Ссаныч или Генеральское счастье

Чем выше лезет обезьяна,
тем больше видна её красная задница
(древняя китайская мудрость)

Нервно-пружиня генерал заскочил на этаж и широко распахнул дверь в собственную приёмную. Секретарша икнула от неожиданности, выдавив дежурную улыбку:
- Доброе утро, Сергей Ссаныч.
- Привет, Лида, что люди? Работают?
- Без Вас никто ничего не делает, ждут Ваших указаний, Сергей Ссаныч.
Генерал одобрительно кивнул головой:
- Свари кофе и сала порежь.
Ссаныч скрылся в недрах кабинета.
До начала рабочего дня оставалось пятьдесят минут. Ссаныч всегда приходил раньше, чтобы выказать служебное рвение перед министром, и держать в строгости коллектив, который, зная привычку босса, тоже заявлялся на час раньше.
 В это время он любил пройтись по собственном апартаментам, окидывая взглядом итальянскую мебель, шпонированную дорогим красным деревом, изумрудное мягкокожее кресло, из-за которого торчал шёлковый государственный триколор и флаг ведомства, рабочий стол с кожаной буйволиной серединой, заставленный внушительными приборами из бронзы и малахита, часами и гербовыми аппаратами спецсвязи, цвета слоновой кости.
Потом он подходил к стене, где под портретами президента и министра в золотой раме висел «царский» указ о даровании ему генеральского чина. Обыкновенно Ссаныч подолгу стоял, закинув руки за спину, раскачивался с пятки на носок и с носка на пятку, любовался листом с закрученной петельками подписью.  Затем снимал рамку, бережно смахивал пыль специальной тряпочкой, потом держал её на вытянутых руках перед собой пару минут и снова водружал на прежнее место.
Это был своего рода священный ритуал, соблюдавшийся ежедневно, наполнявший хозяина кабинета особой гордостью от собственной значимости.
Стать генералом являлось для него заветной и великой целью, к которой он стремился через всю жизнь. А великая цель требовала жертв, которые Ссаныч с лёгкостью приносил, ступая по головам вчерашних друзей, сослуживцев и подчинённых - нравственно было всё, что шло на пользу делу и наконец случилось желанное!

Ссаныч навсегда запомнил тот день - министр отправил его в аэропорт провожать казахского визави.  Лишь только Ссаныч провёл важного гостя в кабинет ВИП-зала, как мобильник начал разрываться и поздравления сотрясали динамик. Новоявленный генерал заискивающе извинялся перед казахом и прикрывал рукой телефон, но сын степей всё понял.
Карпеш Жапарханыч (именно так звали казаха) был мужчиной видным и властным, услышав, что Ссанычу на погоны свалилась первая большая звезда, он решил покуражиться от души. Лично откупорил водочную поллитровку, вылил содержимое в пивной бокал, и протянул его Ссанычу:
- Давай, Серёга, прописывать тебя буду! – глумливо усмехнулся Жапарханыч –              я дважды генерал – от комитета и по нашей линии, так что, считай повезло тебе с крёстным отцом!
Внутреннее ликование Ссаныча достигало апогея, в голове трубили фанфары, скрытые черти подначивали: «Давай Серёга, давай! Генерал – это не звание, это -счастье!!!» и Ссаныч дал – под цепким и насмешливым взглядом карих глаз азиата он большими глотками выхолостил бокал, заглотил ложку красной икры и, едва сдерживая желудочные порывы, по-лакейски пятясь спиной, ломанулся в туалет. Когда же он вернулся, Жапарханыч лукаво подмигнул, похлопал крестника по плечу и насмешливо процедил:
- Ма-ла-дэц! Так и скажу твоему Авдейюричу, но, если хочешь новых звёзд - в туалет больше не бегай!…

