Лекция 3. Этнокультурная справедливость
В этой лекции мы порассуждаем на тему этнокультурной справедливости. Что такое этнокультурная справедливость? Под этим термином я понимаю правила поведения, правила социального устройства, которые являются справедливыми применительно к тому, что мы обычно называем национальной политикой, культурной политикой, политикой в отношении религии и т.д. Предполагается, что существуют различные этнические и другие группы, которые различаются своей культурой. Поэтому этнокультурная справедливость касается не только этнических групп, но и вообще любых групп, которые так или иначе отличаются друг от друга по каким-то культурным признакам. Это могут быть, например, религиозные группы и т.д. Поэтому этнокультурная справедливость охватывает множество самых разных вопросов, а также такие понятия, как мультикультурализм, политика плавильного котла, национальное государство, космополитизм и т.п. Все эти понятия мы будем обсуждать в данной лекции с целью понять, какое социальное устройство в отношении этнокультурных групп является справедливым.
Итак, на уровне отдельного государства можно выделить две противоборствующие друг другу концепции политики - это мультикультурализм и концепция плавильного котла.
Концепция плавильного котла означает, что мы должны «растворить» все различные культуры, которые существуют в обществе, и «сплавить» их в одну общую культуру. Здесь основная задача - создать единую культуру на территории всего государства.
Мультикультурализм - это прямо противоположная концепция, которая гласит, что нужно поддерживать разнообразие культур, содействовать сохранению и развитию различных культур.
Это две противоположные концепции, но если мы рассмотрим ту же проблему на международном уровне, то мы можем выявить еще одну грань противостояния различных политик. Это противостояние национального государства и космополитических идей.
Национальное государство подразумевает, что есть какая-то титульная нация или титульный этнос, вокруг которого строится государство, и культура этого этноса пользуется определенными преференциями, что необходимо для того, чтобы в обществе наблюдалось некое единство, определенная стабильность, а все остальные культуры не должны противоречить культуре титульной нации.
Космополитизм предполагает, что существуют какие-то общечеловеческие ценности, к которым мы должны стремиться, и культура какой-то отдельной нации не должна быть доминирующей: в конце концов, есть что-то выше, чем эта культура.
Рассмотрим выше обозначенные дихотомии более подробно и попытаемся определить, какая политика является справедливой, а какая - несправедливой.
Начнем с понятия национального государства. Сейчас в науке утвердилось мнение, согласно которому различные этносы, нации представляют собой своего рода воображаемые сообщества. То, что мы называем нациями - это то, что появилось в строго определенный период времени, и можно сказать, искусственно. К Новому Времени европейские государства представляли собой определенные культурные общности, но эти общности еще не представляли единых наций, потому что быт, хозяйство, языковые диалекты, даже нравы и обычаи отличались от местности к местности. Каждое из европейских государств представляло собой разношерстную палитру культур, которые объединялись понятием «подданство» («мы - подданные такого-то короля»). На самом деле было очень много идентичностей у отдельного человека - это и религиозная идентичность, и профессиональная идентичность, и сословная идентичность, и общинная, и семейная. Короче говоря, было множество самых разных групп, с которыми человек мог себя ассоциировать, и он не ассоциировал себя с какой-то конкретной нацией.
Всё изменилось в период буржуазно-демократических революций, когда:
- с одной стороны, появилась необходимость участия больших масс людей в управлении государством, в осуществлении общей политики, когда массы людей начали приобретать избирательные права,
- с другой стороны, развитие военного искусства привело к тому, что стало необходимо участие больших масс народа в военных действиях.
Средневековье исходило из того, что есть феодал, который в случае необходимости собирает профессиональное войско (рыцарей), это войско идет на войну, а крестьяне, как правило, должны просто обеспечивать это войско. Новое Время столкнулось с упадком рыцарства, с появлением огнестрельного оружия. Огнестрельное оружие привело к тому, что чем больше людей ты сможешь вооружить и поставить в ряды армии, тем больше шансов на успех. То есть важны не какие-то индивидуальные качества, а массовость. Армии европейских государств начали расти. Чтобы обеспечить обороноспособность страны, приходилось как-то вовлекать людей в ведение военных действий, убеждать их в необходимости браться за оружие. Поэтому многие исследователи отмечают взаимосвязь избирательных прав и расширения воинской повинности. Эти два явления шли рука об руку: когда государству понадобилось внушить человеку, что у него есть, за что умирать, и что он должен умереть за какую-то абстрактную идею защиты нации, тогда же появились избирательные права, которые, собственно, и начали формировать нацию. Человек не будет умирать за государство, которым он даже не имеет возможность управлять. Следовательно, если мы хотим сделать армии массовыми, мы должны предоставить массам избирательные права. Когда буржуазно-демократические революции и различные реформы стали приводить к распространению избирательных прав, человек умирал уже за защиту того государства, в управлении которым он хотя бы номинально принимает участие. То есть развитие воинской повинности и избирательных прав шло рука об руку. Т то, и другое, так или иначе, привело к необходимости создания единой культурной общности. Почему? Потому что?
- с одной стороны, избирательные права формируют культурную общность (когда ты и я, он и она – вместе, мы можем голосовать, определять свою судьбу, то мы уже чувствуем какое-то единство друг с другом),
- с другой стороны, если соответствующего единства нет, тогда и вся избирательная система не работает, появляются такие явления, как абсентеизм (неявка на выборы), и демократические процедуры перестают должным образом работать (это проблема, с которой сталкиваются уже современные европейские государства, поскольку население чувствует себя все более разобщенным). Иными словами, нужно сделать людей более активными, пробудить их гражданственность, и для этого, нужно внушить им какую-то идею культурной общности, идею нации, иначе вся эта система не работает.
Здесь мы наблюдаем двойственное отношение культурного единства и избирательных прав: они зависят друг от друга.
То же самое можно сказать о воинской повинности. Дело в том, что:
- с одной стороны, мы не сможем заставить людей воевать и умирать на войне, если мы не внушим им, что они представляют собой какую-то единую общность, которую следует защищать. В этом смысле воинская повинность зависит от культурной общности.
