Последний бой мехвода Иванова
Наша подбитая машина, по словам ребят из эвакуационной роты, годилась после взрыва, разве что, на металлолом, а отремонтированных танков на замену пока не было. Вот и пришлось нашему экипажу помогать ремонтникам бригады в восстановлении эвакуированных и неисправных машин. Два дня танкисты ковырялись в двигателях, наваривали заплаты на пробоины, меняли катки и клепали гусеничные траки. К вечеру второго дня поступил приказ о выделении команды из десяти механиков-водителей под начало нашего командира танка для получения новой техники на ближайшей железнодорожной станции.
В состав этой команды попал и я, механик-водитель Семён Иванов, бывший тракторист совхоза, окончивший танковые курсы и воюющий с фашистами уже полгода в нашей танковой бригаде. За время моего участия в этой войне пришлось хлебнуть «полным котелком»: длинные километры отступлений, горечь потерь товарищей и членов экипажа, скорбь на братских могилах, пропахшие маслом и соляркой комбинезоны, постоянные копания в танковых двигателях, бессонные ночи перед боем, страшные минуты и часы внутри танка, брошенного в атаку или огрызающегося огнём в обороне.
Механик-водитель в танковом экипаже – это фигура очень важная. Так говорит наш командир, лейтенант Сергей Скорик, недавний выпускник танкового училища, направленный командованием в наш экипаж, вместо тяжело раненного командира Павла Васильева. Выбывший в госпиталь старлей Васильев был не только хорошим начальником, но и удачливым бойцом. Под его началом мы не раз выходили без потерь из различных боевых передряг (лёгкие ранения и контузии, ушибы, синяки и царапины не в счёт), теряли свои танки, но вскоре вновь вступали в строй бригады на новой машине. Мы уважительно называли нашего командира по имени-отчеству: Павел Михайлович. Его слово было для нас непреложным законом, а его внимательное отношение к бытовым мелочам грело душу почище любого костра.
Новый командир танка - «желторотик» Серёга, который по возрасту был самым младшим в нашем экипаже, надо отдать ему должное, не стал сразу «брать быка за рога», насаждать своё командирское слово, не считаясь с мнением бывалых солдат. Первое знакомство прошло спокойно, Скорик внимательно выслушал каждого в экипаже, лично облазил всю машину, заглянул в каждый уголок, послушал работающий двигатель, спросил меня о возникающих неисправностях и способах их устранения, составил список необходимых запчастей, которых вечно не допросишься у ремонтников. По правде, я не надеялся, что у него получиться их достать, но Серёга меня удивил, добившись у командования получения половины из заявленного списка. А после того, как он помог мне устранить недавно одну неисправность в двигателе, я проникся к молодому командиру уважением.
И вот теперь мы в составе команды ехали на грузовике на станцию, где разгружались новые танки, так необходимые нашей бригаде, потрёпанной в наступательных боях последних дней. Эшелон с боевыми машинами загнали в станционный тупик с эстакадой. Скорик быстро распределил механиков по танкам и стал руководить разгрузкой машин с платформ, по мере их готовности. Мне достался четвертый по счёту танк. Подготовка к запуску, отработанная до автоматизма в боевых условиях, прошла быстро. Подкачал топливо, открыл вентиль баллона сжатого воздуха и редукционный кран, запустил двигатель и установил устойчивые обороты, закрыв подачу воздуха. Дизель работал ровно, без сбоев. По прибытии в бригаду нужно будет обязательно его осмотреть и проверить масляный и топливный фильтры.
Вот и до меня дошла очередь: смотрю на командира, показывающего жестами направление манёвра, из открытого люка механика, включаю передачу, плавно добавляю газ, тяну рычаги управления и плавно скатываю танк с платформы на рампу. Поехал в формируемую колонну. Машина слушается без проблем, внутри пахнет краской и машинным маслом. Занимаю своё место в строю, ожидая остальные машины. Осматриваюсь и вижу красочное пятно слева от своего места. Протягиваю руку и ощущаю картонку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась открыткой, написанной детской рукой: «Бейте фашистов! Отомстите за погибших бойцов! Мы верим в победу!» Прочитал эти строки и в душе что-то перевернулось! Даже дети кричат нам, бойцам и командирам Красной Армии, что нужно бить врага, не щадить его, верить, что наша победа будет одержана обязательно! По прибытию в бригаду нужно отдать эту открытку замполиту, пусть доведёт детский призыв до всех танкистов.
Замполит бригады - майор Локтев, сказать по правде, в танках разбирается слабо. До войны он работал в райкоме партии, по внешнему виду похож на школьного учителя, носит очки и смешно смотрится в танковом шлемофоне. Но вот чего у нашего замполита не отнять, так это его внимательного отношения к любому бойцу и командиру. Он в каждой ситуации находит верные слова для поддержания нашего духа, который испытывает на прочность военная сумятица. Почище, порой, чем церковный поп на исповеди! А ещё замполит не даёт спуску тыловикам и снабженцам, заставляя их обеспечивать бойцов всем необходимым по нормам. За это его уважают танкисты и побаиваются остальные спецы.
