Сказка про крылья. Эпизод 26

Сказка про крылья. Эпизод 26.
*
Анжела позвонила Гене. Он не отвечал, игнорировал. Тогда она отправила ему смску: “У меня есть инфа кторая тебе будит интиресна. Про твою быфшую. Анж”.
Звонок раздался немедленно.
“Что за инфа? - ледяным голосом спросил Гена. - Говори”.
Но Анжела подготовилась к разговору, хотя ее и потряхивало от адреналина.
“Только при личной встрече, - стараясь говорить, как мисс Конгениальность, заявила Анжела. - И не бесплатно. Инфа стоит денег”.
“Сколько?” - спросил Гена отрывисто.
Анжела назвала сумму, которая ей показалась вполне умеренной, но достаточной для покупки облюбованного в ювелирном очаровательного браслета с бриллиантами. Если у Гены и было на этот счет другое мнение, то спорить он не стал, только сказал: “Если ты меня хочешь кинуть…”
Анжела поспешно перебила: “Я знаю их новый адрес, я сама их видела. Я не вру”.
“Лучше тебе и не врать, - сказал Гена,  - тебе же дороже выйдет. Приходи в кафешку на Троицкой через… - он, видимо, посмотрел на часы,  - …через сорок минут. Деньги я принесу”.

Анжела не видела Гену всего лишь два дня, но ей показалось, что он изменился.
Лоб стал как-то массивнее, надбровные дуги увеличились, от этого глаза почти скрылись в тенях. Резче обозначились челюсти. Он по-прежнему оставался красивым мужчиной, хотя пиджак офисного костюма, который раньше элегантно его облегал, теперь казался обуженным.

Гена бросил на стол конверт, заманчиво пухлый, и прикрыл его рукой.
Анжела сказала: “Дом номер 128, отдай деньги, скажу улицу”.
Гена убрал руку, Анжела цапнула конверт, спрятала в сумку и быстро сказала: “Улица 25 Октября, второй подъезд слева”.
“Квартира?”
Анжела встала и направилась к двери, сказав через плечо: “Может, тебе еще и ключ от квартиры, где деньги лежат?”
Нет, Анжела не читала классику юмора. Эту фразу часто повторяла интеллектуалка Тамила, Анжеле она очень нравилось, но случая блеснуть не представлялось. Если бы Анжела могла видеть спиной лицо Гены, она так весело не пританцовывала  бы на ходу.
Хоть Гена и считал ее несъедобной, но не всегда же надо есть добычу? Можно ведь поохотиться и удовольствия ради. Но сначала - жена.

**
Виталий Сергеевич сидел возле больничной кровати. Отец умирал.
Хрупкое равновесие, в котором отец пребывал последние годы, атака бандита непоправимо нарушила, и теперь отец стремительно катился в пропасть.
Лечащий врач после тихой беседы со следователем нехотя согласился не отправлять безнадежного пациента домой, а оставить его в больнице до конца.
“У меня каждая койка на вес золота! - сопротивлялся врач. - У меня очередь на госпитализацию стоит, а старику осталась пара дней, не больше!”
“Вот и разрешите старику эту пару дней, очень вас прошу, - настаивал следователь, - поймите, если бы не этот старик и его сын, мы бы до сих пор ловили убийц. Считайте, что это наш пострадавший сотрудник”.
 
