ОТцовские мысли. Верхом на ласточке. Как перевозят

                Наследственные дела

Василий Сергеевич долго курил трубку  в своем кабинете в тот вечер. Надо было решать с наследством так, чтобы и старшего сына не обидеть, и остальных не ущемить… Поневоле вспомнишь, как еще лет десять назад он, будучи навеселе после семейных празднеств, частенько сажал себе на колени младшенького Миньку и со смехом и прибаутками рассказывал ему сказку собственного сочинения на сюжет, позаимствованный у Перро.
- Вот состарюсь я и стану наследство между вами делить.  Сереже, как старшему, по правам майората, оставлю я наши имения, земли и дома,  недвижимое, то есть… Всеволоду -  движимое   -  наших лошадей.  А тебе, Минька…..
 Михаил, который уже соображал,  что после завещания  земель и лошадей ему мало что останется,  с тревогой ждал продолжения, а отец  держал паузу….
-Так что же мне? – нетерпеливо  спрашивал его сын…
-А тебе, Минька, кота. Жорика нашего…- разражался смехом отец.-  Сошьешь ему сапоги, он , кот в сапогах, тебе богатства достанет- и земли, и замок, и скатерть-самобранку…. Про что там еще в сказках сказывают?     Обиженный Минька слезал с отцовских колен с делал недовольную мину: опять отец его разыгрывает.
   Теперь же было не до розыгрыша, время пришло подумать всерьез. Не только о имущественных делах, но и о бренности бытия. И, хотя генерал был еще вполне в здравом теле и духе, он дальновидно  стратегически предусматривал разные возможности развития событий.


           Перед сном, в супружеской спальне, Василий Сергеевич  рассказал жене о письме  сына и своем на него ответе.
- Сергея в его решении выйти в отставку я не осуждаю. Неизвестно, как бы еще сложилась моя  собственная  судьба, не будь Балканской, раненой руки и назначения в корпус, где дослужиться до генеральских погон было делом времени …   Может быть, уже тоже давно помещичествовал бы…
 И зачитал набросок письма к сыну…
     « С радостью узнали мы о прибавлении в твоем семействе и молим Бога о здоровии всех вас и младенца Марины. Дал Бог дочь, будем надеяться, что пошлет и наследника.
     Ты, Сережа, знаешь, что я никогда не одобрял твоей ранней женитьбы,  но  против решения твоего родительской волей не встал. Мысли о твоей отставке в такие молодые годы  мне тоже не по нраву, но выбор твой и в этот раз не оспорю. Главное, чтобы ты был счастлив и жизнь свою устроил хорошо. Завести заводик или паксеку – дело не дворянское… Но времена меняются, и что вчера осуждалось единодушно, теперь, как вижу, вполне допустимо и даже поощряется. Буду рад, если дела твои пойдут удачно.
     Решение же мое о наследстве таково:
Если хочешь получить свою долю сейчас  целиком, то она – коломенское имение.  Можешь хоть завтра приезжать с семьей и вступать в полное законное владение. Что хочешь там заводи – хоть винокурню, хоть конезавод….. Таково мое условие.  И знай как Отче наш, что, пока я жив, продажи  коломенских земель не допущу. В моем роду двести лет земли не продавались, хотя и разные бывали времена… Но и без помощи тебя не оставлю. Если возвращаться не хочешь, то коломенское имение я сдам в аренду  на 10 лет. Сумму,  которую планирую получить за 10 лет, выплачу тебе сразу, на основание  твоего дела, а доход , который будет с аренды идти, стану получать и  делить между Всеволодом и Михаилом поровну.  По прошествии этих десяти лет много воды утечет: человек предполагает, Господь располагает. Может быть, повторим таким же образом , или еще что… Если же придется исполнять мое  духовное раньше, то по нему -  весь остаток арендного  срока ты обязуешься выплачивать братьям ежегодно  сумму арендного годового дохода, а с землями коломенскими можешь поступить по своему усмотрению….»
      Решение было справедливым, и ПолИн, которая от мужа иного и не ждала, с ним согласилась.  Тем более, что Василий Сергеевич  ей пояснил , что Д********кие земли ( а это имение было вдвое больше коломенского)  он завещает Всеволоду и Михаилу  пополам. У самой Аполлинарии Павловны тоже кое-что имелось  за душой, и  в семье было давно решено, что женская часть наследства пойдет равными долями дочерям.
   Теперь, когда семейный наследственный вопрос был решен, можно было спокойно заснуть, и успокоившийся генерал с удовольствием отдал себя  во власть Морфея…

