Из жизни некоторых... Часть II. Подельчивая Сима

    Сима, она же - Эсмеральда, в первый раз овдовела рано. Её безвременно почивший муж как-то вдруг исчез для всех с горизонта, и ему на смену тут же явился - новый, покрепче на вид и явно помоложе, скворец, занявший, казалось, всерьез и надолго все то же важное супружеское место в её жизни, к которому она его, еще совсем молодого и неопытного, потом упорно приучала день за днем.
    С первым мужем ей, очевидно, повезло: тогда она была “королевной” и проводила все дни, просиживая на перилах балконов, или, в крайнем случае, выступала при муже вторым номером, когда тот выпрашивал у людей корм. Ей, правда, пришлось разок еще и рожать, но то её материнство закончилось довольно скоро, когда “малец-наглец" был изгнан из семьи за свои проделки против отца.
    Опыта, который она приобрела, находясь ещё в том, недавнем замужестве, хватило ей, чтобы, выступая на этот раз уже номером первым, добывать себе и новому компаньону ежедневный корм и продолжать совсем неплохо налаженную семейную жизнь на отвоеванной когда-то ими территории.
    Сима была очень подельчива, она бескорыстно делилась всем, что имела в новой птичьей семье, и часто можно было наблюдать, как, добывая еду, она прежде всего уступала её новому мужу, а уж потом, что оставалось, доедала сама.
   К хорошему быстро привыкают, и вот уже новый избранник прочно занял “место в строю” и, имея задатки лидера (а то и не имея, но получив лидерство задаром от подруги), стал их семейной жизнью руководить.
    Руководство его, как оказалось, было странным. Совсем, как когда-то Сима, сидел он теперь сам на перилах балконов и весь день валял дурака, в то время как она, вконец измученная, добывала им обоим пищу. Мало того, он еще и умудрялся отбирать у нее самое лучшее, а то и просто гнал ее прочь, пока сам полностью не насыщался. В эти моменты Сима отступала. Она отлетала в сторону, молча усаживалась там и ждала, пока не наступит ее черед.
Бывали дни, когда "глава" прилетал один и какое-то время ждал, что ему что-нибудь перепадет, но, так и не дождавшись, принимался высвистывать к себе подругу, чтобы та, как обычно, поработала за него.
    Иногда было заметно, что он ищет ее близости, желая, очевидно, чтобы она поделилась с ним еще и собой, но она, то ли не желая этого, то ли не желая этого на виду у всех, ему не уступала. Он, однако, продолжал настаивать, и тогда вдруг прямо на глазах она преображалась в настоящую Эсмеральду, величественную и неприступную, категорически отталкивая его нахальный напористый клюв.
    Однако все же удивляло, что птица-дама была уж слишком патриархальна. Никакой современной женственности, никакого жеманства, а уж тем более черт феминизма в ней как будто и не могло быть. Добывать для семьи корм, ублажать и содержать мужа, рожать - было ее единственной программой, обязанностью и ее собственной жизненной установкой, которую она усвоила, видимо, навсегда.
    Ее безудержное желание угодить партнеру и, в связи с этим, частая назойливость в отношении людей иногда раздражали, и тогда вырывалось: "А не пошла бы ты, Симка, вообще…"
    А то вдруг увидишь, как унижает её супруг, и пожалеешь: "Да что ж ты, Симуля, такое-то терпишь ? Он же, гад, обнаглел вконец…"