Как я оказалась в Карелии и почему отказалась ее п

Глава 1. Я родилась не здесь…
                “Я родилась не здесь: далеко…
                Далеко, но минувших дней
                Предметы в памяти моей
                Доныне врезаны глубоко…”

     Да, я, действительно, родилась очень далеко от Карелии, в самом, можно сказать, русском месте: ранее – в Воронежской, а ныне – в Липецкой области, в большом красивом селе с красивым названием – “Девица”, очень, кстати, похожем на Видлицу. Интересно, что даже по буквенному составу Девица и Видлица почти совпадают. Но главное не это. Так же, как в Видлице, через все мое родное село протекает речка (Усмань), которая впадает в реку Воронеж, а река Воронеж – один из крупнейших притоков Дона. Вот где моя родина.
     Первые воспоминания из жизни относятся к моим четырем с половиной годам, то есть к июню 1941 года. Моя старшая сестра Таня после школы поступила в кондитерское училище, по окончании которого ей предлагали работу на кондитерской фабрике в Воронеже. Но 20-го июня мы получили письмо, в котором она настоятельно просила папу привезти ей в Воронеж из дома все ее вещи, так как она должна ехать на работу в Петрозаводск. Вторая ее просьба к папе: взять в поездку в Воронеж меня. Она была моей любимой нянькой, а я ее не менее любимой “подопечной”.
     20-го июня мы с папой вечером уехали. Переночевали у Тани в общежитии. 22-го, утром, проводили ее на московский поезд и вернулись домой. Идем со станции. Дорогая широкая. С правой стороны сосновый лес со знаменитым (по тем далеким временам) “Воронежским бобровым заповедником”. Организован он был еще в 20-е годы по указу В. И. Ленина. По окраинам высажены сосны, а в глубине леса – множество лиственных деревьев: дуб, граб, клен, ясень, береза, осина, рябина и орешник (лесной орех), чтобы было чем питаться этим милым, симпатичным зверькам.
     Помимо бобров, там водилось много и других животных: косули, благородные олени, кабаны, серые цапли, журавли, зимородки.
     А по левой стороне дороги – порядок домов. Из одного дома вышел мужчина, окликнул папу:
- Здорово, Прокопий Иванович, откуда путь держите?
     Он перешел к нам через дорогу. Папа рассказал ему, что ездили в Воронеж, проводили Таню в Петрозаводск.
- Ты же говорил, что ей предлагали место работы ы Воронеже.
- Предлагали. В Петрозаводск должна была поехать ее подруга, но у нее тяжело заболела мать. Вот наша Танюша и согласилась поменяться с ней местами работы.
- Ну что же? Молодец Танюша: настоящие друзья так и должны поступать. А ты хоть новость-то слышал?
- Какую новость?
- Война началась, Иваныч.
- Какая война? Что ты “буробишь”? (чепуху говоришь)
- С немцами война. Нынче ночью гады немцы бомбили Киев. Недавно передача была по радио.
     Это было 22-е июня 1941-го года. На следующий день папе принесли повестку из военкомата. И он ушел на войну.
     В марте 1945-го года призвали в армию старшего брата Васю. Помню, мама очень плакала: боялась, что его тоже на войну пошлют. Но его отправили очень далеко от войны: на Урал, в Свердловск, в военное училище, по окончании которого он получил назначение на службу в Грузию. Но это было уже в конце 40-х годов.
     Во время войны немцев в нашем селе не было: не дошли они до нас. Самолеты летали, бомбы сбрасывали. Но в селе, в нескольких местах, были установлены на столбах громкоговорители, из которых частенько доносились сообщения:
- Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!
     В таких случаях мы уходили из домов в сады: прятались под деревьями…
     “Живьем” мы увидели фашистов только уже летом 1945 года. Через наше село провели под конвоем длиннющую колонну пленных гитлеровцев, которых сопровождали наши автоматчики: двое – впереди, двое – в середине и двое – позади колоны. Куда они вели фашистов? Не знаю. Предполагаю, что решили показать этим “гадам”, что “наворотили” в чужой стране.
     Папа в конце войны оказался в госпитале (в Ленинграде) с осколочными ранениями правой руки и правой ноги. Ногу ему подлечили, а с рукой вышло сложнее: пришлось приучать себя к “леворукости”. Возможно, и я, глядя на него, “левшой” стала. Пишу, конечно, правой рукой, ложку, вилку держу в правой руке. А вот если надо что-то отрезать, отрубить, отпилить – ножик, топорик, пилку беру в левую руку.