- с другой стороны, сама культурная общность, культурное единство зависит от того, есть ли вообще внешний враг. Поэтому государству очень важно показать, что у людей всегда есть от кого защищать страну. Создание образа внешнего врага - это то, к чему прибегают, наверное, большинство современных государств, потому что им нужно как-то обосновать свои военные действия.
Итак, война всегда выступает сплачивающим фактором, но она же и требует этот сплачивающий фактор, отсюда возникают, даже в мирное время, попытки создать какой-то образ внешнего врага.
Есть еще и другие факторы, которые сделали необходимым создание «мифа», согласно которому существуют обособленные нации. Так, после эпохи буржуазно-демократических революций идет развитие торговли, различных сетей коммуникации, улучшение социальной мобильности, в частности профессиональной мобильности. Всё это усилило связи между людьми в одном государстве. То есть, если раньше люди могли просто жить в своей местности, и не знать, что происходит на другом конце государства, то выстраивание хозяйственных связей позволило людям ощутить себя единой нацией.
Уже дальше, в 19 веке, в эпоху промышленного переворота, идея нации еще больше развилась. Многие учёные полагают, что именно в 19-ом веке она, собственно, и появилась. Ведь именно тогда, нациестроительство стала осознанной политикой различных государств. С чем это связано? Промышленный переворот характеризуется двумя признаками, которые для нас сейчас важны.
Первое - люди массово уходят из деревень город, и появляется новый класс – пролетариат (рабочие). Иными словами, люди выдергиваются из своего привычного окружения, попадают в новую среду, и разрывают свои культурные связи с прежним окружением.
Второе - возникает необходимость повышения грамотности. Нужно, чтобы люди, которые работают за станками и вообще в производстве, хотя бы частично умели писать, читать, чтобы они владели элементарной грамотностью, позволяющей работать в новых условиях, в новой экономике. Это привело к созданию школ. Поначалу школы подразумевали обучение только в течение 1-го, 2-х, 3-х лет. Потом срок обучения постоянно возрастал. Круг лиц, которые имеют право обучаться, постоянно расширялся. А в последующем обучение уже стало обязанностью. Так вот единое образование тоже способствовало созданию ощущения единой нации, потому что все проходят через одно и тоже обучение, все выдергиваются из своих старых культурных общностей, подают в одну и ту же новую среду, и тем самым вместе создают новую культурную общность.
Помимо прочего, здесь можно отметить такие факторы как Реформация, постепенная секуляризация общества. Религия уже не является безусловным авторитетом. Следовательно, ей нужно искать замену. Необходимо какую-то ценностную опору, которая также обнаруживается в идее нации.
Конечно, нельзя сказать, что государство просто так взяло и создало эту идею нации. На ровном месте такая идея возникнуть не могла. Понятное дело, что были какие-то предпосылки для ее создания. Государству, в эпоху Нового Времени было важно создать культурную общность народа, но создать ее можно было опираясь на любую культурную форму. Почему государство начало опираться именно на прежние этносы? Потому что,
во-первых, этнос является носителем какого-то языка, то есть представляет собой коммуникативную систему, которая уже существует, и можно на ее базе что-то создавать,
во-вторых, этнос всегда занимает определенную территорию, которая примерно совпадает с территориями государств, поэтому возникла идея, что государство является выразителем, грубо говоря, этноса, а все остальные этносы, которые есть в этом государстве, существуют лишь вокруг титульного этноса и потому занимают второстепенное положение.
Сегодня мир сталкивается с феноменом глобализации. Неизбежно появляются новые проблемы. Мы можем через Интернет и другие средства связи узнавать, что происходит во всем мире. Мы можем знакомиться с продуктами культурного творчества других стран, с их культурным наследием, поэтому уже не так сильно ощущается культурное единство с гражданами своей страны. Поэтому у современных государств возникла проблема - как заставить людей внутри одного государства чувствовать, что они все еще являются одним целым? Если каждый человек имеет право выбирать ту культурную среду, в которой он хочет жить, то он может уехать из государства, он может не придерживаться традиций своих предков и так далее. Сейчас мир стал плюралистичным. Единая культурная общность, которой раньше характеризовались национальные государства, начинает распадаться. Что делать в таких случаях - это краеугольная проблема современности относительного национального государства. Есть прежние национальные государства, они продолжают существовать, но они испытывают кризис. Если мы продолжим навязывать общую культуру, то с позиции сегодняшнего дня это будет считаться нарушением прав человека. Мы должны и соблюдать права человека, и при этом обеспечить культурную общность. Тем более, что консоциативные государства, то есть «многосоставные», которые не имеют в своей основе одного преобладающего титульного этноса, они, как правило, считаются учеными менее устойчивыми. Поэтому идея поддержания культурной общности остаётся. Но что делать, если мы уже не можем как раньше навязывать определенные культурные ценности?
Другая проблема в том, что идея нации не является сильно сплачивающей идеей, в отличие от религиозной идеи. Религиозная идея раньше была сплачивающим фактором и обуславливала то, что многие люди и многие государства придерживались примерно одних и тех же этических воззрений. Теперь авторитет религии уже не такой, как раньше. Но тогда мы должны искать какую-то ценностную опору. В нации мы не всегда можем найти такую ценностную опору, потому что иногда нация действительно характеризуется общей идеей добра, общей идеей благой жизни, общей религией, общей идеологией, но иногда такого нет. В этом смысле сплачивающая роль нации ослабевает.
Здесь можно выделить два момента. Первый момент - в отличие от религии, нация не обещает бессмертие. Если человек неверующий, то есть не верит загробный мир, он видит, что все, что он может достичь, он достигает только в этом мире, а после смерти уже ничего не будет. В этом смысле идея нации не заменяет идею религии. Она не так сильно склоняет к самопожертвованию, как религия. Второй момент - мы могли бы отбросить идею бессмертия, и обратиться к еще одному очень важному сплачивающему фактору – это кровнородственные связи. И атеисты, и христиане, и мусульмане - они все будут спасать своих детей из горящего дома. Короче говоря, родственные связи очень важны для всех нас. Но проблема в том, что нация является открытым образованием. Это означает, что далеко не все мы имеем общие корни. Любой нерусский, например, может приехать в Россию, и если он проживет определенное количество лет здесь, если он выполнил определенную процедуру, предусмотренную законом, он вправе получить российское гражданство. Со временем может оказаться, что его потомки даже не будут знать, что их предок приехал из другой страны, и будут идентифицировать себя как русские. Ситуацию осложняют межнациональные браки. Сегодня в нашей крови столько всего намешано, что нельзя воспринимать всех людей, идентифицирующих себя в качестве одного этноса, носителями «одной крови». Фактор времени усложняет ситуацию. Мы можем только предполагать, что являемся потомками тех, кто, допустим, боролся с татаро-монголами на Куликовом поле, или потомками тех, кто спасал Российскую Империю от Наполеона. В этом смысле нация тоже не является универсальным решением, потому что нация - это открытое образование, и ее сплачивающая роль весьма сомнительна.
