Черное озеро

Я уже не помню, кто рассказывал мне, как устроен мир. О том, что вокруг нашего поселения лежат дремучие леса и текут быстрые реки, и что все реки впадают в черное озеро, у которого нет дна. О огромных водяных змеях, которые живут в этом озере и могут проглотить самую большую рыбацкую лодку. И что каждый год, в тот день, когда землю покрывает пока еще тонким белым покровом снега, в жертву змеям приносят самую красивую девушку. Чтобы люди не схитрили и не обманули, змей выбирает себе жертву сам. Когда снег идет второй день подряд - этот день у нас считается началом зимы - всех девиц, встретивших свою шестнадцатую зиму, уводят к озеру. Там одетые в черное шаманки, что живут в дремучем лесу и приходят к людям лишь в этот день, не заходя в поселение и ожидая на берегу озера - опаивают девушек дурманящим напитком, наряжают невестами и заплетают им косы особым образом, как это положено делать перед свадьбой, но в то же время не совсем так. Шаманки приносят из леса горькие ягоды рябины и сыплют под ноги девушкам на снег - провожают их до самого берега, укладывают в утлые лодки и толкают в самую середину черного озера. Змей всегда выбирает одну девушку - так повелось с давних пор - и проглатывает ее вместе с лодкой. Остальных же, не выбранных змеем, замерзших и перепуганных, жители поселения вылавливают из воды и отводят по домам. И тогда девушки могут жить спокойно, выходить замуж, рожать детей.
Только одна навсегда остается в черном озере.

Я впервые увидела это, когда мне было четыре зимы. Мать привела меня на озеро и велела смотреть, как трех девушек опаивают черной водой из потемневших от времени деревянных чаш, заплетают им косы и как старые шаманки ведут их к лодкам. Как лодки отталкивают от берегов и как на середине озера огромное змеиное тело взвивается из воды и обрушивается на лодку, уволакивая в пучину девушку. Мне тогда показалось, что змеи просыпаются один день в году, чтобы принять жертву, а все остальное время спят. Ибо некому было мне объяснить, что это не так.
- Не будешь меня слушаться, в следующий раз змей тебя заберет!
Я слышала это часто. Мне говорила это мать, вечно измученная работой, будто бы высохшая. Говорила сестра - веселая, гибкая, шустрая.
Я не была похожа ни на сестру, ни на мать. Даже на имя, данное мне, я никогда не отзывалась - его будто прилепили ко мне. Утица. За мою походку - я ковыляла и хромала нещадно. Но разве виновата я была, что новорожденной мне вывихнули ножку, когда тянули из чрева матери?
Говорили, мать так и не смогла простить мне мучений, которые испытала, рожая меня. Но решилась же она родить второго ребенка, и на мою сестру, видимо, не обиделась? Ибо всегда была с ней добра и ласкова, и никогда не кричала в сердцах - змей тебя забери!
А сестра была шумлива и весела, любила дразнить меня за походку и молчаливость и повторять вслед за матерью - змей тебя забери!

