За золотом Колчака Ч. 1, гл. 3, 4

Глава 3. За миражом
 
План Твердохлебова по захвату гружёного сокровищем отсека бронепоезда, купе штабного вагона или прицепного вагона, замаскированного под "столыпинскую" теплушку солдатского эшелона не был чем -то вроде пиратской карты с крестиком, где закопан клад. Оставалось до конца не ясно- где запрятаны слитки и камушки? Транспортируются ли они купно или разделены на части? Переданы ли они частично  легионерам Чехословацкого корпуса? И чтобы хоть  что-то узнать об этом надо было иметь осведомителя среди людей капитана Гайды. Или же часть ( но какая?) передана полякам генерала Галлера? И тогда надо втираться в доверие к полякам. А может быть следует действовать через любвеобильных французов, роящихся вокруг генерала Жанена? Шпионку женщину подослать? Ведь Нинон -то вполне могла щебетать на языке Мольера и Ронсара...  А пока суть да дело, наш кочевой разбойничий табор коротал время в лесу у костра и я записывал в тетрадку байки Степахи -Сороки.
Как -только кто-нибудь из бандюганов начинал упрашивать балагура "травануть баланду" он прищуривался, сплёвывал в костёр и начинал "травить" уже неоднократно рассказанную байку про ЦАЦКИ ЮВЕЛИРА ЗАМОЙСКОГО:

-Рассказать вам за то, как моя Груня поимела в уши бриллиантовые серёжки не хуже царицы Савской? Так слухайте!
 Лейба Замойский открыл в Новониколаевске свою ювелирную лавчонку на Асинкритовской через два дома от околотка, переименованного к тому времени в участок в надёже на защиту. Но какое там! У фараонов волыны стреляли через раз, к тому же среди них крысил наш человек. Мы ему платили прОцент с налёта -и он предупреждал нас о всех шагах застиранных галифе и мятых картузов, пришедших на смену новониколаевским жандармам с их неподъёмными "селёдками", тяжесть коих ножен я спытал на своём калгане, и вонючими сапогами с подковами, норовящими угодить под копчик, а то и в харю. Четырёх сыскных доберман-пинчеров комиссары понтовались продать с молотка, но никто не купил эту зубатую драгоценность -и легавым самим приходилось падать на четвереньки, штобы взять след.

Тут в синема как раз крутили контрабандную лабуду про ковбоев, што ребята купляли у явившегося из Владивостока хмыря... Фрайера в сомбреро. Кактусы. РевОльверы в кобурах. Крепкобёдрые шмары. Ограбление банка с перестрелкой. Погоня. Так вот по сравнению с теми делами, шо мы творили с Колькой Пожогиным  по кличке Жиган Наганыч-то синема отдыхат.
 
День деньской. По Асинкритовской  туда-сюда пролётки шлындают. Вваливаемся мы втроём в лавку Замойского. Я, Пожогин-Жиган и Косой.Без понтов с теми синемашными масками, а как есть -и светимся красавцы в зеркалах. Ну не то штоб какой-то там техасский салун, бутылки вискаря батареей, а ещё чево и похлеще. В прилавках-то - брилликов этих, золотишка-хошь лопатой греби.
 И надо ж было такому случиться, што в кабинете хозяина магазина как раз выбирали украшения товарищ прокурор с супругою.Да и прислуга оказалась проворной на ноги.Даже без звонка по проволоке -раз два-и они в околотке. Мятые картузы тут как тут и вместе с ними наш осведомитель. И Жиган Наганыч уже в курсях, што прежнего начальника УГРО сменил новый по фамилии Сотников!
 