Отсюда, многие философы говорят о том, что нужно ограничиться, так скажем, политическим пониманием нации, «политическим», а не кровно-родственным, религиозным или еще каким-то единством. Например, Юрген Хабермас выступал с концепцией конституционного патриотизма: мы должны быть патриотами, испытывать чувство общности, потому что все мы живем в одной правовой системе, которая управляется на началах демократии и уважения прав человека. Именно общие политические ценности являются наиболее важными. Благодаря им каждый из нас волен проживать такую жизнь, которую считает стоящей. Именно за это нам стоит бороться. То есть мы защищаем наше государство не потому, что оно является выразителем какой-то там нации или этноса, или выражает идею «правильной жизни», а потому, что оно представляет собой структуру, позволяющую каждому гражданину решать, что для него значит «правильная жизнь».
Другие философы говорят, что политические принципы - это слишком шаткое основание для единства. Нам нужно придумать что-то другое, кроме идеи конституционной демократии, что объединяло бы нас всех. Критики этой «либеральной» идеи конституционной демократии говорят о том, что вообще-то ее не достаточно для того, чтобы уберечь общество от морального разложения. Тут речь не о каких-то высоких моральных идеалах, не о том, что мы все должны быть нравственными и попасть в рай, а о том, что когда размывается старая мораль, старые устои и традиции, и на их место не приходит что-то новое, то всегда возникают какие-то негативные явления в обществе. Иными словами, если мы отрицаем какие-то традиции, то мы должны что-то вместо них придумать для того, чтобы новые социальные институты выполняли те функции, которые раньше выполнялись за счет каких-то традиционных устоев. В этом смысле либеральная идея ограничена и недостаточна, потому что она не показывает, почему мы должны сохранять определенные моральные устои и традиции, которые у нас уже имелись, и в чем именно заключается их ценность. Концепция конституционно-демократического патриотизма не показывает это. Может быть она и правильная, но она явно недостаточна.
Чтобы понять, как выйти из этой ситуации, мы можем проанализировать то, что такое вообще общенациональная идея. В первую очередь, когда мы говорим об идее нации, мы должны уточнить, что под национальной культурой не понимается культура титульного этноса. Потому что, когда мы говорим о российской культуре, мы не имеем в виду русскую православную культуру: мы имеем в виду то, что объединяет различные народы нашего государства, то, что является для них общим.
Когда мы проанализируем, что является для них общим, тогда окажется, что русская культура никаким преимуществом здесь не пользуется, за исключением только одного, что русский язык является государственным. Обуславливается это не тем, что русская культура считается более ценной, более важной по сравнению с другими культурами, а тем моральным принципом, согласно которому бюрократии должны говорить на языке большинства граждан. Иными словами, если у нас большинство населения - носители русского языка, то значит именно этот язык должен быть государственным, а не какой-то другой. А в тех регионах, где проживает значительное количество лиц, владеющих другим языком, можно ввести второй государственный язык, для того, чтобы обеспечить взаимодействие государственных органов с данным населением. Если большинство населения в регионе владеет каким-то другим языком, то он однозначно должен получить статус государственного. Короче говоря, речь идёт не о том, что какой-то язык более ценный, а другой менее, здесь речь идет лишь о том, чтобы обеспечить взаимодействие населения с публичной властью на рациональных началах, и в этом смысле государственными языками обычно являются те языки, на которых говорит значительное количество людей. Если мы обратимся, допустим, к Рамочной конвенции Совета Европы, то там устанавливаются дополнительные ограничения на введение других языков, обеспечивающих взаимодействие с публичной властью. Есть отсылка к понятию реальных потребностей, то есть если значительная часть людей говорит на другом языке, но оно может говорить и на русском, сразу возникает вопрос, а действительно ли у них есть потребность общаться с властью на каком-то другом языке. Если есть, то в этом случае, конечно, потребность нужно удовлетворить. Но опять же, повторюсь, такое решение не связано с априорной ценностью того или иного языка.
Если брать какие-то другие элементы культуры, то окажется, что тут нет даже какого-то минимального преимущества ни русской, ни у какой-то другой культуры, потому что то, что нас всех объединяет - бытовая электроника, техника, мебель, автомобили, еда в супермаркетах, одежда в торговых центрах - все это на самом деле ни русское, ни татарское, ни чеченское, ни марийское. Это всё - стандартизированная культура. Но по сути это и есть наша общая культура, в который мы живем. Мы живем в культуре панельных многоэтажек, торговых центров - это то, что нас объединяет, то, что мы производим, и то, что охватывается понятием культура в широком смысле (культура как все то, что произведено человеком).
Когда мы проанализируем, а что вообще нас объединяет в плане культуры, то окажется, что в принципе этнического здесь практически ничего нет. Наша общая культура является стандартизированной именно потому, что идея нации возникла в тот момент, когда происходил промышленный переворот, когда начали производиться стандартизированные товары, процессы производства начали стандартизироваться. Поэтому, в конечном итоге, мы живем в национальной культуре, которая всегда есть культура стандартизированная.