Я была неулыбчива и нелюдима, и со мной не играли другие дети. Иногда мне кажется - они знали, что я другая. Ибо летом, когда мне было три зимы, я играла с камушками на берегу Змеева озера и напевала песню. Мне не пели колыбельных, и я засыпала под вой метели и раскаты грома. А пела то, что сильнее врезалось в мою память:
"Время — быстрая река, никого не обойдёт...
Ждёт невеста жениха. Ждёт, как часа своего..."
Я тогда не поняла, почему в озере всколыхнулась вода.
"В белый цвет облачена, точно в саване стоит...
На покой обречена, свадьбы колокол звенит..."
И когда из озера поднялась змеиная голова, я тоже сначала не поняла. Они же спят в это время!
Это был не тот змей, что следующей зимой забрал девушку, имени которой я так и не смогла вспомнить. Он был невелик - обхватом едва ли больше меня, а в его пасть даже моя голова бы не поместилась. И еще я знала, что большие водяные змеи не подплывают к берегам озера, ибо ничего там для них нет интересного.
Мне говорили, что у водяных змеев из черного озера нет глаз, ибо в темноте, где они живут, нет света - есть только вода и ничего больше. Но я запомнила, что у этого были глаза - синие, как... не знаю, с чем сравнить, хоть и перебрала много всего: речная вода, весеннее небо в ясный день... Ничего похожего я не видела никогда. Я смотрела на змея, а он разглядывал меня. И он не нападал.
Мы долго смотрели друг на друга, а потом змей заурчал. Я не знала, что они могут издавать такие звуки - можно сравнить с птичьей трелью, с кошачьим мурлыканьем, но все равно выйдет не то и не похоже. Но я попыталась заурчать в ответ - змей меня не понял, но он мне ответил. И окатил меня фонтаном воды, как это могли бы делать другие дети. Если бы они играли со мной.
Должно быть, мне полагалось бежать. Но я не знала этого и потому плеснула водой на змея. До него не долетели даже брызги, но я позабавила его. Он заурчал снова, и тогда я поняла - они так смеются.
Детям не полагалось играть на берегу Черного озера, но за мной никто не следил. Мне было можно.
Я видела того синеглазого змея еще много раз. Мне даже не обязательно было петь - он быстро стал узнавать меня по шагам. Высовывал голову на поверхность, выплывал на мелководье, пел мне песни своего народа (я быстро догадалась, что урчание может означать и смех, и песню). А я училась у него петь и, видимо, очень его веселила.

Когда мне было четыре зимы, я впервые увидела взрослого змея, забирающего девушку. Спустя годы я так и не могу вспомнить ее имя - помню лишь, что она была тоненькая и гибкая, и у нее была очень бледная кожа - едва ли не белее первого снега. И еще помню, что когда ей заплетали косу - в руках она держала котенка. Я тогда просила у матери, чтобы котенка дали подержать и мне - но она на меня накричала.
И еще помню, что возлюбленный этой девушки рвался сквозь толпу и кричал ее имя - помню, что его держали пятеро. Она не обернулась, но я все-таки вырвалась из рук матери и заглянула ей в глаза - и запомнила, какая в них была боль.
И еще помню, что змей забрал именно ее.

Следующим летом я очень ждала, когда лед растает и я смогу увидеться со змеем, ставшим мне другом. Но впервые человек увидел нашу дружбу. И испугался.
- Отойди от этой твари, девочка!
Это возлюбленный той девы, что была забрана взрослым змеем зимой, бежал к нам, и мне казалось, что он мог бы убить всех змеев озера голыми руками. Он швырнул в змея камень, но гибкое тело ушло под воду еще до того, как камень набрал высоту.
Я немного помню того парня - у него были светлые волосы, широкие плечи и добрые глаза. Он рассказал мне, что змеи не спят никогда. И он объяснил, что змеи берут добычу по очереди - поэтому каждый год к ним уходит одна девушка. Одна в год, не больше - это извечный договор между змеями и людьми.
А еще он сказал, что убьет змея, забравшего его возлюбленную.
Мы немного виделись с ним позже - он рассказывал мне о том, как устроен мир, дарил глиняные свистульки и деревянные резные игрушки, которые мастерил, наблюдая за озерной гладью. Я прятала его подарки, чтобы их не отобрала у меня сестра. А еще он не называл меня утицей - именем, что будто указывало на мою хромоту и заставляло людей ничего, кроме этой хромоты, не видеть. Девочка. Просто девочка.
Сейчас я понимаю, что ему просто не было дела до моего имени, равно как и мне до его. Мы оба искали того, кто поймет и не осудит.
Ради него я почти перестала разговаривать со своим змеем. Ибо я уважала его горе. И мне было жаль девушку, о которой он изредка говорил.
Он погиб осенью, пытаясь сразить змея - выплыл на лодке на середину озера и долго кружил, пытаясь увидеть под темной водой гибкое тело - и ударил копьем, и змей взвился из под воды, огромный, разъяренный и раненый, и обрушился на лодку огромным весом, и уволок парня в черную воду.
Одни назвали того парня змееборцем. Другие - героем. Третьи - а их было большинство - дураком.
Я же в память о нем перестала ходить на озеро. Ибо Змееборец просил меня не рисковать собой.

