Последний девственник или Папенькин сынок

Максимка всю жизнь боялся ослушаться папу. Его отец – Михаил Петрович, человек серьёзный и крутой, был большой шишкой в государственном аппарате, целыми днями пропадал на работе, занимаясь делами неимоверной важности и возложив воспитание сына на женщин - супругу Юлию Марковну и тёщу Цицилию Исааковну.
Отец всегда желал видеть сына спартанцем, но тот вырос мягким, скромным, интеллигентным, рефлексирующим юношей, страстно любившим высокую литературу, поэзию, французский язык, классическую музыку и джаз. Думая о будущем, Максимка видел себя погружённым в переводы французских стихов, однако грозный папаша обозвал это всё «чушью собачей» и отправил сына в юридический университет.
Промучившись четыре года молодой человек вышел с дипломом магистра     юриспруденции и правоведения, после чего родитель засунул его в одну из силовых структур, полагая, что только государева служба способна сотворить из сына настоящего мужчину.

Максимка стоял перед зеркалом в мундире с лейтенантскими погонами и поплавком на груди, ему казалось, что он видит какого-то другого незнакомого человека, а сам он находится где-то в стороне.
Однако, делать было нечего, и Максимка вышел на службу. По субтильности и, видимой невооружённым глазом мягкотелости, лейтенанта отправили заниматься        делопроизводством, против чего тот абсолютно не возражал, на этой должности у него появлялись отдельный кабинет и свободное время для чтения любимых поэтов в оригинале.
Так, за бумагами, исходящими и входящими номерами и томиками стихов прошёл месяц. Отец был доволен - наконец-то чадо занято настоящим мужским делом, а что пока сидит на документах, так это, пожалуй, и хорошо - вникнет в суть аппаратной работы, наберётся опыта, обрастёт контактами, а дальше и продвинуть будет можно.   Сын безропотно сносил свалившееся на его плечи напастье. Для себя он решил, что это, вроде как, практика на некоторое время, которая обязательно должна закончится. 

- Максим Михайлович, ты проставляться перед коллективом думаешь? –в комнату делопроизводителя заглянул непосредственный начальник майор Тюфячков.
- А зачем, Юрий Юрьевич? – удивлённо спросил Максимка.
- Традиция! = представиться перед коллективом и угостить коллег с первой зарплаты.
- А чем угостить? И где?
- Да вот прямо здесь- в департамете, в комнате совещаний и проставишься. Я с шефом переговорю, думаю он будет не против. Так что с тебя торт, пирожки, нарезка, пепси-кола, за чай с кофе не беспокойся, имеются – подмигнул Юрий Юрьевич.
- Да, да, конечно, если традиция такая, тогда конечно – засуетился Максимка –         а когда?
- Ну, откладывать надолго смысла не имеет, поэтому давай в четверг, после работы, а то в пятницу все на вечер планов напланировали.
- А кто будет?
- Полагаю, весь департамент.
- И директор?
- Насчёт Вячеслава Вячеславовича не уверен, но первый заместитель - Гектор Викторович Грязев, думаю, не откажет – Тюфячков потрепал озадаченного сотрудника по плечу и захлопнул дверь.

Весь четверг в департаменте царило радостное оживление в предвкушении предстоящего сабантуя. Женская часть коллектива активно включилась в процесс подготовки общей трапезы и к концу рабочего дня сотрудников ожидал фуршет.
В половину седьмого департамент собрался у сервированного разными вкусностями стола.
Появился Тюфячков, за ним не торопясь, сосредоточенно глядя под ноги возник полковник Грязев с потухшей сигариллой в углу рта.  Гектор Викторович был немолодым человеком лет пятидесяти пяти. В ведомстве его знали, как личность многогранную, неординарную и с большими связями. С одной стороны, он являлся глубоким профессионалом, к тому же владеющим хорошим английским, посему не вылезавшим из загранкомандировок, но с другой стороны, все его достоинства заканчивались с первым глотком алкоголя, пробуждавшего в полковнике спящих чертей.
Грязев оглядел собравшихся, убрал сигариллу, и, подняв пластиковый стаканчик с пепси-колой, благословил застолье. Со всех сторон в адрес нового сотрудника посыпались приветствия, Максимка чувствовал себя именинником, испытывая одновременно радость, волнение и лёгкую дрожь в теле, он принимал рукопожатия коллег и ловил дружелюбные взгляды.
Гектор Викторович пробыл минут пятнадцать, после чего, сославшись на занятость, удалился в кабинет, не забыв предупредить, чтобы все разошлись не позже восьми.
Без десяти восемь у Тюфячкова зазвонил мобильный.
- Да, да, так точно, есть, идём – ответил тот, подхватил виновника торжества за руку и куда-то его потащил.
-  Гектор Викторович попросил зайти к нему с тобой– пояснил майор.
Они вошли в просторный кабинет первого заместителя. Грязев отложил в сторону бумаги и, пригласив коллег на диван к журнальному столу, расположился в кресле напротив.
- Ну, как прошло мероприятие? Прописался? – обратился он к лейтенанту.
Максимка улыбнулся и зарделся от смущения.
- Да, всё просто прекрасно, коллектив замечательный, спасибо Вам Гектор Викторович.
Грязев усмехнулся и переключился на Тюфячкова:
-Плохо работаете, товарищ майор, не обучаете молодёжь настоящим традициям! Разве так надо проставляться за лейтенантские звёзды?
Максимкин начальник оживился:
- Я тоже об этом подумал, и даже подготовился, Гектор Викторович! Разрешите?
- Разрешаю – благосклонно кивнул Грязев. Тюфячков извлёк из целлофанового пакета бутылку французской водки «Серый гусь», затем достал из буфета три большие стопки и приготовился наливать.
Максимка замялся:
- Гектор Викторович, Юрий Юрьевич, большое спасибо, конечно, но я совсем не употребляю, то есть абсолютно.
- И правильно – неожиданно поддержал первый зам, но не успел лейтенант обрадоваться, как Грязев продолжил – Я тоже не пью… водку… а вот виски уважаю.
Он лязгнул ключом, извлёк из шкафа жёлто-оранжевую коробку с надписью «Glenmorangie Nectar» и похлопал похожую на амфору бутылку:
- Будем обмывать звёзды этим! Двенадцать лет, из них два года в бочках из-под сотерна - полковник восторженно поднял вверх указательный палец.
Жестом, не терпящим возражений, командир осёк Максимку, наполнил стопки и испытующе посмотрел на нового сотрудника:
- Ну, говори тост, лейтенант…

