Три образа Оли Кошкиной, гл. 3

- Кэ-те-ри, Миша, Кэ-те-ри! - Повторила Ольга, - иначе вы не разберёте, что и где находится, а тем более - со мной. А мне одной, извините, в том не разобраться.
- Почему Кир вас мне передал вы хотя бы на это можете ответить?
- Он сказал, что я должна. Я должна сначала с вами работать. Я должна нечто понять.
Просто сидеть месяцами дома безвылазно – с ума сойти. Я итак не знаю, что уже поняла. Чернота какая-то, клякса на чистой линии жизни.
Как заснуть после крепкого дневного сна? Что делать ночью, например? Фильмы? И мысли, мысли… Эти дёрганые мысли.
 Я вам сказала о закономерности встреч на карантине, так вот: мы с Киром познакомились в баре не случайно.
Я была в стельку пьяна. Да. От скуки лечилась, так сказать.
Он довёл меня домой и там я ещё пила, когда он тут же ушел. Он ушёл в тот вечер и предупредил – я его заинтересовала.
- Чем же?
- И я спрашивала: чем? Он объяснил, что мне сейчас этого не понять и понимать того не следует, а нужно действовать. Но главным оставалось то, что действовать следует во имя жизни вообще. Меня это напугало. Он просто глядел в мои глаза и спросил:
- Жить ты хочешь?
Потом ввёл меня в транс, и я что-то тюкала на бумаге.
- Вы что-то записывали?
- Я писала, как сочинение.
- Вот неплохо. У вас и записи остались?
- Есть.
- Очень может оказаться интересным, очень.
Ольга вынула телефон и стала перебирать скриншоты.
- Да, вот у меня и сейчас есть на телефоне фотографии моих рукописей, хотите, скину?
- Пожалуй.
- Любуйтесь! – Сообщила она, после звука уведомления.
Теперь я стал рыться в своём мобильнике.
- Присядем здесь, а? – Предложила она, когда мы подходили к последней лавочке кленового осеннего парка. – Мне самой интересно узнать что-нибудь деятельное и новенькое от вас.
Пролетев ладонью по сырости дерева и лишь сметая пару листочков, я бухнулся на лавочку.
Ольга вынула платочек, расстелила, села на него.
- Ах, какой горячий воздух сегодня! – Сказала она, прищуривая искрящиеся зрачки на солнце в щёлочках ресниц.
- Я тут вижу у вас два письма, почти идентичные, но разным адресатам. Немного стиль изменён.
- Есть, да, - заглядывая в мою почту, ответила она, - я тоже удивилась, как Кир смог вытянуть из меня столько информации.
- А! Это ваши кавалеры, значит?
- Школьные увлечения. Так себе. Не серьёзно. А что?
- Это скорее размышления, дневниковые записки, я бы сказал.
- Нет дневников никогда не вела. Разве несколько страничек.
Но здесь: будто я отчитывалась перед кем-то. Возможно ли, например, что это диалог Кэтрин и Ольги, последней из которых я сейчас называться не желаю.
- «Я или влюбилась, то ли нет, не пойму! – Начал зачитывать я, - но все-таки я знаю, что – он! Мне довольно-таки нравится своей лёгкостью и простотой. Мне с ним весело, легко и интересно, и спокойно. Мы характером чем-то похожи и духовностью.
Я чувствую, что он ко мне не безразличен. Он говорит, что 70% в меня влюбился, да и я это заметила…»
- Нет- нет, там дальше, - прервала Ольга. -  Разве это интересно? Вы письма-обращения прочтите.
- «Да, что ты в этой жизни понимаешь!? Тебя ничего не интересует, кроме денег! Ты самый настоящий эгоист самовлюблённый! И, знаешь что – я тебя ненавижу!
Прощай».
- Опять вы не то. Или я сама ошиблась?
Ольга посмотрела отправленные файлы.
- Вот следующие два письма читайте же.
- «Прощальная записка», - нашёл я.
- Оно, - удостоверила девушка.
- «Прощальная записка.
Костя, ты не держи на меня зла. Ты хороший парень, просто я поняла, что тебя не люблю, а голову тебе дурить я не хочу, понимаешь? Так, что я желаю тебе счастья, ты не грусти ради Бога, ладно?? Прости и прощай…»
Я быстро пробежался глазами по следующей записке. Она была того же формата, почти один в один текстом, но обращалась к Георгию.
- Что скажете? – Ольга спросила меня, когда я молча ознакомился с содержанием.
