Внезапный листопад

 
   
 

                Внезапный листопад


     Конечно, страшно. Не угадать, что там впереди, чем дело кончится. Понятно, что им никакой выгоды предлагать мне операцию просто так - для собственной тренировки. Они же призваны помогать, лечить. Это их работа. Они - специалисты. А мне все равно страшно. Даже как-то не то. Просто паника внутри - что, прямо сейчас? Жил, жил не тужил, я ведь ехал только на обследование, а тут...  В жизни всякое бывало, кажется, вот-вот, помирать пора, а потом - обследования, причем, не самые обширные, ну, там, рентген, УЗИ, кровь... И обычный итог - все у меня нормально. Даже последний раз с воспалением легких. Вроде бы болел, съел целый цветок у тещи, алоэ. Отрежу листик, колючки долой, в сахарницу, и - в рот. А когда цветок кончился, терапевт и спрашивает:
     - А у вас точно воспаление было?
     Голубушка, это вы мне сказали, что у меня воспаление. Да и чувствовал я себя тогда, увы...
     Но теперь провели меня через много кабинетов, вертели, просвечивали со всех сторон. Я и сам почувствовал, что докапываются до истины. Докопались...
     - А можно, я посоветуюсь?   
     Лицо круглое, глаза круглые, смотрит несколько презрительно - что, не верите? Да, нет, наверное, верю. Вас тут просто так вряд ли держат. Но это ж не палец отрезать, или одну ногу отпилить. У меня еще девятнадцать пальцев останется, или хоть одна нога - прожить можно. А тут - допустить, чтобы кто-то залез внутрь сердца, что-то там надо отколупнуть. Вам хорошо. А мне как? Оно у меня одно. Мало ли что. Подумать надо, все взвесить... Только с кем? В коридоре у кабинета сидит всего лишь медработник, которая сопроводила меня сюда на "скорой", и потом повезет обратно в больницу. Я впервые увидел ее сегодня утром. Она специалист? Не думаю. Тогда - с кем? Лечащий врач остался в больнице, до нее ехать три часа... Что же делать?..
     - Так вы отказываетесь?
     Отказываться нельзя.
     - А возраст мой вас не смущает?
     Соглашаться?.. на что соглашаешься? Развороченная грудь, и руки, копающиеся между ребрами...
    - Возраст не смущает. Минимальное вмешательство. Проколют вену, введут через нее инструмент... Процедура называется абляция. Если не делать, эти приступы все равно не дадут вам жить. Потом чаще будут...
     Минимальное вмешательство... Через вену, значит, вскрывать не будут... Это уже лучше...
     - А какой процент положительного исхода? - тяну я время и пытаюсь хоть что-то сообразить, потому что мысли путаются - как же так - жил, жил, и вдруг! Что-то там отказывается служить мне верой и правдой! Если б знать, на что решаешься... Если б каждый день такие операции делать, уже уяснил бы, чем это грозит... Опять тяну время, хотя говорю чистую правду:
     - Да у меня дома проблемы. Жена болеет, как она без меня? Вот и надо подумать...
     - Не беспокойтесь, девяносто восемь, девяносто девять процентов положительный исход. И держать вас долго никто не будет - максимум пять дней - и - домой.
     - Что? И сам поеду? На автобусе?
     Как-то просто ему рассуждать. Все-таки - сердце. И через два дня - домой?.. не очень верится... Что же делать? Надо решаться, наверное, а там будь, что будет...

     Я вернулся в больницу поздно, пока доехали - ночь уже. Спасибо санитарочке - оставила ужин на моей тумбочке.  Голода не испытывал, но привык к порядку - поел холодную котлету с гречкой... И понял, что есть всё же хотелось. Выпил компот, а потом ещё и воды с хлебом. Подсох немного хлеб, скукожился, но с водой... Ладно, сыт. Теперь отступать некуда... Надо привыкать жить в новой реальности, как часто теперь говорят. Какие они там где-то  "новые реальности", мне как-то... А моя реальность - вот она... Прошедший год оказался напряженным. Не привык я к тому, что на работу идти не хочется. И так получилось, что наш товарищ попал в больницу с сердцем. Полежал, а потом, когда подлечили, сказали ему - лучше не работать. Возраст. Да мы все пенсионеры - где найдешь технарей сейчас молодых? На технаря учиться надо, много чего знать. А молодежи надо быстро, и чтоб зарплата побольше. Мы-то держимся на наших зарплатах только потому, что уже и пенсию заработали. Вот и получилось - один ушел, и половина работы дополнительно - тащи....  И уже через полгода стало невмоготу - полдня работаю, а на вторую половину меня только долг и невозможность переложить свое на товарища, которому не легче, только долг толкал меня в шею... А к концу января ... В общем, попал я на ту самую койку в больнице, на которой лежал год тому мой сослуживец...
     Ах, сердце, сердце... зачем ты так?.. "Сердце мое не стучи, глупое сердце молчи, я шутить над собой не позволю, я "изменщика"..." Да, была в юности такая песня... Что ж теперь? Один процент, он ведь бывает, всего один, а вдруг мне и достанется?.. Как говорит мой товарищ, снаряды ложатся все ближе... Неужели и мне пора собираться?.. Как он назвал? Абляция? Слово какое-то ругательное. Без первой буквы так даже в открытой прессе не напечатаешь... Хотя нравы не сегодня изменились... О, времена... Похоже на "облигация". Можно много выиграть. Но что-то я не помню, чтобы кто-то много выигрывал по облигациям. У родителей пачка осталась... А вот остаться и без выигрыша и своих денег - это всегда-пожалуйста...

      Под утро то ли во сне, то ли сквозь сон, почувствовал, что кто-то мягко гладит меня по голове, совсем, как в детстве... Ерошит мне волосы - от лба к затылку и обратно - приглаживает... Так делала только мама, и мне нравилось тогда, что она меня ласкает, но я смущался и деловито отстранялся: "Мама, ты ж видишь, я играю с кубиками..." Теперь - не стал отстраняться.  Проснулся и размечтался, сохраняя в себе это тепло, которое случилось в конце ночи. На душе стало спокойно и радостно - это мама была рядом, это она... Я так долго ждал ее. Ждал, когда она приснится...
 
    На почту хожу после занятий, но в этот раз писем не было, только телеграмма: "...маме плохо, приезжай... папа". Мама болела уже два года. Лечили, но никто не знал, от чего её надо лечить. Просто лечили - давление высокое. Она часто попадала в больницу, ей давали то одно лекарство, то другое. А она всё болела. Считалось, что с детства у неё порок сердца. Что это для неё такое - затруднялись объяснить толком даже врачи. Когда уже совсем ничего не могли понять, послали в Сочи, в институт сердца.  Там сказали, что сердце её в порядке. Это было в июне... А теперь сентябрь. Теперь я первокурсник. Автобус идет двенадцать часов, и поэтому ехать мне домой можно только завтра.
     Билетов не было, я показал телеграмму в кассе, но это ничего не изменило. Правда, добрая тётенька-кассир сказала тихо:
     - Подойдите к водителю...

