Спасти париж 20

                Глава третья
                МИФ О ВЕЛИЧАЙШЕЙ ПОБЕДЕ ГЕРМАНИИ

     Два первых дня сентября 1914 года вся Россия скор¬бела о трагической участи армии Самсонова в Восточной Пруссии, вплоть до третьего сентября, когда пришла весть о славной победе — освобождение города Львова. А первого сентября штаб Верховного Главнокомандующего опубликовал такое сообщение: «Вследствие накопившихся подкреплений, стянутых со всего фронта, благодаря развитой сети железных дорог, превосходные силы германцев обрушились на наши силы — около двух корпусов, подвергнувшихся самому сильному обстрелу тяжёлой артиллерии, от которой мы понесли тяжёлые потери. По имеющимся сведениям войска дрались геройски: генералы Самсонов, Мартос, Пестич и некоторые чины штабов погибли...»

     Все газеты Российской империи в эти дни наполнились статьями пронизанные болью поражения Второй армии: «Чтобы удержать Самсонова, немцам пришлось перебросить два с половиной корпуса из Бельгии... энергичное движение генерала Самсонова было кровавою жертвою, принесённою на алтарь боевого братства с Францией...»

     Вполне естественно немецкие газеты выходили с большими победными заголовками: «Германия выиграла одну из величайших битв в истории!» «Количество русских пленных не поддаётся исчислению!» «Это была битва под Танненбергом!»

     Германское командование и пропаганда как могли, завышали значение победы над одинокой армией Самсонова. Немцы назвали её величайшей битвой под Танненбергом — как бы вожделенный ответ на давнее поражение немецких рыцарей в Грюнвальдской битве в 1410 году от соединённых литовских, польских и русских войск. Мес¬то двух этих битв действительно совпало, а вот значение нет. Если 500 лет назад народы Восточной Европы в Грюнвальдской битве наголову разбили Тевтонский орден и положили конец кровавой экспансии немецких рыцарей на восток, то в начале осени 1914 год все великие битвы Первой мировой войны были ещё впереди. А тактическое поражение русских в Восточной Пруссии было с лихвой перекрыто крупными стратегическими победами в Польше и на Украине. И это не говоря о жертвенном спасении армией Самсонова и Ренненкампфа самого Парижа.

     Немцами размер августовской победы над Второй армией возносился до небес: взято 92 тысячи пленных, не считая десятков тысяч погибших русских. Хвалебные за¬явления о полной победе в Прусской битве вызывали, мягко говоря, удивление в штабах русских армий, тем более в Верховной Ставке. Там-то хорошо знали, что фланговые корпуса армии Самсонова, преждевременно и без серьёзных потерь отошли назад к границе, а три центральных корпуса стали отступать и попали в окружение. Но в кольце врагов изначально было только пять дивизий, в составе которых находилось 80 тысяч солдат и офицеров. О каких 92 тысячах пленных кричали на каждом углу немцы! Это был блеф, ложь, что угодно, но не правда. Так сколь¬ко же в действительности попало в немецкий плен русских воинов? В Царство Польское, к своим, вырвалось с оружием в руках 20 тысяч солдат и офицеров. За время шестидневных ожесточённых боёв на фронте Тринадцатого, Пятнадцатого и Двадцать третьего корпусов и в следствие их многочисленных попыток прорыва из германского кольца погибло и пропало без вести в болотах и лесах Восточной Пруссии до 30 тысяч воинов. В результате по русским сведениями генерал Клюев склонил к сдаче в плен лишь 30 тысяч солдат и офицеров, в основном из нестроевых тыловых частей и по немецким данным каждый третий из них был ранен или истощён до крайности.