Товарищ Сотников выхватывает свою волыну -и наводит её на Жигана. Всё это я вижу в зеркалах, поскоку повернувши к Жигану спиной. Шухер застал меня за разглядываниями цацек в витрине. И я уже прикидывал - как  тресну по стеклу ручкой моего ковбойского кольта -и нагребу с чёрного, как катафалк, бархату, безделушек для моей Груни.
 - А ну бросайте ваши бум-пистоли!- гаркнул карапуз- мятый картуз.
И тут Коляха, бляха,  ничего не бросимши, и гуторит:
-Здравствуйте , товаршч Сотников!
У нашего шерифа морда сделалась зелёная, как кактус в колючках, тем паче шо бриться ему было некогда от непрерывных разборок по налётам и ограблениям.
- Откуда ты знаш, што я Сотников! Я ж тока позавчерась заступимши на должность.Предыдущего уж схоронили на кладбище за базаром.
-А догадайсь с трёх разов!Агент ерманской разведки недоделанный!
-Так што ж у нас в УГРо крыса!?- пинком вышиб опытный закаменский футболёр ревОльвер из лапищи Жигана.
- Угорь в вашем УГРо!Чирь!- нырнул за прилавок, шо за ту стойку салунного бара Жиган, как делал он на Оби ещё в апреле, и, вынырнув оттудова с упавшим меж штиблетов уже дующего в штаны Замойского ревОльвером и ещё одним , выхваченным из-за ремешка понтового галифе во время наших балаганных эксов изображавшего комиссарские шкеры.
 
Два ствола рявкнули, как два сыскных сабочонка на пустыре на Владимирском спуске, когда их пускали в расход.

Лейба сказал "Ой!"-и его надраенные штиблеты уже плыли по растекающийся луже, шо те два  крейсера "Варяг" и "Аврора" -и один уже хлебал бортом в то время , как второй -таки портил воздух.
  Товаришчь Сотников валился на пол, подобно конной статуе государя амператора в синема-хронике. Сброшенным с колоколенки треснувшим колоколом брякнула о паркет его головень - слетевший картуз покатился, штобы лечь у измазанного конским навозом чобота Кривого:вступил -таки, когда мы садились в пролётку- и благоухал всю дорогу.
-Шухер, хлопцы!- заблажил Косой, словно дьяк "Аминь!" на клиросе с заметным опозданием и, не волыня, уже совершенно машинально принялся разряжать  свою волыну в нарисовашегося за спиною оседающего в лужу мочи Замойского товарища прокурора Полянского.
 Его шестизарядный ревОльвер гавкал, прорываясь сквозь визг прокурорши, роняющей на пол брошь и ожерелье. Я тем временем крушил стекло витрины, как лёд на Неве, под который князь Юсупов затолкал Гришку Распутина. И цацки глядели на меня сквозь осколки стекла голубыми корбункулами глазеней пророка-целителя.
 -Греби!-заорал Жиган, дирижируя дымящими стволами. Шлёпая ладонями по половодью на полу, словно вышаривая налимчиков в устье Каменки, Косой собирал всё, что вывалилось из разжавшихся коготков чернявенькой кошечки- прокурорши. Я лопатил содержимое витрин, сваливая всё это в мешок из - под картошки.
 -Ну вот и досталось на орехи товаришчу Полянскому!Будет знать как нашего брата забижать!-ликовал Жиган, когда пролётка вылетела на улицу Александровскую, где поджидала нас другая пролёточка. И как истинные пролетарии мы полетели по кривым закаменским улочкам вниз -на нашу малину, где в полуподвале бывшего дома купца Самохвалова,ховали мы всё, шо брали с грабежей и революционных эксов...
  И вот уже моя Груня вертелась перед зеркалом в сверкучих серёжках -висюльках, диадеме и колье.
- Ну , Стёпа! Ты ерой! Дай я тя поцалую!
-И тут вижу - то не Груня моя черноокая, а как есть царица Савская из Ветхого Завету. Так вот што они значат эти заговоренные  ювелировы цацки!
 - Не! Не буду я тя челомкать!- отвернулася Груня.Фу! И чем это от тя так воняет. То ль конским навозом, толь мочой! Ну и парфюм!
 И брезгливо отвенувши, царица шагнула в зевище зеркала, вслед за ней, зыркнув на меня и роняя с трюмо пузырьки с духами, сиганула наша чёрная кошка Мурка, вскакивая на горб гружёного дарами верблюда. Караван направлялся в сторону сверкающего куполом дворца царя Соломона.Мираж зыбился, но не исчезал. И я приложился к горлышку бутылки, штоб вернуться в пролетарскую реальность.
 Я остался по эту сторону миражной зыби. Запястья сжимали браслеты. Вот так -то оно, паря, бывает на реках наших Вавилонских..