     Утром мы пошли к маме с её братом. 
     Она провожала меня в июне совсем не изменившаяся после Сочи, моя мама, которая болела, чуть похудевшая, но такая же тёплая и ласковая, и слегка огорченная, что не может проводить меня до автобуса. Неизвестная болезнь не сильно изменила её, но сил у неё на проводы не было. А я радостно и торопливо поцеловал её - меня ждала дорога, экзамены, и жила во мне надежда, что и учёба начнется тут же - большая жизнь ожидала меня впереди. Никакую плохую телеграмму я не ждал, и то, что она пришла, и то, что мне рассказали про состояние мамы её сестра и брат, от этого было тревожно... Но увидеть её такой я не ожидал... Смотреть на неё было страшно - это не могло быть моей мамой... я позвал её... на мой голос она не среагировала. Она уже ни на что не реагировала... сознание не возвращалось к ней...
     Потом мы гуляли с сестрой, которая смогла приехать только что, и маминым братом. В палату к маме сестру уже не пустили. Мы шли под соснами и говорили о ней, что-то вспоминали, что-то нам рассказывал дядя о её молодости. В прогулке этой не было ни необходимости, ни радости. Но не сидеть же в ожидании каких-то событий. Понятно, что маме совсем плохо. Но всего три месяца тому... Потом мы увидели папу, он стремительно шёл в нашу сторону, отыскивая нас глазами, а увидев нас, отвернулся, чтобы скрыть слезы, и сказал тихо:
    - Мамы больше нет...
    У меня перехватило дыхание... Нет-нет, так не может быть... Как это - мамы нет? Она всегда была... Если её нет, как же мы? Так не бывает, чтоб мы были, а её не было с нами. Не обязательно рядом, но - с нами, чтоб мы могли всегда приехать и обнять её. И рассказать, как мы учимся, как живем... Нет нет, так не может быть, чтоб мамы не было... Она всегда была частью меня, как же я проживу без этой своей части? Так не должно быть...

     Провожал её весь город... Можно сказать, что мы живём не в городе даже, а в городке, такой он маленький. Но это неважно. Потом я как-то вспомнил - как в тумане, когда я не мог поднять глаза, чтобы не встретить чей-то сочувствующий взгляд, потому что не было меры сочувствия, потому что никакое сочувствие не может вернуть маму, я шёл за гробом - а на протяжении всего её последнего пути на всех тротуарах стояли люди... И поразило меня, что знали её, любили и уважали все, с кем она была знакома, или кто был о ней наслышан.  В первые дни после похорон и до того, как мы разъехались, оставив папу одного, на улице постоянно подходили совершенно незнакомые мне люди, чтобы сказать о нашей маме хорошие слова. В эти первые дни, когда её не стало, когда я услышал так много о её доброте к людям, я сделал себе зарубку: вот так надо жить, чтоб люди увидели, почувствовали - ты ушел, но в мире осталось что-то светлое, доброе...  Сумею ли я так жить?

     Как ни больно было понимать, что мы остались без мамы, но это оказалось нашей жизнью. А чтоб я мог жить дальше, чтоб сердце моё не разорвалось, потому что невозможно мне жить, если мамы нет, я запретил себе вспоминать её. Если кто-то заговаривал при мне о ней, или спрашивал меня, я уходил куда-то мыслями, как будто меня это не касалось... И сам с собой не позволял думать о ней, вспоминать её. Потому что, едва это случалось, сердце моё сжималось в черную точку, и щемило так, что у меня не было сил вздохнуть, и рыдания разрывали мне грудь... Не может такого быть, чтоб я жил, а мамы моей не было...
     А по ночам, если я чувствовал, что вот сейчас я позову её, то заставлял себя выбираться из сна и начинал размышлять о работе, даже, бывало, бубнил какое-нибудь стихотворение... только чтобы прогнать мысли о ней. А днем ждал: наверное, когда-то я смогу думать о ней так, чтобы не срываться на рыдания. Ждал, но как-то неявно, боясь вспомнить её лицо и обнимающие меня руки, и задумываться глубоко. Это длилось десятилетия...
     И вот она пришла сама...
     И я успокоился. Не совсем, конечно, но если мама рядом... Только надо понять, как себя вести, как не бояться незнакомого действия, да ещё - от чужих людей...
 
    Врач, что меня ведёт, стала готовить документы для операции.  Уже пятница, а в среду на следующей неделе мне ложиться в стационар. Последний "рывок" - мазок на этот пресловутый ковид, чтоб всё было чисто, чтоб я никого там не заразил, туда можно только без инфекций, иначе не примут. До самой поездки сидеть мне в больнице, потому и в интернете не могу посмотреть, что за действия собираются проделать со мной хирурги, хотя сказали, что всё предельно просто. Пустяк для хирурга. И добираться до клиники надо самому. Это тоже меня тревожит. Там надо быть с утра, а на чём ехать? Такси - это часов в пять утра. Есть смельчаки из таксистов? Зима ведь. Попробуй ещё найти такого... Ехать с вечера? А ночевать где?  И погода вдруг свалилась на мою голову - снегопад, гололед... По городу, говорят, транспорт не ходит... У меня мозги набекрень от всего расклада... А врач только деловито собирает мои анализы, хоть бы рассказала, как это всё делается. Да, ладно, всё тебе объяснили. Это тебе хотелось бы, чтоб, а вдруг, операция совсем не нужна?.. Было всю жизнь - вроде бы... а потом - здоров. Может, и сейчас пронесет?
     Накликал, повезло. Этот чёртов, почему чёртов? нет, замечательный! мазок на ковид оказался положительным... Врач прибежала:
     - Домой! Операции на будет. Сейчас самоизоляция, а когда выздоровеете, теперь уже - через поликлинику. Мы сделали, что могли, больше ничего не сможем для вас сделать...      
     Её я понимаю, меня надо поскорее выпроводить, если я "ковидный", могу всё отделение заразить...
     И поликлинику нашу я знаю. Тринадцать анализов! Это сколько недель я буду их собирать? А они все ограничены по срокам. День просрочишь, хана, надо снова делать...
     Ладно, успокойся, теперь просто болеем. Только бы без ковидных страстей, о которых второй год по всем каналам - кислород, ИВЛ и прочие прелести. Болеть буду осторожно, считаем - пока повезло, успею сделать все дела, какие намечал.  А что необходимо? - юбилей у меня, мероприятия заранее, за год ещё продуманные, и приглашения разосланы. И дети приедут...  Суета будет по полной, когда тут на операцию ложиться? Вдруг наметят госпитализацию как раз на дни, когда у меня гости? Нехорошо получится... Так что, сердечко, поработай, голубчик, пожалуйста, не подведи меня, а я про тебя не забуду...  Это я так самонадеянно поставил сердечко "на место"... Надеюсь, что поставил... Никто ведь не погонит меня сразу - вперёд, оперироваться! Главное не гнать лошадей, а там, смотришь, и рассосётся... Так что, живём!..

     Ковид, спасибо ему, донимал меня не очень. Дня три голова была тяжелая, как при гриппе. И веки не поднимались, хоть спички вставляй. Зато температура - ха-ха! - тридцать пять и не больше! Что? Съели!!!.. Ну, точно - грипп. Но почему-то мазки положительные... И запахи пропали. Ем - не знаю, что. У жены тыква, которую она варила, сгорела нечаянно - забыла газ подкрутить, а я так и не почувствовал. С одной стороны - хорошо, ничто не отвлекает от раздумий. Можно не торопясь думать-гадать: это сделать, про то не забыть, да и - что там, в главном органе, происходит?..
     Но, с другой стороны, а если газ потухнет, а я не почую? - беда...
 
    Напрасно надеялся, что само пройдет.
    Тот, круглолиций, с круглыми глазами, оказался прав. Я думал, хоть до осени дотяну, может, полегчает, и всё делаю, делаю свои неотложные дела, а сердечко всё стучит и стучит лишнего, никак не успокоится... Я ругаю его про себя, а дочь, которой вскользь пожаловался по телефону, что боюсь не успеть, видно, почувствовала суть:
     - Сердечко не ругать надо, а ласково с ним разговаривать, чтоб не обижалось, чтоб не сердилось...
    