А ещё генерал любил подойти к шкафу-стенке и подолгу перебирать разложенные повсюду подарки, подчёркивающие его статус, респектабельность и выдающиеся государственные таланты. Тактильные ощущения освежали приятные моменты жизни. Ему нравилось повертеть в руках многочисленные кортики, побрякушки, ножики, плакетки, бронзовые фигурки, или пролистать очередной парадный фотоальбом, или же книгу про солдатский долг, офицерскую честь и службу Отчизне с авторской дарственной надписью.
 Особую радость доставляли Ссанычу всякие дурацкие сувениры: казацкие шашки, гетманские булавы, кавказские кинжалы, нагайки кочевников, войлочные азиатские колпаки, бараньи папахи, расшитые восточные халаты, конские подковы, водочные бутылки с похабными самодельными этикетками и духоподъёмные латунные таблички со скабрезными надписями. Всякий раз, принимая их, он радовался словно ребёнок.    Ему казалось, что все эти вещицы, наполняют его кабинет сакральным ореолом сопричастности к магии верховной власти и параксизмом собственного величия!
Сверху за устоявшейся ежедневной церемонией насмешливо взирал президент, а с высоты пониже брезгливо морщился полнощёкий министр.
Потом Ссаныч проходил в комнату отдыха, где по стенам были развешаны его многочисленные фотографии с государственными мужами.
Вот они заседают на совещаниях:на Старой площади, в Белом доме,на Охотном ряду, в Президент-отеле, вот в кулуарах шепчутся, вот руки пожимают, вот в президиумах лицами торгуют, вот друг друга медальками, да грамотками одаривают, вот под гербами да флагами стоят, вот в кортежах едут, вот на спецбортах летят.
А ещё были его дипломы и грамоты – почётного председателя, академика, профессора, члена коллегий, попечительских  советов всевозможных фондов и организаций, и даже наказного казачьего атамана.
Смотрел генерал на всё это и понимал, какая он глыба! Глыбища! Исполин духа и корифей!  Столп Государства Российского! Вот на таких как он - страна держится! 
И наполняло всё это генеральскую душу теплом и возвышенными чувствами, ровно, как и натуральный оброк  со спиртным из подвластных волостей, поступавший к нему чуть-ли не ежедневно.
Но всё же было одно угнетавшее генерала - при всей его значимости на груди не было ни одной государственной награды, пусть даже самой завалящей медальки.  Нет, китель Ссаныча был отнюдь не пустой, с левой стороны его пёстро расцвечивали разные загадочные планки, справа всевозможные звезды и знаки невероятных форм и размеров, напоминавшие орденки восточных эмиров и африканских правителей-людоедов, но это всё было не то…
Генеральское эго требовало госнаграду! Он желал её страстно и мучительно. Конечно, лучше бы сразу орден, и лучше бы с мечами, но, как бодливой корове бог рогов не даёт, так и Ссаныча награды обходили. И министр вроде не возражал нацепить на его грудь висюльку с орлом, но всякий раз представления к награде по какой-то мистической причине возвращались без рассмотрения.
Самое же дикое заключалось в том, что у его подчинённых госнаграды были, а у него нет. Это нереально выбешивало генерала, он люто ненавидел подобных выскочек и нещадно резал им премии.

Без четверти девять включился селектор: - Сергей Ссаныч, все собрались на летучку - доложила секретарша.
- Хорошо - угрюмо буркнул тот, отключил связь и подумал:
-Дебилы! Ничего не могут без меня, ничего! Ни на что не способны!  Профи себя считают, образование, мол, у них, опыт!По пояс деревянные! – Ссаныч ядовито хохотнул - Я бы из них дров наделал и лучин нащепал! - генерал заёрзал в кресле - Верно я поступил, когда запретил без меня вообще любые решения принимать! Им вообще думать воспрещается!  Трясутся сейчас, поди, придурки! Знают - унасекомлю!
Вообще он считал, что лучше всего управлять этим стадом баранов с помощью страха, и сталкивания их лбами в борьбе за его благоволение,поэтому всячески поощрял и развивал в коллективе интриги,  доносы и лизоблюдство, от тех же, кто не хотел следовать главной линии он избавлялся, либо держал на голодном пайке, регулярно лишая любых материальных поощрений и оставляя лишь голый оклад.
Ссаныч обладал ещё одним особым талантом – создавать подчинённым не проходящий геморрой и нервно-лицевые тики. Он любил по утрам собирать коллектив на бестолковые многочасовые летучки. Генерал, как-бы, подзаряжался от сотрудников, особенно, обкладывая их матюгами, не взирая на пол и возраст. Ежедневно он выбирал очередную жертву на утреннее заклание, поднимал её с места и задавал какой-нибудь идиотский вопрос. Лишь только несчастный открывал рот для ответа, Ссаныч, тряся красной бульдожьей мордой, подскакивал к нему, бешено вращал зрачками, брызгал слюной и блажил:
-Ну что ты на меня глазенапы вытаращил? Что ты мычишь? Что ты мне вкручиваешь? Запомни, если я захочу узнать твоё мнение, я тебе его скажу! Ты что забыл, перед кем стоишь? Кто у тебя начальник и на кого ты работаешь?! Так я напомню и тебе и всем сидящим...
И тут свершался следующий ритуал, схожий с шаманским камланием, без которого не начинался ни один рабочий день в его коллективе. Генерал возвращался в своё кресло, под двуглавым орлом, затем медленно поднимался и царственно озирал холопов.
- Вы все должны чётко понимать на кого работаете! Вы работаете на меня, и только на меня! Я ваш начальник! Я – начальник! Начальник!!! Выше меня только наш министр – Авдей Юрич, а над ним только Президент! Вы понимаете уровень ответственности, придурки! Между мной и Президентом только Авдей Юрич! На основании моих документов Президент принимает решения и ведёт Россию! Помните об этом и всегда думайте, кто ваш начальник! – он замирал на несколько секунд по стойке смирно, торжествующе взирая на подчинённых.