- Одно прощальное письмо Косте, другое – Георгию. Это что, ваши парни? Так кому вы передали свой интерес? Или был ещё третий?
- Третьего не было, - смущённо пояснила девушка, - дело не в третьем.
- В чем же? – спросил я.
- Во втором. Георгия тоже никакого не было. Откуда я его взяла, не знаете?
- Так-с, - задумался, - может быть подавленные факты?
- Да-с, - смешливо передала Ольга, - у меня затевалось некоторое новое увлечение, но и оно не было настолько серьёзным, чтобы на тот счёт писать прощальные записки.
- А вообще, дальше, претенденты были?
- Какие странные, неприличные вопросы вы задаёте, ужас!
- Я имею в виду подобные записки кому-нибудь?
- Вот тут, пожалуй, надо остановиться. Ну, хорошо. И не даром же мне посоветовал Кир с вами говорить. Да, были. Эта записка. Одна. Всего одна. Она существует. Я не стану вам ее показывать. Она в том же духе и интереса не вызовет, разве что именем. Не знаю, как и сказать.
- Кому она обращена?
- Будущему.
Я развернулся на горбатой волне лавочки, и принял совершенно неудобную позу, но мне нужно было видеть Ольгино лицо.
- Кому? – Переспросил.
- Новая прощальная записка отнесена будущей моей любви, представьте себе.
- Ну, так кому именно?
- Вам интересно, правда? Это для психологии, в общем, интересно или как?
- Мне? Не интересно. Но раз вы начали говорить. Раз мы начали обсуждать.
- А мне интересно: где предел того, чтобы я смолкла, например? И мы перестали обсуждать, а начали действовать, где?
- Это обычные вещи. Между мной и клиентом часты подобные разговоры. И потом, любовь к кому-либо ни было – дело, скажу вам, весьма тёмное. Так, что не важно имя. Важно состояние.
- Состояние? – Повторила Оля, - Да?
Сжала телефон в руке.
- А я думала – светлое дело: любовь-то.
- Тёмное дело, поверьте мне.
- Ах, Миша, мне - ваши мрачные образы! – Ольга отвела взгляд и кажется, чем-то была обижена.
Мы помолчали.
Я рассеянно перечитывал прощальные письма.
Если бы я чувствовал, что нужно было что-то сказать или вдруг подняться и уйти вежливо попрощавшись, - я бы сделал что угодно, но мое расположение были полностью противоположно.
Мне казалось, есть, что сказать Ольге. И ей есть, что сказать мне. Это было бы что-то весьма важное.
Она вздохнула. Носком сапожка постучала по трауру взмокших листьев. Продолжила:
- Что-то перешагивает меня, Миша. Перешагивает.
 Одно – перед глазами ясно, чисто, другое – заблудшее и неприятное. Но есть еще что-то, третьим, - воздушнее и его требуется закрепить, но прежде с чем-то сравнить, чтобы, как бы поверить в то воздушное, вспомнить из жизни что-то. Я не пойму как это. Но я знаю: Кэтери и Ольга – связаны.
- Но что «перешагивает»?
- Я не знаю, как выразить.
- Говорите же.
- Вы, - кратко пахнула она на меня толчком дыхания.
- Я?
- Вы мне снитесь, - выдохнула она облегчённо, и я увидел, как краска облила ее лицо, и глаза наполнились влагой.
- Кто? Я? – Отшатнуло меня, и я чуть не слетел с лавочки.
- Осторожно, Миша! – Она засмеялась, - аккуратней!
- Вы, Миша, вы, - продолжала она стрелять на меня своим ровным однокалиберным дыханием, - Зачем, Миша, вы мне снитесь, а?
- Зачем вы, Михаил, снитесь мне?
- Вы не шутите? – Переспросил я, кривя губами. Плечами передёрнул и наглухо скатился назад: в кифоз лавки своим пальто.
Ольга лукаво смотрела, изучала меня, будто прицеливаясь.
- Вы любите меня? – Спросила вдруг она, – ведь любите?
- Я не знаю, - ответил я. Внутри меня дрожала какая-то басовая струна.
- Я догадывалась - вы так ответите, - она резко поднялась и направилась прочь.
Я сидел словно прибитым пыльным мешком по голове, не разбирая, что вообще происходит.
Мечась мыслями: испытываю ли я настолько сам себя, чтобы принять даже шуточное признание пушкинской Лариной, или продолжать изучать самое себя? Или сыграть героя нашего времени? Или я не могу выйти из создавшегося положения умелой беседой?