***

Транссиб был забит воинскими эшелонами от Челябинска до Читы - чехи везли награбленное , пробиваясь к Владивостоку, вступившие в игру позже поляки тоже делали это не задарма -и пользовались моментом, чтобы оторвать себе жирный кус золотого запаса империи. Заинтересованными лицами  в дележе этих сокровищ Али Бабы были и надеялись заполучить свой гонорар за услуги Колчаку - и генерал Жанен, и вполне возможно , захватившие владивосток японцы, и интриговавшие как против белых, так и против самураев американцы.
 
Наша задача состояла в том, чтобы, не прозевав, урвать свой кус, да пожирнее. Но как? На совете у костра порешили брать языка.

Молоденького чеха мы прихватили на привокзальном базарчике Барабинска , где он , щёлкая кедровые орешки, шлялся с винтовкой на плече между рядами с вяленой сартланской пелядью, копчёными чановскими щуками, мешками с мукой местных меленок, высматривая - что бы из съестного  выменять на серебряный портсигар с двуглавым орлом на крышке? Расфуфыренная Нинон изобразила заинтересованную в молодом человеке дамочку лёгкого поведения и, увлекая Здинека в лабиринт привокзальных улочек, привела его в нашу засаду. Тут -то мы его и повязали. Карасиком в мордушке чех забился в объятиях накинувшего ему куль на голову Грома. Лихой конокрад с золотой серьгой в ухе перебросил добычу через седло-и поминай как звали!
- Я слышал про золото! - пролопотал уроженец "златой Праги" за время пребывания в плену и казарменной муштры худо-бедно освоившийся с русским языком.- У нас все про него говорят.Только не убивайте, господа! Я буду вам помогайт! У меня в Праге больна матушка и сестер на выданье. Им надо много крон!  Я проведаю-где это чёртово золото!
-Считай шо ты в доле!- похлопал "ваше благородие" Твердохлебов по плечу краснопетличного белочеха.- Узнай -где тот вагон? А може то сейф -отсек в бронепоезде? Вроде как ящики со снарядами, а на самом деле-слитки...
- То только кто-то из колчаковской охраны может знать!
- Верно!
Колчаковского часового мы тем же манером умыкнули с базара в Каргате. Полоротый дурень, прицениваясь, крутил в руках неощипаного селезня.
-Так шо ж ты ево не ободрала, павлина энтого!А деньги дерешь! Хлопцы жрать просють, а мне ешшо его ощипывать!
 Синея зеркальцами на крылах, селезень жмурился на солдатика.
-Та ешшо обдирала б я яго! Как застрелил Хвёдор на болте, так я яго на лёд в погрябушке и сховала. Думала на Покров с картохами запеку. Ан вот уж и Покров-и утки на Юг улетели, и те болотА льдом позаковало, а всё не собралась. Ну а тут -эшелоны! А дай думаю-к вокзалу  на базар снесу! Голодают вить солдатики! Тока ты мне "катеринки" да "керенки" не суй. У меня их уж полсундука...Из золотишка што есть? А то гуторят - адмирал ампираторский золотой запас захватил?
-Много знаш тётя!Я чо с тобой золотыми слитками за энтого селезня расплачиваться должон? Вот те серебряный крестик на цепочке и не трёкай помелом -то своим, а то загремишь под фанфары -то...
 
