Иванов день. Глава III

Она провалилась в сон, словно не спала целую вечность.  В безмятежный сон детства.  Но так она проспала недолго. Так устроен мозг человека, что и во сне он сталкивается  с теми проблемами, которые беспокоят его наяву, только в искажённом виде,  преломляемыми нашими фантазиями, глубинными страхами и нагромождением информации и впечатлений. Сначала она чётко  услышала  голос  Ермолая.  Баритон главврача был спокойным и размеренным, как тогда в его кабинете, но чудилась в нём какая–то скрытая зловещность.  Потом возникла улица заполненная людьми, а лица  у всех были одинаковыми, с одинаковым выражением.  Словно сговорившись, все они надели картонные маски Ивана, санитара из лечебницы. Сначала они ходили,  не замечая её, а потом появилась  какая–то жуткая худая измождённая старуха с распущенными седыми волосами, похожими на грязную паклю и бельмами цвета гноя на глазах. По толпе пробежал ропот: «Макрина,  Макрина…».   Она протянула узловатый палец в сторону Даши и утробным голосом заорала: «Я вижу её!».  В тот же момент  вся толпа уставилась  на Дарью  и начали надвигаться на неё, протягивая вперёд руки.  Она  захотела закричать, но даже не смогла простонать.  Горло перехватило, а всё тело оцепенело от ужаса.  И тут ударил  луч света.  Даше даже показалось, что она увидела его наяву. И в ту же секунду она почувствовала прилив сил. Она набрала воздуха  и хотела, что есть мочи закричать, но крик раздался откуда–то рядом. Она оглянулась.  Кричала Ольга, стоя в белой простой рубашке, вытянув растопыренную ладонь вперёд.  Даша хотела подойти к ней,  чтобы как–то успокоить,  но  истошный вопль Ольги  продолжал звучать. И только когда Дарья сквозь сон услышала голос  Марии Петровны, она поняла, что Ольга  кричит на самом деле, Она открыла глаза и  вскочила.
—  Ты что орёшь?! — подбежала  испуганная мать. Ольга стояла  посреди  комнаты, продолжала истошно орать так,  что леденело сердце,  и показывала в сторону открытого окна. Даша подскочила и отдёрнула штору.  Она успела заметить, как какая–то искажённая тень мелькнула  и скрылась за сараем.
—  Ты кого–то видела?! — спросила Дарья.
Ольга мотала головой и  вращала безумными глазами.
—  Тихо, тихо, — Мария Петровна обняла дочь, —  нет никого, приснилось всё. Тихо, тихо.
Вид у хозяйки был не столько расстроенный, сколько обречённый. 
—  Мне показалось, что я видела тень.  Да и вот! Вот, смотрите! —  Даша заметила  на подоконнике  грязный след, оставленный  чьим–то башмаком.
—  Зря ты приехала сюда, — неожиданно  проговорила хозяйка, — только взбудоражила  всех! Так, оно, может, и спокойней  было бы.
Мария Петровна  гладила Ольгу, а та испуганным зверьком смотрела поверх материного  плеча.
—  Да, я–то тут при чём? — опешила Дарья, — Что, спокойней? Кого я взбудоражила?  К Вам вор  забраться хотел,  а Вы меня почему–то обвиняете!
—  Как же, вор… Чего красть–то у нас? По мою это душу… , — она потерянно смотрела в одну точку и продолжала гладить по голове Ольгу и причитать, — Господе Иисусе спаси и сохрани, дай сил нам…
—  Что? — удивилась Даша, — В каком смысле?
Она почему–то была уверена, что Мария Петровна — женщина в здравом уме. Но когда  та  начала говорить загадками, Даша засомневалась. Вдруг у них  это наследственное.