Глава 2. Урал.

     Жизнь в разоренных войной местах была трудной, и в 1950-м году наш папаня решил поменять место жительства: завербовался на Урал, на самый север, на лесозаготовки.
     Уезжали мы в конце марта. В Воронеже уже была весна, а на Урале, в Североуральске, зима в “разгаре”. В дороге я простудилась и по приезде попала в больницу с воспалением легких. В школу пойти не могла. На “семейном совете” решили: “Ничего страшного! Сходишь еще раз в пятый класс”. Так что седьмой класс я окончила в 1953-м году, зато вся в “пятерках”, “четверки” были только по физике и по химии: не давались мне эти науки.
     Летом 1952-года папа решил во время отпуска навестить старшую дочку, Таню, которую мы с ним в первый день войны проводили из Воронежа в Петрозаводск. Из поездки вернулся с внучкой, Таниной дочкой. Ей было шесть лет. Папа привез ее “погостить”.
     В начале июня 1953 года приехал к нам из Грузии старший брат Василий с женой и трехлетней дочкой. Я как раз сдавала экзамены за седьмой класс. Он спрашивает:
- Ты дальше-то, что собираешься делать? Пойдешь в восьмой класс?
- Нет, наверное, - говорю, - в 8-й класс надо ходить в соседний поселок, в Покровск, а это километров десять от нас.
- И как туда попадают ребята?
- Попадают-то нормально: на лесопунктовской машине водитель сначала отвозит рабочих на лесосеку, потом возвращается и подвозит детей в школу. А вот “выпадать” из школы иногда приходится и пешочком, не часто, но бывает: по разным причинам. Так что я решила: буду поступать в педучилище. Только вот ехать надо далеко от дома, в Свердловск, а это километров четыреста.
- Слушай! А поехали с нами в Грузию! Есть у нас там всякие училища, и педучилище найдется конечно.
- А что? – говорю. – И поеду!
     За неделю до отъезда мы с Васей “выправили” все необходимые документы и в милиции, и в военкомате. В кассе предварительной продажи он купил билеты на поезд. Все решено: еду в Грузию! До отъезда оставалось три дня. Но!!!
     Играли мы в соседнем дворе в волейбол. Волейбольная площадка была в нескольких метрах от забора, за которым росли кусты, деревья, высокая нескошенная трава. Мы, наша команда, находились на той стороне площадки, которая выходила к забору. Кто-то из противников так “дерболызнул” по мячу, что он пролетел над нашими головами и свалился за оградой. Я видела, в какое примерно, место упал мяч. Два прыжка к забору, оперлась руками о штакетины, перекинула ноги через ограду и там, на другой стороне правой ногой угодила в яму. За высокой травой ее и не видно. Мяч там и лежал, около этой ямки. Но!.. На мой дикий “ор” сбежались обе команды: кто – через калитку, кто – через забор. Помогли мне подняться. Выяснилось, что я не могу наступить на правую ногу. Двое мальчиков донесли меня до дома.
- Вывих голеностопного сустава! – это сказал доктор, который приехал на вызов. – Поедем в больницу.
     Там вместе с медсестрой они привели сустав в надлежащее положение, “запечатали” мне ногу в красивый белый “башмачок” с открытыми пальчиками.
- Как же я поеду? – говорю.
- Куда?
- Да у нас уже билеты куплены: в Грузию надо ехать.
- Ну какая Грузия, девочка? Тебе ножку надо “разгрузить” от этой “обувки”. Так что никакой поездки: минимум – полмесяца.
- Я все поняла. Спасибо Вам за помощь.
     Деньги за билет, которые кассирша вернула, Вася отдал мне:
- Возьми, - говорит, - тебе пригодятся.
     Грузинские гости уехали без меня. “Накрылась” моя поездка в Грузию, фигурально выражаясь “медным тазом”.

