Отголоски

      Улица катила мимо него. Время – как раз после окончания рабочего дня. Между почтамтом и супермаркетом от тротуара метров на тридцать втиснулись два туевых дерева. Он стоял в тени и курил, поглядывая на поток улицы. Троллейбусы и легковушки проезжали медленно, периодически стопорясь (час пик), а прохожие бежали, бежали с какой-то сосредоточенностью обреченных на лицах. Ждали каждого послерабочие дела: посещение супермаркета, приготовление ужина, просмотр очередной серии по теле… Мало ли ещё куда, по каким-то совсем обыденным послераборчим делам бежали. И ему тоже следовало бы поторопиться по тем же делам. Но он стоял и курил. И хотя он знал прекрасно почти всё, и по каким делам они торопятся, про прохожих, но задние мысли, борясь с обыденностью, делали своё дело, расшатывали примирённость его перед обстоятельствами: вот, бегут они, прохожие, конечно, они счастливее его все, у них у всех жизнь, конечно, намного интереснее его жизни, у них и зарплата больше и работа у них у многих творческая, по душе, и сложная очень у некоторых, остаётся ему только позавидовать им и ему, слегка болвану, такой работе никогда не обучиться и не справиться с ней. И после работы они отдыхают весело. И, вообще, все они удачливее и прочее, прочее…
      Он закурил впервые за последние много лет и, конечно, немного прятался среди туй, чтобы не увидели знакомые какие-нибудь. Все знают, что он не курит и, непременно же, встретив его кто-нибудь из знакомых… Ну неловко ему самому, чёрт его знает… Объясняться, наверное, нужно будет. По каким-то меркам живём. Не куришь – значит, не куришь и нечего показывать свою, хоть и мимолетную, порочность.
      Он курил тайно. И каждые полминуты вскидывал руку, согнутую в локте, вперёд, чтобы высвободить циферблат часов от рукава куртки. Подыгрывая своему тайному курению, он был как тайный агент. Вот, сейчас докурит по положенного, отмеренного с точностью до секунд ему времени и ринется совершать экстраординарные поступки, подвергая себя, может быть, и смертельной опасности.
      Он докурил и побрёл.
      Добрёл до парка. Посидел на скамеечке. После парка он выбрел вдруг к «Заре». Хоть и знал, что к «Заре» выбредет, но потом эту мысль упустил и получилось, что – вдруг. Захотелось увидеть Ларису. Просто увидеть.
      Мамина подруга пришла вместе с дочкой, семилетней девчушкой, только после детского сада, готовой первоклашкой, в гости к его маме. И оставшись наедине, Лариса вдруг сказала одиннадцатилетнему Андрею:
      – А угадай, какого цвета у меня трусы?
      Андрей, естественно, смутился.
      – Хочешь, покажу? – и, не дожидаясь ответа, задрала платьице.
      Трусы были белые в горошек. Так и познакомились. Веселой она была девчонкой.
      А став взрослой, окончила в Питере институт культуры. Последний год Лариса – директриса кинотеатра «Заря». Замужем. Да и Андрей женат.
      Связывало их не до конца уясненное Андреем влечение. Дружба-полулюбовь какая-то.
      А почему они не поженились? А фиг его знает. Сложилось так. Она ведь терялась на некоторое время. В Питер уезжала…
      Минут пять они с Ларисой целовались, пока не постучали в кабинет.
      У них в кинотеатре была своеобразная система оплаты. Зарплата была постоянной. На окладе они. А вот премиальные… Кинотеатр был на городском бюджете. Но если за месяц не набирали определённую сумму – не было премиальных. Не выполнили план – как сказали бы по старинке.
      Обеспокоенная кассирша выдала прогноз невыполнения плана, через час с небольшим последний сеанс, не идёт народ: выбить не смогли хотя бы на последний день месяца, сегодняшний, новый американский боевик. А обидно-то действительно! Не хватало-то совсем чуть-чуть.
      После прогноза кассирши Лариса остыла, засела за стол с какими-то выкладками. Вот что ему в ней нравилось: он мог делать с ней всё что угодно, а она сидела и занималась своим делом. Золотой характер. Он присел рядом с Ларисой, руки запустил под кофточку, поглаживал... а потом вообще снял бюстгальтер. Она, кажется, и не заметила. Он поглаживал налитые груди (этого не отнять), ощущая приятнейшее умиротворение.
      Всё же он её раззадорил. И забота с души её спала: кассирша позвонила по внутреннему телефону: курсантов пригнали – будет план! Лариса немного ошалела, притянула к себе Андрея – дыхание спёрло. Красивая, соблазнительная, сильная женщина (а его жена жалуется, что ей и одеяло тяжелое, давит…).
      Расцеловались они с Ларисой на прощание. Побрёл он домой. Но домой не хотелось. Он брёл домой спать. Забрёл во внутренние дворы, услышав перебор гитары, присел на скамеечку, прислушался. Из репертуара Булата Окуджавы исполняли. Помнят, значит, его в наше время. В затемнённом силуэте мужика на соседней скамеечке узнал он своего заводского приятеля Петю Стадниченко. Они обрадовались друг другу. Петя был бригадиром у заводских электриков. Начальство всерьёз называло его «энергетиком», потому что он со специальным техническим образованием. Пете нравилось, когда его называли «энергетиком». Андрей как-то прочувствовал этот момент и продекламировал однажды Пете из Маяковского:

