El Plan de Aztlam

роман "День благодарения", глава 7


Старший брат всегда был примером для Хектора Родригеза. Их отец – неутомимый и бесстрашный воин, когда то сражавшийся в рядах "Лос Сетас" против интервентов из Техасской национальной гвардии под Хуаресом, погиб в пограничной стычке в войне кварталов в Южном Бостоне. Туда, на «территорию гринго», семья перебралась в поисках лучшей жизни сразу же после слома Стены и запрета Республиканской партии. Многие семьи тогда переселились к северу от Рио-Гранде. Река шириной шестьдесят футов была чисто символическим препятствием на пути к сытому и безопасному существованию, по крайней мере так казалось с того берега, но в реальности жизнь Родригезов изменилась не так уж и сильно. Когда отца не стало, брат Мануэль заменил его Хектору. В квартале семья Родригез пользовалась уважением. Мурал с портретом погибшего главы семейства красовался на стене фабрики, стоявшей на самой границе с беспокойными чёрными районами. На границе постоянно проходили стычки, а временами вспыхивали самые настоящие кровавые побоища. Хектор с детства помнил запах оружейной смазки в гостиной , что в Хуаресе, что в Бостоне. Он привык к нему, для него это был такой же атрибут дома, как запах жареных бобов на кухне или петушиное кукареканье на заднем дворе по утрам. Когда Мануэлю исполнилось 15 лет, он вернулся домой сильно избитым, но с выражением счастья на лице и аляповатой ещё кровоточащей наколкой «Сыны Ацтлана» на лбу. Тогда он окончательно стал непререкаемым авторитетом для восьмилетнего Хектора. Тихий и незаметный, Хектор упивался славой отца и успехами брата на улице, но сам не любил не то, что драться, но даже лишний раз высовывать нос на улицу. В средней школе – на негласной территории хрупкого перемирия - он держался на плаву лишь благодаря своей фамилии, а дома Хектор коротал время на диване с книгой в руках, избегая компании скучных сверстников. Когда мальчику исполнилось двенадцать, Мануэль принёс ему в подарок книгу, которую Хектор зачитал до дыр. На полях не осталось живого места от его пометок. С ней он практически не расставался. На внушительной обложке красовался заголовок – "Ла Раса Космика". (La Raza Kosmica)
Хектор первый изо всех Родригезов поступил в Университет. «Настоящий кобальеро», - сказала мать, любуясь им на церемонии посвящения. Еще первокурсником он вступил в "Ассоциацию испаноговорящих студентов", где достаточно быстро продвинулся – помогало знание практически наизусть фундаментального труда и святая вера в его истинность. На улице их прикрывали "Сыны Ацтлана" , потому общественная карьера Хектора Родригеза в кампусе шла в гору семимильными шагами.

Сегодня был очень важный день - его впервые назначили координатором ежемесячного радения. С раннего утра он не отлипал от монитора, отвлекаясь лишь на два постоянно вибрировавших телефона, что-то согласовывая, объясняя, подтверждая и назначая. В полдень с рацией в одной и с телефоном в другой руке он двигался во главе студенческого братства "Панчо Вилья" - ядра ассоциации – в сторону старого бейсбольного стадиона. "Ред Сокс" с десяток лет не выходили на этот газон – лига разорилась и была распущена. Рядом с их группой шла очень целеустремлённая коробка в одинаковых куртках с надписью «Синоптики» на спинах. Тут и там мелькали кучки радужных со значками – "Дети радуги". Активисты молодёжного крыла Прогрессивно демократической партии добирались самостоятельно, а потому шли по двое, трое. Основную массу устремившуюся в Фенуэй парк составляли районные гражданские комитеты со всего города. Ближе к стадиону стали видны двигающиеся с окраин в том же направлении толпы "Чёрных Пантер", строгая колонна "Фарраханс Дивижн", а "Сыны Ацтлана" вместе с MS-13, добираться которым было дальше всех, подъехали на жёлтых школьных автобусах и лихо запарковались поперёк центральной аллеи. Борта автобусов украшали надписи – «Por la Raza todo Fuera de la Raza nada», а на капотах красовались орлы с боевыми топориками инков и зажжёнными динамитными шашками в лапах. Заступившие на смену гражданского патруля и охранявшие подходы к Фенуэй парку чиканос приветствовали товарищей, - «Salud, companieros!» А в ответ слышали дружный заряд – «El Plan de Aztlan!» А в дальнем углу аллеи одиноко стояла старая развалюха полицейского департамента с двумя возрастными хмурыми копами внутри. Их присутствие было всего лишь формальностью, простым атрибутом любого серьёзного городского мероприятия. Постепенно отживавшая своё дань прошлому. Бессмысленная традиция. В городе существовали лишь две глобальные силы способные по-настоящему на что-то – «бронзовокожие» и «афроамериканцы», но теперь вот уже пять лет в Бостоне и окрестностях царило хрупкое равновесие, главным пунктом которого было признание того, что центр города – нейтральная общедоступная территория. Официальная городская власть, не обладая да и не стремясь обладать реальной силой, искусно балансировала в паутине из сотен мелких компромиссов с обеими сторонами, выступая в качестве своеобразного арбитра.

