Мальчик из созвездия Рыб Глава 5

Первая книга дилогии "Предисловие к себе",

Глава 5
         

Мирослав готовил к изданию свою книгу о Шпицбергене. Шёл четвёртый год его пребывания на этой земле. Десятки очерков, зарисовок и репортажей, сотни фотографий составили довольно объёмный фолиант. Оставалось только кое-что уточнить, поправить и добавить. Поэтому он продлил контракт с редакцией журнала ещё на год, и подписал, наконец, договор с английским издательством. Книга должна была увидеть свет в Лондоне летом будущего года.
Тереза не могла нарадоваться решению сына вернуться домой, хотя бы и через год. Её пугала жизнь Мирослава на суровом северном острове, где почти полгода длится ночь, где морозы, ветры и штормовое море, где невесть что может случиться с её мальчиком.
Мирославу недавно исполнилось тридцать пять, и хотя он был на голову выше матери, а по комплекции не уступал лучшим атлетам болгарской сборной по спортивной гимнастике, но для Терезы он оставался тем же беззащитным маленьким мальчиком, каким был двадцать пять лет назад. И с этим ничего нельзя было поделать.
Готовясь к возвращению сына, Тереза решила обновить не только мебель в его комнате, но и саму комнату. Она не хотела, чтобы Мирослав жил и работал в Софии. Пловдив тоже не маленький город, думала Тереза, ведь по численности населения он второй в Болгарии. И газет  здесь издается немало, так что работы для журналиста хоть отбавляй.
К  тому же, в соседнем доме жила красивая девушка Рада – дочка её давних друзей, которая работала провизором в аптеке. Дальновидная Тереза часто приглашала девушку к себе в дом на чашечку кофе или чая. Вот и на этот раз решила посоветоваться с ней относительно ремонта в комнате Мирослава.
Вечером она позвонила  Раде, как всегда, поговорила с ней о том, о сём. И, наконец, решилась – рассказала о главном. Они договорились встретиться и обсудить всё уже в ближайший выходной.
Раде нравился Мирослав, хотя встречались они не часто. Когда Мирослав учился в школе, Рада была ещё совсем крохой и ходила в детский сад. А потом он уехал учиться в Софию и приезжал лишь на каникулы. Какое-то время они совсем не виделись,  Рада была далеко и училась на провизора.
И лишь три года назад, когда Мирослав после поездки в Советский Союз несколько месяцев провалялся в тяжёлой депрессии, их встречи стали довольно частыми. Впрочем, это могла помнить только Рада. Мирослав вряд ли что-то видел и понимал, находясь в это время на грани между жизнью и смертью.
Девушке было очень жаль этого высокого статного парня, который за время своей болезни превратился в ходячий призрак. Она доставала для Мирослава лучшие лекарства, исполняла все назначения врача, который наблюдал Мирослава, читала ему газеты и журналы. И всячески поддерживала его мать, которая при взгляде на сына страдала куда больше его самого.
И вот теперь, когда Тереза пригласила Раду поучаствовать в обустройстве комнаты Мирослава и покупке новой мебели, она с радостью согласилась. Первым делом взяла отпуск на работе и обложилась модными журналами по внутреннему интерьеру.
А потом они с Терезой проехались по всем магазинам и заказали серебристые обои для стен, светлый паркет для пола, матовые светильники на потолок и стены, тюль и красивые  ночные шторы на окна.
Особых хлопот потребовала мебель. В конце концов, сошлись на югославском гарнитуре для делового человека – диван-кровать, два кресла, компактный платяной шкаф, книжная полка, большой  письменный стол и маленький журнальный, и небольшой бар.
После того, как комната приняла вид глянцевой картинки из модного журнала, Рада бросила на диван мягкий голубой плед  и повесила на стену большой студенческий фотопортрет Мирослава, где он соперничал красотой с молодым Аленом Делоном. Красавчика Делона  Рада видела в фильме «Чёрный тюльпан», когда была ещё школьницей.
А потом  она села в кресло и представила себя здесь рядом с Мирославом. Получалось совсем неплохо.
В сущности, Рада была хорошей девушкой. Пару раз она пыталась создать семью, но неудачно. И виновата в этом была отнюдь не она. Просто ей попадался не тот мужчина, что был предназначен свыше.