Глава 3. Карелия. Педучилище.

     К середине июля нога у меня поправилась, гипсовый “башмачок” сняли. Прихожу как-то домой с прогулки, а папа говорит:
- Ну, к грузинам не попала, так может, к карелам-финнам съездишь? Вот Таня письмо прислала, просит Катюшу привезти домой, потому что ей исполнилось семь лет и надо, чтобы она в школу пошла уже у себя дома, в Петрозаводске.
- А что? – говорю. – И съезжу.
     Ехать из Свердловска в Петрозаводск надо с двумя пересадками: в Свердловске и в Волховстрое (или в Ленинграде). Но папа, вероятно, не сомневался, что я с этой “задачей” справлюсь. И он не ошибся: 25-го июля мы были уже в Петрозаводске.
     Таня у меня спрашивает:
- Ты дальше-то, что собираешься делать? Пойдешь в восьмой класс?
- Да я хотела бы поступить в педучилище. Только вот ехать надо далеко от дома: в Свердловск.
- Так у нас, в Петрозаводске, есть педучилище. Поступай. Только как будешь к экзаменам готовиться? Учебников-то никаких нет.
- Тань, я же только недавно сдавала экзамены в школе. Что мне готовиться-то? То же самое и здесь надо будет сдавать.
- Ну и прекрасно! Поступай!
     Предложение Тани поддержал и Петр Михайлович, ее супруг, тоже, кстати, не карельского происхождения: ярославский мужик, но Карелию очень любит. Воевал здесь, на Карельском фронте. Во время войны они и познакомились. По приезду в Петрозаводск (в июне 1941-го года) Таня получила назначение на работу на военно-полевой хлебозавод (не до кондитерских “изысков было”): надо было обеспечивать и фронт, и тыл хлебом. А Петр Михайлович развозил хлеб по различным участкам фронта. После войны они поженились и остались в Петрозаводске.
     Нашла я педучилище, сдала документы: заявление и свидетельство об окончании школы.
     С первого августа начались экзамены, которые я сдала так же, как в школе, без “троек”: письменные – на “пятерки”, а устные – на “четверки”. Съездила домой, на Урал, забрала свои “шмотки-монатки” (не так уж и много их было) и вернулась в Петрозаводск.
     С Таней договорилась, что жить буду в общежитии. Квартирка у них была двухкомнатная (на улице Фабричный). Кроме Кати, которую я привезла, был четырехлетний Гена, а в октябре ожидался и потом появился Сережа. Какая уж тут учеба?! Правда Петр Михайлович (хозяин семейства) задумал построить дом на Кукковке. Но когда это еще будет?
     Общежитие было рядом с педучилищем. Первого сентября я туда и переселилась.
     После “торжественной линейки” разошлись все по кабинетам. Наша группа оказалась самой многочисленной: 37 человек! 36 девчонок, съехавшихся со всей Карелии, я еще с Урала “приблудилась”. Это несколько озадачило нашу “классную маму” Раису Ильиничну Котову.
     Потому она после беседы о предстоящей учебе попросила меня задержаться на несколько минут. Когда все девчонки ушли, и мы остались вдвоем, Раиса Ильинична очень пристально посмотрела на меня через очки, потом сняла их, положила на стол, подошла и подсела ко мне, спрашивает:
- Скажи мне, пожалуйста, девочка моя, почему ты с Северного Урала приехала поступать в педучилище в Петрозаводск? Путь ведь неблизкий. Разве на Урале нет педучилища?
- Есть, - говорю, - только ехать надо далеко от дома, в Свердловск.
- Ну да! Свердловск, конечно, далеко от Североуральска. А Петрозаводск оказался “ближе”?
     Пришлось рассказать ей о причине моего появления в Петрозаводске.
- И ты с малолетней племянницей такой путь проделала?
- Так не пешком же, на поезде. И всего-то две пересадки надо было сделать: в Свердловске и в Волховстрое.
- Ну, хорошо! Это все понятно. Вижу, что с географией ты “в дружбе”. А меня вот какой вопрос волнует: окончишь ты педучилище (а в том, что ты его окончишь я не сомневаюсь, судя по твоим оценкам в школе и здесь, на вступительных экзаменах), окончишь и уедешь к себе на родину, на Урал. А нам здесь, в Карелии, учителя нужны.
- Родина моя не на Урале, Раиса Ильинична, а в Воронежской области. На Урале я жила только три года.
- Не потянет к маме, к папе?
- И мамы у меня нет. Мама наша в последнем году войны заболела, не дождалась возвращения отца. А в августе 1945-го года похоронили мы ее там, в Воронежской области. Через год отец женился на другой женщине, у которой было двое детей от навернувшегося с войны мужа. А она потом еще двоих родила. Так что у отца нашего забот предостаточно. Из моей родной семьи там остался младший брат Алеша. Он пока пошел в пятый класс, но тоже уже принял решение: “Окончу школу и поеду в Томск, в индустриальный техникум”.
- Да, девочка моя, интересная у тебя “биография с географией”.
- Так что можете не переживать насчет моей будущей работы: куда получу направление, там и буду жить и работать. Карелия мне очень нравится, и я хочу остаться здесь. Домой буду ездить во время отпуска, на летних каникулах.
- Ну что же?! Успехов тебе!
- Спасибо, Раиса Ильинична, буду стараться.

