Её звали Чудо

(отрывки из дневника)

…Криза! Ещё немного, и я свихнусь окончательно….
Рядом у моей постели стоит Чернышевский и спрашивает меня: «Что делать?». Ну что ему ответить на это? «Пошёл в жопу, дурак!» или «Дяденька, мне бы твои проблемы!»? Остаётся только молча пожимать плечами – не знаю мол, звыняйтэ!
Криза. Она – моя. Женский род. Третье лицо. Единственное число. Именительный падеж.
Кому сказать? Не поверит же тот, кому сказать! А ведь я был такой хороший сначала! И никаких неприятностей. Как говориться: захотелось ёжику жевательной резинки, да не ведал он, что глотать её нельзя. Слиплось у него всё внутре и умер он от запора аж иголки завяли….
Впрочем, всё ведь не с Чуда началось-поехало. Она – это лишь последняя, а потому самая яркая капля крови на подушке чахоточного больного….
У ног присел Лев Николаевич и говорит, постоянно давясь бородой: «Ты, эта, мужик, ты, чё, эта? Непротив… ление злу на… силию, вот чё, муж… ик!». Он, наконец, давится основательно и умирает, аки тот ёжик. Распространяется дикая вонища, и я слушаю что-то из Маклафлина….
Криза….

1
В Ялту ехать я не хотел. Ещё за два дня до отъезда я рвался туда и мечтал о море, а спустя всего сутки мне всё это уже опротивело. Чёрт знает почему, но было мерзко и неприятно даже думать об этой поездке. В ночь перед стартом, засыпая на своём пружинном койко-месте, я прислушивался к шумам, доносившимся из коридоров общаги, и чувствовал, что утром мне недостанет сил просто открыть глаза, не то, чтобы подняться!
Однако всё случилось наоборот. Я проснулся свежий, бодрый и жизнь не казалась теперь такой же гадкой, как накануне вечером.
Толпа студентов ломонулась на вокзал, чтобы ехать на фестиваль бардовской песни….

2
Она сказала:
- Я очень люблю людей.
- А я их ненавижу, - сказал я.
- Почему?
- Потому что они сволочи…. Все говорят: раз ты нас так ненавидишь, возьми пистолет и начни убивать. Но как же я могу забрать у кого бы то ни было жизнь, если я её не давал? Будь моя воля, я просто не давал бы её вообще ни кому!
Она тихо кивала.
- Однажды по телику видел передачу о «Гринпис», в которой рассказывали про то, как люди охотятся на детёнышей морских котиков. Лежит на заснеженном льду такой белый, тёплый, живой и чернеющими угольками глаз смотрит с экрана мне внутрь, а какая-то падла бьёт его ледорубом по голове… и растёт на белом меху пятно крови. Котёнок совсем не смотрит на пидараса, который садистски его убивает, а всё смотрит и смотрит в мою паскудную душу. Мучительно долго не выходит у него скончаться. Тоскливый и смиренный был у него взгляд. Будто так и должно быть. Будто всё правильно, всё на своих местах: он лежит, подходит Человек и убивает его…. Котёнка всё били по голове, в двадцатый, наверное, уже раз, а он упорно не отводил своих глазёнок от камеры, на которую другой любящий отец семейства всё это снимал…. Господи, почему он умирал так медленно?! Знаешь, твой взгляд очень похож на взгляд того котёнка.
Я помолчал. Было тяжело говорить об этом.
- А из его шкурки пошили шубу для какой-нибудь ****и!.. Вот тогда-то я и врубился, ради чего пацифисты бросаются под носы танкеров на надувных моторных лодчонках, устраивают демонстрации у ворот военных баз, блокируют скотобойни. Но не останавливать людей нужно, а уничтожать! Жаль только, что у меня на это смелости не хватает!.. Но ничего – скоро Земля сама за нас возьмётся!
- Убей меня, - прошептала она. Это была не просьба, а предложение.
- Ты что?
- Убей меня, чтобы любить их.
- Не надо! Молчи!