Всё это мы  с Громом слышали, изображая заинтересованных мешками с картошкой покупателей. И когда Нинон продефилировала мимо сующего селезня в вещмешок солдатика и поманила его пальцем, он поплёлся за ней, как крыса за флейтистом из Гаммельна,готовый отдать за поцелуи маркитантки того селезня.
 
Когда же атаман выдернул изо рта несчастного кляп, тот  взмолился.
-За што, братцы!Не губите!У меня маманя в Иркутске.Она не переживёт...
-Та никто тебя не собирается пускать в расход!- начинал вербовку "ваше благородие".
 К  окончанию той вербовки  мы с Громом уже дообгладывали косточки селезня, принимаясь за печёные в золе картохи из того же вещмешка.Нинон, оттопырив пальчик, смаковала утиную ножку. Обжигаясь обугленной корочкой и перебрасывая картохи Байдону и Косому с Черепом,Гром басил:
-Ну вот, а ты голосил! Ни за што пришлось тётку прирезать, как порося!Бо и она заблажила!Вот за эту цацку разе!-взвешивал гитарист в загребастой клешне серебряный крестик солдатика.-Ну и платок нашей барышни в слюнях твоих испачкали. Тьфу!
 Косточки селезня догорали в костре. Ветер шевелил разбросанные по снегу под еловыми лапами пёрышки-они бы вполне сгодились для головного убора индейского вождя.

 Не смотря на донесения наших лазутчиков мы так определённо и не знали-где спрятано золото, и потому решили действовать наобум.Но этой отчаянной авантюре воспрепятствовала появившаяся в банде Груня.
 


Глава 3. Транс Транссиба

 Нашу спецоперацию облегчало то, что растянувшиеся бесконечной анакондой по Транссибу эшелоны и броневики двигались медленно. А то и вовсе простаивали сутками из -за разобранных партизанами рельсов Гигантская анаконда грезилась нашему атаману в его неуёмных фантазиях о Беловодье. Раздвоенным жалом сливающихся воедино Бии и Катуни она было дело облизывала Алтайские горы , змеясь чешуистыми  извивами Оби. Но в какой-то момент она перевоплотилась в рептилию девственной сельвы. И атаман то и дело являлся сам себе в своих сновидениях вождём амазонского племени в набедренной повязке, перьевой короне и с трубкой для стрельбы мини-дротиками отравленными ядом кураре. И как только после меткого плевка-выстрела дротик вонзался в прячущуюся среди лиан и орхидей обезьяну -и спугнутые попугаи и колибри разлетались - гигантская рептилия перевоплощалась в мутноводную, кишащую пираньями и крокодилами Амазонку...
- Изыди! -просыавясь, накладывал на себя двоеперстное знамение сновидец-ясновидец.И снова смежал глаза,чтобы досматривать свои пророческие видения.
  Итак. Эшелон  оцепенел, зависнув на ветке Транссиба. А нам всё же во что бы то ни стало надо было вычислить утолщение в теле этого заглотившего Золотого Тельца и понемногу переваривающего его гигантского червя.Транссиб стал нашей  галлюцинацией морфиниста, нашим поэтическим трансом, вдохновением поэта и страстью влюблённого.