Глава 4. Работа.

    “Пролетели”, “отзвенели” четыре года учебы. Направление на работу мы получали непосредственно в Министерстве просвещения. Пошла и я туда, прежде чем отправиться на Урал. Молодой симпатичный человек, приветливо улыбаясь, нашел мою фамилия в списке выпускников.
- Мы даем Вам направление в Сортавалу, - говорит, - Предупреждаю: там запретная зона. Поэтому, прежде чем ехать туда, не забудьте обратиться за разрешением в милицию и в военкомат.
    “Ну вот еще не хватало мне еще милиции и военкомата!” – мелькнуло у меня в “черепушке”.
- Вы меня извините, - говорю, - но я не хочу в Сортавалу.
- А куда вы хотите?
- направьте меня в Олонецкий район.
     Он полистал свой “талмуд”:
- Но из Олонецкого РОНО у нас нет запроса на учителей.
- Ну, уж в какой-нибудь школе найдется для меня место.
- А почему вы хотите в Олонец?
- Я там была на практике.
- Ну, хорошо! Я дам Вам направление в распоряжение РОНО. Согласны?
- Согласна.
- Не забудьте, что вы должны явиться в РОНО 15-го августа. “Командирша” там очень строгая – Тамара Ивановна Вознесенская.
- Хорошо! Спасибо, что предупредили. До свидания.
- Всего Вам доброго.
- И Вам – взаимно!
     Поехала на Кукковку. Надо было помочь Тане привести в порядок огород: что-то прополоть, что-то проредить, - что-то окучить. А потом отправляться на Урал: забрать кое-какие вещи из дома.
     Домой приехала 25-го июля. На другой день по приезде решила заглянуть в “родную” школу. А там ребятишек полно: беготня, шум, гам. Постучала в кабинет директора.
- Войдите.
- Здравствуйте, Анна Ивановна!
- Ой! Машенька! Здравствуй! Рада видеть тебя. Как твои успехи?
     Показала ей диплом и листок с оценками:
- Вот мои успехи!
- Ну, молодец! Поздравляю!
- Анна Ивановна, а почему у вас детей полно в школе? Отменили летние каникулы?
- Да нет! Леспромхоз выделил нам деньги на организацию пионерского лагеря прямо при школе. Первая смена уже заканчивается. Мы набираем вторую смену: на август. Нам не хватает вожатых. Может поработаешь?
- Анна Ивановна, но мне 15-го августа надо явиться в Олонец, в РОНО, за направлением на работу.
- ну, приедешь немного попозже. Мы дадим тебе справку, что ты работала в лагере. Тебя еще похвалят за это. И денежек заработаешь. Соглашайся! Мы отпустим тебя на недельку пораньше. Кто там в Олонецком районе “командует” школами, ты не знаешь?
- В Министерстве просвещения мне сказали, что Олонецким РОНО заведует Вознесенская Тамара Ивановна, женщина очень строгих правил.
- Тамара Ивановна? Вознесенская? Какая интересная фамилия! Не переживай!
Я ей позвоню.
     Поработала я в лагере только три недели.  22-го августа “покатилась” в Карелию. В Олонец приехала утром 25-го, опоздала на 10 дней. Нашла дом, где располагался РОНО. Дверь закрыта. Присела на крылечке, жду появления начальства.
     Примерно в половине девятого подбегает знакомый парень из параллельной группы в педучилище. Вот о чем я забыла рассказать. Не знаю, как теперь, а во время моей учебы педучилище было многопрофильным учебным заведением. В 1957-м году было пять выпускных групп: “А” и “Б” – учителя начальных классов, “В” – учителя начальных классов, они же – старшие пионервожатые; “Г” – учителя начальных классов, они же – преподаватели физкультуры; “Д” – учителя начальных классов, они же – преподаватели финского языка. Этот молодой человек, о котором я упомянула, оказался из группы “Д”.
