Рассказы бывшего заключённого 9. Картонажка

После карцера прошла неделя, жизнь на больничке протекала без приключений, повторно попасть на кичу желаний не возникало ни у кого.
 
Однажды, после завтрака открылась кормушка и мне сообщили:
- Беляев, собирай свои вещи, через час на выход.

И вот опять меня гоняют по сборке, шмоны, баня, каптерка, временные камеры похожие на трамвай. После двухчасовой бегатни, сдал свою вольную одежду на склад, переоделся в серую робу, лагерные коцы и держа в руках матрас и баул, я шагал по малолетнему корпусу, расположенному отдельно, внутри территории тюрьмы Матросская Тишина.

Четверка

Четвёртое крыло - Картонажка, так называли малолетки четвёрку.
И вот я перед камерой с номером - 4.5, чувствую как потеют мои ладони, нервы натянуты до предела. Вот этот миг, которого боятся все малолетки, заход в камеру. Что ждет меня там? Что за ребята там сидят?
Корпусной открыл дверь и я вошёл в камеру.
 
Как только за моей спиной захлопнулась дверь, я поздоровался с пацанами и услышал доброжелательные приветствия. 
Камера была большая, думаю, что около тридцати квадратных метров. Вдоль правой стороны стояли четыре двухъярусные шконки (кровати).
Одно место было свободно, я бросил матрас на свободное место и продолжал изучать камеру. С левой стороны, возле параши стояла отдельная двухъярусная шконка, свободная, никем не занята.

- Значит опущенных нет.
Подумал я

По центру стоял длинный стол с лавками по бокам, человек на десять. Между оконных решеток, висела большая полка для продуктов, стены были выкрашены в темно синий цвет.

Атмосфера в камере была мирная, без приколов и прописок. Я рассказал, что поднялся с больнички, что уже успел побывать на киче и опять на больничке.
Разговор шёл легко, в основном мне никто ничего не объяснял, многое я уже почерпнул, от Толяна второхода, да и на воле, половина моих друзей побывало в местах не столь отдалённых. Если мне было нужно, то задавал вопросы и мне разъясняли....

Знакомство с сокамерниками

В камере,в левом углу на нижней шконке, сидел взросляк, его звали Юра, на вид ему было лет пятьдесят. Не знаю, как он попал к малолеткам. Тайна покрытая мраком…

Юра сидел уже четвёртый раз. Пацаны знали, что к малолеткам, обычно сажали взрослых и только первоходов. Но Юра был весёлым малым, он научил нас отплясывать чечетку, плюс каждый вечер рассказывал нам про зоны и арестантов.

(Механизм отбора взросляков был примерно таким: некоторым взрослым предлагали по прибытию в СИЗО, пойти старшим к несовершеннолетним, смотреть за порядком, может даже и постукивать, не знаю, никогда не был в их шкуре. По всей малолетке было около восьмидесяти взросляков, сидящих по всем девяти крыльям малолетнего корпуса.)

Рядом с Юрой, в одном проходе сидел упитанный парень, небольшого роста, весь синий, в наколках. Звали его Витя, легенда малолетних преступников в середине семидесятых. Он сидел под следствием уже полтора года. Витя "Колесо" - его погоняло. Он и правда был круглый как колесо... Витю знала вся малолетняя тюрьма Матросской Тишины.

Рядом с ним сидел Коля, его тогдашний дружок, такой скользкий тип, еврейчик с подхалимажем. Всего в камере вместе со мной, обитало восемь человек, семь малолеток и один взрослый.
В первый вечер, я познакомился со всеми пацанами. Проговорив, до отбоя я знал уже многое, также узнал почему четвёрку малолетки называли Картонажкой.

Оказывается на четвертом крыле подследственные работали, клеили коробки и для этого всех водили в специальный цех, где стояли длинные, специальные столы для сборки коробок. Там собиралось до семидесяти человек. По желанию, взрослые тоже могли там работать.

Малолетки работали по всему корпусу для несовершеннолетних, на всех девяти крыльях, только в отличие от картонажки, на других этажах работали в камерах. Там клеили конверты и за это даже приплачивали. На конвертах по трёшке в месяц, а на коробках платили больше, до шести рубликов.

Узнал я так же, что в камере нет шныря и дежурят по очереди, исключение было у взрослого и у Вити Колеса, он был в большом авторитете. Еще мне объяснили, что все дачки и ларьки идут на общак, что хавчик делится по-равному на всех, в независимости, приносят тебе родственники посылки или нет. Прям "Коммунизм", а не тюрьма....
После отбоя разговоры все стихли, я после шмонов и пробежек по сборке, был сильно усталым и провалился в глубокий сон.

Картонажка

В шесть утра следующего дня, прозвучал во всю мощь ненавистный гимн Советского Союза.

(Когда тебя будят в шесть утра, да ещё каждый день включают радио на всю громкость, стоящее за решёткой над дверью, а ты не можешь отключить его, то в тебе начинает накапливаться раздражение, которое со временем кристаллизуется и превращается в лютую ненависть).

Утром на завтрак, всем дали пшённую кашу, пайку белого хлеба, сахар и чай. Дежурный сокамерник порезал тюремной алюминиевый ложкой, заточенной под нож, колбасу из очередной посылки, разложил сахар и сокамерники весело застучали веслами, уплетая тюремную пшенную кашу.
После завтрака стали собираться на работу.

На картонажке нас рассадили за столы и закипела работа. Если честно, подобный труд не приносил большой радости, работа нудная, монотонная, в цеху сильно пахло казеиновым клеем, курить было нельзя, приходилось терпеть до прогулки.