Через некоторое время колонна новых танков двинулась в расположение бригады. Слава заводским рабочим – поломок на марше не случилось. Наш новый танк я поставил ближе к освещённому месту, включил дополнительную переноску и вместе с бортовым стрелком-радистом Петром Прониным стал проверять горячий ещё двигатель (к утру машина должна быть готова к бою). Вернувшийся командир с заряжающим Сашко Шевчуком загружали боеприпасы в боеукладки башни и подбашенные ящики, проверяли орудие и пулемёты, патронные магазины и гранаты. В общем, экипаж трудился, забыв о сне, понимая, что наш танк – это наша небольшая крепость, готовая громить врага.
Утро мы встретили уставшие, перемазанные маслом и солярой, но довольные проделанной работой и хорошим результатом. Небольшой перерыв на умывание и «чистку пёрышек» (командирский каламбур), завтрак (гречневая каша с тушёнкой и крепкий чай с сахаром), и мы готовы снова в бой. Скорик убыл с докладом к командиру роты, а мы немного расслабились, прилегли возле танка на плащ-палатку. Глаза после сытного завтрака и бессонной ночи слипались. Через полчаса вернулся командир, растолкал нас, дремлющих, и сообщил, что нужно идти на построение бригады. Сон, «как рукой сняло», заправили форму, застегнулись, командир проверил наш внешний вид (не любил он разгильдяйства и нерях), и мы направились на поляну, где собирались все экипажи, находящиеся в строю.
Командир бригады подполковник Мережко, приняв доклад от начальника штаба, повернулся к строю. «Задача нашей бригады следующая: выдвинуться на передний край обороны стрелкового полка, занять позицию для атаки. После того, как фрицев «отутюжат» штурмовики «Илы», начнётся артиллерийская подготовка. Затем при переносе огня в глубь опорного пункта фашистов, пехота поднимется в атаку за огневым валом при поддержке танков бригады. Сапёры проделали проходы в минных полях врага, которые обозначены специальными вешками. Нужно строго придерживаться указанных командирами взводов направлений. Преодолев минные заграждения, взводам развернуться в боевой порядок, подавлять уцелевшие огневые точки и артиллерию противника, уничтожать бронетранспортёры и танки сосредоточенным огнём. Ближайшая цель: захват посёлка Васильки». После Мережко слово взял замполит Локтев, который зачитал обращения детей с найденных в новых танках открыток, призвал бойцов громить врага с ненавистью и умением, помнить о неизбежности нашей победы над фашизмом.
Для подготовки к наступлению командир бригады отвёл экипажам один час. Мы вернулись к танку. Скорик, надо сказать, несмотря на свою молодость, был командиром практичным, трезво мыслящим, смотрящим на боевые задачи реально, оценивающим опасность и старающимся предусмотреть любые мелочи до боя. Он напоминал нам, членам его экипажа, бывшего командира Васильева, потому все его внимательно слушали и старались в точности выполнить его указания. Он залез в танк и проверил настройку радиостанции. Потом пару раз прогнал нас по нормативу «посадка – высадка экипажа» (постоянные тренировки не раз помогали нам покидать подбитую машину и сохраняли жизнь). Оставалось полчаса до начала выполнения боевой задачи, которые Сергей разрешил использовать для написания писем родным (ведь мы можем не вернуться с поля боя сегодня).
Я написал несколько строк своей жене, Глафире Александровне, про наше стремление к победе, внимательного командира, что жив-здоров, спросил, как у них дела в совхозе, как дети и родители. Приписал, что помню о них всех, скучаю и передаю привет от себя и нашего гвардейского экипажа. Письмо запечатал и передал командиру, который собрал наши весточки родным и отнёс их почтальону. Ребята «присели на дорожку», помолчали (каждый думал, видимо, о предстоящем бое) и, с возвращением командира, быстро заняли свои места в танке.
Дизель заработал, командир легонько толкнул меня в спину носком сапога (сигнал «вперёд»). Внутри танка на ходу стоит грохот и скрежет гусениц, в котором тонут все человеческие звуки, а если ещё выстрелы из орудия и пулемёта, то, кричи - не кричи, никто не услышит. Потому командирская нога – это самый надёжный способ управления мной в бою. При закрытом люке мехвода я вижу только небольшой участок местности перед танком, успеваю реагировать на неровности местности, а делать короткие остановки для выстрела или доворачивать машину в стороны – это решение командира. Ему сверху виднее, хотя обзор из башни наших «тридцатьчетвёрок» слабоват. Говорят, у фрицев в танках триплексы и оптика посолиднее наших будет. Но, как в пословице, «чем богаты, тем и рады», воюем на том, что наш народ делает своими героическим трудом в тылу.