- Здравствуй! – говорит. А я знаю, куда тебя на работу отправят.
- К нам, в Туксу.
- А где это?
- Да тут, недалеко от Олонца: по шоссейке километров восемь, а по железной дороге – шесть. Тамара Ивановна хотела меня в Туксу отправить, а я сказала: “направьте лучше Татаринову в Туксу, а меня можете хоть в Михайловское сослать”.
     “Тоже мне, Пушкин нашелся!” – мелькнуло у меня в “черепушке”.
- Почему? – спрашиваю.
- А меня в ноябре в армию заберут. Не хочу, чтобы моя родная школа без учителя осталась.
- Ну, что же?! Наверное, это справедливое решения. – говорю.
- Мне тут еще кое-куда сходить надо. Ты дождись меня, никуда не уходи. Вот Тамара Ивановна идет, завроно.
     Он убежал. Подошла женщина лет пятидесяти на вид.
- Здравствуйте! – говорит. – Это, надо полагать, Татаринова явилась?!
- Да! А откуда Вы знаете?
- Я все знаю! У меня обязанность такая. Пойдем ко мне в кабинет.
     Зашли в кабинет.
- Присаживайся. Почему опоздала?
     Рассказала я о причине опоздания, показала документы, подтверждающие мой рассказ. Она сразу переменила тон:
- А вот за это хвалю! Молодец, что поработала в лагере. Хороший способ общения с детьми, пригодится в работе. Даю тебе направление в Туксинскую семилетнюю школу, в первый и третий класс. Не удивляет, что два класса у одного учителя?
- Нет, не удивляет. Нам говорили, что есть такие школы “малокомплектные”.
- Ну, и прекрасно! Желаю успехов!
- Спасибо, Тамара Ивановна! До свидания!
- До свидания! Желаю успехов.
- Спасибо! Буду стараться.
     Борис ждал меня на крыльце.
- Автобус будет только вечером, - говорит. – Может потопаем по шпалам?
- Конечно!
     Он взял чемодан, я – сумку, и отправились в Туксу. За разговором, за воспоминаниями я не заметила, как мы оказались на окраине села, у перекинутого через речку железнодорожного моста.
- Вот смотри, - говорит Борис, - на том берегу двухэтажный старый дом. Это школа. Но в центе села уже построено новое здание. Правда, пока не все работы доведены до конца. Так что 1-го сентября занятия, видимо, начнутся здесь. Переселение в новую школу планируется во второй четверти.
     В Туксе я поработала только один год. В 1958-м году отменили финский язык в карельских школах и преподавательница его осталась без работы. А она так же, как и я, окончила педучилище и имела право работать в начальных классах. В июне 1958-года вызвала меня на “рандеву” Тамара Ивановна, завроно.
- Ты уж не обижайся, - говорит, - но придется тебе поменять школу.
- Да что вы, Тамара Ивановна! Я не обижаюсь. Понимаю же я: у нее дети, муж, какое-никакое хозяйство. А мое “хозяйство” пока что в чемодан да в сумку укладывается.
- Ну, спасибо тебе за понимание. Даю тебе направление в Салми. Знаешь, где это?
- Знаю, Тамара Ивановна! Это немного южнее Питкяранты.
- Правильно.
     Поработала я еще три года в начальных классах и пришла к выводу, что это не моя “стезя”, потому что моими любимыми предметами и в школе, и в педучилище были русский язык и литература. Значит надо поступать на филфак, хотя бы на заочное обучение.
     О том, как я поступала в институт, будет отдельный рассказ.