Сна больше не было,  и как только немного рассвело, Даша попрощалась и ушла. Ночная история совершенно выбила её из равновесия.  Из равновесия, которое она себе сформировала за её недолгую жизнь.  Мистика, суеверия, потусторонний мир, верования и чудеса — удел людей впечатлительных и внушаемых. Она же считала себя материалистом, которому всё нужно пощупать  и потрогать.  В юности даже бравировала перед подружками  своим бесстрашием перед  «тёмными силами».  Если уж кого и боятся в нашем мире, считала Дарья, то это человека, а вся эта мистика не больше,  чем  выдумки и предрассудки.  Но ночью дрогнула  Дашина уверенность, что всё иррациональное можно объяснить рационально.  Материалист засомневался. 
Июльское утро  скоротечно.  Свежесть ночной прохлады  растворилась, не успев ею насладиться.   Даша сидела возле отделения полиции и ждала Ситникова.  Она ещё не представляла, что веского может сказать майору, чтобы он был к ней более благосклонен и поделился своими размышлениями, но ей не терпелось рассказать об инциденте и собственных наблюдениях и мыслях. Вдруг она сможет вызвать у него интерес? Вдруг её догадки откликнуться  и  совпадут с его догадками?  Она успела набросать несколько абзацев  своих сумбурных впечатлений,  когда её окликнул Ситников.
—  Вы что,  ночевали здесь?
—  Нет, но жду Вас уже давно.
Майор сел рядом. 
—   Всё–таки хотите меня переупрямить? 
—  И не собираюсь.  У меня есть новая информация, — с некоторой важностью  заявила девушка и взглянула на полицейского.
—  Ну–ну?  И что могло за ночь произойти в городе, где Вы знаете только двух человек? А, нет… Трёх.  Ещё же Иван.
—  Если Вы наш разговор начинаете с сарказма, то скажите, товарищ Мегрэ, хотя нет, товарищ Анискин, зачем  ворам лезть в дом к людям, у которых самая большая ценность в доме — серебряный крестик на теле хозяйки, зная при этом, что она дома? Это у Вас в городе обычное явление?
—  У какой это хозяйки? — сменил тон Ситников.
—  Я отвечу. С условием. Вы ответите мне и засунете подальше Ваш сарказм.
—  Эпическая сила… Терпеть не могу, когда мне ставят условия, особенно…, — Ситников  с недоверием взглянул на Дарью.
—  «Особенно»… Что «особенно»?  Когда условия ставит сопливая девчонка?!
Дарья вскочила со скамейки  и хотела  уйти, но Ситников встал и схватил её за ремень сумки.
—   Да, погоди же!  Я не хотел  тебя обидеть, извини. Не кипятись!  Пойдём ко мне,  обсудим…
Даша заметила, что Ситников перешёл на «ты» и это было хорошим знаком.
«Сработало», — подумала  Дарья и нехотя повернулась.
Даша рассказала всё, что видела, слышала,  о чём догадывалась и что  предполагала. Ситников на удивление спокойно выслушал и даже ни разу не цокнул языком, не вздохнул  утомлённо.  Это позволило Даше развить бурную фантазию, пока  её всё же не оборвал майор, которому надоел этот полёт мысли.
—  Я всё понял,  — подытоживая,  прервал Ситников, — ты считаешь, что Ермолай Саввич организовал некое тайное общество,  куда приглашают  различную нечисть, водящуюся у нас в лесах, попить свежей кровушки.  Да?
—  Я думала, Вы позвали на серьёзный разговор.
—  Послушай,  я живу в этом городе почти сорок лет. Я знаю тут каждую собаку,  и она знает меня. А ты приехала, с поля ветер,  нафантазировала и уехала, а я должен разбирать каждую твою фантазию? Нет, я не пойму, зачем я взялся  с тобой нянчиться? У меня самого дел по горло, а я слушаю твой бред. Хочешь серьёзного разговора?
—  Хочу, — Дарья скрестила на груди руки, показывая решительность намерений.
