Отец

        Памяти отца моего, Михаила Ивановича Апалькова, посвящается


        *   *   *


        Эпиграф

        «У меня был такой странный случай. Я стоял в нашем саду - у нас было двадцать семь соток – и расчищал тропинку, как велел мне отец. Вдруг раздается голос: «Обернись, посмотри. Никогда больше этого не будет». Никого рядом нет, пустой сад. Я обернулся и посмотрел. Позади меня была терраса, на ней бабушка и мама пили чай с малиной. Ну и что? Странно.
        Совсем недавно я приехал туда опять. Зря, не надо было приезжать. Встал на то же самое место. Обернулся и посмотрел. Все так же, та же терраса. А бабушки и мамы нет.
        Вот, наверное, в этом все дело...
        Очень хочется вернуться...»

        Олег Басилашвили


        *   *   *


        Отец мне запомнился годов с двух. Мне кажется, что именно с этого возраста я его помню. Большой, всегда в фуражке, неразговорчив. Он строил дом и я наблюдал за ним со стороны. Он обтесывал топором обрезки бревен и вставлял их в простенок – забирал стену.
        Я боялся отца. Он всегда был строг. Но никогда меня не бил. Даже не ругал, скажет в сердцах: «Ээх!!!» И этого было достаточно, чтобы я усвоил урок.
        Однажды он посадил грушу, она росла долго. Наконец появились на самой вершине две грушки. Отец терпеливо ждал, когда они созреют, переживал, если был сильный ветер. И в какой-то момент я решил, что пора. Длинной палки не хватило и я привязал к ней ещё одну. Долго мучился и наконец обе груши упали к моим ногам. Укусив одну, я разочаровался. Понимая, что возмездие неминуемо, спрятал плоды в старое ручное точило и пошёл на луг к бабушке, она пасла корову. Вскоре я заигрался и забыл о своей проделке. И вдруг слышу: «Что-то Мишка не с добром идёт». Оглянувшись, я обомлел. С суровым лицом и пронзительным взглядом отец шёл прямо на меня. Ничего не говоря, он схватил меня за руку и молча повлёк за собой домой. Я едва поспевал за ним, оглядывался на бабушку, ожидая от неё защиты. Отец привёл меня к точилу, извлёк из него груши и грозно спросил: «Что это?! Это что, я тебя спрашиваю?!» В ответ я лишь рыдал и ждал худшего. «Ээх!!!» - выругался отец и, оставив меня, ушёл. Этого хватило, чтобы впредь я не делал опрометчивых поступков.

        Отец частенько выпивал. Но для меня и сестры это был праздник! Он становился сентиментальным и беспомощным. Алкоголь на него действовал расслабляюще. Он ник головой и плакал. Вначале, помню, приговаривал: «Немцы, гады! Убили отца!» Потом, пока я не вырос, он плакал и твердил: «Сашк, учись! Учись, сын!» Меня это раздражало. Казалось какое-то бессмысленное наставление. Но теперь я понимаю отца. В его годы ему некому было так сказать – он сам вырос без отца и получил образование всего 9 классов. И, говорят, хорошо учился. У него был красивый почерк. Но повелся не с теми ребятами и бросил школу. Отслужил армию. Пришел в колхоз разнорабочим. Это летом. Зимой работал скотником. Вставал в 4 часа, одевался в бурку, валенки, шапку и уходил в ночь. Возвращался в 8. В метели всегда шёл мелким шагом, чтобы я в школу шёл по его следам. Потом в обед уходил вновь и возвращался вечером. Я бывал у него, работа тяжелая. Надо было грузить солому, силос на сани или телегу и развозить этот корм на лошади скоту. В коровнике грязно и вонюче. Домой возвращался весь пропахший силосом.