Майор был благодарен следователю.
Виталий Сергеевич приходил в палату утром, уходил вечером в надежде, что однажды отец откроет глаза, узнает его и удастся попрощаться. Но пока что отец в сознание не приходил.
Майор взял тонкую руку отца в свои. Как исхудал!
Он вспомнил сильные загорелые руки, подбрасывающие маленького Витю в воздух, - ему жутко и радостно, он визжит и смеется, взлетая высоко-высоко, а потом едет у отца на плечах, обхватив его за голову, рядом идет красивая, счастливая мама, - день яркий, солнечный, ветреный, шелковое платье матери раздувается и струится… катер несется навстречу солнцу, ветер с брызгами бьет в лицо, вода кипит миллионами пузырьков в кильватерной струе, завивается белой пеной, разбегается двумя волнами за кормой катера, над ослепительным морем парят белые чайки, хватая на лету кусочки хлеба.
Свежая молодая зелень бульвара. Везде яркие флаги, вымпелы, флажки, моряки в белых форменках и кителях, полоски тельняшек, ленточки бескозырок с золотыми именами кораблей - майские праздники в Севастополе. Сколько ему было лет? Три? Четыре? Беззаботное детство, мороженое в вафельном рожке, киоск с лимонадом и соками, можно пить, сколько влезет; пирожок с повидлом в промасленной бумажке, надо было, скосив глаза, следить за хвостом пирожка, пока кусаешь с головы, чтобы повидло не вылезло с другого конца поджаристой трубочки. Как это было вкусно! Море еще холодное, но ему разрешили побегать босиком вдоль полосы прибоя, пособирать камешки, погонять рыбью мелочь, серебряными брызгами разлетавшуюся из-под ног…
Вот он подросток, отличник учебы, мастер спорта по самбо, ему нравится девочка из параллельного класса; вот юноша, выпускной, впереди поступление в академию. Кем он будет, вопрос не стоял. Ему продолжать династию.
Первый курс. И война в Афганистане. Он и еще несколько однокурсников решили пойти добровольцами.
Он пришел к отцу, сказал: “Пойду, академия подождет”.
Глупо, наивно, но честно. Так он и думал тогда. И отец сказал: “Ты решил, Витя, это мужское решение. Уверен, что не будешь жалеть?”
Он был уверен. Он даже сейчас был уверен, что не жалеет. Если посчитать, сколько он спас мальчиков, желторотых птенцов, новобранцев, будущих отцов будущих детей, - он свой путь оправдал.
Вывели войска из Афганистана, он вернулся, женился, родился Ленька.
Грянули лихие девяностые, и все сбережения растворились, как сахар в кипятке, удалось спасти только квартиру. Нужны были деньги и он опять пошел воевать.
Однажды, вернувшись из командировки, нашел в своей квартире собранный чемодан. Жена рыдала и ругалась, требовала развода и квартиру ей с ребенком, кричала, что он испортил ей жизнь.
Он забрал чемодан, поцеловал сына и ушел к родителям - все равно большинство времени он проводил в командировках. После развода оказалось, что жена, оттяпав у него квартиру, переехала к новому мужу-бизнесмену, принеся с собой приданое.

Жизнь текла своим чередом - бабушка с дедушкой ушли в лучший мир, - отец  с матерью переселились к ним. Жили, старились.
Он воевал - они ждали. Потом ранение, госпиталь, комиссия.
Умерла мама, отец словно потерял половину жизни, погас, стал равнодушным, забывчивым. К этому времени Виталий давно растерял связи с бывшей женой и сыном и перебрался  к отцу. Деньги от продажи второй квартиры обеспечили им приличное существование.

Так они и жили последние годы. Стабильно. Скучно. Безопасно.
И вот теперь отец умирал. Умирал потому, что какая-то гадина нацелилась на “сталинскую квартиру” и наследство.

Виталий ненавидел эту гадину.

***
Ростислав спал в уютном коконе. Последняя неделя далась ему нелегко. Ему пришлось израсходовать очень много энергии, чтобы заставить кадавров действовать в его интересах. Особенно много энергии забрал этот идиот-инвалид, который не смог довести до конца простейшую операцию.

Завернувшись в кокон мрака, Ростислав спал и видел приятные сны: он приводит Гену, талант и сокровище, все в восторге, все в восхищении. Его, Ростислава, осыпают благодарностями, его переводят на следующий уровень, он становится одним из Низших, сам Верховный Аггел удостаивает его аудиенции и похвалы… получив такую власть и влияние, он, Ростислав, расправляется с девчонкой, а заодно и со всеми ее подопечными, вернее, наоборот, сначала с подопечными, а потом уже и с ней самой. Сны были сладкие, хорошие.
Сквозь сон стал пробиваться настойчивый звук. Кто-то упорно старался распутать складки кокона.
Еще на грани сна разъяренный Ростислав отправил ментальный посыл подчиненным оставить его в покое. Кто посмел?! Он же приказал не тревожить его.
Но попытки проникнуть стали еще настойчивее.
Наконец Ростислав проснулся и заорал: “Идите все в рай! Отстаньте от меня ненадолго! Вы без меня даже под хвостами выкусывать не способны?”