В одиннадцать часов работу закончили, и целая толпа малолетних арестантов, отправилось в общий прогулочный дворик на крышу.

На прогулке нас было человек восемьдесят, включая взросляков с каждой хаты. Я знакомился с разными пацанами, всматривался в лица, все надеялся встретить кого-нибудь из знакомых, но это случилось только через четыре месяца.
Первый день моего пребывания на четвёрке, ничем примечательным не отличился.

(Малолетка, отличается от взрослого режима разительно, там больше безголовых отморозков. Думаю, что большинство становятся опущенными на малолетке, по беспределу. Если ты не постоишь за себя, пасанёшь или спустишь кому-то, то тебя будут чморить и в результате можешь оказаться в стойле или пойти на суицид.)

Есть поговорка, которая чётко характеризует, как надо вести себя там: "Всех грызи или лежи в грязи"
 
Помню, как среди малолеток существовал такой прикол, очень похожий на то, как мы делали в детстве. Помните была такая фраза "За испуг - саечка"? Думаю, что да. Так вот, на четвёртом крыле это называлось "отвесить менжа".
Частенько бывало, что на прогулке подходит какой-нибудь дрыщь и резким движением руки пытается тебя напугать. Естественно у тебя сработает инстинкт самосохранения и ты по неволе дёрнешься, отпрянешь назад и сразу услышишь:

- Чего менжуешься? Менжика получи.

И по негласному правилу (не знаю каким идиотом это придумано), ты должен подставить свой лоб, что бы тебе пробили менжа.

Техника пробивания очень проста, кладут пятерню на голову в районе лба, со всей силы оттягивают средний палец и отпускают его. Некоторые товарищи, так наловчились, что могли одним ударом смять алюминиевую тюремную кружку, а если по лбу пробьют, то на лбу может выскочить большая шишка.

Я писал уже раньше, что на картонажке, после завершения работы, мы всем гуртом, толпой 70-80 человек, отправлялись гулять в прогулочный дворик на крышу.
Представьте сколько отморозков в одном месте, пространства мало, сто квадратов, не больше, прогулка длится два часа и вот ходит какой-нибудь борзый малолетка, задирается и ищет жертву.

Был у нас такой борзый отморозок, Юра из камеры 4.8, любитель менжи отпускать.
В то время я только поднялся с больнички на четвёрку и ребят знал ещё не многих. И вот однажды, стою у стены, покуриваю сигареты "Прима", думаю о своём....

Недалеко от меня скучковались взрослые и о чем то ведут разговор, многие ходят по прогулочному дворику, назад - вперёд, прогулка в самом разгаре.

Вдруг передо мной выросла эта борзота, Юра из соседней камеры. Тогда он уже сидел месяцев пять на четвёрке. Этот тип резко с имитировал движение похожее на удар вниз живота. Я был расслаблен и не ожидал такого поворота событий.
Инстинктивно дёрнувшись, отпрянув назад и тут же услышал:

- Чего дёргаешься, менжуешся? Получи ка менжика, такой положняк...

И тут же отвесил мне сильным, натренированным пальцем, щелчок по лбу. Шлепок был таким сильным, что по всей голове прокатилась волна боли, открыв глаза я увидел ухмылку этой твари. В этот момент я сделал точно такой же резкий жест в его сторону. И о боги..., он так же, как я дёрнулся в сторону. Теперь уже я, без всяких объяв, залепил ему менжа между бровей.

Наша дуэль привлекла внимание других пацанов, стоящих рядом. Сразу зазвучали смешки и подколки в сторону зачинщика.  Лицо Юрика стало наливаться кровью, он резко толкнул меня в грудь и завопил:

- Ты чего сука, совсем оборзел? Рамсы попутал?

Но не успел он закончить свою тираду, как резко наткнулся зубами на костяшки моего кулака.

Дальше завязалась кровавая драка. Кто-то из его корешей попытался впрячься за Юру, но тут же был выдернут из нашего поединка. Мельком я заметил, как мой сокамерник, Витя Колесо, отвесил ему оплеуху.

Словом дрались мы не долго, может минут пять. Мои навыки в уличных драках на воле, мне пригодились.... даже очень.

Вдруг кто-то крикнул:

- Водааа, разбег! Вертухай приближается!

Но мы продолжали окучивать друг друга, пока не вмешались взросляки, наблюдавшие за нашей дракой и растащили нас по сторонам.

Отдышавшись, я почувствовал привкус крови во рту, руки были разбиты, на костяшках красовались кровавые ссадины. Сплюнув кровь на пол, спросил у сокамерников:

- Синяков ни где нет?

- Нет, все путём, ответил мне Витька.

Взглянув на противника стоящего поодаль, я увидел, что дела его хуже, чем у меня. Кровь хлестала из его носа, губы распухли, а под глазом красовался синяк.
Слава богу, что возвращаясь с прогулки, вертухай не заметил следов нашей драки.

С это дня, я заметил, что уважение ко мне среди пацанов пошло вверх. Я смог постоять за себя на публике, а такие поступки всегда вызывают уважуху.

Через пару дней, увезли на суд Колю, приятеля Витьки. С суда он уже не вернулся, его осудили на шесть лет и перевели в осуждёнку.

Витя Колесо предложил мне перебраться на шконку Николая. Так я стал спать на нижней шконке…

Через несколько дней ссадины на руках стали загнивать, фаланги пальцев распухли. По утрам я мазал их зелёнкой, но толку от этого было мало, видимо из-за нехватки витаминов и отсутствия кислорода.
Мои руки окончательно зажили только через несколько месяцев, когда я ступил на землю одного из северных лагерей Коми АССР.