Возникает вопрос, насколько, например, так понимаемая российская культура может быть сплачивающим фактором? Наверное, здесь еще должно быть что-то другое:
или должны быть какие-то общие нравственные представления,
или должна быть какая-то общая цель, чтобы мы понимали, что мы хотим видеть такое-то государство в будущем, что мы хотим, чтобы в таком-то государстве росли наши дети,
или должна быть какая-то общая идея
Тогда, наверное, мы можем говорить, что у нас есть общая культура, которая, действительно, может нас объединять, а не просто культура в том смысле, что у всех нас есть ноутбуки и телефоны. Ноутбуки и телефоны – это, конечно, тоже элементы культуры, но насколько они являются сплачивающим фактором? Может быть это наоборот разъединяющий фактор.
Итак, должна быть какая-то нравственная идея, либо идея относительно того, как мы хотим видеть наше общество. У нас должны быть какие-то общие ценности. И тут, конечно, возникает загвоздка.
Потому что для того, чтобы этого достичь, нам нужно как минимум друг с другом это обсуждать. Нам нужно коммуницировать, общаться, спорить, доказывать, отстаивать ценности, которые мы считаем важными. В цивилизованных странах все это обычно происходит посредством институтов гражданского общества. Конечно, институты гражданского общества, так скажем, двулики. Могут быть институты, которые отстаивают свои частные интересы, и в этом смысле гражданское общества - это смесь частных интересов, где никто не ищет чего-то общего, объединяющего. Но есть и другие институты, есть и другие формы общения, коммуникации, с помощью которых вырабатываются общие ценности. В
Второй момент – это, конечно, демократические институты. Когда люди действительно имеют возможность влиять на власть, на политику страны, на те законы, которые принимаются в государстве, тогда действительно эти законы и эта политика будут отражать то, что имеется общего у различных людей. Если люди не имеют возможность влиять на власть, то власти будет, во-первых, самой гораздо сложнее понять, в чем именно заключаются общие ценности народа. Даже если власть захочет эти ценности защитить, то для власти не будет понятно, в чем эти ценности заключаются, пока не будет свободной дискуссии в обществе. Во-вторых, если власть вообще не будет стремиться защищать эти общие ценности, а наоборот, будет преследовать различных людей за те ценности, которые конкретно власть считает неугодными, если власть не является демократической, то будет затруднен процесс выработки этих общих ценностей,
Для нашего государства это является большой проблемой. Мы все постоянно думаем о том, кто мы: мы с Востока или Запада? у нас какой-то особый путь? в чем заключаются наши общие ценности? что это за мифические «скрепы», о которых нам твердят государственные телеканалы? Есть самые разные точки зрения в обществе, но пока не будет настоящей возможности для дискуссии, наверное, мы никогда эти общие ценности не выработаем. И если не будет демократии, то мы никогда эти ценности не защитим и не разовьем.
Западные ученые в этом отношении говорят о том, что нужно четко разграничивать культуру большинства (титульного этноса или другого большинства) и общую для всех культуру. Действительно сплачивающим фактором, наверное, является то, что поддерживается всеми, а не то, что поддерживается лишь только большинством, но при этом существуют какие-то угнетаемые меньшинства. Потому что если есть какое-то более-менее значимое меньшинство, которое угнетается, тогда сложно говорить о том, что мы выработали общие ценности. Наоборот, мы создали конфликтогенную ситуацию. В этом смысле, наделение правами различных национальных, культурных, религиозных, иных меньшинств может являться не только стабилизирующим, но и дестабилизирующим фактором. Зачастую политиками специально применяются какие-то конфликтогенные категории описания различных социальных групп, которые скорее провоцируют конфликты, чем разрешают их.
Общая идея заключается в том, что мы должны вовлечь в создание общей культуры различные меньшинства, и именно поэтому политика плавильного котла, о который, мы говорили в начале, и согласно которой мы должны ассимилировать различные меньшинства, неверна. Она не верна, потому что мы должны не ассимилировать эти меньшинства, не заставлять их отказываться от своей культуры, а вовлечь их в общее обсуждение ценностей и позволить им высказать свои соображения относительно общих ценностей, которые нас объединяют или должны объединять. Любые меньшинства должны быть вовлечены в дискуссию, и в этом смысле политика плавильного котла является несостоятельной.
В итоге мы можем сказать, что несмотря на процессы глобализации, национальные государства продолжают существовать, потребность в общенациональной культуре, не этнической, а именно национальной, которая лишена, как правило, этнических маркеров, существует, и поэтому мы не должны отбрасывать национальное государство на свалку истории, но мы должны относиться к меньшинствам более уважительно, в этом смысле может быть прежняя политика государств, которая была свойственна 19-му, 20-му веку, уже в 21-ом веке должна быть скорректирована с учетом новых ценностей, а политику плавильного котла мы должны полностью отвергнуть, потому что принудительная ассимиляция недопустима.
Теперь перейдем к проблеме мультикультурализма. Мультикультурализм в своем жестком виде подразумевает, что мы должны не просто не ассимилировать различные культуры, но еще должны также и содействовать их развитию и сохранению. Казалось бы, это идея хорошая, но когда дело касается уже финансовой составляющей, тут возникает множество проблем. Потому что если мы действительно хотим содействовать не просто сохранению, т.е. консервации, а именно развитию той или иной культуры, то, наверное, нам нужно не просто, скажем, поддерживать миноритарный язык с помощью создания «корпуса языка», но также ввести обучение на данном языке в школах и университетах. Мы должны подготовить соответствующие учебники, мы должны подготовить соответствующие кадры, которые смогут обучать детей по этим учебникам. Мы, наверно, должны создать какие-то средства массовой информации, которые будут преподносить информацию на языке меньшинств. Мы должны подготовить кадры, которые смогут квалифицировано работать в этих средствах массовой информации. Если мы хотим раздельно обучать мальчиков и девочек, то мы должны принять какие-то организационные мероприятия, вложить какие-то средства для того, чтобы построить отдельные школы или организовать классы. Все это требует материальных затрат. Но вопрос о материальных затратах - это вопрос, который касается всех, а не только меньшинств. Всегда ли мы должны финансировать дорогостоящие практики других людей? Если я хочу заниматься сёрфингом, то это не значит, что я должен брать на это деньги из бюджета, ведь это не является ценностью для остальных людей, деньги которых я использую. То же самое касается поддержки культур меньшинств, культур коренных народов. То, что для них это ценно, для всех остальных может не обладать никакой ценностью, но, тем не менее, бюджет на поддержку соответствующих практик расходуется общий. Здесь, на мой взгляд, находится уязвимое положение мультикультурализма. Не случайно в 2010-х годах ведущие европейские лидеры, такие как Ангела Меркель и Николя Саркози, последовательно высказывались против политики мультикультурализма. Они утверждали, что политика мультикультурализма провалилась. Потому что,
во-первых, есть культуры, которые требуют очень больших средств для их возрождения, а есть культуры, которые и так существуют, и никто их не угнетает (как правило, это культуры титульных этносов). Но это не значит, что мы должны помогать одним и совсем забыть про других. В этом будет какая-то несправедливость
во-вторых, даже в теории мы не сможем обеспечить все этносы, все культуры равными возможностями для развития - это просто невозможно. Полного равенства достигнуть невозможно.
