Отец

Отец
Цыган Дима проснулся от холода. Секунду лежал, прислушиваясь к окружающим звукам и своему телу. Было тихо, тело закоченело. Он рукой откинул с головы одеяло и тут же ощутил холод и свежесть, резко контрастировавшие с теплой духотой надышанного под одеялом пространства. Попытался поднять голову и почувствовал, что несколько прядей волос примерзли к мусору, выбившись из-под шапки и одеяла. Попытался резко встать и не смог – мышцы одервенели и потеряли гибкость. Кряхтя, в несколько приемов, принял горизонтальное положение и стал скатывать свою постель – два матраца, подушку, кучу разного трапья, два одеяла. То, что позволяло ему выжить ночью в мороз. Связал это все веревкой и спрятал возле забора, замаскировав мерзлым мусором.
Было еще темно, до подъема оставалось полчаса, его наручные часы показывали 5:30. Достав со дня плотно забитого разной рухлядью полиэтиленового пакета с надписью Marlboro пачку сигарет с фильтром, вышел за невысокое бетонное ограждение, где стояли мусорные баки, зашел за угол заднего двора столовой и спрятал сигареты под кирпичом. Потом три раза стукнул в дверь столовой. На стук тут-же выглянула в щель голова Бычка – пекаря, работавшего в ночную смену.
- Ну?
- Заваришь трехсотку?
- Пачка фильтровых.
Дима пальцем показал на кирпич. Дверь захлопнулась, он отошел за забор из сетки рабицы и стал ждать. Через 20 минут дверь снова распахнулась, и Бычок вышел, держа в руке дымящуюся алюминиевую кружку. Дима подбежал, протягивая пластмассовый стакан. Бычок перелил в него чифирь. Дима присел на поломанный шлакоблок, вынул из кармана шоколадную конфету и стал прихлебывать чифирь. Два глотка горькой, вяжущей небо и язык, обжигающей жидкости перемежались со сладким укусом конфеты. Чифирь порциями проваливался в желудок, вызывая тошному и слюноотделение, но Дима знал, что сейчас будет хорошо. И хорошо ему стало. Он согрелся, взгляд и мысли прояснились, настроение улучшилось. Кровь быстрее побежала по телу еще не старого, но преждевременно изношенного сорокадевятилетнего мужчины. Тут Бычок выскочил из столовой и подбежал к кирпичу. Сделав вид, что он что-то уронил, наклонился и достал пачку сигарет, тут же спрятав ее в карман. Так же быстро убежал обратно. Дима же с наслаждением закурил первую утреннюю сигарету. Он намеренно оттягивал этот момент, хотя курить хотелось до одури. Голова закружилась, тело стало легким и звенящим, впрочем, через полминуты это ощущение прошло. Скоро подъем, нужно идти ближе к своему отряду, чтобы стать на проверку. Но прежде Дима подошел к санчасти и бросил камешек в окно. Затем второй. Окно распахнулось, и какой-то зек злобно зашипел:
- Ты не о…ел ли, пинчара? Мужики спят! Ничего не попутал?
- Федю позови
Привычно сдерживая гнев, ответил Дима. Ох, на воле бы ты так со мной говорил, думал он. Убить не убил бы, но всего пописал бы ножом. Тут мужичка от окна оттолкнули и чуть не на половину высунулся Феля – двадцатилетний сын Димы. На лице его отражалось крайнее нетерпение.
- Ну?!
- После обеда обещали
- Да я того все … Да …
Федя полминуты злобно матерился, потом захлопнул окно.
- Как ты, сынок…
Стук окна прервал его вопрос.
Прошла проверка. Потом было время завтрака. Дима, грязный, вонючий, растрепанный – типичный опущенный, всегда таскающий с собой два-три пакета, забитые чем-то непонятным, демонстративно сел в углу локалки под окнами барака, где жили мужики и блатные его отряда. С опущенными он отказывался жить вместе, даже не заходил к ним в барак, поэтому вынужден постоянно находиться на улице. Даже в мороз, даже ночью. К порядочным его не пускали. И к козлам не пускали. У него была лишь одна дорога, после того, как его «загнали» - к петухам и прочим отбросам зоны. Он отказался. И потому жил на улице, ночуя в одном-единственном месте, откуда его не сгоняли – на помойке.
Дима разложил перед собой на газете завтрак – банку сгущенки, рыбные консервы, сало, чеснок, лук, шоколадные конфеты и еще разные продукты, которые в глазах зеков выглядели знаком достатка. И начал есть. И ничего, что мороз минус три и мелкий снежок. Отсюда его не сгонят, не имеют права. Но как же приятно ловить на себе жадные взгляды «порядочных»! Смотрят, слюнки глотают, но даже под страхом смерти никто добровольно не возьмет у него ничего. Иначе окажется тут же рядом и уже навсегда. И это чувство согревало сердце цыгана как грелка.