    Победа Восьмой германской армии вкупе с подошедшими корпусами из Западной Европы над небольшой русской армией Самсонова досталась дорогой ценой: за первый месяц войны на своей земле немцы потеряли десятки тысяч убитыми, ранеными и пленными — чего стоило германцам первое проигранное сражение под Гумбинненом Первой армии Ренненкампфа. То, что немецкий успех в Прусской битве со Второй армией Самсонова, которая длилась неделю и досталась через большие потери, доказывает факт перехода из рук в руки несколько немецких городов в ходе ожесточённых боёв. Только Нейденбург удостоился этой участи четырежды! Русские войска за не¬сколько дней потрепали немало германских частей, и лишь смена командования Восьмой армии и помощь с запада вдохновила немцев отстоять свою Восточную Пруссию. Да, были разбиты пять русских дивизий, но до этого они же разбили столько же германских и поэтому немцы зря превозносили это Прусское сражение и равняли его с эпическими Каннами — победой великого Ганнибала.

    Германский триумф никогда бы не состоялся, если бы этому не «помогли» несколько русских генералов, участвующих в прусской операции. Они «отличились» по-разному, но немцы, зная с кем, имеют дело, не раз признавались, кто, же им помог в Прусской битве. Германский генерал Хоффман, один из инициаторов этого сражения утверждал: «У нас был союзник — наш враг...Русские генералы слали важнейшие телеграммы открытой радиосвязью. Мы знаем все планы противника...Я был уверен в бездействии Первого русского корпуса при обходе русских центральных корпусов...» Точно также немцы были уверены и в равнодушии Шестого корпуса Благовещенского, когда они обходили ядро армии Самсонова слева. К несчастью русских и радости германцев, Второй армии Самсонова достался «сонный» сосед генерал Ренненкампф с большой Первой армией. Этот прибалтийский немец палец о палец не ударил, чтобы спасти войска Самсонова, хотя Ренненкампф должен был действовать в одной связке со Второй армией. Лишь окрик сверху разбудил этого чванливого командующего, до сей поры десять дней про¬стоявшего на полях у Гумбиннена и разглядывавшего свой новый орден за первую победу Первой русской армии... На помощь Самсонову он конечно опоздал.

     Бесцельное стояние армии Ренненкампфа на дальних подступах к мощной крепости Кенигсберг и неоказание поддержки гибнущим корпусам соседней русской армии, аукнулось ей в начале сентября 1914 года. Германский генерал Людердорф возгордившийся собой после побед в Бельгии и на юге Восточной Пруссии, теперь решил раз¬бить восточнее Кенигсберга и Первую армию Ренненкампфа. Штаб Восьмой германской армии теперь разворачивал свои многочисленные корпуса на северо-восток. Ренненкампф почувствовав неладное, и своё одиночество, до сей поры знакомое только генералу Самсонову, стал медленно с боями отступать к русским границам. Так закончилась неподготовленная жертвенная операция русских войск в Восточной Пруссии. Она дала французам ценой большой русской крови всё, что они хотели от России — преждевременную переброску германских корпусов на восток, так не хватавших Германии в решающие дни бит¬вы под Парижем.

    Самое важное для России было то, что Гинденбург и Людендорф в сентябре 1914 года, имея в Восточной Прус¬сии сильные германские корпуса, так и не решили двинуть их через русскую границу. Гора родила мышь. Куда же пропали военные таланты матёрых немецких генералов? Дело в том, что они и вся верхушка германского командования, ещё до исхода битвы под Парижем как заворожённые смотрели на юг Польши и особенно Западную Украину, где четыре русские армии громили в пух и прах четыре австро-венгерские армии. На фоне великой Галицийской битвы, где перемалывалась миллионная группировка австрийских войск, масштабы широко разрекламированной победы немцев в Прусской битве были несопоставимы и просто ничтожны. Да и о каких планах наступления немцев из Восточной Пруссии можно было говорить, если срочно требовалась колоссальная перевозка сразу нескольких германских корпусов далеко на юг — спасать Австро-Венгрию, как военного союзника Германской империи. Немцы прекрасно понимали, что им не выстоять в одиночку одновременно против русских, французов, англичан и сербов. В германском генштабе теперь ломали голову над одним вопросом: сколько своих корпусов отдать австрийцам, терпящим от русских одно поражение за другим ...







