Голод

«Самым голодным периодом в блокадном Ленинграде был предновогодний месяц 1941 года — с 20 ноября по 25 декабря. Запасов продовольствия в городе почти не осталось, поставки блокировались. Именно тогда была серьезно урезана норма выдачи хлеба.»


                В комнате было холодно и ещё темно. На кровати под ворохом одеял началось шевеление. Саша высунула голову из-под одеяла и прислушалась. Нет, завывания ветра за окном не было слышно. Но на окнах были морозные узоры, а у маленькой дырочки от отколотого стекла была наледь. Саша дыхнула в воздух и из рта показалось облако пара. Холодно. Саша снова натянула одеяло на голову. Вставать не хотелось. Вспомнилось жаркое лето 39-го года: дача, купание в озере, чаепитие на веранде с... с… Господи, с чем же мы пили чай? Саша судорожно сглотнула слюну. Нельзя, нельзя об этом думать, можно сойти с ума. Саша резко откинула одеяло и встала с кровати. Она так и спала в пальто и валенках. Как хорошо, что валенки привезли с дачи ещё …до войны. Надо сходить за хлебом. Хлебом… всего 125 грамм, но это был хлеб, жизнь. И сегодня надо сходить в «Публичку» на Садовой и вновь штудировать Маяковского. Может не ходить? Кому нужны эти исследования …сейчас, когда не знаешь, что будет завтра и будешь ли жива? Для диссертации? …Нет-нет, нельзя сдаваться, надо продолжать работать и не для диссертации, а для будущего. Мы не сдадим город, не сдадим!
Прошла на кухню, но чай греть не стала – электричества не было и надо было экономить дрова… дрова… не дрова, а остатки стульев. Согрею чай, когда хлеб принесу. И надо сегодня же перетащить кровать на кухню, здесь теплее, чем в большой комнате, особенно когда топишь печь, чтобы согреть чай или сварить похлёбку из остатков круп, которые бабушка когда-то закупала впрок. Даа… бабушка, какая она всё-таки мудрая, и спички, и соль, и свечки теперь есть, и крупы. Если варить по щепотке в день, может надолго хватить, а там… лучше не думать. Как же я не догадалась раньше кровать на кухню перетащить? И работать здесь же можно.
Саша повязала сверху ещё платок и надела на шерстяные перчатки рукавички, подаренные тётей Зоей ещё …до войны. Вышла на улицу.


                Была середина декабря. На улице было морозно и сумрачно. Саша завернула за угол своего дома и ещё издали увидала длинную очередь в магазин. Или я поздно встала, или они всю ночь стояли, подумала она, прибавив шагу. Люди стояли молча, переминаясь с ноги на ногу и нахохлившись. Человек десять были с детьми, видно боялись оставить их дома одних. Дети были тепло одеты и укутаны платками и тоже, как и взрослые, молчали и жались к матерям. Отстояв полтора часа и обменяв продуктовый талон на кусочек хлеба в 125 грамм, Саша вернулась домой. Не раздеваясь, прошла на кухню, но не стала растапливать печь, а налив из бидончика холодной воды в кружку, стала пить, откусывая хлеб маленькими кусочками. Снова вспомнилось чаепитие на даче. С чем же они тогда пили горячий мятный чай? Но никак не могла вспомнить, а слёзы катились по щекам помимо её воли от воспоминаний о прошлой, …сытой жизни. Выживет ли она? Что же не уехала из города тогда, когда её уговаривали родители? Зачем осталась? Не хотела оставлять родной город в беде? Но чем она может помочь? Работа? Работа… работа, это чтобы не сдаваться. Возможность бороться …за жизнь. А так она иной раз с соседским мальчишкой дежурила на крыше, туша зажигалки, сброшенные с самолётов. Ездила рыть траншеи с институтскими товарищами. А больше… а больше старалась выжить и заставляла себя не думать о смерти. Только работа над диссертацией не давала ей впасть в полное уныние. Надо идти в «Публичку».
Саша завернула половинку хлеба в тряпочку и заложила в …бюстгальтер. Взяла свечку и вышла снова на улицу.