В лёгком подпитии и благодушном настроении генерал возвращался с очередного судьбоносного аппаратного междусобойчика, где снова поручкался, с такими-же как и он вершителями человеческих судьбишек, потравил дежурных анекдотцев, перетёр пару делишек, преданно улыбаясь и высунув язык, посмотрел собачьим взглядом снизу вверх в глаза большому начальству и, поймав благожелательную улыбку,  приятно шлифанул итоги дня коньяком в буфете.


- О, без двух восемь. Коля, включи Вести-ФМ – вальяжно бросил шофёру Ссаныч.
-В Москве двадцать часов. Передаём последние новости – донеслось из динамика - По информации из кремлёвской администрации Президент России Владимир Путин подписал указ об упразднении управлений по федеральным округам ряда силовых структур, в указ вошли Министерство внутренних дел, Министерство…
Ссаныч моментально протрезвел.
-Ну-ка погромче! Быстро! – крикнул он водителю, и как только тот повернул ручку, диктор огласил название его ведомства!
Генерал не верил услышанному! Не может быть! Ведь он только что был на совещании с коллегами по нелёгкой государевой службе! Ничего не предвещало! Как же так! Он схватился за телефон и принялся судорожно тыкать короткими заусенистыми пальцами в мелкие кнопки, тщетно пытаясь дозвониться до приёмной министра.
Наконец раздался долгожданный входящий. Генерал подскочил с сидения, машинально пытаясь встать смирно, больно трахнулся головой о потолок салона, скривился, побрызгал в рот освежителем, прижал телефон к уху и преданно задышал, пытаясь справиться с захлестнувшей его панической атакой.
- Сергей Ссаныч, приветствую – раздался в трубке голос министра – Ты далеко сейчас?
- Здравствуйте, Авдей Юрич! Разрешите доложить, возвращаюсь из Белого дома, принял участие в совещании по углублению межведомственного взаимодействия и координации системы электронного документооборота. Там по нашей линии было много вопросов.  Я их все снял. Вице-премьер, даже нас похвалил… - затрепыхался генерал.
- Это хорошо, хорошо – ответила трубка – ты вот, что, как вернёшься, зайди в кадры к Гущину, он тебя ждёт.
- А что случилось, Авдей Юрич? – с замиранием сердца спросил Ссаныч.
- Да ты сразу ступай к нему, разберётесь со всем, по-свойски, по-семейному, так?
- Так точно! Разберёмся! – поддакнул генерал.
- Вот и славно - подытожил министр и отключился. 
 