                Глава пятая
                НАСТАЛИ ВАЖНЕЙШИЕ МИНУТЫ

     Тяжёлое поражение австрийской армии на подступах древнерусского города Львова и его освобождение в начале сентября проходило на фоне неудач русских в Восточной Пруссии и южной Польши, а французов под Парижем. Стремительное освобождение Западной Украины и надвигающаяся в связи с этим военная катастрофа австро-венгерских войск давала всей союзной Антанте надежду выправить нелёгкую ситуацию на других фронтах.
     Хотя Австро-Венгерская империя уже не просила, а просто кричала о помощи всесильной Германии, сама ещё располагала резервами и силами достаточными, чтобы на-вязать большое сражение четырём русским армиям. Свой главный удар австрийцы решили направить на две победоносные русские армии Брусилова и Рузского. Против них сосредоточились сразу три австрийских армии, которые вознамерились взять реванш за недавние поражения и отвоевать обратно столицу Восточной Галиции город Львов.
     Верховная Ставка и командование Юго-Западного фронта, зная намерения австрийцев, решили их упредить. В Барановичи в Ставку Верховного Главнокомандующего был срочно вызван начальник штаба фронт Михаил Васильевич Алексеев. Николай Николаевич Романов встретил генерала в своём личном вагоне, проводил в кабинет и усадил в кресло. Сам Верховный не присел, а нервно мерил шагами просторное помещение, увешанное картами, звериными шкурами и именным оружием. Он заговорил не сразу, после раздумий, тщательно подбирая слова:
—Трагедия армии Самсонова в Пруссии требует от нас незамедлительно покончить с австрийцами, во что бы то ни стало. Вы понимаете, о чём я говорю?

       Николай Николаевич остановился, и внимательно глядя на собеседника, сам и ответил:

—Я хочу разбить австро-венгерские войска. Я хочу потрясти Австро-Венгерскую империю до основания и ли¬шить её если не армии как таковой, то уж самостоятельности, независимости как державы — раз и навсегда. Сейчас обстановка на австрийском фронте позволяет это сделать.

      Верховный сел в кресло, как бы давая знать Алексее¬ву, высказать свои соображения и тот подхватил разговор:

- Ваше Высочество! Юго-Западный фронт прекрасно понимает, что вскоре к противостоящим нам австрийцам подъедут германские корпуса, которых давно и с нетерпением ждут. У немцев сейчас в Восточной Пруссии руки развязаны, и они откликнутся на просьбы союзников.

- Правильно! — обрадовался Николай Николаевич и продолжил свою мысль — Мы просто обязаны разгромить австрийцев до подхода немцев. Пока не поздно! И потом, если мы австрийцев не разобьём, вы представляете, Михаил Васильевич, куда могут двинутся германские корпуса из Восточной Пруссии? Да куда захотят! Хоть на Варшаву! Хоть на Вильно! Хоть на Ригу! На Россию пойдут!
     Алексеев, кивая головой, соглашался:

- По разведданным, австрийцы замыслили вернуть себе Львов. Значит, в южной Польше, наконец, их натиск на Люблин сойдёт на нет. Именно там необходимо нанести наш удар...

- И не только там! — настаивал Верховный Главнокомандующий — Сражаться будем по всей линии фронта! Надо сковать противника везде, не давая ему возможности перебросить войска на критические участки фронта. Но вы правы — пора, пора и в Польше нам наступать...

      Николай Николаевич подошёл к своему столу и взял исписанный лист бумаги:
— Я тут заготовил директиву для вашего фронта и при¬веду выдержку: «Войска генералов Эверта[3] и Лечицского[4] должны наступать самым стремительным образом, чтобы раздавить противника. В тех районах, где наступление по обстановке невозможно, войска должны держать занятые ими мес¬та до последнего человека...»