Но в ответ он получил: “ Это Иммануил. У нас, то есть у тебя, проблемы. Генаша вышел из-под контроля, он сейчас в квартире своей бывшей жены. Соглашение нарушено. Иммунитет будет снят через несколько минут”.
Ростислав немедленно проснулся, сбросил кокон и воспарил над бренным миром.
“Все ко мне! Немедленно! - вызывал он подчиненных. - Общий сбор, Светлые пошли на конфликт!”
Иммануил хотел было вмешаться, предупредить, что конфликт спровоцировали не Светлые, а наоборот, но потом решил не связываться. Ростислава он знал прекрасно и прекрасно знал, на что тот способен. Как бы взрывом не зацепило.
Огромная масса темной энергии пронеслась мимо него.

Иммануил подумал еще немного, соединился со спецканалом связи: “Фискальная служба, - пронзительным голосом сообщил канал. - Если у вас есть сообщение, говорите после сигнала”.
Иммануил кратко доложил обстановку и отключился.
“Вовремя предать, это не предать - это предвидеть,” - пробормотал он себе под нос. Иммануил любил старые фильмы.

***
Информация Анжелы оказалась правдой. Собственно, он в этом и не сомневался, не того полета птица Анжела, чтобы пытаться водить его за нос.
Приехав в незнакомый район и отпустив такси, он жадно раскинул щупы, обшарил ментальное пространство двора. Ах, золотая липа! - на это раз никаких сомнений, никакой ошибки, это ее запах, ее сладкое свечение.
Гена с легкостью проследил эманацию жены до подъезда, потом до лифта. Он выходил на каждом этаже, проверяя, куда ведет золотая ниточка, пока не добрался до последнего этажа. Золотой липовый след вел в квартиру напротив лифта, никакой ошибки быть не должно. Гена протянул щупальце и повозился им в замке.
Дверь тихонько щелкнула. Гена вошел, сдерживая дыхание.
Он услышал голос жены, непривычно спокойный, радостный, смеющийся. Она и дочь были на кухне. Судя по голосам - обедали. Играло радио, звенели чашки, Даша с набитым ртом что-то говорила, - сколько раз он запрещал разговаривать во время еды! - им хоть кол на голове теши. Ну ничего, скоро все вернется на свои места…

Гена уселся за стол в гостиной и стал ждать.

“Всем! Срочно! - в голосе Михаила слышалась паника. - Монстр в квартире Наташи!”
Все ринулись на зов, переспрашивая: “Как это возможно? Как он их выследил? Темным сообщили? Что с иммунитетом? Что нам делать?”
Васильич громовым голосом покрыл общий гомон: “Все защищают женщину и ребенка в квартире. Соглашение нарушено, иммунитет будет снят. Всем быть готовым к чрезвычайной ситуации и действовать любыми возможными способами. Быть на связи!”

Ангелы окружили дом, где жила Наташа и наткнулись на темный кордон. Раз за разом бригада пыталась прорваться и раз за разом стена темной энергии отбрасывала их назад.
“Ждите воителей, - поступил приказ сверху, - Темные решились на беспредел. Темной стороне отправлен ультиматум”.
Лера кусала ногти, потом пальцы, пока Гриша не шлепнул ее по рукам.
“Перестань! Лучше соберись, давай думать, что мы будем делать, как спасать девчонок”.
Лера постаралась унять дрожь и начать думать, но мысли крутились только вокруг “Он их убьет! Как же так? - ведь они обещали!”

Даша вприпрыжку вбежала в гостиную и замерла, как суслик, увидев сидящего у стола папу.
Гена широко улыбнулся: “Здравствуй, Дашуня! Ты скучала по папе?”
Он протянул к ней руки, приглашая подбежать и забраться на колени, но Даша не торопилась кинуться в объятия папочки. Она стояла в явной растерянности, глядя на отца исподлобья.
“Иди ко мне!” - уже жестче приказал Гена, но дочь не шелохнулась.
Вместо этого на пороге комнаты появилась жена и схватила ребенка за плечи.
Лицо жены побледнело до синевы. Огромные глаза смотрели с потусторонним ужасом, доставляя Гене наслаждение. Отныне и теперь она у него будет жить именно в таком ужасе и не иначе.
“Что ты молчишь, жена? - ласково поинтересовался он у Наташи. - Ты не рада видеть любимого мужа? Иди поцелуй любимого. Давай-давай, иди сюда”.
Наташа не стронулась с места, крепче прижала к себе Дашу. От страха ее почти парализовало, но ребенка она не выпустила.
Гена встал со стула.
Наташа попятилась.
Гена мог бы отобрать у нее дочь и принудить силой, но ему хотелось сломать ее, чтобы она сама покорилась, сама себя заставила вернуться к нему - против желания, но по собственной воле, вот тогда он почувствует удовлетворение. Он ее отучит сбегать из дома.
“Собирайте вещи, - приказал он, - погуляли и хватит, пора домой, в наше славное, уютное гнездышко,” - он засмеялся.
Наташа не шелохнулась.
Гена рявкнул: “Кому сказал! Живо пошла собирать чемоданы! Дарья, иди сюда!”