Затем у Димы были важные дела. Он ходил по зоне, то здесь, то там с кем-то перекидываясь парой слов. Как бы случайно оставлял в условленных местах то сигареты, то чай, то свертки с продуктами. Что-то забирал. Активная меновая деятельность итогом своим имела блок сигарет Winston. Его Дима через вторые руки отдал шнырю смотрящего зоны. Через полчаса в кармане у Димы уже лежал завернутый в бумагу одноразовый шприц с темным и мутным раствором. Ангидрированный опиум. До обеда оставалось совсем немного.
Уже на подходе к санчасти Дима увидел сына, нетерпеливо и нервно курящего возле входа. Заметив отца, он вскочил и почти побежал к нему. Остановился в метре.
- Ну?!!
-Да, есть. Как заберешь?
- Иди на дальняк, я шныря пригоню.
Дима зашел в туалет и присел над дырой, делая вид, что оправляется. Сверток со шприцом он держал в руках. Через пару минут мимо прошел шнырь санчасти и, на секунду задержавшись, забрал его.
Дима сидел на корточках возле санчасти уже почти час. Он ждал сына. Хотел узнать, как он, рассказать о маме, которая написала письмо. Просто поговорить. Наконец, Федя появился. Глаза масляно блестели, речь стала растянутой, он постоянно почесывался. Хорошо укололся, значит, подумал Дима. Но разговора не получилось.
- Это, там меня смотрящий за игрой подтягивает, че-то перетереть хочет.
И уже отойдя на пару шагов, обернулся и процедил тягуче
- Это, пахан, спасибо за раствор. Бомба.
Сморкнулся на землю и скрылся за дверью.
Ночью кто-то залез в кабинет начальника ПТУ и школы в окно на четвертом этаже, причем через крышу, что требовало немалой ловкости и смелости. Собрав все мало-мальски пригодное для реализации, злоумышленник решил пройтись и по классам, для чего открыл кабинет изнутри и вышел в коридор помещения. К сожалению, там его встретил ночной дневальный – «петух» Лисапед. В итоге этой встречи он с множественными ножевыми ранениями без сознания был утром отправлен в вольную больницу, где ему успели сделать операцию и спасли жизнь. Но пока Лисапед лежал в реанимации без сознания. Вся зона утром гудела, на разные лады передавая эту новость. Говорили, что это был какой-то цыган, вроде видели силуэт.
Когда Дима услышал об этом, то сердце сжало холодной рукой страха. Он почти бежал к санчасти. Запыхавшись, он выдохнул шнырю только одно слово: Федю.
Федя был сам не свой. У него начинались ломки, но помимо этого чутким отцовским взглядом Дима увидел страх. Он знал этот бегающий взгляд и полухмылочку сына, когда тот что-то натворит. Знал с самого детства.
- Ты?
В ответ молчаливый кивок.
Зачем?
Я проиграл. Даван сегодня нужно отдавать до 12 ночи.
Много?
… цать тысяч.
Дима молча полез куда-то внутрь кучи своей одежды, достал сверток денег и бросил их на снег клумбы. Затем молча развернулся и пошел по направлению к КПП, через которое пропускали в штаб. Там он присел в положенный опущенным уголок и сказал ДПНК (дежурный помощник начальника колонии):
- Зови Дуру. Сдаваться буду.
Дурой звали зама по безопасности по фамилии Дурнаев. ДПНК и его помощник уставились на Диму.
- Да, я подрезал Лисапеда. Зови.
Уже через час Диму увозили в тюрьму на следственные мероприятия. Все были рады, что закончилось именно так. Для начальника зоны и его замов гора с плеч. Для оперов лишнее раскрытие. Для блатных облегчение – они за опущенного не в ответе перед ментами. Остальным безразлично.
Федя после ухода отца рысью бросился к клумбе и дрожащими руками схватил деньги. Их оказалось в три раза больше, чем нужно для покрытия долга. Первым делом он побежал к барыге за дозой.
Уже уколотый, на вершине кайфа он пришел к смотрящему за игрой и отдал карточный долг. Маленькая месть Журбану, которому он проиграл. Пусть теперь попробует получить свои деньги! Там так пояснят по понятиям, что не то что все на общак отдаст, а еще и добавит, и спасибо скажет. На выходе из барака его встретил личный шнырь смотрящего за зоной Боксера.
- Тебя Боксер тянет. Давай быстрее.
Они вместе зашли в большую комнату, устланную коврами, с огромным телевизором, видеомагнитофоном и прочими недешевыми атрибутами нормальной жизни. Боксер сидел на обычной железной койке, правда застланной чем-то пестрым и явно недешевым и пил что-то из кружки. Федя остановился посередине комнаты, шнырь куда-то исчез. Боксер молча поставил кружку на пол, легко поднялся, подошел к Феде и выдал ему прямой в челюсть, который послал его в глубокий нокаут.
- ****ина
Выдохнул Боксер.