Дачные истории. Томас Беккет

                В начале было Слово, и Слово было у Бога,и Слово было  Бог.         
                От Иоанна 1 глава)


    С тех первых встреч на прогулочной тропе, где мы совершали свой утренний моцион, прошло немало месяцев. Сначала, по туристической привычке, мы просто раскланивались, но постепенно постоянные встречные обратились в знакомых. Как-то  ненароком мы оказались рядом с их дачей, и Александр Иванович с Вероникой Павловной пригласили нас на чай. Вскоре  мы подружились, и наши посиделки на академической даче с течением времени стали традицией. И каждый раз Александр Иванович развлекал нас очередной историей.
   Вечером после скромного ужина мы перешли из гостиной на знакомую веранду. Окна уже были закрыты, по углам на стене горели уютные, почти невидимые бра, бросавшие мягкий свет на хозяина, сидящего в своем шезлонге и милую хозяйку, устроившуюся на соседнем кресле с вязанием.
- Вроде и нужды нет в этом вязании, но я по привычке что-то придумываю, чтобы дело было. В старости непременно нужно, чтобы было дело. От безделья одно уныние.
- Ну, а моё дело занимать вас историями.    Сегодня я хотел бы рассказать вам о силе Слова, - начал Александр Иванович. Не тех слов, которые неудержимым и мутным потоком льются с большого экрана телевизора или с  неотвязного, прилипчивого экранчика въедливого и вездесущего интернета. Я о тех боговнушенных словах, которые иногда нам удается услышать. Которые Ангелы небесные нашептывают нам на ухо, да нам не всегда удается услышать и понять их. Как говорят, внять им.
   Оглядываясь на долгие годы за спиной, я только теперь угадываю те повороты на жизненном пути, где я упустил и не сделал  что-то важное, не услышав и не вняв подсказанным свыше  Словам.
     Вероника Павловна с сочувственным пониманием взглянула на мужа.
- Так вот, история будет о юной девушке, которая вняла  внушению свыше и,  не колеблясь, пошла за Словом, как за факелом в непроглядной тьме, или как пастухи за Вифлеемской звездой.
      Но прежде наберитесь терпения, ибо всякая уходящая в глубь веков история требует пояснения, т.е. своей предыстории. Связана она с Генрихом II Плантагенетом, внуком Вильгельма Завоевателя.   А вернее будь сказано,  с его другом Томасом Беккетом, епископом Кентерберийским. Происхождение этого верховного лица английской церкви непривычно скромное и потому весьма странное. Обычно епископский престол занимали  представители знатных родов. А отец Томаса, Гилберт Беккет, был  выходцем из семьи  зажиточных нормандских торговцев. После покорения Англии Вильгельмом Завоевателем, его предки, как и многие другие, увидели новые возможности в островном королевстве и перебрались в Лондон. Вскоре они разбогатели и добились достойного положения.
    Как я уже рассказывал, мальчиков из благородных и зажиточных домов, по обычаям того времени, отдавали на воспитание в другие семьи.
- А зачем они это делали? Зачем отрывали детей от родной семьи?
- Скорее всего, чтобы их не забаловали мамки да няньки, чтобы не росли слабовольными неженками, чтобы воспитать характер.
- Ну, да. Как сейчас отдают в суворовское училище.
- Так вот.  Гилберт воспитывался в загородном поместье благородного Лондонского семейства. Помимо него там были и другие отправленные на воспитание мальчики. Гилберт сразу  подружился с неким Теобальдом, который сызмальства мечтал о духовной карьере. Вскоре Теобальд ушел в монастырь, преуспел там и, сделав стремительную карьеру, со временем стал епископом Кентерберийским.  Однако дружеские отношения Гилберта с Теобальдом сохранились до конца дней, и оказали судьбоносное влияние  на жизнь самого Гилберта  и на жизнь  его сына.
     Вернувшийся в отчий дом Гилберт,  быстро преуспел в Лондоне и скоро, как и отец, сделался  одним из процветающих и влиятельных торговцев. От норманнских предков он унаследовал высокий рост, благородную стать и красоту. От добродетельных воспитателей – хорошее образование и рыцарскую культуру общения. А от друга Теобальда – мечту о паломничестве в Святую землю.
- Кажется, это уже было время крестовых походов?
- Да. Но Гилберт отправился  туда налегке, с одним только верным слугой по имени Ричард. После многотрудного пути и неминуемых приключений, они добрались до Иерусалима, помолились и чистосердечно покаялись у гроба Господня. С чистым сердцем и легкой душой  отправились они в обратный путь в Англию. Но не успели добраться до ближайшего порта, как их окружила  ватага сарацин.
