Из дневников разных лет

ПАРОДИЯ НА ПАВЛА ТЫЧИНУ

Ми йдемо мітингувати,
Навкруги кричать: “Ура!”,
Ще й розвішені плакати:
“З Першим травня! З Першим тра...”.

Не на Рейн, не на Ямайку –
Ми пошлем жидів в Ізра...
Та й на їхню та й на лайку
Крикнем дружньо: “З Першим тра...”.

В полі трактор задирчить,
Крикне ворон: “Кра, кра, кра”.
Ні, неправда, то звучить
Всесоюзне “З Першим тра...”. (1977)

***
- Ты, милая моя, зря отказываешься от такого блаженства…
Максим Петрович, режиссер московского театра, стоял по колена в воде и, черпая ладонями воду, омывал жирные плечи.
- Вода холодная, - отозвалась Иринка. Она сидела на берегу, уложив подбородок на остро обозначившиеся коленки. Была в этой ее позе театральная претензия на кокетство.
Максим Петрович, собиравшийся было поплавать, раздумал и пошёл обратно на берег.
- Прохладная вода – источник всей жизни на земле, - философствовал он. - Так считали древние египтяне. Обрати внимание: не просто вода, а прохладная вода! – И прибавил игриво: - По-твоему, египтяне дураки были, да?
«До чего же он страшненький! - думала Иринка. – Старый, толстый и весь обросший шерстью, как наш Полкан».
«Неужели я ей нравлюсь? – думал Максим Петрович. – Неужели я еще способен нравиться таким бутончикам? Ах, какой вечер!»
Солнце садилось. Потемнели вербы на противоположном берегу, и оттуда вдруг раздалась трель соловья.
- Благолепие! Бла-го-ле-пие! – Максим Петрович не спеша обтерся махровым полотенцем и стал натягивать джинсы прямо на мокрые плавки. – Божественный вечер! Божественный! В такие вечера человек вспоминает о своем единородстве со всем сущим: с этим торжественным и неразгаданным небом, с текущей вне времени рекой, с этой птахой, славящей Господа. Ты чувствуешь это? – патетически воздел он руки над головой.
- Чувствую, - ответила она.
Они поднялись на бугор, откуда сразу стала видна деревня, в которой кое-где уже зажглись огни. – А вы правда считаете, что Бог есть?
- Милая моя, ты великолепна! – от переполнившего его восторга Максим Петрович не смог удержаться и поцеловал Иринку в висок. – Ты чиста, как пение этого соловья.

В эту ночь Максим Петрович спал неспокойно: ворочался, мычал, спросонок стал целовать супругу, бормоча: «Я от тебя немею». Раздосадованная тем, что её разбудили, супруга двинула его локтем под ребра, и он угомонился на какое-то время, но потом опять полез к ней и нахлопал её по щекам. На этот раз супруга засадила ему коленом под пах.
- Уа! – взвыл он. От боли перехватило дыхание.
Когда продышался, подумал: «Наверное, давление подскочило. Так можно и умереть». (1980)

***
БОРЯ КОРЫТОВ

Утро. В телевизоре сытая сволочь – психолух – воспитывает советский народ. Говорит:  улыбайтесь, когда вам в рожу плюют.
Я высказываю суждение по поводу психологии вообще и психологов в частности, указав надлежащее географическое место в далёкой лесотундре, где их следовало бы насильственно содержать.
Фёдор, мой малолетний отпрыск, смеётся, хотя ему совсем не смешно. И его неискренний смех, и то, что он какой-то очумелый с утра, не нравится мне.
- Ты умывался? – спрашиваю.
Он не помнит. Он, видите ли, не помнит.
- Не заводись, - шипит на меня его мать.
- Ирина, - говорю я ей. – С твоей стороны это не любовь к ребёнку, а животный инстинкт в чистом виде. И в результате, должен тебе заметить, наш сын растёт плебеем!
Ненавидящий взгляд пронзает меня, гонит из дома.