В чистом небе над крышей двадцатиэтажки, как потом рассказывали немногочисленные очевидцы, разразилась сухая гроза невиданной силы: в голубом небе без единого облачка вставали гигантские разветвленные молнии, слепили людям глаза, гром оглушал так, что приходилось зажимать уши. Некоторые пытались снимать грозу на телефоны, но потом при просмотре экраны только потрескивали, смутно плыли белесыми тенями, как засвеченная пленка.

Воители сражались с Темными. Ни одна сторона не собиралась сдаваться. Конфликты такого рода случались нечасто и для планеты обыкновенно заканчивались тяжелыми затяжными войнами.

Ангелы-хранители наблюдали за битвой со стороны, не имея возможности вмешаться. Лера напряженно думала, что можно сделать, как обмануть темный кордон и попасть в квартиру. Двадцатиэтажка была окружена так плотно от неба до земли, словно ее заключили в туннель. Ни один ангел не мог пройти через преграду. А вот обычные смертные могли.               

Лера посмотрела вниз, заметила соседку, открывшую дверь соседнего подъезда и вошедшую в дом.
“Гриша, - зашептала она, - под всеми домами есть подвалы, они идут насквозь. Если мы зайдем в другой подъезд во плоти, то мы можем проскользнуть мимо темных через подвал и выйти в свой подъезд. Тогда у нас будет шанс попасть в квартиру и напасть на монстра”.
“Молодец, Лера! - Гриша поцеловал ее и прижал к себе. - Пока наши бьются, попробуем зайти с тыла диверсантами”.

Их исчезновения никто не заметил, все были слишком заняты.

Наташа еле слышно сказала: “Мы не вернемся…”
Гена издевательски приложил руку к уху, изображая глухоту: “Что-что? Не слышу, что ты там пропищала”.
Наташа сглотнула комок и повторила громче: “Мы не вернемся. Мы не хотим жить с тобой. Ты нас не заставишь”.
Гена опустил голову и захохотал. Наташа никогда не слышала у него такого наводящего жуть смеха и никогда не замечала этих выпирающих на лбу бугров и шишек, похожих на множество коротких тупых рогов.
“Я - вас - не заставлю? - заикаясь от смеха, произнес он. - Ты в самом деле в это веришь, дурочка? Ты в самом деле веришь, что ты можешь посмеяться надо мной, выставить меня дураком, украсть у меня сына - и я позволю тебе уйти вот просто так? Да ты совсем чебурахнулась!”

Он властно шагнул вперед и протянул щупальце, собираясь почувствовать сердцебиение драгоценного плода, сына, наследника… и ничего не почувствовал.
Он снова просканировал утробу женщины - она была пуста.
Она избавилась от плода, понял Гена, как она посмела это сделать, тварь такая?
Ему уже было не до игр.
“Ты!…. - заревел он. - Тыыыы! Ты убила моего ребенка!”
Он хлестнул Наташу по лицу щупальцем и закрутил удавку на ее шее, но вовремя опомнился. Она не должна умереть так легко и просто. Она еще должна ему этого сына. И даже не одного. Он заставит ее рожать одного за другим, пока ему самому не надоест.

Наташа повалилась на пол от удара и удушья и потеряла сознание.
Гена присел над ней. Перепуганная Даша теребила мать за руку.

Лера и Гриша, приняв плотскую форму, с озабоченными лицами зашли в подъезд, на всякий случай за три от своего. Им повезло. Дверь им открыла пожилая женщина, входящая вместе с ними. Гриша галантно придержал дверь для дамы, женщина улыбнулась и направилась к лифту, а Лера и Гриша стали подниматься по лестнице. Когда лифт уехал, они стремительно спустились в подвал.
В детстве Лера много играла в этих подвалах вместе с приятелями, подвал был идеальным местом для казаков-разбойников, пряток и поисков спрятанных сокровищ. Через узкие, низко над землей расположенные окна попадало достаточно света, чтобы не спотыкаться в темноте, а огромное количество труб позволяло и прятаться, и устраивать засады. Там же они кормили кошек и котят, регулярно плодящихся в теплом месте.
Она уверенно шла по слою пыли, наклоняясь и огибая путаницу труб. Гриша шел за ней, время от времени попадая головой в паутину.