- А сарацины - это кто?
- Вообще-то это кочевое племя бедуинов, живших вдоль границ Сирии. Но крестоносцы так называли всех местных жителей на ближнем Востоке.
   Кстати сказать, население этой территории было, да и по сию пору остается, очень пестрым. К концу одиннадцатого столетия на полоске земли от Суэца до Константинополя жили хетты, финикийцы, греки, персы, евреи, римляне, арабы и турки. Немногочисленные  европейцы лишь разнообразили и вносили  дополнительный элемент в эту богатейшую смесь.
- И они без конца воевали друг с другом?
- Не всегда. Некоторые мусульманские племена  вполне ладили с тамплиерами и госпитальерами. Однако чаще всего они  встречались на поле брани.
    Вот к таким воинственным сарацинам и попали в плен Гилберт со своим слугой Ричардом. Банда сарацин доставила их к своему  хозяину, эмиру Амурату, одному из самых могущественных местных правителей. Он любил  приумножать толпы своих рабов трудолюбивыми, тихими и исполнительными христианами.
    Следует отметить, что Амурат не был примитивным жестоким воином. В его воинственной душе таился интерес и уважительное почтение  ко всему прекрасному. Вокруг своего дворца он высадил великолепные  сады с фонтанами. Залы дворца обставил изысканной резной мебелью, украсил роскошными коврами и  вазами. Устраивая пышные застолья, эмир трапезничал на  серебряной посуде. И очень любил эмир во время трапезы и на досуге вести умные беседы и слушать занимательные  истории.
   Увидев новых пленников, эмир сразу обратил внимание на Гилберта. Он выделялся из толпы не только ростом, осанкой, красивой и благородной внешностью, но и поведением. Несмотря на яростные окрики и удары плетью,  Гилберт не склонил головы перед эмиром и бесстрашно встретил его взгляд.   
- Бросьте этого наглого смельчака в тюремную башню! Посмотрим, каким он выйдет оттуда через месяц.
   Но Гилберт в  заточении не тратил времени понапрасну. Своим спокойным, достойным и исключительно  доброжелательным обращением Гилберт покорил своих стражей, и попросил обучить его местному  языку. Навыки в получении знаний и врожденные способности помогли Гилберту преуспеть в освоении местного наречия.
    Кто-то обмолвился об этом эмиру. Вспомнив необычного пленника, Амурат  послал за ним. Ступив на порог залы, где сидел эмир, Гилберт, с неизменным благородным достоинством, учтиво склонил голову, приветствуя Амурата на его родном языке.
- Я вижу, заключение не укротило тебя.   Скажи мне, кто ты и откуда.
    Гилберт ответил, что он - почтенный торговец из Англии.
- Интересно, зачем благородному и богатому человеку понадобилось бросать свой дом и отправляться в эти неспокойные края? Расскажи мне, как ты добрался сюда.
    Гилберт рассказал о долгом, полном приключений пути по морю и по суше.
    Эмиру рассказы Гилберта о путешествии так понравились, что он повелел  снова привести его  на другой день, предварительно искупав и переодев в чистую одежду. Постепенно их беседы стали случаться всё чаще, а потом и вовсе стали ежедневными. Встречи проходили без особых церемоний. Можно сказать, что завязалось некое подобие дружеских отношений. Эмир любил расспрашивать Гильберта  о Лондоне, об Англии, про обычаи городской жизни. Но особенно заинтересовался он  вопросами христианского учения.
    Вскоре эмир решил не отправлять Гилберта в тюрьму. Он поселил его в своем дворце и даже предоставил в его распоряжение небольшую коморку, где Гилберт мог уединяться для своих  молитв.
     Как то раз, желая позабавить своих гостей, эмир пригласил Гилберта отобедать с ним. Тот день стал судьбоносным в жизни Гилберта, потому что на обеде присутствовала дочка эмира. Из-под покрывала она осторожно изучала чужестранца. Всё  в нем было отлично ото всех, кого ей довелось встречать до сих пор. Светлая, нежная кожа, синие, как небо,  глаза и гордая нормандская осанистость. Но главное, его голос и его рассказы.
     С той поры она думала только о нем. Она поняла, что влюбилась, и что жизни и счастья  не может мыслить без него. Но что делать? Отцу сказать нельзя. Пришло  время, когда ей в скором времени подыщут мужа и отдадут чужому человеку, нравится он ей или нет.