За всеми этими хлопотами прошла зима.

А на Шпицбергене, тем временем, жизнь тоже не стояла на месте. Последний год Мирослава на Севере был отмечен несколькими важными событиями. Во-первых, он был удостоен престижной премии Норвежского экологического комитета и Международной организации Гринпис (Зелёный мир) за серию статей и фоторепортажей в защиту уникальной природы архипелага. Во-вторых, познакомился и подружился с замечательной русской семьёй из Североморска, закрытого города на севере Советского Союза. Глава семьи Владимир Комиссаров был офицером морской авиации,  его жена Светлана – военным врачом. Хотя всего этого Мирослав поначалу, конечно же, не знал.
Владимир и Светлана Комиссаровы приехали в Баренцбург вместе с сыном-школьником и жили в той же гостинице, что и Мирослав. Числились они здесь сотрудниками треста «Арктикуголь». Быть на Шпицбергене «под прикрытием» шахтёров, геологов или гляциологов – обычная практика для советских офицеров, направленных сюда для дальнейшего прохождения  службы. И никого вокруг это не удивляло. Знали об этом и в норвежском консульстве на Шпицбергене.
Мирослав хорошо помнит тот день, когда он познакомился с семьёй Комиссаровых. Однажды они все вместе вышли из дома, на фасаде которого красовался  только что обновленный кумачовый транспарант «Народ и партия едины». Мирослав с фотоаппаратом, Владимир с этюдником и мольбертом, а его жена Светлана… с ружьем. И отправились они на одну и ту же сопку, которую каждый облюбовал себе сам. Разве только Володя со Светой действовали тут сообща. Владимир шёл рисовать, а Светлана – защищать мужа от белых медведей, хотя, если честно, сама она в этот случай не очень-то верила. Но… Чего скрывать, Светлане очень  нравилась та миссия, которую  она взяла на себя, а муж не возражал. Кому не понравится такая забота?
Здесь, в горах, они и познакомились более основательно.
- Значит, вы художник? Признаться, не знал, – Мирослав закрыл объектив фотоаппарата и с интересом рассматривал установленную на мольберте картину.
- Художник-самоучка, – улыбнулся Владимир. – Вот в свободное от работы время решил запечатлеть  местные красоты.
- Не слушайте его! – вмешалась Светлана. – Вечно прибедняется. Талант он, а никакой не самоучка. Его сам академик Свешников североморским Левитаном назвал. А вы фотограф?
- Фотокорреспондент, журналист из Болгарии, – представился Мирослав.
- Вот здорово! – ахнула Светлана. – Покажете, что вы наснимали? А мы недавно приехали, ещё не успели ничего увидеть.
Вечером они встретились уже в гостинице. И с того времени Мирослав стал, хоть и не часто, бывать у своих новых друзей дома и очень подружился с их сыном Игорем.
Светлана была не только хорошим врачом, она оказалась гостеприимной хозяйкой и замечательным кулинаром. Никто не мог печь пироги лучше её, даже знаменитая Катерина Ивановна – шеф-повар местной столовой.
В доме Комиссаровых всегда были рады гостям, и Мирослав чувствовал себя здесь легко и свободно.
Однажды они с Игорем смотрели семейный альбом, и Мирослав увидел фотографию, которая его крайне удивила. На фото совсем молодые Володя и Светлана, а рядом… космонавт Юрий Гагарин.
- Откуда это у вас? – спросил он Игоря.
- Мои родители служили вместе с Юрием Гагариным в Луостари, – с готовностью ответил мальчик. – Но это было давно, тогда он ещё не был космонавтом, а был просто лётчиком-испытателем сверхзвуковых самолётов.
Такой подарок судьбы Мирослав упустить не мог. Чутьё журналиста подсказывало ему – здесь настоящий «космический Клондайк», надо только хорошенько «разговорить» его обитателей. 
Светлана оказалась на редкость замечательным рассказчиком и поведала Мирославу немало интересного о жизни в далёком поселке Луостари, который в годы второй мировой войны был секретным  немецким аэродромом, и с которого взлетали в небо лучшие немецкие асы с бубновыми тузами на фюзеляжах.