Раз, два, три. Лера считала проходы. Вот и на месте.

Они вышли в подъезде Леры, отряхнулись от паутины и стали невидимы.

Битва между Темными и Светлыми воителями затягивалась. Хотя по человеческим меркам она не заняла нескольких минут, но бойцы с обеих сторон порядком измотались. Самое скверное, что Ростислав не мог позволить себе отвлечься от сражения  даже на долю секунды, чтобы проверить, как там его бесценный кадет, - без поддержки Ростислава Темных бы в момент опрокинули и разметали клочьями мрака. Оставалось надеяться, что кадет справится сам и сразу после этого будет Переход.

Наташа пришла в себя, почувствовала теплую руку Даши на своих руках и, не открывая глаз, заплакала от облегчения - это всего лишь страшный сон, ночной кошмар, вот она проснулась и теперь все будет хорошо… она потянулась обнять дочь…
“Очухалась? - произнес до отвращения знакомый, когда-то такой любимый голос. - Ну как, не передумала еще? Пойдешь паковать чемоданы или еще полежишь?”

Наташа отпрянула к стене, словно от ядовитой змеи. Гена смотрел ей в лицо желтоватыми глазами. Его зрачки дышали, меняя форму с круглой на ромбическую и обратно на круглую.
Его взгляд гипнотизировал, подавлял волю, закручивал сознание в спутанный клубок, хотелось просто умереть, только бы перестать видеть этот взгляд, слышать этот голос.
Но Даша… она должна спасти Дашу.
Она прижала дочь к себе.

Лера и Гриша бесшумно поднялись на лестничную площадку и неслышно просочились в квартиру. То, что они увидели, потрясло их.

Гена вырывал Дашу из рук матери. Даша даже кричать и плакать не могла от шока и страха, Наташа боролась из последних сил, но монстр был намного сильнее.
Вырвав ребенка из ее рук, Гена осмотрелся и широкими шагами направился к окну, держа Дашу под мышкой. Одной рукой он раскрыл окно нараспашку, взобрался на подоконник и встал, балансируя на краю, спиной к пропасти, Дашу он теперь держал обеими руками, она цеплялась руками за его шею.
“Вернешься? - скрежетал сквозь зубы монстр. - Вернешься по-хорошему? Или смотри… - он слегка повернулся и занес девочку над пропастью. - … хочешь, отпущу? Ха-ха!”
Наташа, хватаясь за сердце, хрипела: “Не надо. Я все сделаю, все, что ты хочешь, только не трогай ее! Отдай ее мне!” - и она умоляюще тянула руки.

Монстр, торжествуя, балансировал на краю подоконника, каждую секунду рискуя сорваться с края.
“Не надо! - рыдала несчастная мать. - Не надо! Я все сделаю! Я вернусь! Не убивай ее!”

