Мальчик из созвездия Рыб Глава 19

Первая книга дилогии "Предисловие к себе"               

Глава 19

Любомир давно и настойчиво звал Мирослава в Софию. Он приводил тысячу доводов в пользу того, что столица может дать ему гораздо больше в плане карьерного роста, что Мирослав просто не вправе зарывать свой талант в провинциальной газете.
- Это Пловдив-то провинция? – не соглашался Мирослав.
- Согласен, не провинция! – кипятился Любомир. – Но перспектив всё равно меньше.
- Мама ни за что не согласится на переезд. Она здесь родилась, здесь похоронен отец.
- Я не говорю о том, чтобы вы продали дом и всё такое.  Поживи пока в Софии один, с квартирой я тебе помогу. Можешь пожить в моей. Мы с Радой уже присмотрели себе дом в пригороде, переедем туда после свадьбы.
Наслушавшись рассказов Мирослава о скандинавской свадьбе его  друзей в Норвегии, Любомир хотел, во что бы то ни стало, сделать себе с Радой такую же. И обязательно с деревом, под которым они дадут клятву верности. И с факелами, которые оградят их любовь от  дурного глаза
- Любовь? – улыбнулся Мирослав. – А как же лозунг в твоём кабинете? Ну, то знаменитое изречение Грэма Грина – путешественника, писателя и шпиона.
– И вечного претендента на Нобелевскую премию? – подхватил Любомир.
- Пусть так, – согласился Мирослав. – Однако, не будешь же ты спорить, что опыт сотрудника британской разведки сослужил ему добрую службу как писателю.
- Согласен с тобой. Грэм Грин подарил нам блистательные шпионские романы. Сейчас такие уже не пишут. Я, как издатель, тебе говорю.
- Это понятно… Ну, так как же насчёт его афоризма: «Любовь выдумали трубадуры в одиннадцатом веке»?
- Это я повесил у себя в кабинете после второй моей женитьбы и  второго развода. Думал, что и в самом деле нет никакой любви. А теперь…
- Теперь иначе думаешь?
- Иначе… Рада – чудесная девушка. Она любит меня, и я её люблю. И чувствую – это на всю жизнь. Я ведь раньше не то, чтобы не хотел детей, но как-то не думал об этом. Мне было хорошо с моими жёнами в постели, и это было главное. А теперь, не поверишь, – Любомир понизил голос почти до шёпота, – мне безумно хочется иметь от Рады ребёнка. Всё равно кого – мальчика или девочку. И даже не одного. Вот это и есть настоящая любовь – желание иметь ребёнка от любимой женщины.
Они сидели в кафе, напротив аптеки, где работала Рада, и ждали, пока закончится её ночное дежурство. Любомир лишь на несколько часов  приехал к своей невесте и немного волновался, как воспримет Рада его столь скорый отъезд.
Мирослав первый заметил Раду, выходящую из аптеки, и сказал об этом Любомиру.
Тот выбежал ей навстречу, причитая на ходу:
- О, Господи! Как я ей скажу, что через час уезжаю? Эта чёртова встреча с англичанами! И отложить ведь нельзя, у капиталистов каждая минута на вес золота.
- Ничего, Рада поймёт. Сам ведь говорил, какая она замечательная девушка.
Рада, действительно, всё поняла.  Своё кратковременное свидание они устроили в новой просторной машине Любомира с тонированными стёклами, куда Мирослава, конечно же, не пригласили.
А тот, глядя вслед быстро удаляющейся красной «японке», мысленно благословил и своего лучшего друга, и свою несостоявшуюся невесту, и пожелал им любви и счастья на всю оставшуюся жизнь.