      Верховный Главнокомандующий сделал всё, чтобы создать благоприятные условия для наступления в южной Польше: он ввёл в бой Девятую армию и пополнил другие русские армии свежими резервами, доведя их численность до 36 дивизий. Им противостояло 20 австрийских дивизий и немецкий корпус Войерша. [5] Начиная со 2 сентября, на фронте Четвёртой армии Эверта завязались ожесточённые наступательные бои. В атаку было брошено 30 гренадёрских батальонов. Это наступление поддержала соседняя Пятая армия Плеве. Целое сражение разыгралось толь¬ко за переправы на реке Ходель. Сам город Ходель горел. Австрийцы, не выдержав натиска русских стали сдаваться или отходить назад.

      До 4 сентября шли упорные бои за Суходолы, где на высотах расположился Десятый австрийский корпус, состоящий из двух дивизий. На него русские части наступали с трёх сторон: с запада — Первая гвардейская и Вторая гренадёрская дивизии; с севера — Первая бригада 82-й дивизии; с востока — сводная бригада Третьего кавказского корпуса. После мощной артподготовки из 108 орудий в тыл австрийцам проскочил Семнадцатый Оренбургский казачий полк, а с востока обходили казачьи части из Третьей донской дивизии. Австрийский корпус был окружён: 1/3 воинов погибла, часть вырвалась к своими и до 5000 солдат и 60 офицеров сдались в плен вместе с оружием и знамёнами. После этой военной катастрофы вся Первая австрийская армия перешла к обороне, и к ней спешил на помощь германский корпус Войерша.

     К 5 сентября кровопролитные бои велись на всём протяжении фронта. Наиболее успешно сражались в Четвёртой армии Гвардейский корпус и гренадёрская дивизия, которые сумели продвинуться до 18 километров. В Пятой армии отличились Двадцать пятый корпус и Третья гренадёрская дивизия, заняв город Замостье, где австрийцы оставили много оружия и 500 раненых в госпиталях. У про¬тивника выделялся в лучшую сторону немецкий корпус Вайерша, его солдаты ходили в успешные контратаки, но соседние австрийские части обычно терпели поражения. Так была разбита Двадцать первым русским корпусом — Восьмая австрийская дивизия и при этом только пленных насчитывалось до 1500 человек. Резервную Девятую рус¬скую армию ввели в бои у самой Вислы. Здесь у австрийцев была очень сильная оборона, и наступление продвигалось медленно, пока 9 сентября на рассвете Сорок пятая русская дивизия не пошла в штыки и не отбросила врага, захватив до 1000 пленных. Но австрийское командование ещё обычно латало прорехи в обороне, бросая в бой уже последние резервы. Напряжение боёв на всём Юго-Запад¬ном фронте достигло предела, и тогда Главнокомандующий Иванов сказал по прямому проводу командующим своих армий: «Настали важнейшие минуты. Верю в то, что мы проявим крайнее упорство в достижении своих целей... Противник изнурён не менее нас...Ожидаю от Вас развития достигнутых успехов...»

     Настоящая битва разыгралась на участке Четвёртой русской армии: наступали гренадёрский, гвардейский и Третий кавказский корпуса. Им ожесточённо сопротивлялись Пятый австрийский корпус и германцы из корпуса Войерша. Русская артиллерия вела огонь из 600 орудий, и элитные части бросались в атаку, но продвинуться удалось лишь на километр. Зато полностью удались штыковые атаки гвардейцев и гренадёров, предпринятые в ночь на 9 сентября. Немцы неожидали ночных атак и в панике отступили.