                На улице было уже светлее, но по-прежнему свинцовые тучи закрывали всё небо и не чувствовалось утро, казалось какая-то серая масса опустилась на город и он стал мрачным, не жилым, …чужим. Где-то в домах были выбиты стёкла окон, и ни в одном из уцелевших окон не было света. Саша поёжилась от неприятного чувства, словно тёмные дома, грязный снег, мороз и свинцовое небо давило на неё с обидой, что это она, она во всём виновата, она.
По дороге навстречу ей женщина с бледным, исхудалым лицом и худенький подросток тянули санки с мертвецом, закутанным в простыню. Саша, прикрыв глаза рукой, прошла мимо. Она никак не могла привыкнуть к этим скорбным, похоронным процессиям, в них была обречённость, боль. У Саши начинало сильнее биться сердце и ей казалось, что она слышит его стук. Ещё в детстве, когда она увидала, как трамвай переехал кошку, она ревела в голос и не могла долго успокоиться, а бабушка сказала, что она очень впечатлительная и ей будет нелегко в жизни. Может и её… вот также… повезут на санках. Только кто… кто повезёт? Она ведь одна! Саша смахнула слезу и прибавила шагу. Прохожих почти не было. Но около одного из магазинов была длинная очередь за хлебом, за кусочком хлеба. Саша потрогала через пальто свою половинку кусочка хлеба. На месте. Может сейчас съесть? Нет, надо потерпеть, после библиотеки съем, а вечером сварю похлёбку. Она сглотнула слюну и снова проверила на месте ли хлеб. А вот и «Публичка».


                «Публичка» была её любимой библиотекой. И хотя она далеко от неё жила, Саша ходила только сюда и, когда училась в институте, и когда училась в аспирантуре. Её знали, любили за приветливость и благоговейное отношение к книгам.
В огромном читальном зале было холодно и Саша, как постоянный читатель, прошла в кабинет директора, который отапливался и был отдан посетителям. Половина кабинета уже была занята. Кто читал с фонариком, а кто-то со свечкой. Саше выдали нужные книги и она приступила к работе. Она забыла о еде, полностью погрузившись в чтение. Она и до войны могла просидеть за книгой целый день, не вспомнив о еде. Время пролетело незаметно, посетители стали постепенно расходиться. Саша посмотрела на часы. Ого, уже 16:00! Она быстро оделась и вышла на улицу.


                На улице без освещения было уже темно и началась позёмка. Ветер поддувал под пальто и после тёплого кабинета было зябко. Саша перешла через Садовую улицу и пошла вдоль Гостиного двора. Прохожих не было видно. Саша снова потрогала кусочек хлеба. Может сейчас съесть? Нет, лучше дома с горячим чаем, вернее, кипятком.
Из-за колонны неожиданно вышел какой-то мужчина в длинном чёрном пальто и пошёл ей навстречу. Саша посторонилась вправо, но прохожий тоже сдвинулся вправо. Тогда она решила обойти его слева, но и он …сдвинулся влево, растопырив руки, в одной из которых был …нож. Страх охватил Сашу, она не могла вымолвить ни слова, словно кто-то сдавил ей горло. Мужчина бросился к ней. Она успела увидеть его безумные огромный глаза и перекошенный рот. Чудом увернувшись, она бросилась бежать, тяжело дыша, почти задыхаясь. Сердце бешено стучало в груди, отдаваясь в висках… «жить… жить… жить…» Ноги словно ватные, не слушались её и ей казалось, что он вот-вот вонзит ей нож в спину. Она споткнулась о сугроб и упала… Всё… всё… всё... Но сзади не слышно было шагов, только ветер заметал ей под задравшееся пальто снег. Она не чувствовала холода, а лоб был вспотевший. Почти обессилевшая, Саша перевернулась на спину и посмотрела назад. Преследователь сидел на снегу, привалившись спиной к последней колонне магазина. Было видно, что у него не было больше сил преследовать свою жертву. Саша с трудом встала на дрожащие ноги, потрогала хлеб и, шатаясь, медленно пошла …к своему преследователю. Подойдя, увидала заросшее щетиной худое лицо, мокрое от слёз, поседевшие волосы присыпанные снегом и дрожащие руки. Шапка и нож валялись в стороне. Мужчина тяжело дышал с каким-то гортанным хрипом. Саша молча достала половинку хлеба, сняла тряпочку и протянула ему хлеб. Он схватил хлеб и стал запихивать его в рот, давясь и всхлипывая. Зачем она отдала свой хлеб, свой кусочек жизни, Саша не понимала, а просто развернулась и побежала прочь. Это ей казалось, что она бежала, а на самом деле, она медленно шла, обессиленная, уставшая, голодная, всё ещё дрожа от встречи со …смертью. Метров через тридцать она обернулась. В полумраке, сквозь позёмку, едва была видна фигура человека на четвереньках, отыскивающая упавшие крошки хлеба в снегу.