    
     Тяжело дался мне юбилей. Если честно, почти пожалел, что затеял его. Затеял, правда, до того, как понял, что не сам я управляю своей жизнью, своим временем, порядком событий. Оказалось, что это оно, милое, поставило меня на место... Завтра у меня открытие выставки, а я спешу всё закончить в зале, тороплюсь успеть... А оно болит и стонет, и молит - повремени. Я слышу, что просит, но уступать не собираюсь... Не могу согласиться... люди придут... Всё равно просит - подумай обо мне, мне больно... И мне больно, и мне! Но не в моих силах не сделать то, что должно быть сделано. Как же быть?  Сквозь боль работал и работал, и кипел внутри - что я делаю? зачем всё это, если вместо юбилея... И чтоб облегчить труды свои, стал вспоминать сон, когда мамина рука гладила меня по голове... И обещал - кому обещал? - только бы сделать это, только бы успеть, никого не подвести, сразу побегу в поликлинику, а там будь, что будет. Не умру... делайте со мной, что хотите, что надо... Плохо мне. Не умею думать о себе, не прощаю невыполненные свои обещания...
 
    А тут майские праздники, как назло, подвернулись. У меня уж терпения нет, а они никак не кончаются... Мне перед персоналом "скорой" совестно - чуть не каждый вечер вызываю. Правда, они помогают. Мне всю жизнь было совестно, когда представлял, что может наступить момент в моей жизни, когда придется вызывать врача. Как, мне, мужчине, "скорая"? Что я - бабушка какая?.. Потому я и затянул всё это, и вызывал со стыдом в мыслях, когда уже совсем - хоть помирай... Поступился гордостью... Пол суток не мог остановить приступ - колотится и колотится моё сердечко... Плюнул на свои мужские амбиции, вызвал. И стало легче, помогли...  Назавтра позвонил знакомому хирургу - посоветуй... Хирург, человек громадного опыта, направил меня в больницу, в кардиологию, вот оттуда и всё остальное...
     А теперь эти праздники...
     После всех юбилейных забот и трудов отдохнул немного, стало как-то полегче, опять появились мысли - а всё-таки, может ли быть, что рассосется? И так мне радостно стало на душе... А вдруг? И думалось так и мечталось ровно во следующей "скорой"... и, с одной стороны, мысленно торопил праздники, а в мыслях старался успокоить себя, отодвинуть это... Необходимое?..
    И несмотря на успокоенность, один этот проклятый процент давил, нашептывал - делай всё так, будто уже не вернешься, будто потом кто-то должен будет разбираться с твоей прошедшей жизнью без тебя... Вдруг стал понятен баланс ценностей. "Шкурой" почувствовал, что дни мои не бесконечны. Стал взвешивать, нужно ли мне многое из того, что казалось обязательным, особой ценности и важности в моей жизни. Когда-то в комсомольские времена проводили мы диспут, а тему, ни много ни мало, заявили глобальную: "Что бы ты сделал, если бы узнал, что тебе отпущена последняя неделя жизни?" И в двадцать, и в двадцать пять-тридцать легко дискутировать на такую тему. Говорили много, горячо, большей частью пытались перещеголять друг друга чудной выдумкой, словесной эквилибристикой... - кто бы чем занялся в такой ситуации. Больше дурачились, но никто не отнёсся к этому серьёзно. А теперь жизнь подвела меня к необходимости отвечать на этот вопрос. Отвечать себе, не посвящая никого, особенно близких, в эти размышления. "Завещания" не будет, это лишнее, но - почистить бумаги, что накопила жизнь, доделать, что не выполнено...  Выбросить ненужные вещи, которые, казалось, могут пригодиться для чего-нибудь, даже не по прямому назначению. Это мне могли пригодиться, а без меня? Лучше не засорять жизнь наследников. Пересмотреть старые фотографии - на многих из них только те, кого знаешь ты, а пришедшим тебе на смену они не знакомы, и, значит, не интересны. Если и не успеешь уничтожить, то хоть отдели их, обозначь и попроси, чтобы не жалея сожгли их потом, чтоб не бродили по свету, неизвестно сколько времени, с кем и зачем... Всё равно тех, кто на них, не всех, но многих уже, нет на этой земле... И письма старые надо перечитать, очень возможно, что какие-то из них лучше самому приговорить "к смертной казни". Тебе, только тебе, возможно, они были дороги. А как посмотрит на твои и твоих адресатов откровения, да еще при обращении к незнакомым читателю персонажам, наследник твоих реликвий? Не оскорбит ли его чувства неудачное твое слово?  Зачем вносить сумятицу в головы оставшихся после тебя твоих близких?.. И позвонить надо одному-другому, кого вольно или невольно когда-то обидел нехорошим словом, неоправданным подозрением, или просто неудачной публично высказанной репликой. Не обязательно просить извинения, но поговорить заинтересованно, спросить про  дела, про то, чем и как человек живёт, и всем разговором дать понять, что зла ты на него не держишь... И даже если такой человек не поймет твоего звонка и не ответит, или разговор обострит, не обращай внимания, всё равно постарайся человека успокоить, дай понять, что ни тогда, ни даже теперь при его невыдержанности камень за пазухой не носишь. Не стоит оставлять обиды людям, когда уходишь. И сам прости тех, кто, как считаешь, обижал тебя в жизни. Впереди - вечность. Несоизмеримо с мелочами жизни...
     Как много оказывается необходимых дел, когда понимаешь, что надо оставить свою жизнь без мусора... И работа эта оказалась не из легких, ведь ты не можешь сказать: "Всё! Дальше пустота". Потому что не знаешь, что принесет завтрашний день, и следующий, и тот, что придет потом... И даже если это так - очень тяжело оценить каждое движение твоей души, а эти фотографии, письма, даже газетные вырезки, которые ты откладывал себе или своим детям на память - очень тесно связаны с твоим душевным движением тогда, почему-то ведь ты обратил внимание именно на эти факты, писал об этом, отложил... За этой работой я вдруг понял, что никто и никогда не сможет подвести полный итог своей жизни, потому что если ты закончишь чистку сегодня, то ещё какое-то время предстоит тебе жить, и жизнь будет наполнена другими, но такими же заботами - собрать, написать, оставить потомкам что-то, что представляется  ценным, или даже бесценным.... Потому что, если этого не происходит, это уже не о человеческой жизни, а из жизни растений...

     Но и праздники, слава богу, когда-то кончаются...