    И она решилась. Однажды, когда Гилберт был в своей молельне, тяжелый ковер, служивший дверью, слегка качнулся,   и  перед ним  появилась дочь эмира.
- Я давно наблюдаю за тобой. Объясни мне, почему лицо твое сияет, когда ты стоишь тут на коленях и разговариваешь с кем-то?  Почему ты не боишься моего отца и даже осмеливаешься спорить с ним, чего никто  не может даже помыслить?
   Гилберт попытался уговорить девушку поскорее оставить его.
- Эмир убьет меня, если обнаружит тебя здесь.
- Значит, ты боишься?! А я не боюсь, - решительно отрезала красавица. - Я буду и дальше приходить к тебе, чтобы понять то, о чем ты рассказывал за обедом. Что это значит «спасение души»?
    Гилберт изложил учение Христово просто и доходчиво, как некогда просвещали его в детстве.
- Значит, и я могу стать христианкой? Я тоже хочу молиться как ты. Чтобы и у меня  лицо сияло, как твое.
    Они встали рядом на колени, и девушка стала повторять за ним слова молитвы.
- Может быть, - размышлял Гилберт, - в этом некий замысел Божий. И Господь привел меня сюда, чтобы я мог спасти душу прекрасной  девушки для Христа.   
    Так все началось и продолжалось    каждый день. Однажды она попросила    выбрать для нее христианское имя. Гильберт назвал её  Матильдой, сокращенно – Маго.
- Это имя жены великого норманна, покорившего Англию.
    Новое имя ей понравилось. Она жила свиданиями и скоро стала ревностной христианкой. Люби ближнего!!! Это же так просто и верно. Любовь лучше войны. На войне люди страдают, гибнут. Война – это тьма. А любовь – это свет.
- Ты говорил, Христос умер на кресте за тебя. А ты за него умрешь на кресте?
- Я готов умереть за Христа.
- Я тебе верю. Если отец нас застанет, он придумает тебе смерть хуже крестовой. Но ты не побоялся и сделал меня христианкой.
- Я привел тебя к свету, Маго.
     Эмир, меж тем, стал брать Гилберта с собой на прогулки по окрестностям. И хотя  ездили они окруженные солидной охраной, Гилберт тщательно изучал и запоминал местность и все  входы и выходы из дворца.
     Мысль о побеге, которая не покидала Гилберта с момента пленения, постепенно превращалась в план. Через своего слугу Ричарда он познакомился с другими рабами христианами, которые трудились во дворце эмира, закованные в длинные цепи. Гилберт навещал их, и они нередко молились вместе, взывая к Господу об  освобождении их  из плена.
     Однажды Маго сказала, что по дворцу ходят слухи, будто христиане готовят побег.
- А ты? Если ты убежишь, я ведь побегу с тобой? – в панике спросила Маго.
- Нет, Маго. Тут твой дом.
- Но я теперь христианка и мой дом там, за морем, в Лондоне.
- Нет, это невозможно.
- Я не могу возбранить мыслям моим. Я хочу стать твоей женой, матерью твоих детей. Если ты убежишь без меня, я умру здесь.
- Маго, я не могу тебе ничего обещать. Я – всего лишь невольник.
    Тем временем подготовка к побегу шла полным ходом. Гилберт, после очередной прогулки с эмиром, снарядил нескольких лошадей, и как-то ночью, распилив цепи, пленники бежали. Казалось, Господь помогал в исполнении их замыслов. К утру   они умчались далеко, и вскоре встретились с христианскими паломниками. Через несколько недель беглецы вернулись в Англию.
     Когда Маго узнала об исчезновении Гилберта, она пришла в отчаяние. Правда, он ей ничего не обещал. И не в трусости дело. Ведь он рисковал жизнью, уча ей вере христовой. Но оставаться здесь без него, равносильно смерти. Маго  занемогла.
    Эмир, узнав о побеге,  пришел в ярость, казнил несколько охранников. Ему так не хватало интересных бесед с Гилбертом. Начались пьянки и оргии, как в прежние времена, но удовольствия в них  теперь не было.
    А Маго, собравшись с духом,  решила рискнуть. Если Гилберт бежал, то и она сможет. Если Господь помог ему, то и ей Он поможет. Как только эта мысль посетила её, она стала поправляться. Но из предосторожности она благоразумно  решила оставаться в постели, набираясь сил и составляя планы.