Добрались до окопов пехоты. Сапог командира упёрся в мою спину (сигнал «стой»). Скорик выбрался из башни и ненадолго исчез (наверное, пошёл к командиру взвода уточнять наши действия). Прошло минут десять, топот сапог по броне, и Сергей снова на своём месте командира. Пока стоим, он по ТПУ отдал последние указания внимательно наблюдать вокруг со своих боевых постов, а мне следовать за танком взводного. Толчок в спину – двинулись вперёд. Окопы позади, впереди пересечённая местность: небольшие возвышенности и неглубокие ложбины. Не выпускаю из вида корму переднего танка, втягиваемся в обозначенные вешками проходы в минном поле, пехота движется за танками, прикрываясь нашей бронёй от возможного огня противника.
Командирская нога касается моего правого плеча – доворот вправо, ускоряемся, занимая место в цепи боевых машин роты. В триплексе вижу, то встречающиеся ямы и воронки, то кусок неба, когда танк выбирается на взгорки. Передний край фрицев перепахан и курится дымком из свежих воронок, но уже кое-где вспыхивают огоньки стрелкового оружия и уцелевших пушек. Впереди взметнулся взрыв, беру левее (сапог на левом плече), затем – стоп. Чувствую, что башня немного поворачивается, командир осматривает местность. Клацнул затвор пушки. Выстрел. Снова толчок в спину, педаль газа до упора, рванули вперёд.
Несёмся по полю к небольшой ложбине, взрыв за танком, комья земли барабанят по броне, разрыв правее нашего курса (берут в вилку), но мы успеваем заехать в естественное укрытие. Короткая. Выстрел (башня чуть выше уровня земли). Получите и от нас «плюху»! Ползём по ложбинке (стоять нельзя, могут накрыть из гаубиц или миномётов). Командир снова толкает, прибавляю газ, танк набирает скорость и выкатывается наверх. В передок ухает болванка и уходит с визгом по металлу в рикошет, по ушам бьёт грохот, как от гигантской кувалды, мелкие металлические крошки с внутренней поверхности впиваются в лицо и руки, но танк уже на ровной поверхности. Короткая. Выстрел. Вперёд.
Перед танком снова дыбится земля. Непрерывно маневрируя, катимся вперёд, огрызаясь огнём из орудия и пулемётов. Ещё пару раз уходят в рикошет вражеские болванки. Мы оглохли окончательно, спины и головы вспотели от жары и напряжения, страшно хочется пить, не хватает воздуха (дым и дизельная гарь заполнили всё пространство внутри танка). Действуем на инстинктах, выработанном автоматизме, мышечной памяти и на пределе воли, собранной в наши кулаки. Кажется, что по нашей машине «лупят» все пушки врага. Вижу в триплекс впереди возню возле уцелевшего орудия фрицев, которое лихорадочно поворачивают в нашу сторону. Короткая. Выстрел. На позиции фашистов взрыв. Успели. Снова добавляю обороты и «утюжим» окопы врага. Пехотинцы обгоняют танки и бегут дальше.
Пытаюсь выровнять машину, но тут нас настигает злой рок войны – в правый борт лупит снаряд, который, пробив броню, задевает двигатель, захлебнувшийся на высоких оборотах. Танк дёргается и замирает, взрыва нет, но ощутимо тянет дымом, вот-вот полыхнёт. Командир орёт, чтобы экипаж покинул машину, откидывает люк башни и пытается выбраться наверх. Я тоже открываю свой люк и выползаю на броню. Недалеко ухает взрыв, нас накрывает взрывной волной, землёй, перемешанной с осколками. Чувствую острую боль в правой ноге, валюсь на землю возле машины, краем глаза вижу командира, пытающегося вытащить из башни Сашко, видимо, раненного осколками от попадания снаряда. В люке мехвода показалась голова Пётра, который не успевает покинуть танк. Ещё один снаряд попадает в район передних катков правого борта и взрывается внутри, выбрасывая осколки и огонь из открытых люков нашей неподвижной машины. Моё сознание меркнет.
Очнулся я на следующие сутки уже в госпитале. Медсестра рассказала, что Скорик, тяжело контуженный, с обожжённым лицом и вывихнутой рукой вытащил меня с передовой на себе в тыл. Сашко и Пётр погибли при взрыве второго снаряда (вечная им память). Хирург смог сохранить мою ногу, исковерканную большим осколком фашистской мины, но предупредил, что после выздоровления мне уже не суждено будет вернуться в строй танковых мехводов. Хромота будет теперь со мной на всю оставшуюся жизнь. А посёлок тот наши взяли и гнали фрицев ещё десяток километров! Жаль, что мой вклад в победу на фронте оказался маловат, но вернусь домой и постараюсь помочь стране в тылу. Спасибо, что живой!
Свидетельство о публикации №221111201046