     Вышла сестра, взяла мои документы, потом опять появилась из кабинета:
     - Мы вам позвоним...
     И не звонят... неделю, другую... Опять "скорая"... И я каждый раз объясняю врачам, что вот, простите, я не нарочно, вот, жду, позвонят, и поеду...
     Посмотрел в интернете, что это за операция. Проколют вену. Уколов я не боюсь, я ж юный пионер, "если надо - уколюсь". Кроме этого - местная анестезия, тоже пустяк. Но потом по вене будут проталкивать инструмент. А кто их знает, мои вены? А если бляшки? Большие - это бляхи... мухи... Бляшки - это маленькие. Но вдруг какая-то будет мешать? Они ее сдвинут? Протолкнут?  И куда она поплывет? Теща моя умерла от тромба, который образовался после хирургического вмешательства... Или мои, если что, просто разобьют? - начитался я и такого... Вот тебе, бабушка, и - юркни в дверь... Надеюсь, что вены мои меня не подведут. А откуда они, вены, это узнают? Конечно, не я первый у этих медиков... Но это же   мои вены, мое сердце. Что ни говори, а оно не такое, как у всех. У каждого - не такое, как у других, тут ничего не поделаешь, даже спорить бесполезно...
     И так - каждую ночь - то ли спишь, то ли грезишь. А звонков всё нет... А "скорая" всё ездит. А я всё жду, всё думаю, когда же, когда же? И не столько когда же, сколько - а как?
     И теперь сам вспоминаю маму. Я всегда знал, что она меня бережёт. С того момента, как неведомое увело её от нас, я улавливал её незримое присутствие и помощь. Это неважно, что я прогонял мысли о ней. На первом курсе весной надо было обновить брюки. Я не смог найти такие, как хотел - в обтяжку, молодёжные. В магазинах - только совшвейпром, фабрика "Большевичка". Покрой такой, чтобы уместился мужик любого формата - не брюки, а мешок мешком. И я сел за машинку. Мама всегда обшивала нас с сестрой с детства и до последних дней. Когда-то окончила курсы кройки и шитья. Я помнил её с фанерным лекалом на плече, она строила выкройки сама по смеркам. Но мама же могла! - а я учусь на инженера. Думай, голубчик, думай. Купил ткань попроще, чтоб не жаль было бы, если испорчу. Сшил, сносил, никто и не подумал, что я сам сделал наряд. Потом уже и из хороших тканей не боялся шить...
     - Что, надо торт приготовить?
     Думай, думай. И вспоминал детство. Когда я был мальчишкой, затевая угощения к празднику, мама всегда звала меня:
     - Будешь мне помогать?
     И я помогал - чистил овощи, крутил мясорубку, сбивал белки, делал всякие кремы и соусы, что было по умению и силам. А потом и выскоблить миску после сладкого крема мне доставалось.
     Папа мой часто болел, и пока он был в санатории в очередной раз, мама успевала и стены в доме побелить, и полы и окна покрасить. Руки у неё были золотые.
     Всякий раз, когда мне надо было что-то сделать, она незаметно и молча оказывалась рядом...
     И теперь я позволил себе вспоминать её всё чаще и чаще, понимая, что в самый ответственный момент она вновь появится...

     Звонка я так и не дождался, и тревожное моё сердце погнало меня в поликлинику то ли выяснять ситуацию, то ли уже ругаться: "Наверное, вы думаете, что я уже сам помер, и звонить в клинику обо мне не надо?"
     После очередного вызова врача иду к сестре:
     - Вы про меня не забыли? Мне уже "скорую" надоело вызывать.
    Добрая сестричка:
    - Вы же отказались! Мы и не звоним, не записываем вас...
    - Я отказался, было дело. Но я же к вам пришел - я готов, поеду на операцию! Вы же читали мои бумаги - в любой момент при согласии. Если я пришел, значит согласен!
     Добрая сестричка:
    - А... Ну ладно, позвоним. Только врач болеет.
   
     И опять по ночам - спишь, не спишь, думаешь... Как они в вену попадут? Это сколько же раз они колоть будут, искать её? Даже в больнице сестры мне кололи, одна никак не могла взять хоть капельку моей крови - синяки потом покрыли сплошняком и локтевой сгиб, и предплечье, и даже тыльную сторону ладони... И тут, в руках, все вены наружу... Как-то в ванной попытался рассмотреть, где тут у меня вены на правом бедре? Ничего не нашел... Наверно, рентгеном будут себе помогать? Или как?..

     Наконец, позвонили. Слава богу. Пока не паникуем, спокойно едем, обследуемся, посмотрим, что скажут. Надеюсь, назначат время госпитализации. Вот тогда и... останемся спокойны? А что делать? "Рыдай, не рыдай, не помога..." Это не я, это поэт написал.

    А в клинике всё просто, даже не стали дополнительно ничего смотреть - у них вопросов нет:
    - Готовы? Согласие есть? А почему отказывались?
    - Сначала случился ковид, а потом - а апреле у меня были назначены мероприятия, людей нельзя было подвести... 
     - Часто стало повторяться?
     - Почти каждый день..., - я вздохнул, - Перед "скорой" уже стыдно. Правда, они научили меня восстанавливаться таблетками в момент приступа.
     Круглолиций опять смотрит строго:
     - Подождите в коридоре, я позову, когда назначат день...
     Назначили.
     Вот и всё.
     Пути назад нет. теперь - все анализы, и опять этот проклятый ковид, не дай бог, мазок положительный... Теперь уже не хочу отсрочек.,.

     Опять во всём слушаюсь сестру - она готовит документы, чтоб всё было тип-топ. Оказалось, что я передумал немного лишнего - анализы довольно компактны по времени, так что всё успею. И сестра грамотная - в этот кабинет - сегодня, в тот - завтра, в этот...  А по ночам всё то же - как там, внутри - сосуды, сердце... Однажды в этих думках, насмотревшись в интернете красивых разрезов сердца, когда пытался понять, что там и как устроено, вдруг похолодел - стоп! а как хирург найдёт то место, на которое надо воздействовать инструментом? Там же ничего не видно, там же темнота, всё заполнено кровью... И опять пол ночи крутится в башке этот образ - в сердце моё ползет - что там - лазер? светодиод на проводочках? Он же не имеет жесткости, как он сможет приблизиться, прижаться к тому месту, где надо вмешаться в прекрасную работу моего сердца в течение последних почти восьмидесяти лет? Этот проводок ведь тонкий, хлипкий, гибкий... Он же должен в нужный момент послать в нужное место нужный импульс... А если промахнется? В другом месте нарушит что-нибудь... Слишком много неопределённостей. Страшновато... Там же кругом - хоть глаз выколи, ни окошка, чтоб посветить, ни даже форточки... А надо ли? Может, они и лампочку туда засунут?
    
      Так или иначе, но предупредил родных, что нужна операция, что я согласился. Не мог же я внезапно исчезнуть... Вы и сами понимаете, как это бывает. Разве не случалось у вас, что вдруг настигает известие, что Маша, Коля, Сережа... как? Я же с ним только разговаривал, как же так?.. Все может быть. Вот, знакомый из соседнего подъезда, которому я всегда завидовал - мой ровесник, и всегда на велосипеде, всегда крепкий, бодрый, спортивный... Приехал с очередной прогулки, поднялся на десяток ступеней подъезда и упал возле двери. Не успели увидеть, позвонить, спасти - инфаркт. Мне хотя бы близких надо предупредить - все под богом ходим... А тут как-то уже многие даже просто знакомые оказались в курсе, хотя я никому не рассказывал... И понеслось, и посыпались советы. Все в один голос - не волнуйся, мол, дело житейское! Волнения придают тебе неуверенность, мешают нормальному выздоровлению ... А главное... а главное... От этих реплик никак не избавиться, всем же хочется, чтоб моя нервная система была как кремень, чтоб знал - всё закончится хорошо. Все так добры ко мне, что понимаю - надо было бы молча, совсем молча съездить. Куда теперь бежать от доброты? Они же не нарочно, они же действительно переживают за меня... И уговаривают: "Не бойся, слушайся врачей". А у меня от таких пожеланий только тревожнее на сердце - постоянное напоминание о том, что всё-таки что-то может пойти не так... Да я без вас, добрые люди, помню про один процент!  Не объяснить это всем сердобольным и сочувствующим - они наперебой желают мне спокойствия и уверенности в светлом будущем. Обещают, что стану я даже лучше - как машинка, про которую после многолетней работы вдруг вспомнили и "омолодили" смазкой...
     И к сроку поездки в клинику меня всё вымотало - и приступы, и советы. Уже никакие успокоительные разговоры не нужны. Всё! Страхи оставляю дома! Еду, и на пороге клиники забываю все тревоги. Никаких рассуждений, никаких инициатив. Сомнения - за порогом, слушаю только команды:
     - Сядь! - Сяду.
     - Ложись! - Лягу.
     - Наркоз! - Как скажете, делайте со мной всё, что надо, я готов! Как там? - "скальпель... пинцет... тампон... себе..."