     Отличился в тех боях Семнадцатый Оренбургский казачий полк под командованием Акулинина. Он в составе Третьей донской дивизии принял участие во фронтальной атаке на австрийцев. Оренбуржцы в конном строю прочитав молитву и перекрестившись, ринулись вперёд. Они развернулись в грозную казачью лаву и настолько стремительно домчались до вражеских позиций, что перед ними был бессилен ружейно-пулемётный огонь. Австрийские пехотинцы, не выдержав, бросились бежать, на ходу отстреливаясь, но спастись от казачьей смерти смогли, бросившись только в реку. Оренбургский полк уничтожил до 100 солдат противника и ещё 300 пленил, сам при этом потеряв 10 казаков.

    Только к вечеру 9 сентября наступил перелом на всём фронте Четвёртой русской армии: началось поголовное отступление, местами австрийцы ударялись в бегство, и массово сдавались в плен. За девять дней боёв лишь одна эта русская армия взяла в плен до 15 тысяч австрийцев и немцев, а вместе с ними и 55 орудий. Соседняя Пятая армия русских также не отставала, громя врага. Всего противник в южной Польше потерял до 20 тысяч пленных и бросил 70 пушек. Австрийские армии вынужденно ото¬шли за реку Сан, а русские по праву праздновали свой успех, добытый, в том числе и высшим командованием России, которое использовало опыт немцев в Восточной Пруссии по быстрой переброске крупных соединений железнодорожным транспортом. Ведь ключевую роль в русской победе в Польше сыграли три свежих корпуса и ещё четыре отдельных дивизии, перевезённые за считанные дни за многие сотни вёрст.



                Глава пятая
                ДО РАЗГРОМА АВСТРИИ - ВСЕГО ОДНО СРАЖЕНИЕ

     После взятия Львова и Галича Восьмая армия генерала Брусилова осталась одна перед австрийскими войсками, отошедшими на сильные гродекские позиции. Третью армию Рузского командование Юго-Западного фронта двинуло севернее на Раву-Русскую, во фланг австрийских армий, действующих на польском направлении. Там в Польше, по мнению Главнокомандующего Иванова русские должны были разбить мощную группировку врага и в дальнейшем с помощью армии Брусилова разгромить австрийцев окончательно — по край ней мере в Восточной Галиции и южной Польше.

    Штаб Восьмой армии с Брусиловым обосновался во Львове, во дворце австрийского наместника. В богатые интерьеры своего кабинета Брусилов привнёс лишь массу всевозможно разрисованных карт Восточной Галиции. Он не раз озвучивал свои мысли вслух перед начальником штаба генералом Ломновским, и теперь после освобождения Львова сложная ситуация требовала настоящего мозгового штурма. В дружбе и согласии работали два руководителя Восьмой армии, но иногда осторожный Пётр Николаевич Ломновекий не одобрял рискованные планы Брусилова. Без разумного риска на войне Алексей Алексеевич и не мыслил одерживать победы над зачастую более сильным противником. Сейчас разведка не давала достоверной информации. Брусилов размышляя, спрашивал Ломновского:

- А ведь не одни австрийцы поставили перед нами за¬дачку, но и наше командование фронта?

- Наше, Алексей Алексеевич? — удивился Ломновской.

- Именно и наше! Иванов поставил задачу Восьмой армии охранять левый фланг фронта. Но я не согласен с назначенной для моей армии ролью. Ведь австрийцы сей¬час выберут один из двух вариантов действий, и оба не будут соответствовать цели, поставленной перед нами главнокомандующим Ивановым.

      Ломновекий наморщив лоб, наконец, сообразил:

—Получается, либо австрийцы вообще оставят нас без внимания, ибо многие будут решать на севере фронта, в Польше, либо соберут и обрушат на Восьмую армию крупные силы и захотят вернуть себе Львов.

      Брусилов грустно улыбнулся и кивнул:

—Вы умница Пётр Николаевич. При втором варианте развития событий я знаю, как себя поведёт командование Юго-Западного фронта. Оно привычно скажет: «Брусилов как-нибудь выкрутится...»
      
     После разговора с Ломновским в кабинет к Брусилову заглянул адъютант и застенчиво сказал:

- Вас в приёмной ожидает графиня Статьницкая.