Погода мерзопакостная. Небо мутное, и грязная жижа чавкает под ногами. Весь город пропах жареным луком. Орут, как недорезанные, вороны. И летается же им в такую погоду!
Иду до школы пешком. Лучше промочить ноги, чем быть затёртым в троллейбусе сморкающимися в рукава отпрысками Октябрьской революции.
 
А вот и родимая учительская. Все форточки, конечно, закрыты наглухо. Мои, прости Боже, коллеги боятся, чтоб кайф не вышел. Все они поголовно и повсечасно жрут жирную колбасу. Один историк Вася всё читает, читает, читает. Хоть он и Вася, а читать любит.
- Что, Вася, читаем? – спрашиваю. – Интересный современный автор? Это ты, Вася, врёшь. Современной литературы у нас нет.
- Любопытно, любопытно, - вскакивает Вася, - но я не согласен.
Он заводится, сыплет именами и употребляет несколько раз словосочетание «поток сознания».
 - Все те, кого ты упомянул, не писатели, а толстожопые физкультурники, - останавливаю его извержения. – Что же касается «потока сознания», то в медицине для этого существует другой термин, а именно: диарея.

Звонок. Девятый «Б» класс. Самый кретинистый класс в самой кретинистой школе. В нормальном обществе всё это стадо давно уже стерелизовали бы, чтоб не плодили себе подобных.
Вызвал к доске одного.
- Ты роман «Война и мир» прочитал?
- Не прочитал.
- А что ты, вообще, в своей жизни читал?
- «Муму».
Как трагично осознавать, что всё это скотство закончится только с моим летальным исходом.

После уроков покупаем с Васей пузырь и – в подворотне – на двоих, из горлА.
- Ну, что, Вася, с тостом или без?
- С тостом, разумеется.
- Тогда предлагаю тост: «Дрянь и мерзость всяк человек». Николай Васильевич Гоголь.
- Годится, - хихикает Вася.

Плетусь домой. С вку-усным тортиком. «Вот иду, а слёзы душать и капають…» Что, старуха, оборачиваешься? Не видала поющего человека?

Ирининой шубы на вешалке нет. А должна уже быть.
- Здравствуй, Фёдор!
Но Фёдору не до меня. Он, видите ли, тортик узрел.
- Интеллигентный человек, Фёдор, - ласково говорю я ему, - должен уметь подавлять своё вожделение. Тебе хочется, а ты не показывай виду.
- Мне не хочется, - мямлит Фёдор.
- А вот ложь ещё больший грех.
- Мне, честное слово, не хочется.
Ах, ещё и честное слово! Я гоню его прочь.
Включаю телевизор и смотрю какую-то муть.

Ирина приходит в полдесятого. От неё пахнет коньяком. По-христиански смиряю гордость и делаю вид, что не замечаю запаха и её возбуждённого состояния.
В телевизоре какая-то сволочь переживает за перестройку.

Как говаривал единственный встретившийся мне за всю мою жизнь порядочный человек: «И на наших, Боря, могильных плитах напишут: «Народ опадлился, а жизнь не удалась»». (1985)

***
Военкомат.
Мрачные люди (пришли по повесткам).
Их всех сразу зазывают в тесную комнату – сразу становится душно.
Добродушный старичок, отставник, склеротик, шутник – дурак дураком.
Кто-то открыл форточку – сквозняком сдуло бумаги, старичок заметался, ловит их, тут же пишет что-то на них – вряд ли понимает, что пишет; встаёт и уходит; вернулся, вспомнил – уходит опять.
Над ним смеются. Он над собой тоже смеётся.
Сел за стол, хочет писать, прицелился ручкой, но – раздумал, встал, забыл, что вспомнил, на всякий случай пошёл к сейфу, но не открыл, опять сел за стол, ручку жуёт.
Понял я: старик этот и есть Вилиал! А я-то думал!
Вышел – и рассмеялся.
Жалко его.
Вилиал приказал мне: с понедельника на военные сборы, сроком 6 месяцев, там-то и там-то, воинская часть такая-то. (1987)