     Теперь лето, добраться до клиники не составило труда, оказалось, что есть автобус, который везет желающих прямо до проходной. Только надо выезжать в три тридцать - возможны пробки, все сейчас торопятся в отпуска. И ехать на голодный желудок. Значит, кровь будут брать. Есть точно нельзя, чтобы в пробе ни колбасы, ни сыра не оказалось... Но воды стаканчик я всё же выпил, пока доеду, пока дождусь, поселюсь в палату....
     Довезли с комфортом и вовремя.

     Прямо в поликлинику пришла за мной сестра, ведёт в больницу, по пути инструктирует:
     - У нас палатный режим, находиться только в палате.
     - Жить будем в палатках? - пытаюсь я расслабиться. Конечно, я хорохорюсь, потому что тревога ходит рядом. Видно, какие-то из страхов всё же прихватил с собой. Как бы не убеждал себя, что всё решил и успокоился, но я-то знаю, что абсолютных исходов не бывает. Вон, космонавтов как берегут? - прежде, чем посадить их в корабль, сто испытаний проделают. А сколько их сгорело?
     Но сестра вполне серьёзна, на шутку не отвечает.
     - Там все удобства, там же принимаете пищу, никаких столовых. У каждого тумбочка. Окна не открывать, голубей не кормить. В коридор или дальше - только по вызову, только в маске. На операцию тоже только в маске. Остальное увидите.
     - Да да, я понимаю: - шаг влево, шаг вправо...
     В палате, куда меня привела сестра, три койки, на одной - седой, полный и очень пожилой мужчина. На груди у него возле плеча квадратный почти затянувшийся шрам. Наверное, стимулятор. У окна лежит парень. А меня определили на среднюю койку:
     - Располагайтесь, сейчас придут кровь брать.
     Пока знакомимся с товарищами по несчастью... А может, по счастью? Неизвестно же, что лучше - болеть или пролечиться. Пожилой тучный дядечка - из дальнего района. Сегодня за ним придет "скорая" - он лечился в больнице и туда возвращается. Парень у окна оказался почти знакомым - я с его дедушкой, объяснил он мне, работал бок о бок много лет. Дедушки теперь нет, а молодой человек попал с тем же, что и у меня. Но я сам уже очень возрастной дедушка, а парню только двадцать три... И он уже в ожидании - ему назначили на это утро, с минуты на минуту пригласят в операционную. А пока парень уткнулся в телефон - молодёжь только этим обычно и занята с утра и до вечера, если не на работе. Правда, иногда он, не отрываясь от телефона, печально вздыхает и негромко шепчет:
     - Ой, как страшно...    
     Похоже, не столько в телефон смотрит, сколько пытается отвлечь себя от того, что страшит. Иногда он кому-то звонит, и тогда слышен негромкий разговор всё о том же - ой, как страшно...   Внешне он спокоен, этих слов не произносит, но по контексту можно понять его тревогу.
     Санитарки прикатили каталку, на которой начнётся его путешествие, и вышли в ожидании, пока он приготовится. Парень улёгся под простыню и затих. Только слышно его вздохи и редкое бормотание: "Ой, как страшно, как страшно..." А я наблюдаю, как это делается, учусь - моя очередь следующая.
     Вернулись санитарки, покатили его из палаты, и он замолчал. А я напрягся – что-то будет? И не переминул приободрить его:
     - Возвращайся с победой!

     Пожилой сосед мой неразговорчив, видно, у него проблемы. Пару раз поговорил по телефону, похоже, с дочерью, она рассказывала ему, как дела с его переездом из клиники в больницу. Он переспрашивал, она терпеливо ему повторяла. Похоже, он плохо слышит. А я жду сестру, что придет брать у меня кровь. Пить охота, но терплю. В палате жарковато, пришла сестра, включила кондиционер. 
     Всё, что нас не устраивает, можно исправить, только надо нажать кнопку над головой - и тотчас громкий голос из динамика:
      - Что у вас за проблема?
      Это мой сосед, старожил, попросил охладить нас.
      Где-то очень чувствительный микрофон, говоришь без напряжения, а дежурная сестра всё слышит.
     Но у меня - какие проблемы? Лежу, сейчас придут брать кровь. Вот и всё. Проходит еще час-полтора, пить уже невмоготу, как хочется, высох весь, больше трех часов я здесь, а кровь брать не идут.
     Лежу, испаряюсь дальше, скоро буду вяленый, "провисной", как пишут в ценниках на селедку... И на скумбрию тоже.
     Тем временем вернули нашего молодого. Он, радостный, успевает заговорить прямо с каталки:
     - Не страшно! Ничего не бойтесь!
     Санитарки начинают перекладывать его на постель. После этой процедуры шесть часов нельзя сидеть, нельзя даже сгибать колено правой ноги - туда делали прокол, и для заживления необходимо обеспечить неподвижность вены.
     Теперь молодой сразу начинает звонить по всем адресам - ура, ура, ура. Свершилось. Понять его можно. Во всяком случае, нам, кто попал в эту палату. А я отмечаю это " не страшно" для себя. Я и так спокоен, всё решил - если этого не избежать, то надо расслабиться и получить удовольствие. Вот об этом не забыть бы, об удовольствии, когда лягу под руки хирурга. Но знать чуть-чуть лишнего в подобной ситуации - нисколько не лишнее...
     И я всё лежу и тоже без движения: ни врача на первичный осмотр, ни сестры - брать кровь. Уже перепробовал все способы, чтоб судороги перестали тянуть ноги, а воду пить нельзя.  И тут я не выдерживаю, вызываю сестру:
     - Дайте хоть напиться, что ж не берут кровь, я высох весь - в два часа ночи выпил стакан воды, обед скоро...
     Сестра пришла:
     - У нас воды нет. Можно только из магазина, вас не предупредили? Из крана можно, вода у нас питьевая. 
     - Но мне же нельзя... Почему кровь не берут? Могу я - немного воды? - ноги тянет...
     С некоторым сомнением позволила выпить пару глотков. Отлично, я не виноват, мне разрешили, не должен же я подвести больницу, когда вдруг скончаюсь от обезвоживания... Так я и попивал скромно по глоточку еще час, чтоб хотя бы горло не скрипело. Что там у них, аврал, что ли - уже тарелками гремят возле соседней палаты - обед развозят... а ко мне - никого...
     Поухаживал за молодым - пока ему нельзя подниматься, принес обед, налил компот, я-то пока только жду. Пить лежа ему неудобно, но кое-как справился. Надо будет мне учесть, подумать, как это делается. Отец когда-то рассказывал, что целый год лежал в госпитале, и много месяцев приходилось пищу принимать лежа. Но подробностей не рассказал. Ладно, подумаю...
     Мой обед остывал на тумбочке, когда пришла, наконец, сестра "попить" моей кровушки... Ну, а я после её ухода дорвался до крана с водой.
     Попозже и врач, которая будет махать мне ручкой, когда повезут меня в операционную, появилась, послушала, что там у меня в груди колобродит, посмотрела кардиограмму и объяснила:
     - Придет сестра, расскажет, как вы должны будете приготовить себя к операции, которая для вас завтра, время уточним.
     Отлично. Я-то думал, что меня с автобуса - прямо на стол, и только уже в больнице сообразил, что хотя бы денек нужен для подготовки. Вот, кровь брали, кардиограмму сделали, ещё что-то должен уже я сам делать. Ну, понятно, душ принять... Давно я не позволял себе так вот побездельничать хотя бы денёк. Оказывается, это неплохо... Всю жизнь толкал себя в шею - торопись, и то надо, и другое надо, делай, делай, делай... Завтра? - О,кей, отдыхаем, читаем, не забываем обедать, ужинать, завтракать, а остальное - на милость победителей, которым я сдался в плен - делайте со мной, что хотите...