    Командующий тоскливо посмотрел  на ожидавшего офицера и вздохнул:
- Я её встречу в зале заседаний. Проси туда.

     Елена Статьницкая в пышном красном платье  любовалась помпезным дворцом, но когда она  попала  в великолепный зал заседаний, её восторгам не было пределов. Графиня, увидев генерала Брусилова, тут же воскликнула:

- Ты гений! Ты гений войны! Ты, достоин, жить во дворцах! Тебе, только тебе, принадлежит честь взятия стольного Львова, а не какому-то другому. Я - то знаю. Ты не представляешь, как тебя ненавидят и боятся немцы и австрийцы…

    Улыбчивый Алексей Алексеевич, стремительно сблизившись с взволнованной Еленой, сначала поцеловал её руку, а потом и раскрасневшуюся щеку. Он, смеясь, вопрошал:

- Откуда у тебя, провинциальной помещицы, такие точные сведения? Не иначе, вы, работаете на какую-то разведку.

- Не шути так Алексей! – вздохнула она, нежно ответив поцелуем и прошептала. – С меня действительно требуют сведения секретного характера. Резидент Комаровский что-то затевает. Я боюсь, он хочет тебя убить. Ты будь осторожен. Ведь твои враги в ярости от твоих умелых и смелых действиях на фронте.

     Военачальник, не переставая смеяться, пригласил графиню присесть на диван и намеренно удивлялся:

- Чего мне бояться, когда у меня такой всеведущий ангел- хранитель?
 
    Статьницкая влюблено рассматривая Брусилова, в тоже время недовольно качала головой:

- Тебе всё весело. Да, ты победитель, в том числе и меня…

     Алексей Алексеевич сбросил с лица улыбку и серьёзно, даже торжественно сказал:

- К вашему сведению Елена, сообщаю одну важную весть. Ко мне вот-вот должна приехать из России жена. Она будет со мною на фронте делить все радости и горести.

- Твоя жена? – удивлённо спросила графиня и изменилась в лице. – А я?

- Таковы обстоятельства! – пожал плечами генерал и торопливо добавил. – Нам с тобой необходимо закончить наш шпионский роман. Я продолжу воевать во благо Родины, а ты всё же уедешь в нейтральную Скандинавию. Сегодня я передам тебе последнее сообщение центральным разведкам…

- Вот как?! – задрожала Елена и вскочила с дивана. – Значит мне уезжать?

- Да! Да! – настаивал Брусилов. – Ты сегодня же купишь билет до Питера, а оттуда в Швецию.

     Статьницкая закрыла лицо руками, наконец, понимая, что для неё тут, всё, кончено, и сдавленно проговорила:

- Мне что-то плохо становится. Ты быстрей говори свои важные сведения…

   Генерал встал и налив воды из графина, подал бокал дрожащей Елене. Пока она жадно пила, он передавал информацию:

- Третья армия генерала Рузского ушла на север к Раве-Русской. Я один со своей армией защищаю Львов, но ко мне со всех сторон подходят резервы…

     Брусилов замолчал и горько усмехнулся про себя: «Существенных подкреплений не будет». Статьницкая, помедлив, тихо спросила:

- Это всё?

- Нет! –  зло и неукротимо возразил Алексей Алексеевич. – Передай ещё моим врагам слово в слово: «До разгрома австрийской армии осталось одно сражение!»




                Глава шестая
                ПОСЛЕДНИЙ НАТИСК АВСТРИЙЦЕВ

       К 10 сентября 1914 года командование Восьмой русской армии получило разведданные о том, что западнее Львова на гродекских позициях сосредоточились значительные силы австрийцев. Подкрепления к противнику подошли настолько серьёзные, что по этому поводу Брусилов срочно со¬звал весь свой штаб на совещание. Алексей Алексеевич выступил перед офицерами и генералами с краткой вступительной речью:

—Австрийцы в ближайшие дни полны решимости, вернуть себе Львов обратно. К сожалению, мы точно не знаем, сколь велики силы врага, но косвенные данные указывают на то, что они превосходят нас намного. Взять хотя бы мосты на реке Верещице, которые были вначале австрийцами разрушены при отступлении от Львова, а теперь спешно исправлены. Мало того, отмечены на реке новые переправы. Австрийцы, до этого отсиживающиеся на левом берегу, сейчас осмелели и их мощные авангарды заняли и правый берег Верещицы. Вы знаете, что у Львова осталась только наша Восьмая армия. Помощи от Третьей армии, ушедшей на Раву-Русскую, пока ждать не приходится. Ваши соображения, господа.

     Серьёзность ситуации понимали все и высказывались по делу, стремясь как-то усилить оборону столичного Львова:

- Необходима концентрация всех резервов армии на подступах к городу. Например, вернуть одну бригаду из Двенадцатой дивизии, ушедшей к Станиславу.

- Для обороны Львова подойдут и кавалерийские дивизии. Пусть они спешатся, и получим тех же пехотных солдат в окопах.

- К нам из тыла подходят два батальона пополнения — в каждом по тысяче человек.

     Снова взял слово Брусилов, который, не удержавшись за столом, заходил у большой карты Восточной Галиции:

—Можно ещё срочно снять у города Стрый Вторую сводную казачью дивизию. Всё что можно, конечно под¬бросим к Львову. Но мне не нравится наша осаждённая психология: раз противник сильней, то мы обязаны защищаться и не более того.

      Ему в ответ зазвучали возмущённые голоса соратников:

- Это немыслимо! Австрийцев где-то вдвое больше!

- Армия поляжет во встречном бою и не сохранит Львов!

       Брусилов, улыбаясь, отверг эти доводы:

—Перейти к обороне мы ещё успеем. Выгоднее сейчас же перейти в решительное наступление и ошеломить сильного врага. Что это даёт: во-первых, мы смешаем его планы и начнётся путаница в действиях, во-вторых, мы уж точно выясним и противостоящую группировку, её силы и намерения. И потом, сколько не обороняйся, а отступать где-то придётся. Мы выиграем и время, и территорию на подступах Львова. Я буду наступать и немедленно!

     На следующее утро на всём фронте Восьмой армии Брусилова развернулось ожесточённое Гродекское сражение. Командующий угадал и предвосхитил намерения австрийских войск, сосредоточивших для взятия Львова во¬семь корпусов. Русских было вдвое меньше, у них не было превосходства и в артиллерии, но они атаковали многочисленного противника и не дали ему в первый день про¬двинуться вперёд. Потери с обеих сторон были велики, и Брусилов велел Восьмой армии окапываться. Очень вовремя подходили к Львову спешно вызванные резервы. Брусилов ещё телеграфировал генералу Рузскому, требуя немедленно вернуть ему одну бригаду из его Двенадцатого корпуса, которую тот утащил с собой для взятия Равы-Русской. Но Рузский категорично заявил, что бригада уже втянута в бои и никакую другую часть он Восьмой армии от Третьей не отдаст. Брусилов злился, зная, что австрийцев против Рузского немного и как можно сопоставлять две такие разные по значению цели: небольшую Раву-Рус¬скую и столичный Львов. Что удивительно, что и главнокомандующий фронтом Иванов совсем не понимал, чем грозит потеря Львова — она сразу принизит все другие победы России в этой Великой войне...

