Интернатская любовь

Рассказ издавался в Альманахе "Неволя"

--Натаха! – орал труд инструктор откуда-то изнутри коровника – Ты куда лыжи навострила? Я же тебе сказал  – еще двух коров подоить!
–  У меня своих пять – ныла Натаха.-- Мне их три раза в день подоить и почистить...
–«Своих пять!» —передразнил бригадир -- У всех свои! Вон у Маугли семь и ничего, справляется. Я ей еще одну дал...из этих, из лишних...
Натаха молчала и, судя по всему особым желанием не горела брать еще две коровы. Ты только раз их подои, так с тебя уже не слезут...  Так и оставят в стахановцах. Добро б платили чего-то! А то пять своих коров подоить бесплатно и еще чужих две! Так и доить-то заставляют вручную: доильный аппарат дороже труда  пациента.
– Давай-давай, чуни напяливай и вперед! – торопил ее трудинструктор – Или босиком внутрь пойдешь?
– Потом этих коров раскидаем по пациенткам! – успокаивал он Натаху уже в коровнике – Этих влюбленных отловят и все успокоится. Сама все знаешь...
Натаха знала.
...Интернатбыл смешаный – мужской и женский. Но отношение полов запрещены под страхом наказания. И хоть живут в разных бараках и по разным углам территории намеренно разбросаны, а на работе-то все равно сталкиваются. Наказание за любовь одно – закрытый корпус или психушка. А очень влюбленных по разным интернатам раскидывают. Или чего проще – недееспособными через суд объявят. А интернат опекуном назначат. Тогда уже все по закону – зачем дураку семья, пенсия и прочие блага? А то все умные – сразу им комнату отдельную подай!  А работать кто будет??
У Андрюхи Бобыкина с четвертого барака, Бобы, такая вот  история приключилась. Его давно из детдома привезли: обжиться в интернате уже успел, должность конюха занял. А тут Таньку с того же детдома доставили. Он ее лет на пятнадцать старше был, но все равно же--с одного детдома! Как родственники... Просмотрела тогда Мама-старшая, когда между ними любовь закрутилась, а когда вспохватились—поздно было: Танька уже с пузом ходила.
Бобу хитростью в закрытку заманили, укололи аминазином и заперли – чтоб препятствий правосудию не чинил. И Таньку тоже укололи и в беспамятстве в район на аборт утащили. Хорошо не стерилизовали, как некоторых... Но Мама тогда на весь интернат орала:
– Я бы вам вообще всем позашивала!
Потом все потихоньку успокоилось и прежние места заняло: Бобу на конюшню вернули, а Таньку подержали в карцере месяц, покололи нейролептиками и на коровник отправили. Но коровник с конюшней на скотном дворе рядом...
Через полгода Мама на Танькин живот снова внимание обратила и заподозрила неладное. Но на носу были праздники, потому мер серьезных не приняли. Лишь Таньку в «клетку» заперли.
«А Бобыкину что? Он за праздники не родит! А после праздников мы и ему узлом завяжем!»
Однако Боба думал иначе.
Испугавшись за Таньку, что они и на этот раз оборт сделают или, чего доброго, стерилизуют, он сделал все, чтобы помешать этому. В котельной, у слесарей, взял ножовку по металлу, с пожарного щита снял лестницу. И полез на второй этаж окно в карцере пилить. Две полотна сломал но всю решетку раскурочил—чтоб Танька пролезла. Спустились вниз. А дальше-то что? Все равно утром закроют! А ему еще и почки за инициативу санитары отобьют. Иного выхода не было – только в побег. А там уж чего будет! Но на интернат, директора, на Маму Боба был злой и просто так уходить ему не хотелось. Раскрыв двери конюшни нараспашку, выгнал неспутанных лошадей в поле :
--Пусть побегают и половят!
Хотел то же самое коровнике сделать, но Танька коров в обиду не дала.
После этого кустарником, не по центральной алее двинулись к Танькиному бараку – чтобы хоть что-то из вещей забрать, а то растащат. А как стемнело, обошли празднующий поселок и двинулись в сторону города.

...Натаха гремела подойником и что-то ворчала себе под нос, но ослушаться не посмела – запрут в «клетку» или на закрытый корпус переведут. За нее не за Таньку--заступиться некому...