     Жизнь больничная не такая уж скучная, как может показаться - никогда в жизни не случалось мне лежать в больнице, как-то жил всегда по принципу - хочешь быть здоровым? - будь им! Получалось. А теперь наблюдаю больше, как работают те, для кого это повседневная работа, а иногда и вся жизнь... На больных тоже можно посмотреть, что за люди, какие перипетии привели их на больничную койку... Теперь это часть и моей жизни, надеюсь, только эпизод, но это тоже мое, никуда о него не деться...
     После обеда пришла врач сообщить, что операция у меня завтра после обеда, не пить, не есть с утра и до свершения. Ладно, не есть, а пить? Опять?

     Стало темнеть, когда за моим неразговорчивым соседом приехала "скорая" везти его домой. Персонал - две санитарки, и водитель "скорой" - с трудом "грузят" его на каталку так как ходить ему трудно. Он иногда вставал с кровати, и только один раз, едва передвигая ноги, сходил в туалет. Все мягко приветливы с ним, стараются, чтоб сильно не потревожить его в этой сложной процедуре. Наконец, уложили, поправили деда и покатили, и мы негромко желаем ему хорошей дороги. Он не отвечает, думы у него в связи с предстоящим переездом нелегкие.
     А совсем поздно, почти перед сном посетила меня еще и сестра проверить, как я подготовился к процедуре. Опять всё мне объясняла, поскольку, как выяснилось, мне, как особо одаренному, ничего не было понятно с первого раза. Но в конце концов, одобрила - готов!..
     А среди ночи вдруг верхний свет ударил нам, спящим, по глазам. Спросонок и понять ничего не могу - кого-то привезли и уже так же, как уехавшего старика, укладывают на освободившуюся койку. Как-то неожиданно, неужели и ночью кого-то госпитализируют? Значит, совсем плохого привезли, видимо, "скорая". Новый наш сотоварищ с трудом успокоился и затих. И мы - чего пялиться? - до утра долежит, узнАем в чем дело - заснули.

     Не хотелось бы, но сон в эту ночь у меня тревожный. Что бы я ни делал, как бы ни уговаривал себя, ни призывал отнестись к операции спокойно, чтобы дожить до неё без волнений, какие-то неясные, и потому неосознанные чётко видения, перекатываются в голове. И, как всегда ночью в темноте, всё кажется более тревожащим, чем при дневном свете. Множество раз убеждался - доживи до утра, увидишь, что мир гораздо приветливей к тебе, чем казалось. И ветер не такой сильный, а железный отлив на окне гремит совсем чуть-чуть, хоть в ночи чудилось - сорвется сейчас, и стекла посыпятся... И дождь барабанит не так громко по крыше... Вспомни, что днем ты не знаешь никогда, ходит ли кто-нибудь за дверью твоей комнаты... Всё равно эти шумы, или другие, непонятные и потому более напрягающие, проникают сквозь дремоту... А выспаться надо бы... Я повернулся на правый бок, на котором, знаю, всегда легче засыпается. И тут услышал тихие шаги, как будто кто-то идет по палате от двери в домашних тапочках. Сестры все ходят в сменной обуви. Что-то случилось? И этот кто-то, кто же ещё? садится на край моей постели. Мне стало неуютно, здесь же больница, кто это может быть? Я перевернулся на спину и сел, спустив ноги, нашаривая тапочки. И услышал негромкий мамин голос:
     - Бока...
     Она протянула руку, погладила меня по голове.
     - Как ты вошла? Сюда же не пускают, ночь, мужская палата...
     Я оглянулся - обе койки, стоящие рядом, были аккуратно заправлены. В палате я был один. Как это я не заметил, когда их перевели?
     - К ребёнку, лежащему в больнице, маму пускают всегда...
     Она пересела ко мне поближе, обняла одной рукой за плечи, а другой прижала мою голову к своей груди. И так замерла. Мне больше ничего и не надо было, только чувствовать это мамино объятие, тепло её сердца, которое с первого моего дня на этом свете было защитой от всех бед и напастей. И время остановилось...
     Потом она отстранилась, и, глядя мне в глаза, взяла мою руку и нежно погладила... Я смотрел на неё неотрывно, боясь пошевелиться, впитывая её ласку.
     - Не переживай, сЫночка... всё у тебя будет хорошо...
     Она поднялась и медленно пошла из палаты. Я проводил её взглядом до двери... Потом лёг на постель, не думая ни о чем, не пытаясь осмыслить это чудо. Только старался продолжить видеть эти ласковые глаза, старался сохранить в себе тепло её сердца...
    
       Поднялся я по будильнику, чтобы успеть помыться, пока соседи ещё спят, побрился, выпил кружку воды - готов!
     Я снова сел на постель, и посмотрел на то место, где ночью сидела мама. Показалось, что постель рядом со мной слегка смята так, будто кто-то ещё садился на это место... И молча стал вспоминать мамин ночной визит, легко и радостно думать про все дела, какие ожидают меня в этот день.
     А когда все уже поднялись, мы узнали нашего вчерашнего дедка, которого грузили на каталку. Три часа везли его домой, и тут проливной дождь размыл дорогу так, что только - назад, и пришлось бедному человеку трястись в неизвестность, поскольку придется решать сначала - как же попасть в родной город?..
     Этим и были заняты мы всё утро. Но врачи двух больниц перехитрили природу - пригнали за нашим дедом вертолет.
 
    Только перестелили постель уехавшего соседа, как привели нового больного, полноватый комбайнёр из станицы. И с тем же самым. Что-то много нас на эту "абляцию"... Теперь ему объясняют то, что мне вчера - не пить, кровь, врач... Видно, что весь порядок у наших спасителей отработан до мелочей. Персонал добрый, предупредительный и строгий. Кто что не так, не жюрят, не ругают, голос не повышают - вежливо направляют на место. Новичок рассказывает о себе, быстро знакомимся. Чуть за пятьдесят. Ему ещё только предстоит, а он уже мечтает:
      - Вернусь, на радостях - рюмочку коньячку... Увлекаться не буду, но отметить...
     Оптимист. Думает, что знает: сразу всё кончится, все неприятности. Человек, конечно, предполагает, а кто-то - располагает. То-то же! Но разочаровывать его я не стал, сам всё почувствует, как только...

         Пришла сестра, принесла два листа с текстом, напечатанным мелко с обеих сторон:
     - Читайте, подписывайте...
     Подписываю сразу, не читая. Я же решился, а если не подпишу, ничего не состоится. Так зачем же читать? Любопытно - при каждом посещении врача тебе дают на подпись какую-то бумагу. Даже врачи "скорой" всегда требовали расписаться. Кто-нибудь читает, что там написано? Я тоже никогда не читал... Одну бумагу сестра сразу взяла, а другую оставила и настойчиво напомнила:
     - Прочитайте.
     Наш молодой, что вчера прооперировался, не читал, это я видел. Меня глаза подводят... но все равно ведь ждать, так и быть, почитаю. Может, я и буду первым, который узнает, что там напечатано. Ознакомился, а когда вновь пришла сестра, немножко "поддел" ее:
     - Особенно мне понравилась фраза, что в случае летального исхода претензий у меня не будет...
     Промолчала. А что ей говорить - не она придумала.
     Теперь все формальности позади, ждем-с...
 