- Вера творит чудеса, повторяла она слова Гилберта. Он так много рассказывал о путешествии из Лондона до Святой земли, что она словно видела обратный путь. Она собрала свои драгоценности, переоделась  в убогое одеяние своей служанки и как-то вечером, во время очередной пирушки у отца, ушла из дома. Ушла, повторяя непрестанно два слова: Лондон и Гилберт. Маго повезло, отправленная отцом погоня её не настигла, и через пару дней она встретила группу паломников христиан. Один из них знал местный язык, и ему беглянка доверилась, рассказав о своем намерении ехать в Лондон.
-  Ты можешь ехать с нами. Мы как раз ждем корабля. У тебя есть, чем заплатить?
   Маго отдала владельцу судна в качестве платы за проезд прекрасный сапфир. И опасное путешествие началось. Они едва ускользнули от пиратов, которые могли продать Маго её же отцу. И чуть не потонули во время жестокого шторма. Но Маго непрестанно повторяла молитвы, которым научил её Гилберт, и верила, что Господь отвечает её молитвам. Вскоре она сошла на берег Англии, в Дувре. Она одна, в чужой стране. И знает  только два слова.
Представляете, только два слова - Лондон и Гилберт!
- Потрясающе!!!
    Но повторяя первое слово, Маго вскоре  достигла Лондона. Она была потрясена огромным городом, где в ту пору жило почти 40 000 человек, толпами разнообразного люда на бесконечных улицах, на рынках и в лавках. И она стала ходить по городу, безустанно повторяя имя любимого – Гилберт, Гилберт. Она заходила во все храмы, встречавшиеся ей на пути, а к вечеру, когда силы оставляли её,  садилась где-нибудь в уголке и, закутавшись в шаль,  до утра забывалась недолгим, чутким сном. Нередко сердобольные горожане давали приют непонятной чужеземке, которая непрестанно повторяла одно имя, да твердила простые христианские молитвы.
    Гилберт, который  вернулся в Лондон несколькими месяцами раньше, не уставал рассказывать друзьям  о своих  приключениях, об эмире и о чудесном побеге из плена. В благодарность за свое спасение он обещал Господу, что через несколько лет снова посетит Святую землю.
    Однажды в дом вбежал чрезвычайно взволнованный верный  слуга Ричард и закричал:
- Господин, я видел там приведение, призрак, очень похожий на дочь эмира. Эта странная женщина давно уже ходит по городу и всё зовет,  повторяя одно только  имя – Гилберт, Гилберт.
- Ты ошибся, Ричард. Это невозможно.
- Но она узнала меня, и как только увидела, бросилась ко мне.
- Так веди меня к ней. Скорее!
- А она здесь, она всё время так и шла за мной.
    Увидев Гилберта, Маго упала перед ним на колени, и залилась счастливыми слезами. Он поднял её и, успокаивая,  заговорил на её родном языке, которого она не слышала так давно.
- Маго, ты пришла! Это же так далеко и трудно!
- Господь привел меня. Это его воля.
     Гилберт позвал слуг, переодел босоногую нищенку, накормил и оставил отдыхать, а сам  отправился за советом к своему другу Теобальду, епископу Кентерберийскому.
    Выслушав рассказ Гилберта о необычайном происшествии, Теобальд задумчиво сказал:
- Я вижу в этом руку Господа.
    Вскоре Теобальд крестил Матильду и поженил их с Гилбертом в торжественной церемонии в Кентерберийском соборе.  Потрясенная сияющим видом Теобальда в епископском облачении, великолепием замечательного собора,  Маго, как в трансе, прошептала:
- Гилберт, я рожу тебе сына, и он будет архиепископом. Ведь не зря Господь привел меня сюда.
    Вскоре Маго родила мальчика, которого назвали Томасом. В шестилетнем возрасте его отдали на воспитание в благородное семейство, где он удивлял  своих учителей не только способностью к обучению, но и отменными  рыцарскими успехами в турнирах и на охоте. Позднее родители отправили Томаса в Париж. Там он превосходно освоил французский язык, и, сверх того, занимался  изучением  гражданского и канонического права  в   Парижском  и  Болонском университетах. Он был принят в высшем обществе, где  никто и предположить не мог, что блистательный Томас - сын простого торговца и чужеземки. Вернулся Томас в Лондон отменным рыцарем. Единственно, что огорчало его мать, так это отсутствие у него тяги к церковной карьере. Томасу было 20, когда Маго умерла, шепча на смертном одре «Помни,  Ты - избранник божий!»
