Сафьяны книг

Роман Виктора Гюго “Девяносто третий год” заставил меня тут же, сразу, взять в руки ещё одну книгу, а цикл рассказов о Шерлоке Холмсе Артура Конан-Дойла превратил в запойного книгочея. Одной знакомой я признался, что в молодости за полгода прочёл полное собрание сочинений Льва Толстого (в двадцати томах), и она назвала меня психом. Хемингуэя зачитал до дыр всё, что удалось найти, и его знаменитый портрет в свитере крупной вязки произвёл на меня не меньшее впечатление, чем полотна мастеров живописи Ренессанса.

"Я мысленно вхожу в ваш кабинет…
Здесь те, кто был, и те, кого уж нет,
Но чья для нас не умерла химера,
И бьётся сердце, взятое в их плен"…

В советское время, впервые войдя в квартиру нового знакомого или знакомой, я выискивал глазами домашнюю библиотеку. Сколько книг? Какие? В каком состоянии обложки? Литературные предпочтения говорили мне о том, с кем предстоит иметь дело. “Начертательная геометрия”. Мрак. Шейнин, “Записки следователя”. Примитив. Шолохов, “Тихий Дон”. Сильно. Не каждому по плечу. “Три мушкетёра” Дюма. Приключения и романтика. “Двенадцать стульев” Ильфа и Петрова. О, свои люди здесь живут!

Как часто я домашней библиотеки не находил вовсе - ни одного тома. Сплошь хрустальные вазы, которые тогда были главным атрибутом семейного достатка. Или находил, но догадывался, что книги выставлены напоказ, и никто к ним не прикасается. И второго визита в этот дом, как правило, я не делал - ибо зачем возвращаться в пустоту?

"Бодлера лик, нормандский ус Флобера,
Скептичный Франс, Святой Сатир Верлен,
Кузнец Бальзак, чеканщики Гонкуры:
Их лица терпкие и чёткие фигуры
Глядят со стен, и спят в сафьянах книг"...