    Обновленный наш молодой радостно уходит, поскольку его отпустили, и на его койке тут же располагается ещё один парень, ещё моложе. С тем же, что у всех нас. Как у меня получилось, не знаю, а у него - врожденный дефект, работу после школы так и не смог найти, и профессиональная учеба не пошла. Надеется, что подправят его природу, и тогда жизнь станет нормальной. А так - кто кормить будет?
     За новым знакомством время постепенно ведет меня к задуманному процессу.
     Я, естественно, пережив вчерашнее провяливание, втихаря по глоточку попиваю водичку, никого особо не спрашивая, полагая, что ближе к обеду перестану. И перестал... До обеда дожил без обезвоживающих неприятностей, еду и брать не стал, поскольку неизвестно, когда придут за мной, переживем, надеюсь, к ужину поспею, вот и ладно...
     Понимая, что вот-вот, дотерпел. В пятом часу прикатили мне "такси".  Улегся, накрылся простыней. Очень необычное чувство при публичном обнажении. Понимаешь, что все мы тут в одном статусе, всего лишь пациенты, что персонал весь женский, вовсе не женщины здесь, в палатах, в больнице, а врачи, сестры-нянечки, санитарки. Они, зная все процедуры с пациентами, очень деликатно ведут себя с нами, выходят и возвращаются, когда надо, чтоб не смутить нас, не привыкших к таким делам. Им до тебя только одно - доставить в нужном, удобном для работы хирурга виде и вовремя. И всё равно приходится себя уговаривать и объяснять вот это самое - ты здесь никто, ты без лица, без того, к чему привык "на воле". Ты - материал для совершения действий специалиста, и нечего строить из себя недотрогу...
     Однако, как долго меня не звали, я уж думал, рабочий день кончается, отложат... Придется хирургу задерживаться из-за меня...
     Покатили... Это чувство тоже оказалось странным - всю жизнь передвигался сам, времена, когда мама носила меня на руках, не помню, а тут приходится кого-то напрягать. Иногда этим женщинам не очень удобно и, наверное, тяжело катить меня со всякими поворотами, завозить в узкие двери лифта. Опять объясняю себе, что это их работа, что катали они таких много раз, знают каждый шаг свой. А неудобно - что же я - здоровый мужик, лежу тюленем, а женщины надрываются ... Пешком мог бы дойти...
     Приехали, вроде бы. Коридорчик, рядом вижу такую же каталку, как подо мной, только пустую. И голос одной из санитарок, что привезли меня:
     - А где же наш?
     - В реанимации.
     Как? И такое не исключено? Что-то не так сделали? Наверное, бывает. Молча уговариваю себя: "Реанимация рядом, этот дом полон медиков, спасут, если что, не дрейфь, парень! Однако, будет лучше, если обойдется без этого... А то - перебор..."
     - Надолго?
     - Да нет, на полчаса. Потом заберёте.
     Ответ спокойный, вполне будничный. Это ты тут первый раз, а у них таких недорезанных пациентов - пруд пруди, хирургия всё-таки... Чего нервничаешь, дело житейское...
     Опять дверь, протискивают мою каталку, вижу - ставят рядом, понятно, со столом. Поднимают на один уровень. И такой же спокойный женский голос:
     - Переползайте - плечи, попа, плечи, попа.
     Стыдно перед женщинами, но ползу, прямо так голяком и ползу - "плечи - попа..." Но как же ласково и уважительно они говорят - "по-о-па..."
     Столик что-то узковат, я в меру упитанный, и брюшком никогда не славился, а умещаюсь по ширине только-только. Ну, улегся, и операционные сестры начинают упаковывать меня в разные датчики - все кисти облепили, чувствую - и на коленки, и на ступни сверху наклеили, и при этом еще и командуют - ладони вниз, большие пальцы под попу. Да, пожалуй, а то руки так просто некуда положить - узковат столик... Начинают натирать меня чем-то холодным в тех местах, как я понимаю, где могут прокалывать мое замечательное тело, и вокруг. Блин, как раз в тех местах, которые не принято выставлять на показ посторонним. Однако, лежу, не дергаюсь, предполагаю, что они знают свое дело. Приятно запахло спиртом, а потом и другим... Во! Какой я теперь чистый! Потом укрывают меня чем-то большим, махровым, как показалось, и теплым от подбородка до того места, где, думаю, и начнет колоть меня хирург. Вот это правильно, а то у вас тут в операционной прохладно. еще не дрожу, но долго не пролежать. А дальше? Ага, и ножки мои точеные попали под покрывало, и даже простыни натягивают до самого главного места в сегодняшнем сценарии
     Все. Финиш близок. Не пройдет и... и буду, как мне говорили? - даже лучше, чем был.
     Жду. Сейчас...
     Перед лицом у меня плоская металлическая штанга, выкрашенная больничным цветом (угадали, белым), на которой висит "балбешка" величиной с кастрюлю - это, понятно, рентгеновский аппарат, через который и будут контролировать процесс. А вокруг что? Не увиденное и непознанное. Мотать головой не к чему, а в поле зрения больше ничего и не попадается. А как же культурная программа? Первый раз, всё-таки, в операционной, когда ещё придется, да и придется ли? Недоработка...
     Сестры тоже ждут, а тем временем начитают обсуждать домашние проблемы, слышу что-то: "...ты больше соды, Наташа, и все получится". Потом: "А я так не делаю, я - проще - отварила раз, и в банку..."
     А колоть меня все не идут, и лежать мне неподвижно, и кистями не шевелить... Я пригрелся, заняться нечем, эта белая штанга перед глазами, жду... Вдруг понимаю, - руки мои поплыли куда-то, четко вижу - поднимаются плавно, обе сразу, но левая отстает, всё, как в невесомости, и провода желтые за ними тянутся... и руки такие же жёлтые прямо от плеча... Стоп, стоп, что-то не так, мне же нельзя руки убирать из-под себя, там же датчики... Очнулся... Голубчик! Нельзя спать на операционном столе, свалишься... Я знаю это за собой - если сижу неподвижно, да еще особо не напряжено внимание - в сон клонит, так всегда было на партийных собраниях... ТАк вот! Потерпи, потом поспишь в палате, шесть часов тебе лежать, когда вернешься...
     Пока не идут... Наверное, то ли изучают мои дела, то ли отписывают, почему пациента в реанимацию отправили... Я-то не знаю их дел, ну, мне не к спеху, всё равно пить уже не дадут, дотерплю до палаты. А в горле совсем - как в Сахаре, ни слюнки, ни дождинки... Стоп, стоп, стоп, не спать...
     Конечно, дождался, а куда я денусь - голый, и сёстры меня стерегут. Увидел плечи, маску на лице и шапочку - человек склонился надо мной, вернее, над моими ногами, где-то там. Кое-что спросил, кое-о-чём поговорили. Чуть вздрогнул - колет приличной иглой. Сказали, что анестезия местная, но тех маленьких уколов я не чувствовал, как будто и не кололи. Потом ещё один укол, такой же. Что? С первого раза не попал?.. Через пол минутки:
      - Катетор.   
      Ага, это то, что будут просовывать в мои непредсказуемые вены... Значит, попал... Что происходило дальше - не понял и нечего было запоминать - только тихие касания на бедре.
     В середине груди заскребло, но до сердца ещё далеко. Что-то там дергается, похоже, возбуждают мою тахикардию, чтоб, как я понимаю, найти это самое место, которое работает не по графику. Пытаюсь понять, интересно ведь. Надо же будет рассказать потом друзьям, что со мной сделали, чтоб оценили, насколько стал я лучше... Похоже, нашёл:
     - Если станет больно, скажете.
     И что-то ещё произнес, я не расслышал. Чувствую - руки сестры сдвигают мне маску, раздвигают губы, пальцы - прямо в рот:
     - Под язык...
     Ага, таблетка, давление повысилось. Это я уже услышал. Стал гонять её под языком, а она - ни в какую - я ведь сухой, как вобла, почти весь день без воды. Не рассасывается, зараза... Старательно тру её языком по всему "подъязычью"... кое-как растер, долг свой выполнил, а там видно будет, поможет или нет... 
     Запекло, но не сильно, почему-то опять в середине груди, и вдруг невольно:
     - Ой!
     И стараюсь спокойно, не так, чтобы орать, но громко:
     - Больно.
     Опять чувствую лёгкие руки хирурга у моего бедра, и через какое-то время он  молча уходит в соседнюю комнату. Довольно долго слышен разговор, видимо, с помощником. Слов не разбираю, да мне и не надо, нехорошо слушать чужие разговоры, к себе прислушиваюсь... А у меня в груди опять закипает - ну, точно, возбуждают мою родную тахикардию, а она, ха-ха, не возбуждается.
     Вернулся к моему бренному телу, несколько минут повозился у моего бедра, чую - клеит на ногу что-то мягкое. А катетор? Я ж так и не почувствовал, что это за операция. Только немного дискомфорт в груди, да негромкая мгновенная боль, и всё прекратилось. Как вставлял катетор, как вынимал... Я думал, хоть небольшую боль испытаю... Только проколы...
     - Мы исключили у вас тахикардию. Если бы больше внесли изменений, тогда необходимо было бы ставить кордиостимулятор.
     И уже операционные сестры с каталкой начинают опять меня перекладывать, поддерживая мою правую ногу, которую, я уже знаю, нельзя пока ни напрягать, ни сгибать. Укрыли простынёй, и - в коридорчик. Минуты не прошло, мои родные палатные прокатывают мимо меня каталку - очередной пациент. У них что? - конвейер? - круглосуточная работа? Только одного привели в порядок, другой на очереди...