Когда пришла моя шестнадцатая зима, поселение негласно решило - в этот раз змей заберет меня. Мои волосы были темны, как озерная вода, а глаза холодны, как первый снег. Я была хрома, неласкова и молчалива - стало быть, не годилась в жены соседским парням. А сестра, выросшая неожиданно быстро и уже казавшаяся старше меня, улюлюкала, когда выпал первый снег:
- Твой жених весточку о себе подал! Змеева невеста!
Все-то ей было нипочем.
Когда снег упал второй день подряд, старейшины решили - пора. И к нам в деревню пришли шаманки - одетые в черные одежды, такие же немногословные и неласковые, как я.
Меня нарядили в белую свадебную рубаху и вывели из дома. Мать провожала меня, и на ее лице мне мерещилось облегчение - сбагрила-таки лишний рот.
Когда шаманки плели мне косу, я не проронила ни слова.
Дурманящий напиток, черный, как вода Змеева озера, сильно горчил и пах ягодами. Но не отвращал меня его вкус.
Нас было пятеро - пять девушек, родившихся шестнадцать зим назад. И вся деревня ждала, что змей заберет именно меня.
Неспроста у меня были волосы цвета озерной воды и глаза ледяные, как первые холода. Моя мать, что боялась змей и холодной воды пуще всего на свете, в свое время схитрила: не достигнув еще шестнадцати лет, начала отчаянно блудить с парнями. И добилась своего: когда лег первый снег, молодуху на сносях никто не отправил к змеям.
Мать могла выйти замуж, имея ребенка - это только доказывало, что она способна принести здоровое дитя. Но не иначе как озеро наказало ее за обман, сделав меня калекой и навсегда отпечатавшись в моих глазах стылым напоминанием о том, от чего не сбежишь.
Я не уверена, что она сама помнила имя моего отца. Но никто больше не взял ее замуж, ибо уже не поверили, что дети от нее будут здоровыми.
Кто был отцом моей сестры, я тоже не знала.