      
   «Уж небо осенью дыщало»
Усадьба генералов  в середине сентября заметно опустела: Михаил жил постоянно дома, дабы высыпаться( как он любил) перед выходом на службу. Всеволод составил ему компанию. Он уже тоже приступил к службе.( Кончился усиленный отпуск для поправки нарушенного в Туркестане здоровья.)   А Алексей Георгиевич – тот  давно  переселился в московский свои дом и наезжал   к семье, только по выходным. В уезде постоянно оставались Аполлинария Павловна с Варварой, Ольгой, Верой, детьми и гувернанткой: женской части семейства  нужно было  закончить дела с садовым и огородным урожаем. Сам же Василий Сергеевич был в Москве и своей подмосковной половина на половину: пользуясь авторитетом во вверенном ему  учебном заведении и тем, что у него хорошие заместители, он ,приняв учеников и  открыв учебный год , привычно  нагнал на всех мандраж и теперь   иногда позволял себе  остаться дома на денек. Не надо объяснять, что этот денек он проводил в имении, присовокупив  заодно к нему и половину  следующего, т.к. его  поезд прибывал в Первопрестольную только к 10 часам утра.
     Тем не менее, как ни «хорошо было летом в деревне», именно так любил выражаться его любимый зять, сезон надо было заканчивать, и портящаяся на глазах погода настойчиво об этом напоминала.
     Выйдя воскресным утром на заднее крылечко дома и переговорив о хозяйственных делах со своим верным денщиком, он  засмотрелся на хмурое небо: с севера , с Талдомских болот, летел журавлиный клин… Потянуло дымком ( в саду жгли листву и мусор), ветерок уже не освежал, а пронимал. Генерал поежился, запахнул поплотнее накинутую на плечи шинель и принял решение – пора сниматься  из лагерей, оставлять позиции.  В имении постепенно становилось скучно и уныло. Но…


                ЕЗДА  НА  ЛАСТОЧКЕ

   На последней дачной неделе выкинул фортель Аркадий.

После приобретения Плюшки его энтузиазм надолго  сосредоточился вокруг конюшни и круга,  и энергия потекла, в основном, в мирное русло. Но родные зря потеряли бдительность. Перед отъездом в Москву генеральскому внуку просто необходимо было проделать что-либо особенно запоминающееся.
      Освоившись в седле на спокойной доброй пони Плюшке, Аркадий Алексеевич возомнил  себя большим специалистом в верховой езде. Справедливости ради следует отметить, что для его возраста он с лошадкой управлялся очень хорошо. Теперь же, стремящийся к совершенству генеральский внучок  вознамерился перенести свой приобретенный опыт на лошадь калибром покрупнее. Почему бы не проехаться на верховой дядюшки Всеволода ? Она уже давненько застоялась  без хозяина в конюшне, - подумал он.  Предоставленный без отца и дядьев сам себе ( мадемуазель Катрин, гувернантка генеральских дочерей, большим желанием следить за Аркадием не горела и ярко демонстрировала, что дополнительные  полномочия относительно его внука совершенно не входят в круг её обязанностей), он пользовался большой свободой действий.  И вот  в понедельник утром, когда все еще были в доме,  кроме  деда-генерала,  отбывшего  на пролетке с денщиком  на вокзал,  а  в конюшне никого не было, Аркадий,  влезши на перекладину дверцы денника, вскарабкался на Ласточку и выехал  во двор.
                Ласточка вела себя смирно, но, конечно, была недовольна. Чуткие уши лошади легли ,  она периодически встряхивала головой, но, тем не менее, выписывала круги вокруг клумбы . Аркадий Алексеевич был в невероятном восторге. Вцепившись в черную гриву, он почти лежал на Ласточке, прижимаясь животом к холке, но держался уверенно и контролировал баланс: сказался опыт езды на пони.  Ему очень хотелось покричать матери в окно, чтобы она увидела его героическую самостоятельную езду на «взрослой» лошади без седла , но он благоразумно воздерживался от этого порыва, понимая, что на сем его развлечение и окончится. И начнется долгое объяснение перед матерью и бабушкой за содеянное безобразие. А отца, который мог бы в таком случае за него заступиться, дома нет…
Так бы и нарезал он круги по двору до бесконечности (а точнее -  пока Ласточка не удосужится уйти в свой денник в конюшне), ибо слезть с лошади  было для Аркадия проблематично, но на веранде  услышали цоканье копыт  .
Верховых дома не ждали… Первой выбежала тетушка Варвара да так и встала у крыльца с открытым ртом… За нею пожаловала Аркадиева мать. Картины, которая пред нею предстала, она увидеть не ожидала. Но надо отдать отчет  благоразумию  Веры Васильевны ( в юности  немного ездившей  верхом, и страха перед лошадьми, в виду сего обстоятельства, не имевшей): она, отловив Ласточку за повод,  решительно остановила карусель вокруг клумбы и стащила сыночка с лошадиной спины. С трудом удерживаясь от большого желания надавать ему подзатыльников ( личность Аркадия была в семье персоной неприкосновенной, и он этим обстоятельством широко пользовался), Вера Васильевна в тот день приняла окончательное решение:  на этой же неделе ехать домой. Без мужа,  отца и братьев  с  сыночком  ей не справиться.