Стоя у трибуны, Хектор безуспешно пытался унять дрожь рук – такая толпа! И через несколько минут все они будут слушать только его…

- Эй, Хектор! Время! – пресс-секретарь "Чёрных Пантер" Ла Шаунда выразительно постучала по кричаще красному циферблату массивных наручных часов. Он обречённо кивнул и вскарабкался на трибуну. Перед ним раскинулось бурлящее человеческое поле.

- Мы рады приветствовать вас всех здесь сегодня! – робко проговорил он, наклонившись к микрофону. Искажённый динамиками и многократно усиленный его голос прогремел над стадионом. Рёв тысяч молодых глоток и взметнувшиеся ввысь полотнища флагов в ответ немного подбодрили Хектора. – Замшелые политики называют себя прогрессистами – уже более уверенно начал он давно приготовленную и выученную назубок речь, - Но кого они обманывают? – Его голос заметно окреп. –Они говорят о равенстве, равных правах, преодолении наследия эпохи капитала и эксплуатации, но всё это пустые слова! Давайте взглянем на их дела. Они говорят – Псы с нейроимплантами не могут претендовать на гражданские права, потому что….Да какая разница почему! Дальше слушать неинтересно - расистский хомо-центричный бред! ДНК человека и шимпанзе, совпадает более чем на 90%, но мы не даруем им равные с нами права, говорят они. Да без разницы сколько процентов! Кто вам сказал, что вы точка отсчета, что вы идеал? И лишь те, кто похож на вас, заслуживает признания? Гнусный ксенофобский бред. Нормы нет! Признание чего-либо нормой - оголтелый расизм! – Хектор раскраснелся, на его лице застыла агрессивная гримаса нетерпимости ко всем реакционерам и ментальным диссидентам. – Есть жизнь! И никто не имеет права её держать в рабстве и эксплуатировать! Виды это не более чем социальный конструкт, а мы все – это жизнь, дети нашей Земли! А те, кто эксплуатирует и держит жизнь в рабстве, должен за это сполна ответить!
Люди на стадионе взорвались тысячами криков, слившимися в пульсирующий оглушительный гул. Хектор закрыл глаза, он впитывал эту энергию.

Насладившись одобрительным рёвом толпы, он жестом заправского оратора призвал к тишине, стадион послушно замолк. Выждав ещё пару секунд пока в оглушительной тишине не осталось лишь едва слышное жужжание вездесущих стрим-дронов, Хектор продолжил, - Здесь на стадионе имени Сальваторе Альенде я хочу сказать вам всем – si,se pudo! Да, мы можем! Наше поколение принесёт гармонию и подлинное равенство в этот мир. Люди прошлого погубили нашу планету – они грабили её, эксплуатировали, держали в рабстве животных и пожирали их! Все мы слышали об отвратительной выходке гнусных нелюдей на производственной фабрике Ecofood и аресте «чёрных мясников» из числа реакционных фермеров – и это лишь за семь дней! Мы должны очистить человечество от подобного человекоподобного мусора и вернуть равновесие на землю. Алерта! Алерта! – Несколько сотен молодых глоток, сгрудившихся у трибуны, подхватили клич, мгновенно разлетевшийся по толпе и сплотивший её в едином экстатичном порыве.

Из небольшой разношёрстной группки, расположившейся за трибуной, спешно выбрался моложавый смуглый мужчина в аккуратном костюме, к уху он прижимал два пальца и держал голову чуть под углом, рёв стадиона явно мешал ему ответить на звонок. Бодрыми шагами преодолев подтрибунный тоннель, он вышел на улицу.

- Да, мэм. Теперь слышу вас. Молодой Родригез справляется не плохо. Его выступление благосклонно воспринято практически всеми группами, уровень оппозиционности близок к идеальному для данной возрастной группы, подробную статистику по мероприятию и точные цифры изложу уже в отчёте. Речь более – менее сбалансирована по критерию приемлимости максимальным количеством сегментов. Среди «Ос» зафиксирован высокий уровень неприятия в среде квир-коммунисток- внешний вид и личность Родригеза говорят им о его скрытом гендерном шовинизме. Надо немного скорректировать его имидж. Также радикалы из числа сторонников "Фарраханс Дивижн" демонстрируют резкое отторжение, но их неприязнь к испаноязычным традиционна. Да, небольшая профилактическая работа с лидерами мнения в этих сегментах не повредит. Считаю, что на следующих муниципальных выборах Родригеза можно проводить в молодёжную секцию городского совета.

На поле стадиона тем временем ярким факелом вспыхнуло пятиметровое чучело наряженное в джинсовый комбинезон и соломенную шляпу из-под которой выглядывал намалёванный оскал и близко посаженные синие глаза, а на табло загорелась надпись – «Хорошо прожаренный фермер это весело!» Толпа взорвалась одобрительным плотоядным воем.

- Клянусь памятью Полли Фроста, - прокричал студент с зелёными волосами и в куртке с надписью «Синоптики» на ухо своему соседу, - это лучшее радение за последнюю пару лет!

Его сосед энергично закивал и тут же достал из кармана комочек из листьев и закинул себе в рот.

- Ката хочешь?

Зеленоволосый отрицательно мотнул головой.

- Ну не хочешь, как хочешь! – равнодушно сказал второй и сосредоточился на ритмичных движениях челюстей.