Возникает вопрос о том, насколько само по себе культурное многообразие является ценностью? Вроде бы неплохо иметь множество различных культур и языков, но сколько их должно быть? Двести? Пятьсот? В чем заключается ценность этого многообразия, в чем именно его положительные стороны? Здесь всегда возникает именно такой вопрос. И для того, чтобы выбрать свой жизненный путь, получить достаточно условий для развития, нам, на самом деле, нужна только одна культура, нам не нужно многообразие культур вокруг нас, мы можем вырасти в одной культуре, а в последующем, если нас не устраивает эта культура, не устраивают ее ценности, то мы можем выбрать что-то среди других культур, которые существует в мире. Короче говоря, многообразие не является условием для развития человеческой личности, поскольку все условия для развития человеческой личности могут быть созданы в рамках одной культуры.
Таким образом, финансовый аспект говорит против жестких форм мультикультурализма.
Другой аспект заключается в том, что разные группы имеют разный уровень сплоченности и разный интерес в самосохранении. Тут речь идет о том, что если мы придерживаемся политики мультикультурализма, и создаем условия для сохранения и развития различных культур, то, в первую очередь, мы должны спросить самих носителей этих культур, насколько они в этом заинтересованы. Насколько они сами хотят сохранять свое культурное наследие и развивать его? Если интерес в этом незначителен, то сколько бы мы ни финансировали сохранение культуры - это не будет давать должных результатов. Как правило, деньги будут выкидываться на ветер. Есть народы, которые в большей степени заинтересованы сохранять собственную культуру, а есть народы, которые проявляют меньшую заинтересованность в этом. Например, кавказские народы очень трепетно относятся к своей культуре, а восточно-финские народы – не всегда. Например, многие родители-удмурты просто не учат детей их родному языку, а учат только русскому. Поэтому мы наблюдаем медленное вымирание удмуртского языка. Но если сами родители не хотят учить детей своему языку, не хотят передавать те традиции, которые у них имеются, действительно ли мы должны выделять средства на финансирование сохранения и развития таких культур? Таким образом, необходимо учитывать разную степень заинтересованности самих меньшинств в сохранении собственных культур.
Третий аспект, который можно выделить, заключается в том, что этническая идентичность, как правило, не выражена у людей до того момента, когда не наступит экономический или социальный кризис, до тех пор, пока не актуализируются классовые противоречия. Иными словами, этническая и культурная идентичность, как правило, является второстепенной, она не выражена ярко, и поэтому апелляции к этничности, как правило, возникают, когда какие-то конкретные политики хотят «подлить масла в огонь», хотят привлечь на свою сторону электорат, хотят добиться определенной нестабильности. Именно они провоцируют актуализацию этнической идентичности. Может быть, если бы этого не происходило, то тогда и не было бы такой большой потребности в этнически ориентированной политике. Здесь можно отметить, что этническая повестка, наверное, возникает в тех случаях, когда
либо люди недовольны действующей властью (тогда они начинают противопоставлять себя этой власти, и это можно делать очень успешно с помощью актуализации этнической идентичности, потому что сразу возникает основание для объединения различных людей, для требования политических привилегий, автономии в управлении и т.д.),
либо власть вроде бы легитимна, но по каким-то причинам она не может реализовать ту политику, которую сама декларирует, то есть власть, грубо говоря, власть слаба, и в этом случае тоже начинаются центростремительные движения национальных окраин. Может быть, именно с этих позиций можно трактовать распад СССР.
Рецепт против подобных негативных явлений очень прост: власть, во-первых, должна быть справедливой, во-вторых, сильной - это два качества власти, которые решают те проблемы, из-за которых этническая идентичность, собственно, актуализируется. Если власть будет сильной и справедливой, тогда люди даже не будут вспоминать, что они принадлежат какому-то этносу, что им нужно автономию, права и т.д.
Сказанное представляет собой еще один аспект, который, на мой взгляд, говорит против мультикультурализма. На самом деле конфликты можно решать, не предоставляя особые права этносам, а в другом ключе. С учетом этого возникает вопрос, действительно ли для нас является ценным сохранение тех или иных культур, либо мы должны финансировать не эти культуры, а должны финансировать интеграцию, включение представителей этих культур в общенациональную культуру? Ведь интеграцию тоже можно финансировать! Если люди будут включаться в общенациональную культуру, тогда у них будет меньше проблем во взаимоотношениях с властью, меньше проблем с социальной мобильностью. То есть их проблемы могут быть решены не посредством развития традиционной этнической культуры, а посредством интеграции ее носителей в общую культуру. Тем более, что международные акты, как правило, осуждают только принудительную ассимиляцию, а добровольную интеграцию, наоборот, международное сообщество поддерживает. Единственное, что следует отметить, так это то, что, например, Декларация ООН о правах коренных народов не допускает неумышленную политику, результатом которой является ущемление прав коренных народов. То есть тут не обязательно должен быть какой-то умысел: в принципе, если результат приводит к нарушению прав, то уже считается, что это недопустимо и несправедливо.
Итак, какие у нас есть основания для поддержки тех или иных культур? Здесь, если мы проанализируем те международные нормативные акты, которые у нас уже имеются, мы можем выделить несколько оснований, к которым обычно апеллируют эти нормативные акты, чтобы обосновать ту или иную политику по поддержке региональных языков, национальных меньшинств и т.д.