Глава 5. Работа в газете.

     Весной 1962-го года написала я юмористический рассказ на тему из жизни сельской молодежи. Прочитала его друзьям – подругам. Они говорят: “А давайте в газету отправим. Интересно, напечатают или не напечатают?”
     Напечатали! Более того: приехала к нас в Салми редактор газеты Лидия Николаевна Гриднева.
- Машенька, - говорит, - я к тебе с предложением: нам дают должность литсотрудника. Соглашайся! С Тамарой Ивановной (завроно) я уже договорилась.
     Я тогда работала в Салминском детском доме по настоятельной просьбе его директора. У них набрался целый класс первоклассников. Решили организовать обучения прямо в детском доме, чтобы не ходить малышам за почти два километра в поселок. Выделили помещение, завезли необходимое оборудование: парты, классную доску, наглядные пособия, - в общем, все, что необходимо для обучения. В 1963 году я как раз выпустила своих малышей из начальных классов и была, можно сказать, свободна.
- Ну, если Тамара Ивановна не возражает, - говорю, - то я, пожалуй, соглашусь. Только мне надо съездить в Анапу, навестить отца.
- Хорошо, - говорит Лидия Николаевна, - поезжай. Отец отдыхает там?
- Он живет в Анапе уже два года.
     Съездила в Анапу, вернулась и 1-го августа приступила к работе в газете в качестве литсотрудника. Что означает эта должность, я так до конца и не поняла. В основном “моталась” по командировкам “обскакала” почти весь район. А он тогда был гораздо обширнее нынешнего, потому что не было Питкярантского района. Сама Питкяранта относилась к Сортавальскому району, а все поселения южнее Питкяранты (Орусъярви, Салми, Мийнала, Мантинсаари, Лункулунсаари, Каркку, Погранкондуши) входили в состав Олонецкого района. Теперь это Питкярантский район.
     Летом 1964-го года Лидия Николаевна (редактор) вышла в отпуск. Обязанности редактора исполнял ее заместитель А. И. Васильев. Отправил он меня в командировку в Салми.
- Надо, - говорит, - написать хорошую, “хвалебную”, статью о том, как совхоз “Салми” осваивает новые земли под посев кормовых культур.
     Встретилась я по приезде с главным агрономом Олегом Миролюбовым. Поехали мы с ним по дороге на Питкяранту. Примерно километрах в двух от Салми свернули вправо, выехали на поляну, остановились. Поляна не такая уж и обширная: метров пятьдесят в длину и почти столько же в ширину. Я говорю:
- Олег Константинович, что-то мне место это кажется знакомым.
- Да, конечно, знакомое. Это же бывшая ягодная поляна.
- Да, да, да! Я вспомнила: клюквенная поляна. Хотя, помимо клюквы, тут ведь еще и морошка встречалась. Так что же получается? Вы, значит, ягодную полянку распахали и травкой засеяли?
- Выходит, что так!
- ты меня извини, Олег, но я ничего писать не буду, потому что у меня вот тут (постучала себя по голове) одни “неудобосказуемые” выражения, которые для печати не годятся.
- Почему?
- Ну, сколько вы тут сена накосили? Для одной скотинки может и хватит на зимнюю кормежку. А для совхозного стада, я думаю, и на неделю не хватит. Теперь сопоставь то, что вы приобрели (фигурально выражаясь), с тем, что люди потеряли в результате этого вашего “эксперимента”. В общем, давай так договоримся: надо тебе обнародовать это “безобразие” – напиши сам, когда, как, в связи с чем возникла необходимость совершить это. Да! И не забудь отметить, согласованы ли ваши “деяния” с лесничеством.
     Вернулась в Олонец. Васильев спрашивает:
- Написала статью?
- Нет, не написала.
- Почему?
- Потому что у меня насчет этого дела вот тут (постучала себя по голове) одни неудобосказуемые выражения. И для печати эти “выражения” не годятся.
- Что ты имеешь в виду?
     Попыталась ему объяснить, что это за поляна была, что люди потеряли с ее уничтожением и что приобрели в итоге.
     А он в ответ: “Ты не понимаешь линии партии”.
- Ну, если эта линия направлена на сознательное уничтожение того, что самой природой создано для нужды человека, то я, действительно не понимаю. И не пошел бы ты вместе с партией по этой самой линии кой-куда.
     Дорого обошлась эта моя несдержанность. И не только для меня. Вернулась из отпуска Лидия Николаевна. Что Васильев ей наговорил, не знаю. Но дня через два-три по ее возвращении она в конце работы говорит:
- Машенька, задержись на минутку: поговорить с тобой надо.
     Когда мы остались вдвоем, спрашивает:
- Что тут у вас с Васильевым произошло?
     Рассказала я ей о командировке в Салми. О том, почему отказалась писать статью. Она очень внимательно выслушала мой рассказ, на другой день сказала Васильеву:
- Александр Иванович, но ведь она права.
     Это его “взбесило”. Он, видимо, доложил в райком, что я “послала” его вместе с партией кой-куда, а также о “позиции” Лидии Николаевны в наших “раздорах”.
     Эти наши “споры-раздоры” затянулись до Нового года. Прошло много лет, но я до сих пор испытываю чувство вины пред Лидией Николаевной. В январе 1965 года решением райкома ее “освободили” от должности редактора и назначили на ее место Васильева. Ей немного оставалось до выхода на пенсию, но она вынуждена была “покинуть” Олонец. Уехала в Кондопогу и там на целлюлозно-бумажном комбинате, в “заводской газете”, работала до пенсии.