А после войны небо над посёлком Луостари оказалось целиком во власти первых советских сверхзвуковых самолетов. Здесь служил летчик Юрий Гагарин, здесь он написал заявление о приёме его в отряд космонавтов.
Но не только это привлекало Мирослава,  не только это тянуло его в тёплый и уютный – две небольшие комнаты и кухня – дом его новых друзей. Здесь царила любовь в самом высшем её проявлении. Так считал Мирослав.
Владимир и Светлана были знакомы с детства – жили в одном городе на юге Сибири, учились в одном классе. И первая любовь к ним пришла в школе. Ничто не могло разлучить влюблённых – ни учёба Владимира в высшем военном училище, ни студенческие годы  Светланы в медицинском институте Новосибирска.
После получения дипломов они сыграли комсомольскую свадьбу, небогатую, но очень весёлую, и вместе уехали к месту службы Володи на Север. Сначала в Луостари, потом в посёлок Сафоново, Вологду, Североморск.
Глядя на них, таких красивых и таких счастливых, Мирослав думал, что и у них с Мариной мог быть такой же светлый и тёплый дом, и такой же замечательный сын, живи они, как Володя со Светой, в одном городе, в одной стране.
Однажды Светлана рассказала ему о своих посиделках с Юрой Гагариным на берегу северной речки Печенга, где тот делился с ней своими сомнениями – понравится ли его молодой жене Валюше на севере? А  Светлана с присущей ей теплотой  утешала его и говорила, что непременно понравится.
В этой невысокой стройной и невероятно обаятельной  женщине было столько доброты, столько мудрости и участия, что Мирослав и сам чуть было не рассказал ей о своей любви к русской девочке из своего далёкого детства. Но всякий раз его что-то останавливало. Может быть, не хотелось нарушать их семейного счастья своей неудавшейся личной жизнью?

В гостинице Мирослав жил с семьей Комиссаровых на одном этаже, но встречались они не часто. Были на то свои причины и обстоятельства. Во всяком случае, Володя никогда не делал попытки зайти по-дружески к нему в гости.
Но однажды вечером, когда Мирослав рассматривал и сортировал только что отснятые фотографии, а потом  раскладывал их по конвертам, к нему в комнату постучали.
Мирослав открыл дверь, на пороге стоял Володя.
- Можно войти? Я к тебе по делу.
- Входи, – пригласил Мирослав.
Владимир обвёл глазами комнату, где он был впервые, задержал свой  взгляд на груде конвертов с подписанными адресами и негромко спросил:
- В редакцию?
- Туда, – отозвался Мирослав, не зная, как реагировать на столь поздний визит.
- Как у тебя с языками? Ты ведь знаешь не только русский, немецкий и   английский, но и французский, верно? – спросил Володя.
- Откуда такие сведения?
- Не надо, Мирослав… Всё ты хорошо понимаешь – кто я, и зачем я здесь. Но для тебя я просто друг… А теперь к делу. Завтра сюда прилетят чартерным рейсом из Москвы  двое французов – муж и жена. Они члены французской коммунистической партии. Понимаешь?  Поживут у нас здесь несколько дней, пока не придёт в  Баренцбург круизный теплоход.
Тут Володя улыбнулся:
- Я достал для девчонок из нашей столовой  книжку с рецептами французской кухни. А то мало ли как отреагируют желудки этих гурманов на наши борщи и каши.  А потом французы поедут дальше.  Хотят посмотреть норвежский Неолесунн, а потом  Осло. Переводчика с ними нет. Поможешь, пока они здесь?
- А почему бы не пригласить тех парней с метеостанции?
- Твоих французских друзей с метеостанции приглашать не хочу, у них свои счёты с коммунистами. Так поможешь?
- Ну, конечно... Без проблем, – ответил Мирослав.
И тоже улыбнулся. Он вдруг вспомнил целый шлейф имён, что протянулся за норвежской столицей. Вплоть до семнадцатого века столица викингов называлась Викия, затем она была переименована в Христианию, а с конца девятнадцатого века называлась Кристиания. И вот теперь – Осло. Интересно, а как называют себя жители этого славного города?