***
Замполит учебного центра, куда я призван на полугодичные военные сборы в качестве военного переводчика, раз в неделю проводит для нас, советских офицеров, пятиминутку.
Здесь стенограмма одной из них:
- Новогодний праздник, товарищи офицеры, начнется в один час ночи. То есть встретите Новый год, как говорится, в кругу семьи, а потом приходите на танцы в дом офицеров. Я предлагал организовать безалкогольный сладкий стол, но желающих не нашлось. Еще не перестроились.
Для иностранцев праздник состоится 30 декабря. Первое отделение – торжественная часть. Начнем её под звуки оркестра, всё как положено. Второе отделение – художественная самодеятельность. Пригласим женщин-военнослужащих, так сказать, для украшения. Но, в общем, всё это называется одним словом: художественная самодеятельность. Третье отделение – лирика. Споем «В лесу родилась ёлочка» и всякое тому подобное.
Прошу, товарищи офицеры, во время праздника соблюдать примерность. Кстати, кто хочет поздравить своих детей посредством Деда Мороза, прошу сдать подарки и еще по сорок копеек на бензин, поскольку Дед Мороз будет ездить на машине.
- Товарищ подполковник, разрешите вопрос. Иностранцы должны участвовать во втором отделении в качестве исполнителей?
- Разумеется. Как всегда. У нас это дело поставлено чётко. Мы даже ливийцев смогли привлечь в своё время, хотя они очень сильно сопротивлялись. Правда, они пришли на концерт в пьяном виде, но ничего, пели. И даже кто-то из них танцевал. Усё, как положено. Правда, неизвестно, что они там пели. Но неважно. Поскольку среди нынешних иностранцев талантов немного, лучше всего организовать хор. Сделаем, как во флоте. Там собираешь всю команду ПМК и говоришь: «Ты будешь петь первым голосом, а ты вторым». И ничего, поют. С кубинцами, конечно, та проблема, что они языка не знают. Но ничего, мы их человек тридцать для массовости поставим, рот будут открывать – и то хорошо.
А теперь зачитываю знаменательные даты предстоящей недели:
19 декабря – день рождения Иосифа Виссарионовича Сталина, который сыграл в нашей истории значительную роль, хотя, как справедливо отметил Михаил Сергеевич Горбачев, имел отдельные недостатки. Именно в таком ключе вы должны провести беседы с иностранными учащимися в означенный день.
Следующая дата – День энергетика. В эту дату надо довести до сведения учащихся, сколько электроэнергии производится в СССР и рассказать о путях развития энергетики.
25 декабря – день установления советской власти на Украине. Здесь вам следует знать, во-первых, географическое положение Украины, во-вторых, площадь и население, в-третьих, основные исторические факты. Напоминаю: население Украины составляет пятьдесят запятая восемь миллионов… (1987)

***
В учебном центре по случаю приезда кубинцев торжественное собрание.
Слово предоставляется старшему группы кубинцев полковнику М.
Полковник М. выходит на трибуну, открывает папку... Что-то не так, он в замешательстве, подзывает своего помощника. Оказывается, текст его выступления забыли в гостинице. Есть только его перевод на русский язык у одного из наших переводчиков, но полковник М. по-русски читать не умеет.
Это ясно нам, переводчикам, но ни командир, ни замполит части, сидящие в президиуме, ничего не понимают.
- What? - спрашивает командир у полковника М.
- У меня, к сожалению, болит горло, - блеет тот по-испански, имитируя горловой кашель. - Поэтому мой помощник, владеющий русским, зачитает выступление вместо меня по готовому переводу.
Помощник переводит это на русский, полковник М. спускается в зал.
Помощник полковника М. читает с ужасным кубинским акцентом. Кто не знает: кубинский акцент – это когда во рту горячая манная каша. Наш переводчик должен со слуха переводить его на испанский. Так как он многих слов не узнаёт, то быстро устаёт и начинает нести околесицу. Кубинцы в неё совсем не врубаются. Советские офицеры тоже не понимают, что читает по-русски помощник полковника М. Так продолжается десять, пятнадцать минут - постепенно весь зал впадает в сонное оцепенение.
У нашего переводчика так заплелись мозги, что он забывает и о морфологии, и о синтаксисе. Вместо формы 3-го лица глагола viver («жить») он употребляет повелительное наклонение: viva, то есть «Пусть живёт», по-русски - «Да здравствует!». Вычленив это слово из потока усыпляющей речи, кубинцы вскакивают как бешеные и орут: “Viva la Revolucion!”. Выступающий таращит глаза, не может сообразить, с чего это его соотечественники так возбудились. (1987)