Любомир, подписав выгодный контракт с англичанами, взял вполне заслуженный отпуск и позвонил своему приятелю прямо в редакцию.
- Алло! Мирослав? Можешь меня поздравить, готовим к изданию поэтический сборник английского поэта Роберта Браунинга. Это один из величайших мастеров англоязычной любовной лирики. Слышал о таком?  Викторианская эпоха, девятнадцатый век. Стихи на любителя. Но перевод хороший. Вот бы нам англичане ещё одну книжку подкинули… Бомба! Автору за этот роман светят самые высокие литературные премии. А кто автор, знаешь?  Антония Байетт… Я читал её первый роман «Тень солнца», там она рассказывает о мечтах и надеждах молодой писательницы, по сути, о самой себе. У неё много книг, но последняя – супер! Полную версию я не читал, книга ещё не вышла,  но отрывки из-под полы – обалдеешь!  Могу поспорить, что под именем поэта Рандольфа Падуба она показала именно Браунинга! Всё сходится – и годы  жизни, и места, по которым они путешествовали, и поездка в Россию. После того, как эта книга выйдет в Лондоне, можно заключать договор и готовить её перевод с английского на болгарский. Костьми лягу, а эту книгу получу.  Там ведь не только Рандольф Падуб фигурирует, но и поэтесса Кристабель Ла Мотт. Вот только кто это –  определить пока не могу. А дальше – их тайная любовь, ребёнок, рождённый вне брака. И вот современные литературоведы – парень и девушка - хотят проникнуть в эту тайну и поразить литературный мир подробностями интимной жизни двух великих поэтов…
- Ну, и зря. Надеюсь, ты не забыл, что написано на могиле Вильяма Шекспира?
- А ну-ка, напомни.
- «Друг, ради Господа, не рой
Останков, взятых сей землёй:
Не тронувший блажен в веках
И проклят – тронувший мой прах».
- Сильно сказано. Но такая уж природа человеческая – до всего нам хочется…  докопаться.
Мирослав улыбнулся, представив себе в этот момент лицо своего друга.
А тот продолжал:
- Ты знаешь, что Антония Байетт сказала о дружбе? Ни за что не угадаешь! Она сказала, что дружба – это чувство более драгоценное и во всех отношениях более прочное, чем любовь. Это о нас с тобой. Но и о женщине, о женской любви пишет так, что мурашки по коже. Я такое чувствовал, когда читал ассиро-вавилонские мифы. Был там такой персонаж – Терисей, он умудрился побывать женщиной и оценил женское наслаждение как девятикратно превосходящее мужское. Представляешь? Женский оргазм в девять раз сильнее нашего! Правда, не знаю, на каких весах этот парень всё взвешивал,  но если так, несправедливо как-то получается.
Мирослав не перебивал друга, знал, если Любомир оседлал своего любимого конька – литературу, надо слушать до конца.
- Ладно, заболтал тебя совсем… Я заметил, хандришь ты, друг. А знаешь что – приезжай-ка ты ко мне на пару дней. Хочешь, позвоню твоему шефу и выбью тебе командировку в Софию?
Звонок Любомира был, как нельзя, кстати. Очень хотелось сменить обстановку и хоть чуть-чуть развеяться.  Встреча с Боженой и её другом-художником внесла в жизнь Мирослава немало переживаний – и хороших, и не очень. Он видел, какими глазами смотрел на неё Благомир, он видел, как отвечала на его взгляды Божена. И не было никаких сомнений, что они любят друг друга, что они счастливы. А он?
Чем и когда он обидел Любовь? За что она его оставила? Зачем отняла девочку, которую он любил всем сердцем?