Гриша и Лера поспешно совещались на лестничной площадке.
“Я выхожу на крышу, воплощаюсь с крыльями, - предлагал Гриша, - пикирую вниз и сталкиваю Темного вместе с ребенком обратно в комнату, там ты отнимаешь ребенка и вылетаешь через окно…”
Лера замотала головой: “Нет! Он убьет Наташу. Давай лучше так: мы оба выходим на крышу, ты пикируешь и срываешь его с подоконника, я отнимаю у него ребенка, а ты отпускаешь гада в свободный полет, а?”
“Хорошо, сделаем так, - согласился Гриша. - С нами Бог, полетели”.
Они взлетели на крышу, воплотились, расправили крылья, кивнули друг другу и одновременно сорвались с края.
Над крышей все еще стояли молнии. Темные и Светлые все еще бились насмерть.
Лера и Гриша соскользнули в узкое пространство между битвой.
Гриша, зависнув перед окном, нацелился, как бы половчее схватить Темного и развернуть его лицом к Лере. Хлопки его крыльев достигли ушей монстра, он было стал оборачиваться на шум, но не успел: Гриша обхватил его поперек груди со спины и рывком сдернул с подоконника. От неожиданной тяжести Гриша было провалился вниз, но выправился и завис с ношей на уровне окна, давая Лере возможность отобрать у чудовища ребенка.
Гена зарычал, увидев перед собой девушку, за спиной которой стремительными взмахами трепетали аквамариновые крылья, пока его грудь чугунным обручем стиснули чужие руки.
Девушка с суровым, ожесточенным лицом стала рвать у него из объятий обмякшую Дашу, не обращая внимания на глубокие царапины, оставленные кривыми ногтями, больше похожими на когти.
Еще несколько рывков, сопровождаемых шипением, и Лера отняла у Темного Дашу.
“Отпускай!” - закричала она Грише.
Гриша разжал хватку.
Но в этот момент монстр, руки которого стали свободны, неуловимым движением обхватил Гришу за шею, повиснув мертвым грузом.
С ужасом Лера увидела, как поплыли черты лица Темного. Выдвинулась узкая   шакалья челюсть, обнажив желтые клыки, сквозь кожу лба прорвались костяные наросты, глаза провалились, нос задрался кверху и потерял кончик, бесстыдно открыв глубокие ноздри. Жесткая шерсть покрыла щеки.
Кривые когти впились Грише в шею. От неожиданности и боли он потерял высоту и, кувыркаясь, стремительно полетел вниз вместе с Темным.

Над битвой вдруг раздался тяжелый голос Верховного Аггела: “Все назад. Все к котлам, твари хвостатые. Я вам покажу, как мои приказы нарушать. А ну пошли все отсюда! Брысь по местам!”

Молнии, зависнув на секунду, мгновенно растворились в чистом небе, как и не было.
Ростислав с бессильной злобой осознал, что остался один на один с Верховным Аггелом. И ничего хорошего ему это не сулило.

Высота двадцатиэтажки - 75 метров. Ускорение свободного падения 9,8 метра в секунду за секунду… масса… скорость…
Да пошли вы! - не до задачек.
Пусть будут доли секунды.
Вдруг случилось странное: мир вокруг Леры затормозил и замедлился. Она видела медленные взмахи Гришиных крыльев, плавное, в кружении, снижение обоих над асфальтом двора, отчаянные, но небыстрые движения его крыльев, он старался пересилить, справиться с дополнительным весом, выровняться и подняться на высоту…
Она видела, как неспешно когти полосуют Гришину шею, раздирая плотскую оболочку, она чувствовала его боль, его отчаяние, его готовность погибнуть, лишь бы жили Лера с девочками.
Не дождетесь!
 
Мир замедлился, давая ей возможность действовать стремительно, превращая доли секунды в полноценные секунды. Лере некогда было удивляться этому новому чувству: закусив губы, все еще с Дашей на руках, она вошла в крутое пике, догнала падающего Гришу с монстром на шее, заложила вираж, вышла снизу и обеими ногами со всей силы ударила в это мерзкое безгубое рыло, стараясь сломать Темному нос. Удар достиг цели.
Темный, ахнув, схватился за нос, отпустил Гришу. Гриша по инерции взмыл в небо.
А чудовище полетело вниз и грянулось всей тушей об асфальт тротуара. Удар пришелся на лицо. Падение с такой высоты полностью раздробило кости, изуродовав лицо до полной неузнаваемости, и только патологоанатом, проводя вскрытие, удивлялся целой массе отклонений от нормальной человеческой анатомии, особенно в части лобных долей черепа и строения челюстей. Впрочем, и там и там все было настолько раздроблено и смещено, что патологоанатом не рискнул что-то утверждать наверняка.

Очевидцы потом клялись, что они видели двух огромных птиц, дерущихся над крышей двадцатиэтажки, после чего одна из них пропала, а вторая взлетела на крышу. Они даже снимали птиц на телефоны, но и эти записи оказались засвеченными.

Лера протолкнула Дашу через окно и влезла следом. Наташа лежала в обмороке. Лера похлопала ее по щекам, подула в лицо, на помощь пришла Даша - она начала теребить мать, целовать ее, приговаривать “Мамочка моя, миленькая, проснись!”
Наташа постепенно пришла в себя, обхватила дочь и зарыдала.

