавляла,- все ты делаешь криво и кособоко.
Наверное, к чужим женщинам ходил по кривым дорожкам, поэтому и делаешь все криво.
Все это многословие и упреки жены переносил молча, старался на них не обращать внимания, делал свои домашние дела, как умел. А она не останавливалась, её разжигало, почему я молчу, старалась вывести меня из терпения и начинала вспоминать моих родных.
- Ты их всегда жалел, а меня нет, нисколечко. Они много надо мной поиздевались, когда я с двумя маленькими детьми жила вместе с ними в землянке, а ты служил. Какая я дура, не стала дальше учиться. Со своими способностями была- бы большим человеком,- и добавила,- какой я была молодой и глупой! Имела с десяток женихов, причём хороших, и всех отвергла,- сокрушалась Татьяна Ивановна.
- Жаль,- громко вздохнул я,- что среди этого десятка женихов не было меня.
Западная заря потухла. Во дворе стало темно. Проверил, все-ли пришли и сели на нашест куры, убедившись, что все на месте, закрыл сарай, чердак, вышел на улицу, включил ночное освещение. Лампочка мгновенно вспыхнула и вокруг стало так светло, что можно было-бы среди пожухлой травы найти иголку. Не успел я дойти до крыльца, как лампа погасла и меня окутала такая темнота, что я еле нащупал дверную ручку. В доме стояла мертвая тишина. Щелкнул выключателем, прихожая осветилась. Сменил рабочие брюки на домашние и прошёл дальше. В комнате отдыха горела яркая лампочка, светло голубой абажур смягчал её яркий свет. Татьяна Ивановна сидела на диване, читала книгу о блокадной и после блокадной жизни в Ленинграде. Я сел рядом с женой, вытянув гудящие и горящие ноги. Когда ноги немного успокоились, я спросил жену.
- Почему ты такая грустная, тяжело читать о блокаде Ленинграда?- и добавил,- что с тобой происходит?
Она долго не отвечала, губы её стали дергаться, сжиматься. Казалось, что они сдерживают слова, которые рвутся наружу. Лицо стало хмурым, из глаз потекли слезы. Забыв про свою больную ногу, рывком встала, ойкнула от боли в ноге и громко зарыдала, причитая.
- Боже мой, какая я несчастная! Никто не хочет меня понять, никто не хочет меня слушать, никто не хочет со мной разговаривать, не дают возможности мне до конца высказаться- рассказать. Никого не волнует, что накопилось в моей душе. Каждый раз обрывают на полуслове не дослушав до конца, не поддержав мой разговор.
Она все больше расходилась, голос её становился тверже, переходил на крик.
Я молчал, понимал, что остановить её не смогу. Зная об этом, я мучительно перебирал в голове и искал выход из создавшегося положения.
- Ты! Именно ты! Ты должен поддерживать и заступаться за меня. Тебе меня не жаль ! Я целыми днями одна дома, мне не с кем перекинуться словами.
Когда ты дома и молчишь, я тоже остаюсь в одиночестве. Вот и сегодня, я при тебе и сыне чувствовала себя одинокой. Почему так происходит, объясни мне?
Мои попытки её успокоить, подлили масла в разгорающийся огонь. Я понял, что дальше оставаться возле неё, в доме нельзя.
Я вышел в прихожую, включил свет, оделся и сам не зная куда я пойду и что буду делать на улице, выключил свет и вышел на порожек крыльца. Уличная лампочка не горела, идти никуда не хотелось и куда пойдёшь в такие годы от своего дома. Мне уже 82 года. Зная прежние, хотя и не частые выходки жены, дело кончалось уходом кого-то одного из дома, обычно это делал я. Вот и сейчас, я решил уйти первым, но куда уйти, я ещё не мог придумать.
Загорелась уличная лампочка, своим ярким светом било мне в лицо. В это время я решил подняться на чердак сарая и лечь там спать. Подошёл к лестнице и передумал, лежать не хотелось. Не понимая ничего, стоя возле
лестницы, смотрел в темное пространство за домом, куда не проникал уличный свет. Эта темнота мне напоминала душевную пустоту.
Продолжение следует.
Воспоминания отца- Думчева Алексея Алексеевича 1912 г. рожд.
Свидетельство о публикации №221110701908