  Ссаныч покинул Гущина бледным и потерянным. Всё случилось буднично и традиционно цинично. Генерала посадили за совещательный стол, и без сантиментов зачитали приказ, по которому его подразделение упразднялось, а сам он отправлялся на пенсию по выслуге лет. Ссаныч застыл в кресле, не зная, что предпринять.
- Ты, Сергей, лучше бы не рассиживался у меня, а ехал к себе, вещи личные собирать. Тебе ещё дела сдавать предстоит – кадровик потрепал его по плечу.
Генерал поднялся и на ватных ногах направился к двери.
-Да, у меня для тебя ещё хорошая новость – вдруг услышал он голос за спиной и остановился. Лязгнул сейф.
- Вот, держи, поздравляю! Награда нашла героя! – Гущин подошёл к генералу и всунул ему в руки коробочку с прозрачной крышкой, под которой лежало удостоверение и заветная пятиугольная колодка в красной муаровой лентой с серебряным кружком, украшенным рубиновым крестом и двуглавым орлом.
- Хотели медаль тебе на день России вручить, но решил тебя раньше порадовать – добавил кадровик и захлопнул за Ссанычем дверь.
Генерала терзали смешанные чувства. С одной стороны - его мечта исполнилась, и он получил столь желанную госнаграду, с другой – его отправили на пенсию, вернее не просто отправили, а сплавили, слили. 
- Аппаратные интриги – мелькнула мысль в голове генерала - но возможно-ли, чтобы система работала без него? Решительно невозможно! - успокоил он себя в надежде, что завтра ему позвонит министр и предложит новое, ещё более мягкое кожаное кресло, в новом итальянском кабинете. Однако министр не позвонил. Неделя пролетела, словно в тумане.
По привычке Ссаныч приезжал на работу раньше, но всё стало по-другому. Сотрудники потеряли страх и показное уважение. В кабинетах появлялись к девяти. Не прятали взгляд, нагло смотрели в ему в глаза, на совещаниях шептались, приказы игнорировали, и вообще положили на него болт.  Всем им, в отличии от Ссаныча, предложили новые должности в других подразделениях.
Генерал собрал коллектив на последнюю летучку, утёр скупую мужскую слезу и поразил личный состав тем, что оказывается свой лексикон он подчерпнул не только из «Луки Мудищева». Расчувствовавшись, Ссаныч ударился в воспоминания о пользе, принесённой Отечеству под его чутким руководством, о том в каком душевном, прекрасном, профессиональном коллективе ему довелось поработать, и что сотрудники всегда были для него, как дети, а он для них отец родной – по лицам подчинённых блуждали глумливые ухмылки.

А потом началась пенсия и генерал вдруг осознал себя на иной планете, куда его высадил экипаж огромного звездолёта, затем космический корабль со всей командой улетел, бросив ему несколько ящиков барахла и маленький металлический кружок на красной тряпице. Ссаныч остался выживать в этом безвоздушном чуждом неуютном мире, пройдя все стадии принятия неизбежного. 
 Сперва он хорохорился, и с притворным задором, рассказывал по телефону вчерашним властным знакомым о грандиозных планах на будущее, что мол со дня на день ожидает нового назначения в администрацию, хотя и не уточнял в какую. Но дни проходили, назначения не наблюдалось, звонков становилось всё меньше и меньше, пока телефон совсем не замолчал.
А потом настала тишина. Телефон больше не звонил, никто не топтался перед кабинетом в ожидании его милости или судьбоносного указания, никто не заискивал перед ним, не бил челом, не открывал дверь, не подавал пальто, не восхищался его гениальностью,  не перекладывал  продуктовый оброк в багажник служебного автомобиля, не приносил кофе и не резал сало.
Но пугала не только тишина, пенсионный документ и отсутствие служебного мерседеса, самое страшное было вообразить: «А как они там без него?» и осознать, что жизнь как-то не остановилась и движется вперёд и тут возникало чувство гнева, скрытой рефлексии и никчёмности.
Потом Ссаныча накрыла чёрная кручина, он перебрался на дачу, освоил подаренный на юбилей самогонный аппарат, и стал всё чаще погружаться за сумеречные горизонты.
- Да пошли они все, твари, и этот мудак-министр. Я для них столько сделал, а они?! Суки!!!  -  стучал он по столу кулаком, опрокинув очередную стопку первача.                - Да, генеральская доля – тяжёлый крест, даже в запасе не отпускает! – в мутной башке Ссаныча всплыла расхожая фраза,  он осоловело оглядел наваленные друг на друга большие картонные коробки, забитые хламом, который ещё вчера заставлял волнительно трепетать его сердце.
- И куда всё это деть? – Ссаныч задумчиво почесал залысину – Пока отнесу в гараж, потом как-нибудь разберусь – решил он и, надрываясь под тяжестью самогонки и барахла, медленно поволок коробку на пыльный стеллаж к зимним покрышкам, старым запчастям и тряпкам, пропахшим бензином и машинным маслом…