***
Таллин. 1988 год. Автобусная экскурсия по городу.
Экскурсовод:
- Это дом Ганнибала. Это был прадед Пушкина. Вы знаете, что Пушкин был не совсем русский. Он имел кровь эфиопа. Ганнибал был эфиопом. Здесь был его дом. А сейчас здесь Госкомцен Эстонии. Я часто бываю здесь. Когда мы приготовим новый продукт, мы несём его сюда, чтобы получить на него цену. Иногда приходится ждать два года. Если это хлеб, то не страшно: хлеб всегда модный, и сто лет назад, и двести лет назад, и сто лет вперёд. Но если это, например, женский, как это называется по-русски?.. - ну, неважно, если это женская вещь, то два года – это очень много. Вы согласны?
Когда тот или иной памятник никак не связан с торговлей, она переходит на "национальный вопрос".
- Вот солнечные часы. Они показывают точное время. Те, часы, которые у вас на руках, говорят неправду. Они показывают московское время, а московское время – это не наше время. С первого марта мы отменим у себя московское время, и тогда все часы будут показывать такое же время, как эти солнечные часы».
- Националистка! – недовольно ворчит Вася, машинист тепловоза из Конотопа. – Она нас обрабатывает. Это не экскурсия, а политинформация!
- А вот здесь, внутри церкви, похоронены люди. Возле двери могила одного парня. Он очень любил гулять с девушками. Очень много девушек от него пострадали. И вот перед смертью он попросил похоронить его в церкви. «Как так? – рассердились люди. – В церкви хоронят только порядочных, а ты…». «А вы похороните меня у входа, чтобы те девушки, которых я обидел, топтали меня ногами. И мне будет легче». Его похоронили, но никто не топтал его могилу ногами, чтобы ему не было легче». Потому что мы, эстонцы, культурные люди, не то что... Вы из Киева. Вы поняли, кого я имею в виду.
- Да они же глупые эти эстонцы! – возмущается Вася.
- Девушка плакала так сильно, что из её слёз получилось озеро. Сейчас все таллинцы пьют воду из этого озера. Летом они любят купаться здесь. Все женщины идут на пляж в маленьких бигинах. Эстонки умеют одеваться красиво и привлекательно. (1988)

***
Мой сосед по палате – учитель из Козельца.
Желая покончить с собой, он выпил уксусной кислоты. Его спасли, сделали пластику пищевода, и теперь он ждёт новую операцию. Ест он через трубочку, которая, минуя пищевод, заведена прямо в желудок.
К нему никто не ходит.
Однажды я спросил его:
- У вас никого нет?
- Есть, но я не сообщал матери. Если она узнает, что я натворил, - боюсь, не переживет.
Иногда он беззвучно плачет.
Ночью, накануне того дня, когда мне должны были делать операцию, мне показалось, что он умирает. У него были судороги. Я позвал медсестру, она сделала ему укол.
Утром он лежал, уткнувшись лицом в подушку. Голова его ушла в щель между плечами, как у черепахи голова уходит в панцирь. Мне стало страшно. Когда за мной пришли, я шептал: «Боже, помоги НАМ». (1988)