Я чувствовал это и делал это: мне нужно было подняться и следовать за ней.
Я поднялся и отправился вслед.
- Вы мне ничем не обязаны, кстати, чтобы знали, - сказала она, как только я сравнялся.
Стыдно было и ей, и мне глядеть на друг друга.
- Вы мне ничем не обязаны, правда, и даже больше: я постараюсь сама с этим справиться. Вот и сейчас, - носом потянула осенний прелый воздух, - ах, как-то легче на душе стало. – Певуче закончила она.
- Да, точно, - взглянула искристо, теряя грусть. - Главное высказаться, а дальше – пустяки, правда? Вы же как психолог знаете?
- Но, может быть, мне стоит произвести какие-то шаги навстречу вам, чтобы…
- Чтобы продолжить мучения ваши и наши? Ха-ха. Не смешите, не стоит. Может быть, это эфемерия вовсе? А, может, и нет. Ее просто нужно пережить? Эти длительные посиделки дома, локдаунские какие только идеи не навевают! Крутят людьми как хотят. Вот и во мне что-то перекрутилось. «Дельта-пси»? Так вы обозначили в своей статье? Я хочу разобраться.
Она смолкла. Я посмотрел на неё. Она бросила на меня пугливый взгляд.
Я распознал в нем то ещё прежнее короткое горячее признание.
Она остановилась, заставляя и меня сделать тоже.
- Можно я вас поцелую? – Спросила, бледнея.
Моя голова стала неподвластна мне же. Я шамкающими словами сухим языком прошуршал:
- Не знаю. Наверное, это ни к чему. Мы даже не можем толком на «ты» перейти.
- А это не важно. Ты, вы.
Сделала шаг и впилась в мои губы.
Мне следовало бы обнять ее, прижать к себе. Подтвердить свою аддикцию.
А там: что будет, то и…
И я обнял и прижался.
- Миш, - она шепнула в сторону, - а, может, судьба то?
- Да, - пролепетал я.
Я чувствовал, как потрясается ее грудь от смеха. Чувствовал, но не противостоял.
Меня поразило то, как я неловко все делал: как прижался сам к ней, будто ища опору, как долженствовал в ответах, будто робот, автоматически, теряя на ходу собственную острую индивидуальность, которая должна была быть основой чистого союза между крепким, ответственным мужчиной и женщиной.
Она смотрела мне в лицо и читала, как книгу. Лазурность, тех ее, нежных морских волн в глазах терялась.
Я чувствовал, что обнимаю какую-то дымку, призрачное пятитонное облачко, насыщенное лишь плотностью вполне ощутимых, но разрозненных капель воды, не более того.
Ничего живого не существовало?
«Зачем тогда она это делает, - этот напор?»
«Я утверждал раньше, что испытываю горячность, рвение? Да, я думал об этом. Но здесь настоящее пекло».
Ольга оттолкнулась от меня, скрутив кулачки и крякнув, и откашлявшись в сторону. В этот момент я мог бы что-то вычитать в ней, - ложь какую-нибудь, но мне это не удавалось справиться с наваждением.
- Идемте? – Спросила она спокойно.
- Куда?
- По домам. Куда? У меня дела же разные. А то, что было между нами – пфи, это пока ничего. Вы не принимайте близко к сердцу.
- Оля! – Воскликнул я, - какая же вы можете быть так… такими словами?!
- Что? В чем дело? Какая Оля?
- Не серьёзная. Вы бы по-настоящему… Вы же видите – я сам... Я не пойму. Что вы хотите от меня?
- Ого! Кто тут кого лечит? Во-первых, не Оля я, во-вторых, нужно думать, прежде чем с девушкой обниматься.
- Фу ты! Вы пошутили! Ага!
- Ничего себе шуточки!
- Я понимаю: натура женская – это тайна, динамо и все такое, но со словами же что-то делать надо?
- Сложная вещица – женская натура. Думать надо. То что-то ещё через меня шагает. Об этом думаю я. А вы о себе позаботьтесь. Пока не будет падения, настоящего большого падения, Михаил… В общем, одному из нас несдобровать. Очень долгое время я находилась сама с собой. Идеи, мысли. Все меня ело. Карантин - порочен. Болезнь духа, кажется, хуже. Сейчас, что во мне есть правдивого – Кэтери. Запомните, Кэтери! Я сейчас жива не Ольгой, а Кэтери. А теперь идемте со мной, проводите.