    Австрийцы бросили в решающее сражение Восточной Галиции все свои резервы и смогли выставить против Брусилова и Рузского 27 пехотных и б кавалерийских дивизий. Большая часть этой огромной военной силы было направлено на взятие Львова, в обороне которого принимала участие только одинокая армия Брусилова. Войска Восьмой армии стояли насмерть, отбиваясь сразу от Второй и Третьей армий австрийцев. В самый неподходящий момент Брусилов получил телеграмму Главнокомандующего фронтом Иванова, который требовал в приказе: «тратить артиллерийские снаряды очень осторожно, ибо в за¬пасе их мало...» Брусилов в ярости объявил ему, что отказывается объявлять приказ по своей армии ибо это «обескуражит войска, имеющие против себя многочисленного противника с более могущественной артиллерией, совершенно не жалеющего снаряды и что в данный момент не время и не место об этом думать...Так русские войска вступали в трагическую полосу снарядного голода, отчасти искусно вызванного по вине военного министра Сухомлинова, наивно рассчитывавшего, что большая война в Европе не будет длиться более полугода...

     На второй день сражение под Львовом достигло наивысшего предела ожесточения: правый фланг Брусилова стойко отбивал все атаки, два центральных корпуса обливаясь кровью с трудом, но устояли перед напором многократно превосходящих австрийских войск. Русская Сорок восьмая дивизия была охвачена с юга и отброшена в беспорядке с поте¬рей 26 орудий. Противник почувствовав слабину давил на левофланговый Двадцать четвёртый корпус, стремясь окружить всю Восьмую армию и отсюда добраться до Львова.

     Брусилов бросал на место вражеского прорыва свои резервы, самым крупным из которых была Двенадцатая кавалерийская дивизия. Командующий левым флангом генерал Каледин обычно спешивал всадников для обороны фронта, но враг на тот момент был настолько многочислен, что в отчаянии генерал решил направить семь эскадронов в конном строю навстречу атакующим австрийцам. Русские кавалеристы бесстрашно врезались в гущу вражеских пехотинцев и обратили их в бегство, после чего те уже в тот день не высовывались из окопов и не шли вперед. Алексей Алексеевич Брусилов, приехав на левый фланг, похвалил Алексея Максимовича Каледина за эту конную атаку, но посетовал, что успех мог быть гораздо шире:

- Вы вначале спешили семнадцать эскадронов. Зачем? Ведь это даёт максимум две тысячи стрелков в окопы. Но ведь они не могут остановить две-три дивизии пехоты врага.

—Не могут — соглашался озадаченный командир корпуса.

—Вместо семи эскадронов можно было выбрать момент и атаковать австрийцев всеми двадцатью четырьмя эскадронами в конном строю при помощи конно-артиллерийского дивизиона и дивизиона пулемётной команды. Чувствуете разницу?

     К вечеру второго дня сражения Брусилову помогла воз¬душная разведка: авиаторы сообщили, что несколько больших колонн врага стягиваются к Гродеку. Это давало основание полагать, что австрийцы намереваются ударить по центру Восьмой армии, разрезать её пополам и добраться до Львова кратчайшим путём — напрямую по дороге из Гродек. Брусилов успел к следующему утру сосредоточить в нужном направлении 85 батальонов пехоты с артиллерией, причём присутствовал и дивизион тяжёлых орудий. В пику австрийцам командующий приказал на¬ступать на врага там, где тот сам рассчитывал нанести сокрушительный удар по русским. Офицеры и даже солдаты Брусилова стали понимать, что в решающий момент они собьют с толку неприятеля, он растеряется и вместо грозного наступления неожиданно для себя перейдёт хоть ненадолго, но к обороне.

     Брусилов вырвал инициативу у многочисленного про¬тивника в центре своего фронта. Пусть его Седьмой и Восьмой корпуса и продвинулись недалеко с большими потерями, но они ошеломили врага, заставив их израсходовать резервы и держать оборону. К этому времени все остальные армии Юго-Западного фронта успешно стали наступать на австрийцев и в первую очередь на севере в Польше. Ведь Брусилов, оттянув на себя сразу две австрийские армии, тем самым помог другим русским армиям быстрее расправиться с неприятелем у Вислы. В ходе кровавых боёв за Львов только Третья австрийская армия понесла потери в 109 тысяч человек. Австрийцы повсеместно откатывались назад к реке Сан, по пути взрывая мосты, оставляя Восточную Галицию русским...