                После всего произошедшего, Саша побоялась идти домой ночью, свернула на Ломоносовскую, где жила её любимая преподавательница института и у которой она часто бывала до войны, когда приходила в библиотеку. Поднялась на второй этаж и постучала в дверь. Тишина. Снова постучала. Тишина. Саша была в полном отчаянии, потекли слёзы. Господи, да что же за день сегодня такой! Что же мне делать? Она ещё не успокоилась от произошедшего, всё тело дрожало и сердце всё так же учащённо билось. Снова постучала. Прислушалась. За дверью послышались тихие шаркающие шаги и кто-то боязливо спросил,
- Кто там?
- Софья Андреевна, откройте! Это я, Саша.
Щёлкнул замок и дверь приоткрылась на длину цепочки. В щели показалась седая голова.
- Софья Андреевна, это я, Саша Виноградова.
Дверь прикрылась, потом распахнулась полностью.
- Сашенька, тебя не узнать в платке. Заходи быстрее, а то холод напустим.
Саша прошла в прихожую.
- Голубушка, что с тобой, на тебе лица нет? Ты вся дрожишь. Так замёрзла? Нет-нет, не раздевайся, у меня тоже холодно. Проходи на кухню, я кипятку согрею. Там и поговорим. Только платок сними.
Софья Андреевна пошла на кухню, а Саша пошла за ней.
Кухня была просторная, в ней даже стоял кожаный диван. Стул был один.
- Ты, Сашенька, на диван садись. Стулья-то мы сожгли, только для себя один оставила. Да и то…
- А Дмитрий Иванович на чём сидит?
Софья Андреевна промолчала и стала растапливать печь.
- Вот обдираю обои в гостиной для растопки, хорошо, что обои есть. А веток вчера набрала. Тут недалеко бомба прямо в дерево попала, так сразу народ набежал и все ветки растащили и я успела.
Софья Андреевна поставила чайник на плиту и подвинула стул поближе к печи.
- Только воды немного, но нам с тобой хватит. А угостить тебя, Сашенька, нечем. Рассказывай, как оказалась рядом. Наверное, в библиотеку приходила? Раньше ты часто ко мне приходила, а теперь…
- Да, я в «Публичку» ходила. Диссертацию надо заканчивать.
- Это правильно. Работать надо. Война всё равно когда-нибудь закончится. А жить и работать надо продолжать. Про Маяковского всё продолжаешь писать?
- Про него.
Закипел чайник.
- Чувствуешь, как в кухне потеплело? Можешь даже пальто снять. А Дмитрий Иванович хотел печь сломать. Что, говорит, она без дела стоит, всё равно на электроплитке готовим. А я не дала. Вот она, голубушка, и спасает меня.
- А что же Дмитрий Иванович не придёт чай пить?
У Софьи Андреевны нервно дёрнулся глаз. Она молча разлила кипяток по кружкам, пододвинула стул к столу, села.
- Нет больше Дмитрия Ивановича. Полмесяца назад отвезла на кладбище. Сама чуть в ту яму не упала…
Саша поперхнулась кипятком, закашлялась. Софья Андреевна налила кипяток из чашки в блюдце и хотела пить, но рука дрожала, расплёскивая кипяток, и она поставила блюдце обратно на стол.
- Ты вот что, Сашенька, ты, когда приходишь в библиотеку, заглядывай ко мне на минутку. Я тебе и ключ дам, а то вдруг я… Словом, отвезёшь меня …на саночках… Они в кладовке, что в прихожей, стоят. Одна я, Сашенька, осталась…
- А где же… где же Джулька?
- Съели! Нет, не я. Неделю назад я забыла дверь на ключ закрыть, она и выскочила на лестничную площадку, когда сквозняком дверь приоткрылась. Я сразу не заметила, ну, и… Кто забрал не знаю. Я их не осуждаю. Голод. Каждый выживает, как может.
- Меня тоже…
- Что, «тоже»?
- Съесть хотели.
- Господь с тобой! Сашенька, ты о чём говоришь?
- Сегодня… после библиотеки…
- Да что же это такое!? Как же ты…
- Не знаю… плохо помню… всё, как в кошмарном сне. Я к вам прибежала, потому что побоялась после этого домой идти.
Саша расплакалась. Софья Андреевна пересела к ней на диван, прижала её к своей груди и погладила по голове.
- Ужас какой! Что же ты не эвакуировалась с родителями?
- А вы?
- О, мы! Дмитрий Иванович отказался, а куда же я без него? Любила я его… да и сейчас люблю. Он упрямый, сказал, не покину свой город, буду драться с фашистами.
- Вот то же и я.
- Но это правильно, правильно! Если все уедут, так кто же город защищать будет? Это правильно! Давай чай пить, а то остыл уже. Утро вечера мудренее. Переночуешь здесь на диване, а утром пойдёшь.
- Софья Андреевна, пойдёмте вместе со мной. У меня кухня поменьше и там теплее и крупы у меня немного есть. Нам бы только до лета дожить, а там… потом легче будет. Пойдёмте. Я ведь тоже боюсь, что меня… что меня… никто не отвезёт.
Они расплакались и просидели, обнявшись ещё час.

Рано утром, одевшись потеплее, и положив на санки необходимые вещи и остатки веток, они отправились на Сашину квартиру.

Алексей Балуев (06.11.2021)