—  Значит, так! Эпическая сила… Ермолай Саввич уважаемый в городе человек. То, что он чудаковато выглядит, не даёт право сомневаться в его заслугах. К нему со всей области едут! Да что там,  области…. Ты посмотри,  во что превратился интернат! А Ольга эта…, — Ситников  запнулся, скривился, будто об этом неприятно говорить, но Даша посмотрела таким испытывающим взглядом, что выбора продолжать или нет у майора не осталось, — она  больная…  У неё и раньше с головой не  слава Богу  было, а  год назад…
Ситников опять взял паузу и о чём–то размышлял.
—  Что?
—  Изнасиловали её… Эпическая сила…
—  Кто?!
—  В том–то и дело, что неизвестно. С ней тогда приступ случился, кричала про руки, «страшные лица», языки пламени. Всякий бред. Буйная стала, мать не признавала.  А Ермолай Саввич  её как–никак вылечил. Ну, по крайней мере, вернул в то состояние, в каком она была раньше. Она только теперь  на речку бегает,  цветы рвет и венки плетёт.
—  Я знаю, что она больна. Но, смотрите, как может  не слишком начитанная девушка  выдумать про Велиала? Что Вы знаете про Велиала?
Майор пожал плечами.
 — Откуда она это взяла?  Все эти заклинания,  «Длань»? А про Макрину какую–то? Про неё она говорит, как про реального человека?  Если её не существует, то ей это кто–то внушил?
—  Ну как можно серьёзно относиться к её бреду?
—  Мне нужно как–то попасть на это «свидание», — решительно заявила Дарья.
—  Этого ещё не хватало! — Ситников аж подпрыгнул.
—  А что? Будете  сидеть и ждать пока к вам с повинной не придут?!
—  Ты… это… забудь! И из головы выбрось! Эпическая сила… Мне этот геморрой на голову ни к чему!
—  Геморрой в другом месте…
Майор засопел, заметался по кабинету.
—  Умная, да?! Вот возьму,  закрою тебя в камеру и мне спокойней будет,  и тебя от глупостей уберегу!
—  А это идея…
Ситников остановился, изумлённо посмотрел на Дарью.
—  Нет, ты нормальная? Эпическая сила…
—  Ну, правда, мне негде ночевать, к Марии Петровне я вернуться не могу,  а  где ещё?  А как узнать, что происходит на этих «свиданиях», как не самой там побывать?
—  Это не обсуждается.  Поедешь домой и всё на этом!
—  Знаете, ведь, что не поеду?  Я сейчас же иду к Ермолаю и спрошу его об этом.  Если он откажет, или сделает вид, что первый раз об этом слышит — сразу выдаст себя. Значит, ему есть, что скрывать. Логично?
—  Логично, — нехотя согласился Ситников, — Только вот камеры у меня для тебя нет.
—  А где же вы преступников держите?
—  Каких ещё преступников?! Эпическая сила… Я всех преступников ещё пять лет назад переловил. А в КПЗ сейчас у нас кладовка. Инвентарь там, стройматериалы разные. Если не гнушаешься,  — Ситников  запнулся, внимательно посмотрел на Дарью, — можно у меня…
Даша подняла удивлённый взгляд.
— Я просто предложил..., — встрепенулся майор,  испугавшись быть не правильно понятым.
— Да я «за»! Лишь бы Вам потом ничего не было.
—  От кого?
—  Ну, не знаю… От жены, соседей…
—  Холостой я… Кого мне бояться?
В итоге, было решено, что Даша сама пойдёт к Ермолаю Саввичу. В самом деле, раскинул мозгами майор, если что–то  проскользнуло  мимо него, чего Ситников допускать не хотел и существует какая–то тайная организация, то этот визит должен  заставить занервничать. А когда нервничают — часто совершают ошибки. Проводить официальные мероприятия, оснований не было, а с помощью Даши можно было кое–что выяснить. Хотя бы для собственного спокойствия, что всё в городе под контролем.