3
Мы стояли на балконе и я слушал, как шумит море. Близкое и холодное. Был март.
Что слушала или слышала она, я не знаю.
Я уже перестал дрожать после ледяного ночного купания и теперь принялся расчёсывать мокрые и солёные волосы. До сих пор поражаюсь, как мне удалось выдержать это сумасшествие (и это с моей-то застарелой аквафобией!)? Мой ужас едва ни утопил меня! Я еле-еле сумел выбраться на берег. Набегающая волна подталкивала меня вперёд на шаг, а когда она уходила назад – в море, тащила за собой, а крупная галька под ногами, кувыркаясь, усугубляла моё положение. Я был пьян. Силы покидали меня. С каждой волной я оказывался ещё на два шага дальше от желанного берега. И хотя было неглубоко, но прибой упорно делал своё чёрное дело. Я падал, бултыхался, захлёбыался, а на берегу смеясь и приплясывая одевались мои друзья и товарищи. В воде оставался только я один и помочь мне никто не мог, а звать на помощь было стыдно, ведь среди них была она – Чудо. Из последних сил я рванул вперёд и спас себя сам….
Я спросил:
- Ты хочешь расчесаться?
- Хочу, - ответила она и взяла мою расчёску, но привести в порядок свои длинные локоны ей было трудно. Они слиплись и сумбурно переплелись.
Она сказала:
- Они не густые, но спутались.
А я сказал:
- Просто к тебе в волосы угодила Золотая Рыбка!

4
- Я люблю тебя.
- Зачем ты так говоришь? – почти беззвучно спросила она.
- Не знаю. Может быть, потому что я эгоист или потому что молчать не имеет смысла, - ответил я, пожав плечами. – И ещё может быть потому, что я такой, какой есть.

5
Зачем я начал писать о ней, если писать о ней невозможно?!

6
- Ты меня боишься? – спросил я.
- Нет, - ответила она, внимательно глядя на разбивающиеся внизу о мол мелкие волны, а затем добавила: - Я себя боюсь.

7
- Знаешь, меня называют «Чудо»?
- Почему?
- Не знаю.

8.
- С одними людьми я разговариваю, с другими всё больше молчу, как с тобой.
Я не захотел выяснять почему, а просто спросил:
- Как тебе всё это?
- Что?
- Ну, эта поездка?
- Понравилось. Мне хорошо.
- А сейчас?
- С тобой?
- Нет. Здесь в комнате?
Вокруг нас были спящие смертельно пьяные люди. Где-то рядом за стеной кто-то бренчал (при этом неплохо) на гитаре и что-то вполголоса напевал, но слов я не разбирал.
- Тоже хорошо.
И я почему-то поверил.

9
- А если бы на моём месте была другая? – спросила она.
- Другая?
Я призадумался. Мне стало немножко неприятно, что она в чём-то усомнилась.
- Не знаю, - ответил я честно.
Всё же она попала в точку.

10
И я снова увидел Чудо. Я подозвал её и предложил сесть рядышком. Она улыбнулась и присела, и мы стали вместе слушать бардов. А когда в паузе между песнями я спросил её: «А сейчас ты кто?», она по обыкновению тихо ответила: «Я цветок».
- Почему цветок?
- Потому что я люблю зелёный цвет.

11
Мы вытерлись и оделись, но перед глазами у меня всё стояло и стояло её обнажённое тело, такое хрупкое и нежное, словно стебелёк одуванчика. А затем мы всей толпой отправились спать, и она вновь исчезла ненадолго. Я опять подумал, что больше она не вернётся.

12
Это было уже в Харькове.
Илюша предложил ехать к нему пить кофе и мы сели в автобус. Я понимал, что пригласил он, скорее, её одну, нежели нас двоих. На первой же остановке я сошёл и оставил всё позади.

13
Самое главное это то, что она была похожа на эльфа, хоть и оказалась обычной меланхоличной дурой…. Думаю, вся её эксцентричность была просто так.

1998