         
Когда приехавшему через несколько дней генералу поведали  эту историю, он, против ожиданий Аполлинарии Павловны ( которая надеялась, что муж  хотя бы сделает своему любимому башибузуку  внушение по поводу недопустимости такого поведения), сказал:
- Значит, на следующий год пора его в большое седло, по всем правилам…
Довольный Аркадий сиял, как медный грош.



   КАК  ПЕРЕВОЗЯТ  ЛОШАДЕЙ  ПО  ЖЕЛЕЗНОЙ  ДОРОГЕ


    Все оставшиеся до отъезда дни Аркадий был особенно нежен с Плюшкой- практически переселился в её денник и выходил из конюшни только к семейному столу. Таким образом он, видимо, хотел загладить свою вину перед пони за то, что  так легкомысленно   изменил ей с Ласточкой.  А когда в день отъезда узнал, что маленькой лошадке придется ехать в Москву в специальном лошадином вагоне, отчаянно запротестовал :
-Это решительно невозможно, - говорил он отцу на полном серьезе, - как же моя Плюшечка будет там одна всю дорогу? Она может испугаться, заметаться и искалечить себя, - резонно размышлял он.
-По этому поводу можешь не беспокоиться: лошадей привязывают к  специальной стойке, она не сможет в ней сильно двигаться и не побьется, - объяснял ему отец суть дела, но только подливал этим масла в огонь.
-Это совсем никуда не годится: она не преступница, чтобы  её связывать и унижать её достоинство,- возмущался Аркадий. Ему в его нежном возрасте уже успели объяснить, что такое достоинство, и он распространил способность иметь это чувство и на свою лошадку.
. – Вот если бы тебя, папа, даже из благих побуждений, привязали и оставили одного в  незнакомом страшном вагоне, который качается и мчится по рельсам, как бы ты себя ощущал? – резонно спрашивал он отца, глядя ему в глаза так, что ни соврать,  ни увернуться от вопроса было невозможно. Но только не его опытному отцу:
 _-Во-первых, Плюшка уже имеет опыт путешествия в таком вагоне- она именно так и приехала в имение, если ты не забыл, - ответствовал находчивый Алексей Георгиевич. – И потом, то что кажется невозможным для человека, вполне легко переживается лошадью, уж ты поверь мне. Вот, например, что бы чувствовал  ты сам, если бы на тебе каждое утро после завтрака ездил верхом какой-нибудь мальчуган, да еще командовал тобой, заставляя менять направления и бежать то рысью, то галопом? А Плюшка тебя ежедневно катает и вполне довольна таким своим положением… А если бы тебе на обед вместо супа давали овес…Ты бы точно не обрадовался, т.к. даже от овсяной каши нос воротишь, а Плюшка его с удовольствием кушает…  А если бы…..
Демагогии Алексея Георгиевича, способной поставить в тупик даже собственного отпрыска, можно было только позавидовать.

    Смирившись с тем, что Плюшке нельзя путешествовать из уезда в Москву вместе с ним в купе, Аркадий решительно настроился лично  провести весь путь с нею в лошадином вагоне. Переубедить его было невозможно, и, к неудовольствию супруги и полному непониманию тещи, Алексею Георгиевичу пришлось разделить общество  сына и Плюшки. Прихватив с собою складной стул и толстые «Биржевые ведомости», до которых дома у него все не доходили руки, Алексей Георгиевич с торжествующим победу сыном отправился  в самый конец поезда, где последним был прицеплен специальный «Лошадиный» вагон,  под недоуменный взгляд тестева денщика Ивана, ведшего по перрону  бодренькую гривастую Плюшку. Наверное,  в этот момент донской казак думал что-нибудь в роде: «У богатых свои причуды»…
     В вагоне, пахнувшем сеном и конским навозом, Алексей Георгиевич сам  надежно привязал пони  чумбуром  к грудной перекладине специальной стойки, дал ей сена и   в продолжительность неутомительного двухчасового пути   так и не смог  почитать свои  «Ведомости». Привычно усевшемуся  на колено сыну  он всю дорогу рассказывал о поведении лошадей и даже провел практическое занятие- показал, как поить их в дороге зимой, положив в ведро на воду немного сена: тогда лошадь будет пить маленькими глотками и не простудится..
    Благодарная пони  тоже слушала.,  мирно пожевывая сенцо  в приятной компании и, когда поезд пришел к станции назначения, все пассажиры «лошадиного вагона» был довольны друг другом.