Двигаясь по окрестным лесам, замёрзшим болотам и перелескам параллельно потоку беженцев на Московском тракте, железнодорожной насыпи Транссиба, по которому к тому же  грохотали, скрежеща шатунами паровозов,лязгали сцепками и постукивали колёсами  на стыках, оживающие составы, мы лишь время от времени меняли лошадей. Кто-то из отшельников на заимках, куда прятали крестьяне скот, отдавал коней добровольно. А кто-то и за лядащего мерина или кобылёшку с вылезшими из боков рёбрами готов был костьми лечь. И ложился. Гром с Сорокой пускали их в расход одним выстрелом. А Череп, экономя патроны,  рубил непокорные головы, как кочаны в огороде. Продуктов мы много не брали с наших налётов на трудовое крестьянство, потому как таскать за собой обоз с двумя -тремя телегами было обременительно. Одну и то приходилось то и дело вызволять из грязи или трясины, навалясь всей шайкой.По той же самой причине мы до сих пор не обзавелись артиллерией. Пушка -это та же верига на ноге, тяжелючие кандалы каторжника-далеко не убежишь. Но когда приморозило и мы у одного  зажиточного прибрали к рукам розвальни, самого его развалив взмахом шашки на две половинки- стало легче. К тому же в лесу было полно дичи. Объевшиеся человечины волки и лисы уже ленились гоняться за зайчатами и потому - стреляй не хочу. Рябчики, тетерева, глухаришки за околицами деревенек, где мы квартировались, кочуя с места на место , расплодились, как куры в курятнике. А когда мы топтались около Чулыма, прибыла в банду и жена Сороки Груня. Так она могла из - под снега и клюквы, и брусники нагрести. Хотя меня воротило от тех ягодок-мерещилось, то капли замёрзшей крови. А Сорока с Громом, чавкая пожирали её в неимоверных количествах вкупе с солёными  груздями, рыжиками и капустой из кадушек в кладовках и амбарах разоряемых нами крестьян.
 Пока на привале мой сказитель-кайчи, завалясь на ложе из пихтового лапника, дрых у костра, завернувшись в овчинный тулуп, я дописывал на память одну из его разбойных историй.

 ОГРАБЛЕНИЕ В АВЕЛЬСКЕ

-Та кто ж не знает нашего Авельска! Это чуток в сторонку от Барабинска, где ешшо охвицерьё взбунтвалося супротиву Колчака. И зараз чуть было не прищучили золотопогонного заразу  в его штабном вагоне. Так мы ж там с хлопцами банк грабанули так, шо тока пух летел с того курятника.Да! На Московском тракте это, будь он неладен. Там ешшо церква стояла с оградою. И штоб ему пусто было тому  банку! До сих пор так и тянет в баньку -чертей с себя веником посхлестать. Бо грабёж грабежом, а грешить -не моги! Ведь мы ж как-никак провославныя! А вся недолга в том, што банк тот к той поре как мы с Колькой Пожогиным грабить его наладились -перешёл в руки красных чертяк, а они...Но всё по порядку. Я те, паря, уже гуторил про синематограф в Новониколаевске и, как мы с хлопцами ходили за отдельный мэц смотреть контрабандную киноху про ковбоев.Умора!Шоб один десятерых укокошил. Да ешшо и так шо - кто, дрыгая ногами, - головой в бочку, кто -звеня шпорами, - в  свиное корыто рылом.
 
 Ну точь в точь как у нас вышло, потому как заходили мы грабить банк с огородов через подворья авельчан. К тому времени банда Пожогина по кличке Жиган Наганыч разрослась - и было в ней десяток молодчиков поотовсюду. Хто из амнистированных. А хто и совсем ещё желторотики, как я.И всё мне было в диковинку. Прибыли мы в Авельск не на лошадях по прерии, как в том ковбойском синема, а  на поезде, в прицепном вагоне,забитом мешочниками.Колька Пожогин, дружок евоный закадычный - Гришка Кривой с выбитым в драке глазом, Петька Шишкарёв из Еловки,по кличке Байдон, Лёха Гром и ещё пяток громил да я....
 
Весь конфуз с этим ограблением вышел с того, што курочившие в те поры авельский храм большевички и попика тамошнего со дьячком -звонарём хлопнули, и попадью, и их троих детишков, и всё чё выдрали из иконастасу - подвергли кспроприации.Иконы покололи топором, оклады серебряны и золоты содрали, каменья выколупали -и тут же в авельской кузне всё попереплавили в серебряны и золотые слиточки.А чтоб поболе тех слиточков и камушков было пограбили церковки и по другим окрестным весям.
 