- Вот и хорошо! – обрадовался Владимир. – Значит, постарайся завтра быть дома. Я за тобой зайду.
Когда Володя ушёл, Мирослав долго не мог сосредоточиться и продолжить начатое дело. Он отодвинул конверты на край стола, достал из кармана  пачку «Опала» и зажигалку в виде немецкого  пистолета «маузер», подаренную ему на прощанье Вадимом. Несколько раз высек огонь и задумчиво смотрел на язычок пламени, наконец, закурил.
То, что Володя никакой не шахтёр и не геолог, а офицер морской авиации, Мирослав знал, впрочем, как и все. Но сейчас открылось другое. Если ему доверено было встретить и «вести» французских коммунистов, значит, дело касалось большой политики, а этим занимались только чекисты.
Вот тебе и приятное знакомство! Вспоминай теперь, что говорил, чем делился, о чём спорил? Как всё-таки иррационально устроен мир: хороший, талантливый человек, человек любящий и любимый, вынужден заниматься коммунистической пропагандой, слежкой, допросами и даже арестами. Именно так представлял себе Мирослав работу советского чекиста. И никак он не мог представить в этой незавидной роли своего друга  Владимира Комиссарова.

Французы оказались  красивой и уже немолодой парой, было им лет пятьдесят или чуть больше. Энергичные, на удивление моложавые и бодрые, они буквально засыпали Володю вопросами. Мирослав едва успевал переводить.
На Шпицберген они прилетели всего на несколько дней и до прибытия круизного теплохода непременно хотели увидеть белых медведей. Особенно усердствовал в этом своём стремлении Жюльен. Его жена Камилла была не в восторге от затеи мужа, но особо не протестовала, и только  спрашивала, а есть ли гарантия безопасности, и правда ли, что на Шпицбергене белые медведи почти ручные и часто приходят к человеческому жилью в надежде получить что-нибудь вкусненькое.
Владимир Комиссаров на опасную экзотику французских коммунистов не поддавался, у него был свой довольно плотный и обширный план мероприятий, утвержденный свыше, и отступать от него он не собирался. Сюда входили и приём в советском консульстве, и праздничный концерт, и торжественный ужин.  Кроме того, предстояло показать французам шахтёрские посёлки Баренцбург и Пирамиду, знаменующие собой самоотверженный труд и достойный быт советских шахтёров на крайнем севере. 
Сделать это надо было корректно и крайне аккуратно, поскольку шахтёры здесь – люди хоть и  проверенные, но могли сказать лишнее, поэтому многое зависело от переводчика, о чём Володя сразу же предупредил Мирослава.  Так что и с шахтёрами, и с французскими коммунистами надо было держать ухо востро, и работы у Мирослава на ближайшие дни хватало с лихвой.
Всё шло строго по плану, пока тревожные события третьего дня не обернулись неприятным сюрпризом.
После обеда Володя с Мирославом постучали в комнату французов, чтобы отправиться с ними на экскурсию в посёлок Пирамида – предмет особой гордости советского государства.
За короткое время эта заснеженная территория превратилась в настоящий оазис изобилия и благополучия. Как из-под земли, выросли здесь добротные дома для шахтёров, теплоцентраль, больница, школа, Дом культуры, спортивный комплекс с бассейном, столовая, гостиница и много чего ещё.
Пирамидчане очень гордились тем, что в их посёлке находится всё самое северное в мире, ведь они живут на 120 километров северней самого северного норвежского города Лонгйир! 
Городок для шахтеров выглядел очень живописно. Дома были окрашены в яркие цвета – жёлтый, оранжевый, вишнёвый. Скорее всего, на это повлияло яркое убранство норвежских городов.
Несмотря на обилие здесь лозунгов, плакатов и транспарантов,  прославляющих Страну Советов, своё мужское общежитие советские  шахтёры нелегально прозвали «Лондоном», а женское –  «Парижем». Улица «60 лет Октября» проходила через…  «Елисейские поля» с красивыми зелёными лужайками.
Откуда такое чудо? Объяснялось всё довольно просто – однажды к  берегам острова пришвартовалось несколько советских кораблей с настоящим русским чернозёмом, вот на нём и вырастили такую  морозостойкую траву. Но ходить по этим зелёным лужайкам и трогать их руками строго запрещалось, можно было только смотреть.