Как начали петь ритуальную песню, я не услышала. И сами знакомые слова пролетали мимо, касались ушей, но не раскрывали смысл. Я покорно сидела на снегу, когда мне плели косу; когда меня позвала старая шаманка, я пошла за ней - босыми ногами по снегу, по дорожке из алых ягод рябины, к лодке. Для меня люди выделили самую плохую.
Не иначе кто-то из них много зим назад видел, как я разговаривала со змеем. Не Змееборец - он не выдавал чужие тайны. Но все поселение дружно решило, что в этот раз именно я не вернусь.
Кто оттолкнул от берега мою лодку, я не помню. Помню только, что она пропускала воду, и я как будто ощущала темные озерные воды кожей. Другие девушки смотрели по сторонам, ожидая появления чудовища, либо же на берег, ища у родных поддержки. Я же смотрела на небо, но видела черные воды и гибкие змеиные тела, выплетающие узоры.
"Забирай, забирай! Приходи, прилетай!
На векааа
отданаа
дева
юная-аа"
Не то звучала ритуальная песня, не то плач летел над озером, а змей все не спешил появляться. Когда люди затихли - мне захотелось снова услышать их, чтобы не искать в шуме ветра и плескании воды хоть какие-то намеки на свою судьбу. Я закрыла глаза и на миг попыталась уверить себя - сплю. Не вышло. Холодная вода обжигала тело, ветки рябины впивались в щеку, порывы ветра холодили лицо. Будто не осталось в мире ничего, кроме этого холода...
Пустота. Немая пустота.
Я смотрела в серое небо и слышала безмолвные крики других девушек:
Только не меня - только не меня - только бы не меня...
Мольба летела над озером, а змеи не спешили явить себя - танцевали свой немыслимый танец под нами.
Одна из девушек закричала вслух - отчаянно, дико и страшно.
И когда время застыло окончательно, будто глыба льда - всколыхнулось все озеро рядом, и огромное серое тело взвилось над той самой лодкой, где лежала кричавшая. Змей был так велик, что лодка запросто поместилась в его пасти. Просто поднялась из воды серая скала с выступами острейших зубов, поглотила лодку вместе с девушкой и ушла обратно в воду. Волнами пошла вся озерная гладь, черная волна накрыла меня с головой - и я ушла под воду, не успев вскрикнуть.
Я падала лицом вверх, но видела не ускользающее от меня небо, а будто бы перевернутое отражение: себя в белой рубахе, погружающуюся все глубже в черную бездну, вьющиеся подо мной змеиные тела. Весь воздух вышибло из груди за один удар сердца, и вода хлынула в ноздри. Рот раскрылся в немом крике, и глотка заполнилась водой.
Спа-си-те...
Я не могла говорить, но моя душа кричала.
А у озерных змеев были глаза. Разноцветные: желтые, красные, зеленые огни мерцали на их головах. Синие появились, когда удары моего сердца уже казались мне ударами огромного шаманского бубна, отдающего в голову, а в глазах темнело.
Змеиное урчание я узнала, хоть и не слышала его очень давно. И тут гибкое тело вытолкнуло меня на поверхность...
Я задохнулась воздухом, вцепилась в обломок лодки и не нашла в себе сил закричать - позвать ли на помощь, либо дать весточку о себе... На берегу уже кутали в теплую шубу одну из девушек - ту, что вымазала себе лицо сажей в надежде не понравиться шаманкам и не угодить в змеевы невесты... Две другие качались в лодочках и, кажется, я видела их бледные лица и глаза, расширившиеся от ужаса. К ним уже плыли на лодке - спасать. А в мою сторону даже никто не смотрел. Должно быть, сочли утонувшей.
Не знаю, что помутилось во мне в тот миг - рассудок или глаза, но в толпе людей я увидела Змееборца, кричавшего:
- Чего застыли, утонет же она!
Но никто не слышал его голос, а мой, казалось, изменил мне навсегда. Сжатые на обломках лодки пальцы рук уже начало сводить судорогой, но вдруг под моими ступнями вместо толщи воды оказалось что-то живое и устойчивое. Мой змей держал меня, поднимая над черной водой. Я все больше повисала на нем под удивленные возгласы. Видела будто со стороны, как змей плыл к берегу, как мои распустившиеся волосы колыхались по воде, обнимала его спину, и люди боялись подойти к берегу...
- Только не упади в озеро!! Руку давай!
Первым руку мне протянул Змееборец, и мне показалось, что стоял он по пояс в воде, не боясь холода...

Кто и как нес меня домой, я не помню. Но запомнились жар, липкий пот, собственный надсадный кашель - казалось, сейчас душа вместе с ним вылетит, тепло... И - видения.
То Змееборец сидел у моей кровати, сжимая мою ладонь:
- Просил же тебя, девочка: береги себя. Что ж ты там в озере за себя не боролась...
То его возлюбленная, тоненькая и печальная, отирала пот с моего лба. А я спрашивала ее:
- Как твое имя? Хочу запомнить.
Она улыбалась и отвечала что-то, но я не могла разобрать ответ. Однажды я спросила ее имя у Змееборца, и он ответил:
- Ива. Ивушка...
Я откинулась на постель обессиленная, но счастливая. Конечно, Ивушка, как же еще ее могли звать?!
Одно из видений было особенно ярким. Виделось мне черное озеро и белый снег. Я босыми ногами шла по льду к полынье, и никто не бросал мне под ноги горсти ягод, алых, точно кровь - ибо я сама знала свою дорогу. На мне было платье из черной грубой ткани и бусы из мелких косточек - но не горевала я, ибо знала - для того, к кому иду, я и в дерюге рваной, и в рубахе расшитой одинаково хороша. И когда дошла я до полыньи, оглянулась. Что-то плохое прошипели мне вслед, да стрела свистнула в спину - и шагнула я в полынью, и сомкнулась надо мной темная вода. И подплыл ко мне змей мой, обвил кольцами. Глубоко вдохнула я и открыла глаза - не кольца змеиные, а руки человечьи меня обнимали, и не змеи кругом вились, а гости сидели на пиру нашем. Рядом был синеглазый мой - и не страшно мне было к нему идти.
...и запела я ту песнь, которой змей меня научил. А когда открыла глаза, стояла надо мной старая шаманка да головой качала.
- Кто тебя этой песне выучил, девка?
Отвернулась я, а перед этим в лицо ей бросила:
- Не скажу.
Расхохоталась она и молвила моей матери:
- По нраву мне твоя девка, отдай в ученицы.
- Выздоровеет ли... Дурная она у меня.
- Тебе ли о дури говорить, Всемила? Вспомни себя в ее годы. А как дочка твоя поправится, дай знать. В ученицы возьму.

