Потеря

В четыре года родители впервые привезли меня на юг – в Алушту. Мы сняли однокомнатную квартиру в пятиэтажке, стоящей на возвышенности довольно далеко от моря, к которому приходилось спускаться, подъезжая на местном пузатом автобусе. Помню, честно говоря, совсем немного. Но так как картинки были яркие, сочные, пропитанные, как холст – грунтовкой, крымским солнцем,  то некоторые всё же отпечатались в памяти ребёнка, привыкшего к разбавленным сыростью краскам петербургских городских пейзажей.
Помню подходящего к нам с мамой, сидящим на лавочке у дома, улыбающегося отца с подсолнухом с уже почерневшими семечками. Помню море: прозрачную серо-зеленую спину волны и гриву пены, обрушивающуюся у ног. Помню очередь в душной, наполненной острым ароматом специй, стекляшке-пельменной, пластиковые подносы и пожухлую пыльную пальму за окном.
Но самое главное, душераздирающее воспоминание, связано с потерей. Наверное, в Алуште и купили маленькую деревянную, раскрашенную в разные цвета собачку. Это была дешёвая игрушка, но мне она почему-то ужасно нравилась. Я таскала её с собой повсюду, как лучшего дружка, положив в карман платья, иногда просто сжимая в руке. Так вот, в один прекрасный вечер мы ужинали в кафе. Теперь уже предполагаю, что родители пили вино, иначе кто-нибудь из них не допустил бы вопиющей халатности, и собачка, поставленная на край стола рядом с моей тарелкой, не была бы забыта – брошена на произвол судьбы в огромном, тускло освещённом зале. Я вспомнила о ней буквально сразу на дорожке в парке. И папа пошёл обратно, но вернулся ни с чем. Кому она понадобилась так скоро до сих пор ума не приложу, но надеюсь, что игрушка попала в хорошие детские руки и ей тут же не отломали ухо или хвост.

Потеря, пропажа... В тёмном парке с какими-то громадными деревьями поднялась стая летучих мышей, прошелестел и прошёл дрожью по спине вечерний бриз. Эта потеря стала первой в жизни серьёзной утратой и по остроте ощущения, трагизму ситуации, наверное, не уступала предстоящим. Здесь было всё: и воспоминание об идеальном друге, и жалость к нему и к себе, а также острая боль от невозможности вернуть любимый предмет, изменить ход событий. До сих пор сжимается сердце, когда вижу себя, оглядывающуюся на родителей с вопросом: "где?".  Вижу их растерянные лица и чувствую вокруг уплотняющийся безвоздушный кокон одиночества.