        Он никогда никуда не выезжал. Единственный раз ему пришлось поехать через всю область, за 200 километров от родной деревни - в город Рыльск, проводить меня в армию. Он не умел общаться с ребенком. И как-то неумело проводил меня, то ли пожал руку, то ли приобнял. Что-то сказал. Типа «Ну, служи там…» Он не мог больше ничего сказать и не мог выразить свои чувства. Не потому, что ему нечего было сказать или не было чувств. Конечно были. Он был хорошим отцом. Но он не знал, как это делать. У всех деревенских был комплекс на проявление доброты. И он страдал этим.

        Он даже стыдился своей боли. Помню на пилораме ему упало на ногу бревно. И он лежал дома на кровати, на которой они спали с матерью, и с трудом сдерживал стоны. Он никогда раньше не лежал на этой кровати днем. Поэтому для меня такое событие воспринялось как выходящее вон за рамки. Я еще не ходил в школу. Стоял перед ним и смотрел. А он стонал и просил меня: «Оооххх! Поговори со мной, Саша». Я понимал, что надо что-то сказать и не знал что. Спросил: «Больно?» А он ответил: «Оооххх, больно…» Потом он поправился, но долго прихрамывал.

        После армии я изъявил желание работать в милиции. Родители хотели видеть во мне агронома. Или хотя б механика – до армии я учился в Рыльском сельхозтехникуме, оттуда и был призван на службу. Отец воспринял мое желание с недовольством: «Там ни одного хорошего человека нет!» «Я буду первым», – ответил ему.
        Поработав три года, решил поступать учиться в юридический ВУЗ. Казалось, что время уже ушло и ничего не получится, отец махнул рукой: «Никуда он не поступит».

        Я подал документы в Волгоградскую Высшую следственную школу. Сдал успешно и был зачислен. Родителям после каждого экзамена посылал телеграмму с оценкой, а последняя: «Зачислен слушателем Высшей следственной школы МВД СССР». Когда отцу передали телеграмму и он прочитал её, он заплакал.
        Потом я приезжал. Он мною гордился, на радостях выпивал и это длилось, пока я не уеду. Я злился на него. В очередной отъезд, а был уже на третьем курсе, ехали рано, часов в 6 утра, был ноябрь 1991 года, меня подвозил к автобусу друг Серега на колхозном ЗиЛе. Он знал наши отношения с отцом. Молча остановился напротив фермы, где работал отец. «Пойдешь?» - спросил он. «Нет, - ответил я, - Он меня две недели в пьянке не видел и сейчас я ему не нужен». И мы поехали.
        Я тогда слукавил. Я хотел к нему зайти, но внутренне считал, что должен проявить какую-то взрослую гордость и тем выразить отцу протест.
        Как глупо это было...

        А 24-го пришла телеграмма: «Приезжай срочно, умер папа».
        Был шок: как так?! В нашей семье при мне не было смертей. Умирает кто-то, но не мои близкие! И не верил, пока не увидел отца на оцинкованном столе в морге. Санитар не хотел готовить тело, пока не привезли ящик водки. 
        Хоронили поздно. Долго ждали батюшку, музыкантов и похороны затянулись до вечера. Я шел за машиной с гробом по слякотной дороге, о чем-то думал, но наверно не о том, что я не попрощался с ним при жизни. Об этом я стал думать позже. Спустя лет 10-15. Что мне стоило зайти? А может он меня ждал? Может сказать чего хотел? Да и если даже не хотел, – я не сказал ему прости. Не сказал спасибо, что не пошел по наклонной лишь потому, что он был строг со мной и я его боялся. А надо было сказать. А теперь некому. Некому сказать спасибо, что дал мне навыки в ремесле. Он не учил, как держать топор, но я видел, как он это делал и всегда, когда брался за какой инструмент, вспоминал, как его держал отец. Он ведь, хоть и выпивал, но все по хозяйству делал сам. Построил дом, постройки – все было красиво и стоит до сих пор, хотя его нет уже 30 лет. 
        И теперь, когда самому уже пора «подбивать бабки», когда сам трижды отец взрослых детей, хочется сказать, запоздало, но сказать… Спасибо, отец… И прости...


        Ноябрь 2021 г.