В посёлке Пирамида проживало около тысячи человек, и попасть сюда работать можно было только по большому блату. Кому это удавалось, считались счастливчиками. Одним словом, здесь, на самой северной территории СССР, был построен   настоящий коммунизм, когда в Союзе им ещё и не пахло. И все эти достижения надо было показать теперь французским товарищам.
Однако дежурный по этажу сообщил, что Жюльен и Камилла часа три назад в полной походной экипировке и с объёмным рюкзаком вышли из своих апартаментов и сказали, что желают прогуляться перед обедом. Именно так  понял этот странный демарш гостей из Франции дежурный.
На его предложение позвать Комиссарова и переводчика французы лишь замахали руками: «Нет, нет! Володя и Мирослав нам  не надо. Мы сами…»
Что это означало, Володя и Мирослав поняли сразу. Только в одном случае французы не нуждались в услугах переводчика, если они шли на встречу… с белым медведем.
Поисковый отряд собрали быстро, и уже минут через двадцать  отправились искать сбежавших французов. У спуска к берегу залива  разбились на две группы, и пошли вдоль побережья к тем местам, где чаще всего на берег вплавь или на льдине мог выйти белый хозяин арктических широт.
Трагедия разыгралась неподалёку от Баренцбурга, на отлогом берегу небольшой бухты.
Ещё издали Мирослав увидел яркую жёлтую палатку и кружившую рядом с ней женщину, она что-то кричала и махала руками.
А метрах в ста от неё большой белый медведь расправлялся с человеком в красной куртке. Вот огромная лапа скользнула по его спине, по голове и сняла с него куртку вместе со скальпом. Затем медведь протянул окровавленного человека по берегу и сполз вместе с ним в воду.
- Стреляйте!  Стреляйте! – закричал Володя и выхватил из кобуры  пистолет.
Но стрелять было поздно. Медведь со своей добычей был уже далеко от берега.
 Всё, что им оставалось, это привести в чувство   Камиллу – бедную жену  так страшно и нелепо погибшего француза. Она не пострадала, но от всего увиденного и пережитого в этот день была на грани помешательства. И Светлане пришлось немало с ней повозиться.
Камилла ещё несколько часов после трагедии находилась в глубоком шоке и не могла внятно рассказать, как это случилось. Она только плакала и громко кричала что-то на своём языке. И Мирослав, как ни старался, не мог разобрать в этом диком монологе обезумевшей от горя женщины ни слова.
Лишь назавтра, когда в больнице собрался «консилиум» из консула и его помощника, представителей угольного треста и политотдела в лице Владимира Комиссарова, удалось как-то прояснить картину случившегося.
Зная о том, что со стороны залива на берег заплывают белые медведи, Жюльен с Камиллой решили разбить палатку на берегу и устроить здесь наблюдательный пункт. Ждать пришлось недолго. Сначала они фотографировали белого мишку издали, потом Жюльен решил подойти к нему ближе, для чего передал фотоаппарат жене, чтобы та их снимала, а сам открыл припасённую заранее коробку с рыбой и, взяв рыбину за хвост, сделал несколько шагов в сторону залива. И это его погубило. Буквально в три прыжка медведь оказался рядом с человеком, повалил его и потащил к воде, никак не реагируя на крики женщины.
Дальнейшие поиски белого медведя и его жертвы не дали никаких результатов. Было ясно, что француз погиб и, скорее всего, съеден медведем. И косвенно виноват в этом был, конечно же, Владимир Комиссаров.
На Светлану нельзя было смотреть без слёз, настолько её сломило это происшествие. Володю ждало разбирательство на самом высоком уровне, и ничего хорошего им это не сулило.
Светлана уже принялась собирать и упаковывать вещи, когда в посёлок Баренцбург нагрянул командующий морской авиацией из Североморска, где раньше служил Владимир Комиссаров.  Его   присутствие и участие в следственной комиссии помогли облегчить участь бывшего старшего политрука военно-морской авиационной части. Владимиру объявили строгий выговор и оставили служить в Баренцбурге.