Глава 6. И снова школа.

   А я пошла в РОНО. Зимние каникулы подходили к концу. Тамара Ивановна очень приветливо встретила меня.
– Здравствуй, здравствуй! – говорит. – Как твои дела в газете?
- Дела, как “сажа бела”.
- Что так? Совсем уже невесело?
- Тамара Ивановна, у меня к вам просьба: не будет ли для меня работы в школе? Хотя бы в следующем учебном году.
- Миленькая моя! Да ты мне сейчас, в этом году, нужна.
- Правда? Вы не шутите?
- Какие шутки? У меня школа, дети без учителя остались.
- А где эта школа?
- Ты район-то хорошо знаешь?
- За время работы в газете, можно сказать, весь район “обскакала”. Единственное место, где не довелось побывать – это село Михайловское.
- Ну, так далеко нам пока не надо. Видлицу знаешь?
- Видлицу, конечно, знаю.
- А Погранкондуши?
- Приходилось и там побывать.
- Вот между Видлицей и Погранкондуше есть небольшой поселок, где живут рабочие Видлицкого лесопункта.
- И поселок этот знаю: Каменистый.
- Замечательно! Работала там учительница, которая живет в Погранкондушах. Шла с работы домой, то ли споткнулась, то ли поскользнулась: вывихнула ногу, ходить не может. В общем, школа, дети без учителя остались. Каникулы заканчиваются, а детей учить некому. Да и учительница эта уже подала заявление об уходе на пенсию.
- Тамара Ивановна, я согласна. Только жить мне, наверное, придется в Видлице, потому что в том поселке у меня нет близких знакомых. Поэтому у меня к вам просьба: поговорите с начальником Видлицкого лесопункта о том, чтобы они как-нибудь подвозили меня на уроки. А с уроков я уж доберусь на рейсовом автобусе.
- Хорошо! Постараюсь договориться.
     Закончила там этот учебный год и еще год поработала. В мае 1966 года приехал ко мне на уроки директор Видлицкой средней школы Семен Михайлович Яковлев. Когда уроки закончились, он говорит: “Мария Прокопьевна, мне сказали, что Вы в институте учитесь.”
- Да, я окончила три курса филфака.
- А нам, в Видлицкую школу, нужен преподаватель русского языка и литературы. Не согласитесь ли к нам на работу?
- Семен Михайлович, да это мечта моя! А с этими-то ребятишками что будет?
- А с этими все будет нормально. Принято решение: переселить всех жителей поселка в Усть-Видлицу вместе с домами.
- Как это?
- А так: домики (один за другим) разберут, раскатают на бревнышки, перевезут в Усть-Видлицу и там все построят заново. Все это будет сделано в течение лета. А для Вас квартира уже готова: в Видлице, на улице Школьной, в новом доме.
- Спасибо Вам, Семен Михайлович и за предложение работы, и за квартиру.
     Все так и свершилось. Исчез поселок Каменистый. В Усть-Видлице появилась целая улица новеньких домиков, куда переселились все жильцы.
     А я, наконец, получила возможность заняться любимым делом – преподаванием русского языка и литературы. Было это в 1966 году. В 1997 году вышла на пенсию. Так что общий стаж работы у меня – ровно 40 лет. 31 год из них в Видлицкой средней школе.