Любомир был рад приезду друга, он старался отвлечь Мирослава от его невесёлых мыслей и предлагал десятки способов избавиться от хандры.
- Нет, тебе надо срочно влюбиться! Неважно, в девушку или в интересное хобби. Посиди со мной часок-другой в моей «радиорубке», и ты увидишь… а-а, чёрт, услышишь, какое это чудо – позывные радиоэфира. Враз всякую хандру снимет! Не отказывайся, давай попробуем.
- Ну, давай, лечи, – согласился Мирослав.
За два дня он узнал и услышал столько, что при желании смог бы и сам выйти в эфир и «побрататься» с радиолюбителями разных стран. Но были в этом «хобби» свои непреложные законы и правила, которые новичкам нарушать никак нельзя. Поэтому он с интересом только наблюдал за работой в эфире своего друга и был в курсе всех его «мировых» проблем, а также всех его симпатий и антипатий.
С особым чувством теплоты и восхищения Любомир говорил о радиолюбителе из Энска, том самом Зурабе, который научил советских генералов без всяких помех слушать «Голос Америки» и «Би-Би-Си».
- Между прочим, собираюсь к Зурабу в гости. Давно просит нанести ему ответный визит. Поедем со мной? Правда, не знаю ещё –  когда, но это уже мелочи. 
Любомир вдруг ударил себя ладонью по лбу:
- Эврика! Это будет что-то вроде мальчишеского «капустника» перед свадьбой. А что? Свадьбу мы с Радой запланировали, когда вернутся из Индии её родители, время ещё есть. Может, и ты до этого времени влюбишься. Почему бы и нет? Вот и справим сразу две свадьбы… Скандинавские… Что нам стоит? Два дерева найдём, ты под одним будешь клятву верности давать, а я – под другим.
- Ты всё шутишь! А мне совсем невесело.
- Вот там и развеселишься! Соглашайся! Рада мне добро на поездку уже дала. А тебе и спрашивать никого не надо. Есть всё-таки свои плюсы  у холостяков!
- Ладно, почти уговорил, –  с улыбкой ответил Мирослав.
Он продлил свою командировку в столицу ещё на несколько дней. Появилась идея написать серию репортажей, которые, безусловно,  заинтересуют читателей. Время теперь работало на него, и удача сама шла к нему в руки. Мирослав даже впал в некую эйфорию от свалившихся на него хороших известий.
С легкой руки Любомира он стал кандидатом не только в великое  братство радиолюбителей, но и в сотрудники сразу трёх столичных изданий – одного журнала и двух газет. Было из чего выбирать.
- Вот видишь, дружище, не иначе, нашла меня, наконец, запоздалая мудрость, – похвастался Мирослав. – Всё  складывается, как нельзя лучше. И это меня очень даже радует, честное слово!
- Не обольщайся, мой друг, – с ироничной улыбкой ответил ему  Любомир. – Мудрость человеку даётся с детства. Она либо есть, либо её нет.  Хочешь, свежий анекдот? Девчонки в издательстве недавно  рассказали. Слушай и мотай на ус. Идёт урок атеизма в советской школе. Учительница говорит детям: «Дети, кричите в небо – Бога нет!» Вдруг замечает, что один мальчик стоит молча. Она его спрашивает: «Почему ты молчишь?» А он ей и отвечает: «Если там никого нет, то зачем кричать? А если там кто-то есть, то зачем портить отношения?» Ну, как тебе ответ этого сорванца? Отсюда мораль: мудрость человеку даётся с детства.
- Умеешь ты подколоть человека, – обиделся Мирослав. – Мудрость мудростью, а опыт тоже кое-чему учит. Кстати, хочу предложить тебе ещё одного кандидата на поэтический сборник в вашем издательстве. Правда, не Викторианская эпоха, а Серебряный век русской поэзии – Георгий Иванов. Не Иванов, как у русских, а именно Иванов – ударение на втором слоге. В Советском Союзе сейчас эти поэты не в чести – Георгий Адамович, Марина Цветаева, Дон Амиго, Николай Гумилёв. Ну, и Георгий Иванов в их числе. После революции эмигрировал на Запад, жил во Франции, в Париже, там и умер. Очень хорошие у него стихи – лёгкие по форме и глубокие по содержанию.  Послушай, как замечательно он говорит о любви во всех её  проявлениях:

Над закатами и розами –
Остальное всё равно –
Над торжественными звёздами
Наше счастье зажжено.
Счастье мучить или мучиться,
Ревновать и забывать.
Счастье нам от Бога данное,
Счастье наше долгожданное,
И другому – не бывать.
Всё другое только музыка,
Отраженье, колдовство –
Или синее, холодное,
Бесконечное, бесплодное,
Мировое торжество.

- Да-а, надо подумать… Мне тоже понравилось. Особенно вот эта строчка – «Счастье мучить или мучиться». Это ж надо, как верно подмечено! Ох, уж эта Любовь, не зря её считают взбалмошной дочкой великого Хаоса. Но зато, уж если кого-то полюбит и захочет одарить счастьем – никуда не скроешься. Вот меня, например, уже одарила. Ну, а ты – на очереди, я в этом уверен. Чтобы она да не заметила такого красавца!

В Пловдив Мирослав вернулся не с пустыми руками. Благо, со свободой слова стало чуть легче. Его яркие и острые репортажи из злачных мест столицы, куда он не раз наведывался в качестве свободного репортёра, а затем показывал всю изнанку «красивой» жизни, в том числе и  партийной элиты, были опубликованы не только в Софии, но и в Пловдиве.
Они принесли автору не только признание и успех, но и явное нежелание его шефа отпускать хорошего журналиста из родных пенатов на сторону, пусть даже в столицу.
(Продолжение следует)