 Перестрелять банковских оказалось делом плёвым. Да и не много их было. Пара полоротых красноармейцев, клерк, да бабёнка-дурёха из недоограбленных купчих пришла мешок катеринок обменять. Трах-бах- и копыта на бок, што у тех прирезанных на разговление поросят. Правда, один парнишонка, бросив винтовку и путаясь в полах шинелки, побежал от нас огородами по картофельной батве -так одноглазый Кривой догнал его выстрелом в спину и тот повис на прясле, а Кривой , оступившись, завалился в курятник, переполошил всех пеструшек, но тут же свернув головы курке и петуху, прихватил их на ужин. В лесу-то курей -где сыщешь?
 Ну и Байдон, кинувшись догонять учудившего  отстреливаться экс-купчишку, чья баба уже валялась у кассы с дыркой во лбу, паля ему в спину из ревОльвера, тоже оплошал- и налетел на пасшуюся за околицей коровёху -и та устроила ему корриду, боднув дурня в бок. Так  он её тут же и ухлопал,как несознательную, а мужик-то убёг, ховаясь кустами.
 И вот он - сейф!Его мы вскрыли, без лишней канители, взорвав гранатой. А там аккуратными рядочками серебряны и золоты слиточки да камушки в мешочках. Ну и два куля "катеринок" с "керенками". Ага!
 Сгребаем мы это всё -и айда в чёрен бор по за околицей. Понятно, што поклажу навьючили на парочку коней. Их Лёха Гром кспроприировал из конюшенки ешшо не раскулаченного по тем временам, притаившегося авельца-середнячка. Гром -то был спец в конокрадских делах. В детстве его цыгане украли, в таборе он вырос, имел золотую серьгу в ухе, был чёрен глазом и чубом, мог затянуть "Мардяндю" с переборчиком, потому как таскал за собою повсюду семиструнную. Ну и не пёхом же нам с добром -то хоть до Омска, хоть до Новониколаевска тащиться(в поезд- то к мешочникам с награбленным не сунешься!), вот Гром и прихватил по другим дворам ещё пяток лошадёнок. Не все правда были с сёдлами. Но для таких ковбоев , как мы, сие не помеха! И вот вся шайка -верхом -в чёрен лес, тайгу Васюганску. Не по Московскому ж тракту ломиться, там уже комиссары рыскали в своих буденовках , выпучив буркала. А я -то из местных был из деревеньки Урманихи, которую комиссары из-за несданного зернишка всю как есть извели под корень, втоптав и мужиков и баб в болотА! Так вот и повёл я, паря, нашу банду обходными партизанскими тропами.
Едем верхами. Кедрачи да пихтачи хлешшут по глазам.Смеркается.
 
Развёл я костерок. Луна на небе засветилась. Звёзд высыпало , што звездочек на погонах закопанных повдоль Транссиба окопников - охфицериков. Сидим мы вокруг костерка, обгладываем косточки пожаренных на огне куры да петушка. И надо ж было Байдону развязать мешок, штобы полюбоваться слитками и камушками! Взял он слиток на одну лапищу, камушки высыпал -на другую, смотрит, как играют , искрясь, в свете костра , луны и звёзд на гранях - и смеётся. И вдруг...
-Чему смеёшься?-зашелестели кедрачи.- Убивец!
Глядь! А под ёлками стоят бесплотный попик со звонарём, а с ним и попадья с детишками...
 Байдон и выронил слиток-то! Хвать за свой ревОльвер, а из кобуры -то вытянуть не может. Прикипело!
  Мы оторопели. А попик-то уже склонился над мешками -и ну кидать керенки да катеринки в кострище. Отпрянули мы к роняющим пену с удил лошадям, а он, детишки, попадья и выходящие вереницами из болот урмановцы пошли хороводом вокруг костровища, берут слитки - и кидают их в огонь. И отгорел костёр -и образовался из расплавленного злата-серебра неподъёмный крест...
- Вставайте , оболтусы! Караульный наш уснул!- орал Пожогин.- Всю поживу и лошадей у нас умыкнули...
 Ан так-то! Сон мой -в руку был. Много банд о ту пору по таёжке партизанило!А тем уснувшим на посту караульным я был. И никому не сказал, што пока бренчал Гром на гитаре, да хватившие самогона из подвернувшийся погребушки хлопцы спали в повал, я дал знать урмановскому лазутчику - где мы. Не всех комиссары в болотАх поутопляли -то. Иные успели уйти, штобы мстить...