      Как известно, беда не приходит одна. Неожиданно семью Беккетов постигло несчастье: в пожаре сгорели дом и лавки. Они вмиг обеднели, и впавший в отчаяние  Гилберт вскоре умер. Осиротевшему Томасу пришел на помощь давний друг семьи,Теобальд, епископ Кентерберийский. С 1142 года Томас Беккет становится одним из его самых деятельных помощников и друзей. По вечерам они ведут бесконечные беседы о временном и вечном.
     Такой выбор подопечного шокировал и возмутил благородное общество.  Мало этого, когда  на престол взошел Генрих II Плантагенет, сильный и необузданный правитель,  епископ Кентерберийский рекомендовал ему взять в советники своего архидьякона Томаса Беккета. Король повелел разузнать  и доложить, что за человек этот архидьякон.
     Немного погодя ему сообщили, что Томас Беккет – сын торговца и сарацинки. Он отличается незаурядной внешностью: высок, статен, красив, породистый орлиный нос и необычайно пронзительные и умные глаза. Несмотря на низкое происхождение, манерами и  поведением  он превосходит самых знатных и благородных особ.  Он чрезвычайно изыскано одевается, любит верховую езду, охоту, но при этом долгие часы проводит  в молитве. Ест мало, но закатывает отменные пиры для друзей. Пьет мало, но с одного глотка определяет сорт и качество любого вина. В  связях с женщинами не замечен, хотя он им очень нравится. В общем, весьма своеобразный  и диковинный человек.   
     Познакомившись ближе, Генрих был покорен Томасом и вскоре они стали лучшими друзьями. Беккет всегда был рядом, помогая советом и забавляя интересной беседой. И главное, он совсем не похож на унылого и назидательного церковника. Спустя некоторое время Генрих назначил Беккета  своим канцлером. И надо сказать, он весьма преуспел на этом посту. Совместно с энергичным королем   они  усовершенствовали законодательство, занялись обустройством города, реконструировали Тауэр, навели порядок на дорогах, так что они снова стали безопасны, как во времена Вильгельма Завоевателя.   
   Генриху так понравилось их плодотворное сотрудничество, что после смерти Теобальда в 1162  году,  король решил назначить Томаса Беккета новым архиепископом Кентерберийским, и с его помощью подчинить себе английскую Церковь. Беккет сразу воспротивился этому решению, говоря, что он не сможет быть слугой двух господ. Но своенравный король не слушал ни его, ни мудрую супругу Элеонору Аквитанскую, которая интуитивно угадала возможные конфликты. Генрих II сделал по-своему.
    И тут произошла метаморфоза. Прежде всего, сразу после принятия сана Томас Беккет отказался от поста канцлера, и стал проводить политику, совершенно противоположную ожиданиям короля и строго в интересах церкви. Да и свой  образ жизни он изменил кардинально. Если раньше он вёл обычную, праздную жизнь придворного, то теперь стал настоящим  аскетом, непрестанно молился, занимался благотворительностью. Поговаривали, что под епископским облачением он  втайне носил власяницу.
     Разъяренный правитель, не привыкший к возражениям и противоречиям, попытался избавиться от непокорного архиепископа, обложно обвинив его в растрате казны.   Томас Беккет объявил о своей неподсудности королевскому совету и бежал во Францию. Но в июне 1170 года, когда Генрих II, приехал в Нормандию, они помирились. И в декабре Беккет вернулся на родину, где его встретили с небывалым триумфом. Лодку, в которой он высадился на берег, восторженные богомольцы несли на руках до самого Кентербери. Ободрённый таким приемом, Томас Беккет стал проводить прежнюю политику, супротивную королевским замыслам. Узнав об этом, Генрих II, все ещё остававшийся  в Нормандии, согласно распространённой легенде, гневно воскликнул: «Неужели никто не избавит меня от этого мятежного попа?»
    Четверо рыцарей (их имена история сохранила) восприняли слова короля как  приказ, и немедленно направились в Кентербери. 29 декабря 1170 года, гремя оружием, они ворвались в собор, и настигли Беккета на ступенях, ведущих к алтарю. Они нанесли ему четыре удара  мечом  по голове, и убежали. Убийство архиепископа у алтаря его собственного  кафедрального собора, да ещё, как говорила молва, по наущению короля, потрясло средневековую Европу.
    Вскоре Томас Беккет был причислен к лику святых. 12 июля 1174 года к гробнице Томаса Беккета босиком пришел сокрушенный непоправимой утратой  король Генрих II Плантагенет.  Он принес публичное покаяние с кафедры собора и пообещал выдать тамплиерам деньги на содержание 200 рыцарей в Палестине. Туда же он сослал и рыцарей-убийц, приказав им четырнадцать лет отслужить в рядах Тамплиеров.