***
В трамвае жарко. Больно глазам от яркого солнца и снега. Я хочу спать. Вишу на поручне и невыносимо хочу спать. Но разве заснешь в висячем положении?
В сонном мозгу ворочается: «В городе люди потому озлоблены, что не успевают узнавать друг друга. Слишком много новых и новых лиц – человек теряется от этого, в его гены заложено, что каждого встречного он должен успеть узнать и полюбить, а как тут всех узнать и полюбить, если их так много?
Как же приспособиться к этой жизни? Как развить способность молниеносного познания людей из огромной толпы?.. Как замечательно было бы, если бы незнакомые люди могли запросто обнять друг друга! Как мне нравится, к примеру, этот юноша, какое у него волевое лицо!..»
- Ой, извините! – Оказывается я заснул на весу и попытался положить голову на плечо юноше.
Его девушка посмотрела на меня с любопытством, кажется, она готова была засмеяться.
- Имбецил, да? – Юноша покрутил пальцем у виска.
- Извините. - Я увидел, как девушка потянула его за рукав. - Вы меня извините. Я просто очень устал.
- Пить надо меньше, дядя.
- Вася, прекрати! – вступилась за меня девушка.
Я затряс головой, стараясь стряхнуть с себя остатки дрёмы.
«Как все-таки нелепо устроена жизнь в городе, - продолжил прежние размышления. – Если бы психология действительно отвечала запросам жизни, то детей с первого класса, с детского садика, учили бы навыкам жизни в городе».
- Эй, дядя, как проехать до Тбилиси? – обратился ко мне юноша. Глаза у него были злые и подлые.
- Куда? – переспросил я.
- В Тбилиси.
- В ресторан «Тбилиси»?  Это вам в противоположную сторону надо ехать. Выйдете на следующей остановке, а потом…
- Переулочками, закоулочками, - он ехидно кивал, как бы приглашая подругу удостовериться в том, что я не полный идиот.
- Можно и переулочками.
Мне стало страшно. Я боялся, что он ударит меня в лицо.
Девушка рванулась от него к двери. Он кинулся за ней и схватил за руку.
- Ты мне мерзок! – она выдернула свою руку. – Пошёл вон!
Они вдвоём вышли на остановке. Она порывалась куда-то идти, а он держал её за руку, за предплечье. Я чуть не заплакал от умиления. Троллейбус тронулся, они остались на остановке. «И в городе можно жить, - подумалось мне. - Надо просто уметь видеть хороших людей».
Очень, очень хотелось спать. (1989)