     В палате ждал меня ужин и компот - позаботились ребята. Попытался пить, чуть не облился, и вдруг меня осенило:
     - Сестра, а трубочки у вас не найдётся? Пить неудобно лёжа.
     Конечно, сразу нашлась. Настолько сразу, что стало понятно - они "протабанили" с трубочкой для нашего молодого, когда привезли его после операции. Ну, а теперь - прошу соседей - полную кружку воды... Уф-ф-ф...

     После ужина закрыл глаза и стал думать о маме. Надеялся, что если засну, увижу её, скажу, что теперь я в порядке, чтоб не беспокоилась...  Мне так хотелось поделиться своей радостью.  Благодарность к ней согревала мою душу все дни ожидания после того, как она приласкала меня, когда я стоял на перепутье, не зная, что ждёт меня впереди, ведь обязательно надо было идти - направо... или налево?.. и тем самым подала знак - не бойся, я с тобой... А потом этот ночной визит...
     Теперь она не пришла...
     А зачем?  Всё получилось, помощь теперь уже не нужна... Да, впереди большая работа, которую я должен совершить сам... Ангел-хранитель ведёт тебя, только когда идёшь в неизвестность...
 
    Через день я радостно прощаюсь с соседями: комбайнёра вчера привели в норму, завтра обещали выписку, а нового парнишку - на каталку завтра. Одному желаю здоровья, второму - скорее найти работу. Мужчине без этого нельзя... Потом, полный восторга, что так быстро отпустили, благодарю всех милых женщин - и врача, и сестер, и санитарок, и "кормилицу", которая как раз развозит по палатам обед, и всем обещаю:
     - Спасибо, всем спасибо! И всем здоровья! Теперь, надеюсь, ещё десяток годков отмотаю!..
    
     И только выйдя из проходной клиники, чувствую, как весь расслабляюсь и начинаю понимать, что вот теперь-то уже всё: случилось, и случилось благополучно... В душе я, несомненно, понимал, что ёрничаю, и делаю это не из любви к искусству, а из-за внутреннего напряжения, державшего меня в клещах с самого момента осознания, что операции на сердце не избежать... Иногда казалось, что я успокоился, и плевать хотел на все эти события, и внешне изо всех сил старался показать свою удаль. А теперь мне становится понятно, что я обманывал сам себя... Возможно, кого-то, кто меня слышал, и обманул...
     А вот, что точно - спасители мои, спасибо им, обманули пресловутый процент...

     Крылья, однако, очень быстро пришлось подрезать. Когда ждал автобус, чтобы ехать домой, вдруг почувствовал, что новая реальность, которая смутила меня, когда мне объявили о необходимости оперативного вмешательства, никуда не исчезла. Что-то непонятное и настораживающее томилось в груди. Сумка, висящая на плече, в которой было всего лишь полотенце, комнатные тапочки, всё для бритья и планшет, оказалась непосильно тяжелой, тянущей всего меня в желание присесть и отдохнуть. Раньше таких нагрузок я не замечал вовсе. Да, всё прошло прекрасно. Но прежним, похоже, я уже не стану. Придётся, придётся много сил положить, чтобы тело позволило мне продолжить работать и дальше хотя бы приблизительно так, как я привык, как хотелось бы, какую отдачу ожидаю от него.
     Совершеннейшая ясность того, что итоги, хотя бы предварительные, пора подводить, вошла в меня. Не бросаться сломя голову в дальнейшие желания, а очень тщательно взвешивать свои возможности. Конечно, в первую очередь продолжить, что я начал с наведением порядка в окружающем меня моём мире. Вдруг стало мне понятно, что средУ, которую я строил вокруг себя, которую считал интересной и комфортной для себя - любимые книги, любимые авторы, которых "собирал", за которыми "гонялся", потому что они многим нравились, и достать их произведения было сложно, и казалось чудом, когда это всё же удавалось; пластинки и диски с песнями, которые сопровождали меня всю жизнь; материалы и инструменты для моих рукоделий, и творческих занятий, и просто необходимых домашних дел; отдельные сообщения в газетах и журналах об интересных мне людях; случайные автографы знаменитых людей, которые непонятно как и непонятно зачем появились в моих домашних архивах; любимая мной одежда и манера её носить, способы общения с людьми, которые оказались рядом в моей жизни, и многое другое, вообще говоря, вся та духовная аура, которая и составляет нашу жизнь, рано или поздно уйдёт вместе со мной. И мне не стало страшно или горько, что меня не станет на этом свете. Мне вдруг стало обидно до слёз, что следом за мной умрёт вот эта моя духовная среда, которую я выстраивал сознательно и вдумчиво день за днём годы и годы...
     Когда-то лет в двенадцать ещё теплым осенним вечером сидели мы с моим школьным товарищем на каменном срубе колодца. Коля был на два года старше меня - из-за войны он не смог начать учиться в школе вовремя. Два года в таком возрасте - это очень много. Мы смотрели на луну, и Коля объяснял мне, что не полностью освещенная луна, которую мы сейчас видим, это не затмение её, а фаза. Он рассказал мне, что это такое - фаза. И тогда же он объяснил мне, что все мы вместе с нашим солнцем и луной крутимся среди громадного количества звёзд и всяких других небесных тел, и всё это называется - вселенная. И на фоне этой, ставшей мне понятной огромности и вечности, пришла мне ясная мысль, что всё это крутится уже миллионы и миллиарды лет, а моя жизнь и сам я - маленькая песчинка в мироздании. И когда меня не станет, мир всё так же будет жить и вращаться по своим маршрутам, а вот заметит ли кто-либо, когда и где промелькнул огонёк моей жизни, немного зависит и от меня... И это правило никогда не нарушится, и ничто ему не помеха. Это - закон природы, и, значит, не подлежит сомнению...
     И этот вспомнившийся детский урок успокоил меня и позволил взять себя в руки и серьёзно настроиться на предстоящую работу.
    То, что обязательно случится - это всего лишь продолжение жизни, которую ты не в силах будешь корректировать потом... Но теперь тебе дан шанс...
     Сделай это сам, пока остаются силы...