Первый момент - это отсылка к культурному многообразию. Но здесь, как мы уже говорили, не очень понятно, в чем заключается ценность этого культурного многообразия, и насколько многообразным должно быть наше общество или мировое сообщество в целом для того, чтобы удовлетворить этому критерию. Возможно, нам стоит финансировать не этнические сообщества, а конкретные культурные практики, которые связаны с определенными видами искусства, с наукой, со спортом, даже с какими-то религиозными верованиями, то есть не концентрироваться на конкретных этносах. Это один из вариантов. Возможно, культурного разнообразия можно было бы достичь, если бы мы по-другому распределяли бюджетные средства и оставляли большинство налогов в регионах без перераспределений на федеральном уровне. Тогда каждый этнос сам бы решал, в чем он видит достойную финансирования ценность, а разнообразие появилось бы само собой. Но как бы это отразилось на стабильности государств,а и не получилось ли бы так, что регионы имеют разный экономический достаток и, фактически, функционируют как отдельное государство? В общем, полезно задаться вопросом, всегда ли культурное разнообразие является высшей ценностью, к которой нужно стремиться, не считаясь с другими ценностями.
Второй момент, к которому обычно апеллируют международные нормативно-правовые акты - это политическая стабильность. Поддерживать национальные меньшинства нужно для того, чтобы не допускать конфликтных ситуаций, в частности межэтнических конфликтов. Это тоже разумно, но снова возникает вопрос - всегда ли политика в русле мультикультурализма содействует политической стабильности? Можеть быть наоборот, мультикультурализм, то есть поддержка этнических культур, их актуализация, наоборот, провоцирует конфликты? Возможно, нам наоборот нужно проводить политику интеграции и ассимиляции для того, чтобы решить проблему стабильности. В общем, это тоже неочевидный аргумент. Здесь очень интересно отметить, что, как правило, международные акты говорят о поддержке культур меньшинств, но при этом не касаются прав иммигрантов и не предоставляют им точно такие же права, как этническим меньшинствам в рамках государства, то есть традиционным меньшинствам. Наверное, это тоже не случайно, потому что важна не сама по себе этническая культура. У иммигрантов тоже есть своя этническая культура, но она защищается в гораздо меньшей степени. На самом деле важна политическая стабильность, а политическая стабильность может, наоборот, требовать того, чтобы у граждан государства и у иностранцев, иммигрантов, которые приехали из других стран, были разные права.
Третий момент, который может использоваться для того, чтобы обосновать поддержку различных культур меньшинств - это необходимость сохранения исторического и культурного наследия. Зесь снова всё зависит от ценности конкретного наследия. Простому народу очень сложно навязать определенные исторические и культурные ценности, очень сложно объяснить, почему их нужно сохранять. Мало кто из нас задумывается над тем, что хранится в наших музейных фондах. Действительно ли мы хотим сохранять архитектурные памятники, которые имеются в наших городах? Может быть, большинству людей это и не нужно! За сохранение этих памятников ратуют в основном какие-то специалисты: искусствоведы и историки и т.д. Здесь нужно думать. Если мы сохраняем этнические культуры как какое-то культурное наследие, то я думаю, что нужно всегда иметь ввиду те ценности, которые разделяет общество. Необходимо понять, в какой мере должна осуществляться данная поддержка, потому что сохранить культурное наследие в виде создания словарей, сохранения литературы на языке национальных меньшинств, и развитие данной культуры - это совершенно разные вещи.
Последний момент, который можно отметить, то есть последний аргумент в пользу сохранения культур меньшинств, можно встретить в преамбуле Декларации ООН о правах коренных народов, где упоминается историческая несправедливость. Тут речь идет о позитивной дискриминации (или, по-другому, об аффирмативном действии), то есть о политики умышленной дискриминации доминирующих групп в пользу меньшинств на том основании, что ранее эти меньшинства, наоборот, дискриминировались титульным (доминирующим) большинством. Но политика позитивной дискриминации тоже вызывает различные споры в научном сообществе. Я думаю, что не всегда мы можем за счет большинства удовлетворять потребности меньшинства. Здесь должны быть соблюдены определенные условия. Во-первых, я думаю, что если в прошлом дискриминировались какие-то меньшинства, то те меньшинства, которые сейчас просят себе повышенных прав, должны быть потомками тех меньшинств, которые дискриминировались ранее. Нынешние меньшинства должны испытывать негативные последствия этой дискриминации на сегодняшний момент. Одновременно то титульное большинство, которое дискриминируется сегодня для восстановления исторической несправедливости, оно тоже должно быть потомками тех людей, которые ранее дискриминировали, проводили какую-то несправедливую политику. Нынешнее большинство должно пользоваться теми преимуществами, которые следуют из прошлой политики дискриминации. Если они на сегодняшний момент пользуются теми преимуществами, которые достигли их предки с помощью дискриминации, то, конечно, они должны как-то компенсировать это потомкам потерпевших. В итоге, если все причинно-следственные связи прослеживаются достаточно четко, то политика позитивной дискриминации, действительно, может быть оправдана, но даже тогда она представляет собой только приблизительное решение, потому что политика позитивной дискриминации касается каких-то абстрактных групп, она не может решить проблему исправления индивидуальных исторических несправедливостей, которые касаются конкретных людей. Тут всегда нужно учитывать очень много факторов,. Например, та группа, которая сейчас будет подвергаться позитивной дискриминации, может быть, тоже по каким-то основаниям имеет право на льготы, на повышенное внимание к ее интересам. Может быть, она тоже в прошлом как-то дискриминировалась. В общем, тут очень много нюансов.
Итак, есть несколько аргументов в поддержку культур национальных меньшинств. Эти аргументы не абсолютны, но, тем не менее, они существуют. Это необходимость поддержания культурного разнообразия, сохранения исторического наследия, поддержания политической стабильности, исправления исторических несправедливостей. Всё это нам показывает, что политика мультикультурализма в каких-то мягких формах вполне допустима и является обоснованной, то есть мы действительно должны поддерживать культуры меньшинств, но объем этой поддержки и случаи этой поддержки, наверное, отличаются от тех объемов и случаев, которые предлагаются сторонниками мультикультурализма.