Глава 7.  Я из Карелии - никуда!

     Я уже упоминала о том, что в самом конце войны папа оказался в госпитале, в Ленинграде. В одной палате с ним находился на излечении молодой человек из Анапы. Они обменялись адресами и потом переписывались.
     Когда папа вышел на пенсию, этот товарищ прислал ему приглашение – предложение: “Что тебе мерзнуть там, на холодном севере? Давай, Прокопий Иванович, переселяйся к нам в теплый край.”
     В 1961 году папа туда и переселился со своим новым уже семейством. Пока он был жив, мы с Таней (иногда – я одна) навещали его.
     Этот папин товарищ предлагал и мне “перебраться” в Анапу. Он тогда работал директором виноградно-винодельческого совхоза “Витязево” в предместьях Анапы.
- Оставайся, - говорил, - найдем мы тебе работу в школе.
- За предложение, конечно, спасибо, но я из Карелии – никуда!
- Что же тебя там удерживает? Природа? Погода?
- Удерживает меня, прежде всего, мои обязательства перед Карелией, которые я сама на себя взяла. Карелия мне их не предъявляла.
- Какие обязательства?
- Мне было 16 лет, когда я в 1953 году приехала в Петрозаводск и по совету сестры поступила там в педучилище. Четыре года учебы немало стоили для Карелии: надо было оплачивать работу преподавателей, которые учили меня “уму-разуму”, да еще и мне все четыре года стипендию платить. Чем я могла возместить эти затраты? Только трудом своим, работой в школе. Вот потому я и решила: из Карелии – никуда! По крайней мере, до выхода на пенсию, а дальше видно будет, что предпринять: остаться в Карелии или “перебраться” в какое-то иное место жительства. Хотя, откровенно говоря, никакого желания на перемену места жительства у меня нет.

Послесловие

I. Вот так и осталась я в полюбившейся мне Карелии. Я полюбила этот прекрасный край лесов и озер, полюбила людей, живущих здесь. Имею в виду прежде всего коренных жителей. Но и некоренные, переселившиеся из иных мест, приобщаются к миролюбивым обычаям и традициям и становятся “карелами”, хотя и иного происхождения.
     Огорчает только, что за последние два-три десятилетия сильно “поредела” наша тайга. За всю Карелию не скажу: не знаю. А вокруг Видлицы (да и вообще в нашем районе) лесные “ресурсы” значительно поубавились. Но, оказывается, в настоящее время ведутся активные работы по посадке лесных культур на вырубках. Хочется верить, что не только в нашем районе. Значит, не превратится наша красавица Карелия в пустыню: будут шуметь леса на ее просторах.
II. Чтобы оказаться в Карелии, мне нельзя было уехать в Грузию. А чтобы я не могла уехать в Грузию, надо было за три дня до отъезда “покалечить” ногу. Если это произошло не без вмешательства “высших сил”, то я от всей души благодарю Бога за такое “вмешательство”.