Он был
монтером Ваней,
Но...
в духе парижан,
себе
присвоил званье:
«электротехник Жан»…

      Слушали они окуджавовские песенки под гитарный перебор (из раскрытого окна на третьем этаже) и тихонько переговаривались.
      Петя тоже замечательно играл на гитаре. И пел.
      Петя слыл чудилой. Но странноватым он стал специально. Отвлечься чтоб от того, что тяготило, так доверившись, признавался Андрею. Был он прежде очень серьёзным даже. Но влюбился, за длинным рублем когда поехал в Якутию. Были планы на женитьбу, но что там произошло в дальнейшем, почему он расстался со своей девушкой, то ли она встретила бывшую любовь, то ли ещё чего, но расстались. И очень уж Петя переживал. Не было интереса к жизни. Доверился он Андрею и рсссказал всё это. Давно уже. Через несколько лет он вроде и благополучно женился. Чтоб не остаться одиноким в этой жизни, – рассказывал Андрею. Ребёнок родился. Но помнил её. Ту, из Якутии. И однажды получил письмо. Не электронное. Бумажное. В конверте, как раньше, с листиком бумаги, на котором было лишь одно слово написано: «Помню». Без обратного адреса. Конечно, он понял, что это от неё письмо. И вновь воспоминания нахлынули.
      Ребенок, дочка, подрастал. Очень был Петя привязан к ней. Жизнь вошла в колею. Да и жена очень хорошая Пете попалась. Иногда, правда, возвращаясь домой, изрядно выпив, становился он в позу в коридоре и артистично декламировал перед женой из чуть исправленного на свой лад Высоцкого:

Мне надоело быть рабом у призрачных надежд
И поклоняться идолам обмана!..

      И шёл спать.
      Жена улыбалась и заботливо поправляла ему одеяло.
      Сидели они на скамеечке душевненько так. Петя был легонечко выпивши. И, наверное вспомнив, что он все же чудила, сказал Андрею:
      – А погляжу я, кто ж так чудненько Окуджаву исполняет, – и полез на дерево, акацию.
      Добрался он до уровня третьего этажа. Андрей наблюдал за ним. Вроде уже и минут пять прошло, но он не спускался. Петя вдруг перебрался с ветки акации на балкон открытый квартиры, примостился там в уголочке и затих. Андрей подумал, не заснул ли. Но нет. Закурил Петя. Огонёк от зажжённой сигареты мерцал в тёмном углу балкона. Но, очевидно, сигаретный дым выдал Петю. Приоткрылась дверь из квартиры на балкон. В луче света Андрей увидел девушку. Та, заметив Петю, вскрикнула и вбежала назад. Петя –
за ней следом.
      Минут десять ещё просидел в неведении Андрей (как же там разрулилось-то в квартире), пока не раздалось из окна разухабистое Петино пение под гитару:

Начинаем представленье,
Начинаем песни петь.
Разрешите для начала
На хрен валенок надеть…

      Понял Андрей, что с Петей всё в порядке, посидел немного, послушал похабных частушек в Петином исполнении и пошёл домой.
      Что там происходило, Андрей узнал у Пети на работе на следующий день. Петя рассказывал, испугались они, конечно. А он, коротко стриженный ко всему, войдя в комнату за девушкой, сказал: «Да не бойтесь, у меня паспорт есть», – и выложил на стол паспорт. (На главпочтамте денежный перевод получал, поэтому при нем паспорт был.) В комнате трое их было: мужчина молодой, который пел и играл, девушка и её мать. Молодой человек как бы делал предложение девушке. Познакомился вот только с мамашей… и настрой у них был торжественно-праздничный. А Петя им говорит:
      – А хотите, я вам картошки наберу?..
      Это, когда он перебрался с ветки дерева к ним на балкон, заметил на балконе нижнего этажа разложенную картошку, сушилась, что ли…
      Короче, познакомились…
      Договорился Андрей с Петей после работы в баре посидеть, подушевничать.
Вышли вместе с работы. Расположились в приличном баре слегка в отдалении от работы, с названием «Неодиозные личности». Порассуждали про эти самые «личности», так и не уяснив окончательно, что сие означало бы… Что за название?..
      Тут в бар зашёл Денисов. Лет шестидесяти мужик с их завода. Начальник ОТК. Чем-то озабоченный. Подсел к Андрею с Петей за столик. Думал-думал, заказал коньяку сто пятьдесят грамм. Выпил. Молчал долго. Взлохмаченный какой-то. Несмотря на возраст, был он с густой шевелюрой и не седой вовсе. И вдруг выдал: «Классную руководительницу свою я трахнул вчера. Случайно встретились… Слово за слово… И вот! Мы, старшеклассники, млели от неё… Что ж она творила! Говорю ей: «Ну вы даете, Людмила Сергеевна!..»
      И сообразили они еще коньяку на троих, и еще, и еще. И сидели долго и душевненько…