***
Взять билет на московский поезд не было никакой надежды. За семь часов, что я провёл возле кассы, очередь почти не продвинулась. Я был четыреста девятым.
В 1.20 объявили о прибытии поезда «Одесса – Москва». Я вышел на перрон. Взмолился: «Господи, помоги! Господи, помоги! Господи, помоги!». И буквально через минуту ко мне подошёл мужик в форме железнодорожника.
- Куда надо ехать? – спросил он.
- В Калугу.
- Садись пока в этот вагон.
Коридор купейного вагона был набит левыми пассажирами. Я встал напротив «Комсомольского прожектора», который рассказывал о «пяти днях, которые потрясли мир» (о московской «перестроечной конференции»).
Тот, кто меня взял, оказался начальником поезда.
Я увидел через открытое окно, как к нему подошёл негр и, умоляюще сложив руки, стал проситься взять его до Москвы.
- С иностранцами делов не имею. Ездяйте через «интурист».
Негр чуть не рыдал, но разжалобить его так и не смог.
Когда состав тронулся, начальник поезда стал распределять нас по вагонам.
Я оказался в плацкартном.
Сунул проводнику 15 рублей, он вернул мне пятёрку:
- Мы возим по государственным расценкам, сынок.
Он был пьян.
- Ты куда едешь?
- В Калугу.
- К кому?
- К жене.
- Ну вот видишь! Зачем же я с тебя буду брать лишние деньги?
Он предложил мне поискать свободную третью полку. Я прошёл весь вагон, но все они были заняты - людьми, чемоданами. На нижних и вторых полках кое-где спали по двое.
Я кое-как примостился на краешке служебной полки напротив купе проводников.
Проводник был похож на артиста Карцева. На станциях я выходил курить вместе с ним. Он ругал перестройку, Одессу, грязное море.
- А откуда быть порядку, если он уже рождается и знает, что будет министром. Если он уже с портфелем рождается!.. Горбачёв задабривает колхозников, а рабочие ой-ой-ой как недовольны!
В Хуторе-Михайловском в первом отделении освободилась третья полка. Я залез на неё и проспал до Брянска. Разбудил меня противный смех, который, казалось, доносился сверху. Смеялись две пышнотелые юные дуры. Они вели разговор на литературную тему.
- Я в Булгакове ничего не нахожу. Я прочитала всю его пятирублёвую книгу, но впечатления она на меня не произвела.
- Ерунда, - согласилась вторая.
Проснулся второй проводник и стал орать на «Карцева».
- Ты что, идиот, в чайнике делал?
- А что? Пельмени варил.
- Как же я теперь чай сделаю?
- Ничего страшного. Разве пельмени – отрава?
Две старухи одновременно проснулись и сразу заговорили о Горбачёве.
- Вот же меченый что натворил!
- Он такой же сволочь, как брат моего мужа! (1989)

***
В Калуге в плацкартный вагон сели пятеро пьяных поляков. Разобравшись с нумерацией мест, извлекли из сумок две бутылки «столичной» и закуску – полбанки аджики.
Закуска оказалась злее водки, и они к ней почти не притронулись. В Сухиничах им удалось купить на перроне буханку мерзлого хлеба. Под хлеб достали ещё одну бутылку - «выборовой».
Пьяный польский галдеж никому не давал уснуть. Когда им делали замечания, они извинялись, уверяли, что они «очень хорошие люди» - и продолжали шуметь.
Чаще всего слышалось в потоке их речи: «курва», «курва», «курва»…
Наконец один из них отключился, и его вчетвером стали запихивать на третью полку. Это был акробатический номер, исполняемый без страховки. Было много криков и пыхтения, но, в конце концов, бесчувственное тело пьяного вусмерть поляка было успешно взгромождено на верхотуру.
Пьянка продолжилась.
Двое самых стойких бузили до трех часов ночи.
Около четырех поляк с третьей полки свалился на пол. Был бы трезв, наверняка покалечился бы, а так даже не испугался как следует.
- Це я упав оттуда? Це я оттуда упав? – интересовался у меня, тыча пальцем вверх.
Другой поляк проснулся:
- Убывся? Убывся?
Я предложил упавшему свою нижнюю полку.
- Дзенькуе пана, - проникновенно благодарил меня товарищ упавшего. – Я зараз прынэсу добру каву.
- Ради Бога, не надо мне никакой кавы!
- Тоди я прынэсу пану горилки!
- Слушайте, идите вы в дупу!
- Нэхай пан нэ бэзпокоиться, - похлопал меня по плечу щедрый поляк. – Мы дамо пану цэлу пляшку горилки! Мы есть хорошие люди!
Утром у всех поляков было тяжелое пробуждение.
Как только немного очухались, первым делом съели аджику. (1994)