Мы рассмотрели проблему национального государства и проблему мультикультурализма и теперь перейдём к вопросам, которые касаются нейтрального государства и космополитизма.
Что такое нейтральное государство? Вообще это та проблема, с которой можно было начать. Мы говорили о национальном государстве и показали, что нам необходима какая-то общая гражданская культура, но при этом продвижение этой культуры не должно быть в форме политики плавильного котла. Далее мы рассмотрели политику мультикультурализма и показали, что в каких-то случаях мы действительно должны содействовать развитию миноритарных культур, но мы не ответили на вопрос - почему государство вообще должно проводить какую-либо политику и вмешиваться во все эти вопросы. Традиционный, либеральный взгляд заключается в том, что государство должно быть нейтрально по отношению к любым культурам. Но на сегодняшний взгляд, на сегодняшний момент, я думаю, что этот классический, либеральный взгляд уже давно устарел.
Попытаемся рассмотреть несколько аргументов против полной нейтральности государства в вопросах культуры, религии, национальной политики. Почему государство не должно быть нейтральным?
Во-первых, для поддержания эффективного правопорядка, нам нужна какая-то общая гражданская культура. Этот аргумент следует из классических либеральных воззрений, потому что чувство справедливости, законопослушности, чувство ответственности, чувство гражданственности, гражданской активности - все это необходимо для того, чтобы поддерживать традиционные либеральные институты. В общем, нам нужно создать нечто вроде гражданской религии (термин Руссо). То есть все равно есть какой-то набор нравственных качеств, которые мы должны развивать и защищать на уровне государства для того, чтобы поддерживать классические институты традиционной демократии, либеральные институты. Юристы здесь говорят о необходимости развитого правосознания. Политики здесь могут сказать о какой-то сдержанности, умеренности в своих потребностях, потому что не все потребности можно, даже с учетом сегодняшнего экономического развития, удовлетворить. Здесь можно также назвать такое качество, как адаптируемость к изменяющимся условиям, потому что нынешний мир изменчив, и люди должны уметь подстраиваться под новые условия - это объективное требование. В общем, мы вправе предъявлять какие-то обоснованные требования к внутренним качествам людей, потому что этим качества так или иначе необходимы для того, чтобы поддерживалось даже классическое, либеральное государство.
Второй момент - государство попросту не может быть нейтральным по отношению к культурным практикам. Могут быть экстремистские, преступные практики, и здесь мы отсылаем еще к предыдущему аргументу. Но мы можем продолжить эту мысль и сказать, что там, где мы пускаем всё на самотек, и позволяем действовать рыночным механизмам, свободному рынку, то в итоге неравенство в доходах выливается в неравенство в правах, либо стереотипы в области культуры способствуют неравенству в правах. Например, когда неравенству белых и черных способствуют какие-то предрассудки относительно черных. Короче говоря, государство должно вводить определенную культурную политику просто для того, чтобы избегать правонарушений, избегать разрушения того же классического либерального правопорядка.
Третий момент – необходим уровень сплоченности в государстве для того, чтобы государство эффективно функционировало. Этот аргумент обычно приводят коммунитаристы. Они говорят о том, что общество функционирует нормально только тогда, когда есть определенная лояльность граждан к общим институтам, высокий уровень доверия между гражданами, какой-то уровень привязанности их друг к другу, в противном случае государство будет очень плохо функционировать. Здесь мы, конечно, должны отметить, что эта общая идентичность не может быть любой, не может быть дискриминирующей, не может быть нарушающей права человека. То есть, хотя коммунитаристы и говорят о необходимости общей культуры для того, чтобы не возникало каких-то социальных проблем, мы всё-таки должны иметь ввиду, что не любая общая культура дозволительна и справедлива.
В-четвертых, мы можем отметить, что ни одно государство не свободно от морального выбора. Разрешаем мы аборт или запрещаем, разрешаем однополые браки или запрещаем – мы всегда делаем определенный ценностный выбор, выбор между различными культурными ценностями. И государство, на самом деле, не может быть полностью свободно от него. А раз приходится делать выбор между различными культурами, то лучше бы сделать правильный выбор.
Кроме того, в-пятых, можем предположить, что у всех людей, в рамках того или иного государства, могут быть общие ценности, которые они разделяют. И тогда непонятно, почему государство не может их поддерживать. Тут есть разные аспекты. Для начала мы могли бы настаивать на том, что существует общая, универсальная мораль, которая распространяется на всех людей. В таком случае, если мы докажем, что эта мораль действительно универсальна, очень легко доказать, что государство должно ее поддерживать. Но мы предположим, что нет априори универсальной морали, но, тем не менее, есть то, к чему люди пришли в рамках того или иного государства посредством обсуждения. То есть они действительно выработали какие-то общие ценности. Пусть это не универсальные ценности, но члены определенного общества решили, что они этих ценностей хотят придерживаться. Тогда тоже не очень понятно, почему государство не может поддерживать данные ценности, почему оно должно оставаться нейтральным.
Шестой аргумент, который можно перевести, мы находим у Амитая Этциони – одного из коммунитаристов. Данный ученый говорит о том, что есть такое понятие как сообщество, мы должны найти какой-то компромисс между рыночными силами и сообществом, потому что если мы пустим всё на самотек и предоставим возможность рынку регулировать любые отношения, то рыночные механизмы, когда они вытесняют нерыночные, не могут также успешно функционировать в множестве ситуаций. Распад тех или иных сообществ, которые объединены общей моралью, общими культурными ценностями, приводит к тому, что те проблемы, которые раньше очень хорошо решались в рамках этих сообществ, теперь становятся острыми социальными проблемами. В общем, нам нужно поддерживать микросообщества для того, чтобы в целом все общество хорошо функционировало. Но опять же, наверное, здесь нужно иметь ввиду, что данные сообщества не должны придерживаться дискриминационных ценностей. Мы не должны поддерживать явные дискриминационные практики.
Последнее, седьмое, что здесь можно отметить – это то, что различные культурные ценности могут поддерживаться не в силу того, что у них есть какое-то внутреннее обоснование, а просто в силу практических причин. Например, все мы в школе учим английский язык, английский язык – это, наверное, тоже какая-то культурная ценность, но мы учим его не потому, что английский язык лучше других языков, а потому что, в данный момент это язык международного общения. Есть определенная практическая польза от того, что мы учим английский язык.