***

Груня заявилась в банду , получив от Степахи письмо, переданное в Новониколаевск  через урманских ещё после того, как мы грабили банк в Авельске. Долго письмо ходило. Долго, сама родом из Урмана, Груня искала своего суженого ряженого по вокзалам и их окрестностям, но влившись в шайку, героиня сорокинской байки про Царицу Савскую, тут же принялась за дело.

Не минуло и трёх дней, как она уже вышла на перрон с пирожками с зайчатиной. Тех пирогов напекла сочувствовавшая нам хозяюшка-хлопотунья из домика с кружевными наличниками на краю деревеньки, с которой атаман запирался в её спаленке. Я ,в обличии студента на вакациях должен был стоять на стрёме.
-Пирожочки, пирожочки!- подкатила кареокая Груня-Царица Савская к  соломонистому есаулу в папахе и с газырями -пузырями на груди.-С пылу с жару! С зайчатинкой!
-Почём!
-Да за красивые глаза отдам!
-Ой ли!
-Ну тогда давай!-совал есаул в обмен на два пухленьких да румяненьких дурацкую сторублёвую "катьку".
Заинтересовавшийся штабс-капитан в шинели , с саблей до земли, сверкнул золотом погон, словно то были те самые слитки.
-И мне!
 Протягивал бумажку совсем молоденький подпоручик.
Сгребая бумагу в карман фартука, торговка жалобным голоском спросила:
- Господа ваши благородия! А можно я у вас в вагоне полы помою?А то ить эти фантики ничо не стоят. Так хошь ешшо приплатите!
-Помой милая!-жевал , набив зайчатины за обе щеки, есаул, как видно приставленный к штабному вагону по хозяйственной части.
-Да! Пусть помает!-кивнул надкусывая и разглядывая начинку, словно опасаясь обнаружить в ней детский ноготок, согласился штабс-капитан.

 -Ну и што не задрал те юбку -то кто из казачья с охвицерьем, пока ты по купеям их на карачках ползала!-ржал Степаха, когда мы вернулись в наш табор, где звенела гитара Грома.
- Цыть, кобель!Ох ко-о-бель! Это тока тебе юбки проституткам закаменским задирать да по Порт-Артуру под мостом гулеванить, а то бла-а-аородия!
-Блаоро-о-дия! -передразнивал жонушку Сорока и сграбастав на руки тащил её, нарочито дрыгающую ногами и отбивающуюся, к обозной телеге.
И мы слышали как, постанывая и повизгивая, они возятся на сенном ложе.

Рыжая Рысь с Черепом для таких нужд отправлялись верхом в лес. Там они присматривали какое-нибудь охотничье зимовье. Чем они там занимались можно было узнать из баек того же Сороки. По следам он находил их и подсматривал.
-Ну это всё , как на картинках с голыми бабами у той купчихи, которую мы грабанули перед тем, как поставить на гоп-стоп Фёдоровские бани!
- На, посмотри, ваше благородие!- вынул я из-за пазухи  сложенную в четверо бумагу объявления, сорванного мной  со стены у вокзального трактира, -и протянул Твердохлебову. Это был плакат с броской надписью РАЗЫСКИВАЮТСЯ! и фотографиями анфас Нинон и Рязанцева.
-Ага! В особо крупных!Растрата казны!- чему то радуясь пробежал набранный шрифтом помельче текст с ерами и ятями атаман.-Стал быть не врали!Не шпионы. Взаправдишные воры...