                ***
На утро следующего дня Максимка приплёлся в департамент к восьми утра, когда там находились только уборщицы, и занял выжидательную позицию на стуле возле приёмной директора. Юноша выглядел жалко - сидел, понурив голову, с ярким румянцем на щеках, нервно мусолил пальцами листок бумаги.
Первой появилась секретарша директора, увидев делопроизводителя, она округлила глаза:
- Батюшки, Максимка, ты что это здесь? Что-то случилось?
Тот глубоко вздохнул и ответил дрожащим, срывающимся голосом:
- Елена Васильевна, я жду Вячеслава Вячеславовича, я должен обо всем сообщить ему, он должен знать, что я не вру...
Вчера, мы выпили виски у Гектора Викторовича в кабинете за мои звёзды, а я ведь не пью, и потом уже стали расходится..., как Гектор Викторович и Юрий Юрьевич решили поехать к женщинам и взяли меня с собой. Мы поймали такси, и Юрий Юрьевич сказал, что знает женщин, к которым надо ехать, и мы поехали.
А когда мы приехали через два часа в Отрадное, то женщин там не оказалось, вернее оказалась только одна - толстая и очень некрасивая. Гектор Викторович тогда сильно ругался матом на Юрия Юрьевича. Потом Гектор Викторович куда-то позвонил и сказал, что надо ехать к нему домой и женщины туда приедут. А было уже десять вечера, мы снова сели в такси и поехали на Юго-Запад. А по дороге Гектор Викторович поругался с Юрием Юрьевичем и выбросил его из машины, и мы поехали вдвоём.
Когда мы приехали домой к Гектору Викторовичу, то он налил мне виски, и я выпил, а потом приехала девушка проститутка. И я сказал Гектору Викторовичу, что никогда ещё не общался с женщиной и спросил, что с ней делать.
Тогда Гектор Викторович сказал, что раз я девственник и ничего не умею, то именно я должен идти первым и отправил меня с ней в спальню, и ещё он сказал, что с проститутками нельзя целоваться в губы.
В спальне мы разделись и легли. Её звали Элеонора, она спросила меня, что я хочу, а я сказал, что хочу ей прочитать стихи Бернса и прочитал, а потом спросил почему проституток нельзя целовать в губы, а она ответила: - Почему же нельзя, можно-           и я её поцеловал, и сказал, что не знаю как вести себя и что делать.
Тогда она положила меня на себя и стала двигаться подо мной, но тут вошёл Гектор Викторович с бутылкой виски и закричал, что я негодяй и врун, потому, что я его обманул, сказав, что я девственник, а я, как он видит сейчас, никакой не девственник а матёрый самец... Потом он ругался, что если я обманул его, полковника и руководителя, то значит, я и на работе всех подставлю, и что он завтра обязательно расскажет о том, что я врун директору департамента, чтобы тот меня уволил. Затем Гектор Викторович, отхлебнул виски и вытолкал меня голого из квартиры на лестницу, а я стал ему звонить в дверь, чтобы он отдал мне одежду. Потом Гектор Викторович всё-таки открыл дверь и выбросил на лестницу мои вещи.
Так вот, я пришёл для того, чтобы рассказать директору Вячеславу Вячеславовичу, что я не лгун и говорил правду, и что я был девственник.

Ошалевшая секретарша, закрыла лицо руками, не в силах сдержать истерический гогот. Она сунула последнему девственнику лист с ручкой и сквозь слёзы прорыдала:
- Изложите всё в письменном виде, Максим Михайлович, я доложу Вячеслав         Вячеславычу.
В этот миг Максимка отчётливо осознал, что государственная служба не для него и впервые в жизни, без папиного участия, и, даже не посоветовавшись с ним, он принял по-настоящему правильное самостоятельное мужское решение.

Он взял ручку, на секунду задумался, машинально погрыз её за колпачок и аккуратно вывел на бумаге «Директору департамента. Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию», затем подписал его, поставил дату и ушёл из департамента по-английски.
На дворе стояла мерзкая промозглая осень, а на душе недавнего лейтенанта-делопроизводителя была весна, расцветала сакура, щебетали соловьи и звучали скрипки Вивальди.