Когда я открыла глаза - теперь уже точно осмысленно, и увидела стены родного дома и мать с сестрой, а не тех, по кому скучала - ничего не сказала мне мать, и даже сестрица притихла. Села я на постели и увидела - были у меня волосы темные, как воды змеева озера, а теперь вместо них белые пряди на грудь свешиваются. Седыми мои волосы стали.
- Шаманка тебя к себе звала.
- Я знаю.
Бросила пару рубах в котомку, заплела по привычке косу седую да к дверям пошла. Только мать глаза отвела, будто застыдилась, краюху хлеба с собой дала. Да сестрица из сеней выскочила, не захотела ни попрощаться, ни в глаза посмотреть.
Долго шла я по лесу зимнему - хромая, дорогу не спросив, не взяв с собой ничего толком. Но, когда из сил выбиваться стала - почерневший от времени дом увидела. Встретили меня шесть шаманок и ученицей назвали. А как выучили - сестрой нарекли.
Не заплетают шаманки косы. Были у меня волосы до колен - а обрезала до пояса, чтоб не путаться. И так хорошо и легко мне стало...
Спросила меня один раз старая шаманка:
- Что ж ты, девка, на имя свое не отзываешься?
Вскинула голову я и ответила прямо:
- Не подходит мне это имя.
- Ишь ты какая! А какое же подходит?
Вспомнила я свое детство, всю жизнь свою, то, что чаще всего ощущала, воды черные, что переродили меня - и ответила:
- Хлада.
Думала я, расхохочется старая шаманка на молодую дуреху. Посмотрела она на меня, будто насквозь видит, и молвила:
- Твое это имя. Быть посему.
Шепнула вторая ее ученица:
- Не доброе имя...
Повела бровью старшая наша:
- Что с того, что не доброе? Ее оно - это и важно.

Долго учили они меня своему мастерству, не одна зима пролетела. А как лег снег, - не первыми робкими снежинками, что тают в полете, а пока еще тонким белым покровом, и второй день пролежал - позвали нас: пора обряд проводить.
Набрали мы ягод алых, наварили отвар дурманящий и пришли на берег озерный. Встретили нас невесты змеиные, и была среди них сестра моя. Ибо исполнилось ей шестнадцать зим.
Заплели мы девушкам косы по-особому: как невестам плетут, только пряди наоборот кладутся. Не сверху вниз, а снизу - вверх. Обрядили их бусами рябиновыми, опоили зельем дурманящим и к озеру повели.
Сестрица моя, даром что Живкой звать, ни жива ни мертва сидела. Тряслась вся, будто зайчонок в силке. А мать ко мне в ноги бросилась, завопила:
- Только не ее, умоляю! Пусть змей другую невесту возьмет!
Не уверена, что она и вовсе узнала меня. Да и не положено шаманке вести себя как простому человеку, призванье у нас не то. Так что подняла я мать и сказала ей строго, как сказала бы любой другой женщине:
- Мы не властны над змеями. Они сами выбирают невест, ты знаешь о договоре.
Правду сказала.

Легли невесты в лодки, и завела я ритуальную песнь. Не на змеевом языке, на людском. Просто зашептала:
Раньше не было ни времени,
Ни земли, ни пыли — ничего. Забыли всё...
Было небылью, да стало былью,
Река остыла, и вода застыла в ничто...
И подхватила моя подруга:
Время — быстрая река, никого не обойдёт...
Ждёт невеста жениха. Ждёт, как часа своего...
И запела старая шаманка:
В белый цвет облачена, точно в саване стоит...
На покой обречена, свадьбы колокол звенит....

Забирай, забирай! Приходи, прилетай!
На века отдана дева юная...

Я редко улыбаюсь, и все знают об этом. Но когда змей забрал мою сестру - я улыбнулась.