В свете костра блеснула жемчужными зубами улыбка одёргивающей юбку Груни.
- Ну што шпионка-поломойка?- с добродушно-отеческими вибрациями  в голосе обратился к ней, косматясь папахой на фоне звёздного неба, Твердохлебов. - Чего нашпионила? Чего-то подслухала?
-Подслухала, вашбродь! - сверкнула белками цыганитых глаз Груня,утягивая на бугрящийся жакет концы полушалочка.- Здеся золотишко. В бронепоезде. Посерёдочке. Тока о караульных и говорят да о том, кому слитки и камушки достанутся.И как бы Колчак их Жанену с поляками не сбагрил.
-Ну да! Об чём им ешшо гуторить! Драпают белозадые!
-А вот это видел, вашбродь! -и Груня вытянула из-за пазухи сверкнувшие золотым отливом часы на цепочке.У охвицерика слямзила!

-Дура! Ты ж могла всю операцию провалить!
-Тююю!Операцию.Пущай не думают, што я шпионка какая, я вор-ровка! А с воровки какой спрос?Да и начхала я на вашу операцию -у меня дома в Закаменке детёнок голодный и кошка Мурка мяукает, жрать просит! А вот пойду на базар да куплю им мяска.Антрекотика для котика...
-Н-да!- откликнулся что-то жующий Гром. Остохренела эта зайчатина с тетеревятиной.Жись вот эта таборная,поросячья. Ни пожрать толком, ни помыца. Хоца антрекота в ресторане "Серебряный лев" в Новониколаевске, штоб оркестр играл, а то чо я вам тут бренчу! От клюквы с брусницей у меня уже изжога!Апельсинчиков бы!Мандаринчиков.Картофанов фри -золотыми слиточками на фарфоровой тарелочке с рисованными цветочками, бараньего рагу!
- Баран ты, Гром! Был бараном и останешься. Не рагу, а рога! Поди давно уж наставила твоя Марфутка тебе с рестораторами, где ты компанировал Маньке Мокрой!
- Тибун те на язык-рога! -приложился Гром к четверти с мутно посвечиваемым в  ней самогоном.
-Вон уж допиваш четрвертуху!
-Ну допиваю!А чо! Низзя!?
-Так ить красиво жить не запретишь! А када Степаха приташшыл до хаты цацки ювелира Замойского, так я думала заживём! Трактирчик откроем на Владимирском спуске.Ан -куды там...Мало што всяка чертовщина из тех цацек полезла, так вы ж всё обратно выцыганили. Последние висюльки вы ж вчерась у меня кспроприировали: жрать вам, пить неча!Хайло бездонное!Шоб ты подавился той тетёркой, аспид!Да поперхнулся тем самогоном! Вы всё прожрёте, пропьёте и всё вам мало будет. Всё!Баста! Не бывать на моей фатере вашей малине!
 
Теперь всё происходившее с нами тогда видится ускользающим за горизонт миражом. Всё таки не только жратва и выпивка интересовали бандитов. Не  только Груня грезила трактиром на Владимировском спуске, где она бы хлопотала у барной стойки с расчёсанным на прямой пробор Степахой , а вечерами бы подсчитывала выручку, складывая в отдельные стопки банкноты, в отдельные -монеты серебрушек и золотых. Твердохлебову грезилась асиенда в Бразилии или даже рай в амазонской сельве, Грому- вилла на крымском  побережье, мне тихая старость в далёких странах где-нибудь подальше от этого Ада. Но как же прожорливы были пираньи и крокодилы революции! Сколь беспощаден  был сжимающий нас  своими кольцами удав  взаимной ненависти!