Лера вернулась на крышу, где Гриша лежал пластом. Из глубоких царапин текла кровь, крылья он разбросал как попало. Лера легла рядом, обняла его, стала гладить по голове, по спине, нашептывать “Все будет хорошо. Все будет прекрасно. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю…”

“Ребята, вы молодцы, - сказал Васильич, воплощаясь рядом с ними, - ваши девочки в безопасности. Кадет разбился насмерть. Темные принесли извинения, развития конфликта не будет, никаких войн, никаких горячих точек в ближайшее время. С провокатором они разберутся сами, нам даже не надо знать - как. Блестящая работа”.
Лера, вытирая слезы, сказала: “А как же Гриша?”
Васильич с сочувствием ответил: “Гришу мы отправим в лучший госпиталь, чтобы подлечить его плотскую оболочку. А тебе вынесена благодарность…”
Со слезами Лера сказала: “Зачем мне ваша благодарность, если он умрет?!”
Васильич, помешкав, приблизился и дотронулся до ее руки: “Он не умрет. Ангелы не умирают. Его подлечат, и он вернется к тебе, девочка. Храбрая, чудесная девочка. Лучшая за многие столетия. Я горжусь, что смог поучаствовать в твоей инициации. Это чистая правда. Даже к нам не часто приходят такие изначально чистые души”.


****
Виталий Сергеевич стоял у пустой больничной кровати. Аппараты темнели отключенными экранами, белье уже сняли, матрас свернули.

Отец так и не пришел в себя, он тихо скончался - просто перестал дышать. Виталий даже не сразу понял, продолжал держать прохладную руку отца в своих, стараясь согреть.
Когда понял, положил тонкую холодную руку на одеяло, осторожно закрыл чуть приоткрытые  на последнем вздохе глаза покойного и прошептал: “Прощай, папа…”
Он хотел добавить что-нибудь вроде “Царствие тебе небесное” или “Земля пухом”, но не  стал, слишком формальными и холодными показались ему эти слова сейчас, он повторил: “Прощай, хорошей тебе дороги”.

И вот теперь он стоял над пустой койкой, никак не решаясь уйти, окончательно разорвать призрачную связь между ним и отцом.

Сын Леонид вчера приходил упрашивать не заявлять на жену Марину.
Глупец. Он даже не хотел слушать, что Виталий Сергеевич и не заявлял, что против Марины дали показания ее подельники, что Марина находится под серьезным уголовным делом, никак не связанным с ним, Виталием Сергеевичем. Сын рыдал, сморкался и все повторял и повторял: “Папа, я люблю ее. Папа, сделай что-нибудь, у тебя же есть друзья, есть знакомства. Папа, я не смогу без нее жить…”
Виталий почувствовал сначала раздражение, гнев, потом только брезгливую усталость: сын даже словом не упомянул умирающего по вине его жены родного деда, даже не спросил про его здоровье.
Леонид все канючил, хныкал, пока Виталий не сказал резко: “Хватит! Я не могу и не хочу ничего делать для твоей жены. Из-за нее умирает мой отец, твой дедушка, между прочим”.
Леонид перестал рыдать и покосился на отца с опаской. Сказал неуверенно: “Я ее люблю…”
“Любишь - дождешься из тюрьмы. Все. Разговор окончен”.
Сын побагровел и вышел, хлопнув дверью.

Лера и Гриша невидимо стояли позади Виталия Сергеевича, разделяя его скорбь.
Раны на Григории к удивлению всех врачей затянулись за одну ночь, и утром его  плотское тело уже выписали из больницы, что оказалось весьма кстати, дел было полно.
Одним из первых было - навестить Виталия Сергеевича, по возможности поддержать.
Они стояли тихо, смотрели в широкую, чуть поникшую спину майора.
Вдруг он немного повернул голову и произнес: “Вы заходите, ребята, так будет удобнее разговаривать”.
Лера опешила. Гриша спросил: “Вы нас видите?”
Виталий Сергеевич с улыбкой покачал головой: “Я давно вас вижу”.

Эпилог.
Он стоял перед сиянием, окруженный сонмами ангелов, ряды их терялись в дымке за горизонтом.
Звучный голос говорил: “И славен муж делами своими, и славны дела его”, - сердце Виталия Сергеевича наполнялось счастьем.

После официальной части Лера, Гриша, Васильич и все остальные подошли поздравить нового члена бригады.
“Будем работать, - сказал Васильич, - работы будет много”.
 И как в воду глядел.

Конец первой Сказки про крылья.
© Анна Чадвик