***
Когда заболевает врач, он становится таким же беспомощным, как и любой другой смертный.
...Павла Г. мучает зубная боль, но к стоматологу он идти боится.
- Что ты за медик, если боишься лечиться? - ругает его жена.
Когда обезболивающие таблетки перестают помогать, он прибегает к народным средствам: жуёт настурцию, полоскает зубы отваром шалфея. Потом снова ест анальгин и запивает его коньяком. От такого лечения у него пропадает сон, и он начинает принимать снотворное, которое выписал для жены.
Скоро он становится похож на наркомана: лицо вытягивается, глаза тускнеют, ноги при ходьбе заплетаются – а зуб ещё сильнее болит.
Наконец он не выдерживает и звонит знакомому стоматологу. Через час он уже сидит у него в кресле.
Знакомый стоматолог отговаривает его от наркоза, но он не соглашается ни в какую. Хнычет:
- Я не переношу боли.
- Понимаю: аллергия на боль, - подначивает его коллега.
Домой он возвращается счастливым и весь вечер ёрничает и хохмит, пока жена не портит ему настроение:
- Ты выжрал всё мое снотворное! Как я теперь засну? (1993)

***
Много месяцев он прожил один, бирюком. Но вот он встретил жену на улице. Она чуть не заплакала, увидев его неряшливого, опустившегося. Пригласила к себе выпить кофе.
В этот вечер он был воодушевлён и остроумен, как в молодости. «Неужели всё ещё может наладиться?» - думал он, заедая кофе эклером.
Спать она его уложила в кухне, на раскладушке.
Утром он проснулся с ощущением детской радости. Так же, как в детстве, пылинки сновали в луче, пробивавшемся сквозь щель в занавеске.
Услышав, что жена прошла по коридору, он поспешил к ней поделиться радостью – и увидел на её лице слёзы, и во взгляде её была та же тоска, что и раньше.
Иллюзии бывают смертельны. Тлеет, тлеет уголёк, и долго так может тлеть, но вот вспыхнул, воспламенил его зачем-то опять огонёк – и нет больше уголька, осталась от него щепотка серой золы.
В этот день он повесился. (1995)

***
Собрались украинские академики и члены-корреспонденты в неформальной обстановке. Выпили, закусили и, как водится, заностальгировали по семидесятым - восьмидесятым. Вспомнилось одному из них, как он заседал в государственной комиссии по определению возраста Киева.
Хозяином Украины, первым секретарём ЦК КПУ, был в то время Щербицкий. И вот однажды вызывает он к себе академиков и говорит:
- Это непорядок и позор для науки, что столица Украинской Советской Социалистической Республики не знает своего возраста. Мы должны устранить недочёт и создать комиссию.
Через какое-то время комиссия собирается, и на ней излагаются разные версии о времени основания города. То, что Адам был киевлянином, тогда ещё не обсуждалось, до этого открытия национально сознательная наука дойдёт значительно позже. Но разнобой уже был заметный. Некоторые считали, что Киеву не больше 1100 лет, другие готовы были накинуть пару столетий. Так дошли до 1700 лет, это число озвучил академик Пахомов. За этот масксимум и решено было бороться в Москве, где высочайшая из комиссий должна была принять окончательное решение. С тем президент АН УССР Борис Патон и отправился в белокаменную.
И вот он звонит оттуда Щербицкому:
- Владимир Васильевич, 1700 нам не дают. Дают не больше 1500. Соглашаться мне или будем дальше бодаться?
- Ладно, на полторы тыщи лет согласимся, - ответил Щербицкий. - Но ни годом меньше.
Так Киев стал полуторатысячелетним городом.
Посмеялись академики, поподначивали коллегу, который был участником той комиссии: как же ты, мол, позволил украсть у Киева два полных столетия?
- А я, между прочим, согласен с Пахомовым, - серьёзно ответил тот. - Вы же уподобляетесь нашим недругам из-за границы. Сообщу вам, невеждам, достоверно установленный факт: когда Киев уже был цветущим городом, в Париже месили грязь полудикие люди, а на месте Лондона выли стаи волков.
- Это как же мы жили эти 1500 лет, - задумался вслух один из присутствующих академиков, - если у нас, таких тогда процветающих, до сих пор по улицам рыщут стаи волков?
- В самом деле, - поддержали его коллеги. - Рыщут и воют истошно: "Украина понад усэ".
- Таки гуляют, и это парадоксы истории, - согласился участник комиссии. (2018)