В общем, можно найти самые разные причины, почему мы должны отказаться от нейтрального государства и поддерживать те или иные культурные ценности. В целом, все это демонстрирует, что государственная культурная политика может и должна порождать сильные культурные привязанности, эти культурные привязанности, в рамках отдельных государств, могут быть разными. То есть, грубо говоря, может быть такое, что в одном государстве люди придерживаются одних ценностей, в другом других, и мы не можем сказать, что существуют какие-то нормы, правопорядки, своды законов, которые бы были справедливыми для тех и для других стран в равной мере. На самом деле, действительно, есть какие-то общие ценности, которые должны соблюдаться - ценность равенства, отсутствие дискриминации, ценность безопасности, мира, но тем не менее, это все - общие абстрактные ценности. И когда они претворяются в рамках конкретных государств, мы можем видеть, что то или иное государство может поддерживать разные культурные ценности, которые не противоречат общим универсальным ценностям.
Те аргументы, которые мы привели, касаются поддержки общегражданских культур. В меньшей степени, когда мы говорили о ценности сообществ, эти аргументы касаются поддержки этнических меньшинств.
Перейдём, в конце концов, к политике космополитизма. Космополитизм предполагает, что есть какие-то общие универсальные ценности. Также, в своем радикальном выражении, космополитизм означает, что мы должны отвергнуть ценности национального государства, и придерживаться только универсальных ценностей. Но, как правило, в таком радикальном ключе тема космополитизма не поднимается. Обычно авторы говорят о том, что стремление к универсальным ценностям не должно отменять национальный патриотизм, не должно отменять локальные ценности. В конечном итоге, каждый из нас больше привязан к тем людям, которые его непосредственно окружают, с которыми они делят свое жизненное пространство, и именно этим людям, в первую очередь, каждый из нас стремится помочь, и мнение этих людей, в первую очередь, он спрашивает. Поскольку каждый заботится в большей степени о своих близких, и каждый должен заботиться о тех людях, кто от него прямо зависит и на кого он прямо влияет, то и получается, что никто из нас не обязан заботиться в той же степени о гражданах других государств, которые живут на другом конце мира, никто из нас не обязан заботиться в большей степени о них, чем о собственных согражданах, о членах своей семьи и т.д. Поэтому космополитические ценности – это, конечно, хорошо, но в целом ученые и политики высказываются в том русле, что данные ценности должны существовать в рамках каких-то «концентрических кругов». Помимо универсальных ценностей существуют ценности локальные, которые в том числе и способствуют претворению этих универсальных ценностей в жизнь.
Подводя итоги, мы можем сказать о том, что ключевым в наших рассуждениях был принцип равной заботы и уважения по отношению к людям. Данный принцип не подразумевает, что различные группы, образованные по этническим, культурным, религиозным или иным признакам, обладают равным правом на развитие. Любая группа ценна лишь постольку, поскольку она выражает интересы людей, которые составляют эту группу, которые являются ее членами. Именно поэтому мы в первую очередь должны стремиться к тому, чтобы выразить и защитить интересы людей, а не интересы тех или иных групп. Если группа не выражает интересы тех людей, которые ее составляют, значит мы не должны поддерживать данную группу.
Именно поэтому, пожалуй, политика жесткого мультикультурализма является необоснованной. Мультикультурализм исходит из того, что мы должны в равной степени поддерживать различные этнокультурные общности. Но принцип равной заботы и уважения, на самом деле, говорит не об этом. Он говорит о том, что мы должны в равной степени заботится о людях, а не о конкретных группах. Тем более, что каждый человек может быть членом разных социальных групп: профессиональных, классовых и т.д. Здесь не очень понятно, как добиться равенства в продвижении интересов различных групп, не нарушив равенство людей.
В более общем контексте, принцип равной заботой и уважения означает, что государство может и должно проводить какую-то активную культурную политику, что в том числе связанную с поддержкой определенных добродетелей и ценностей – это, как правило, не противоречит традиционным либеральным политическим ценностям. Здесь имеется ввиду отказ от нейтрального государства: государство должно проводить культурную политику, и оно вправе ее проводить.
Следует также подчеркнуть, что коллективная идентичность не должна пониматься в этническом ключе, то есть мы должны создавать общую политическую идентичность, которая достаточно слабо или вообще никак не коррелирует с этносами. Общеполитическая идентичность должна основываться на тех дискуссиях, которые существуют в гражданском обществе, она должна основываться на демократических институтах, которые позволяют выработать общие демократические ценности. Отсюда, наверное, следует отказ от классического понимания национального государства, согласно которому важно ассимилировать различные культуры или, по крайней мере, предоставлять малочисленным народам меньше прав, чем титульной нации.
Кроме того, одним из выводов, который может следовать из наших рассуждений, является то, что государство, с целью обеспечения стабильности и эффективности управления, должно вовлекать в политический дискурс различные групп населения, при наличии разумных оснований поддерживать их, но при этом культура этнического большинства не должна пользоваться никакими преимуществами помимо того, которое дает ей использование национального языка в качестве общегосударственного. В свою очередь этнические группы не должны иметь преимущество перед группами, которые основаны по другим критериям.
Ещё один вывод, который следует из наших рассуждений, особенно о национальном государстве, что человек не имеет не отчуждаемого права на сохранение того образа жизни, который он ведет. Все мы подчиняемся каким-то объективным законам. Не только природным, но и экономическим. Не нужно думать, что житель мегаполиса больше рад современному мироустройству, чем оленевод на Крайнем Севере. И тот и другой, так или иначе, должны подстраиваться под те условия, которые вызваны промышленным переворотом и научно-технической революцией. Мы можем сказать, что человек скорее имеет право на выбор из тех объективно доступных образов жизни, которые имеются на данный момент, с учетом существующего уровня развития, но он не может выбирать абсолютно любой образ жизни, именно поэтому далеко не всегда получается сохранить культуры коренных народов, и далеко не всегда несохранение этих культур означает нарушение прав их представителей.
Свидетельство о публикации №221110801901