Описание тепла и холода. Из книги Природа, 1994

 ТЕПЛО

К тому немногому, в чем нуждаемся мы и что не сводится в свою очередь друг к другу, относим тепло — тот узкий для природы температурный и приемлемый для нас режим, но который мы чувствуем предельно тонко...
Физическое тепло, его оптимум, действительно, есть нам некая постоянная, которую мы, так или иначе, требуем, храним — и телесно, и психически.
Психическое или духовное понимание тепла весьма сложно, но также тонко: одно слово, одно действие другого человека «выдают» его суть и могут в иных случаях определить судьбу.
Теплота человеческих отношений во взаимопонимании, в движении друг к другу, в необходимости друг друга. Теплота отношений в самом возвышенном смысле есть уже любовь, есть твоя собственная готовность на самопожертвование ради другого.
А в "менее" возвышенном смысле тепло есть уют, без которого большинство просто не может быть. Уют — это твое жилище, та атмосфера среди близких людей, словом, то построенное тобою или близкими пространство, где нет враждебности, нет подвоха, есть, пусть даже эфемерное, пусть придуманное — искусственное значение, которое придаешь ты (именно ты) всему своему окружению. Уют — относительное понятие. Это может быть образ жизни, это может быть вовсе не жилище, но улица, просто люди, просто общение, даже просто одиночество. И, может быть, даже очень прагматичные люди, найдя оптимальный для себя ритм, оптимальную «жесткость» и считают подобную жизнь настоящей.
Но тепло в физическом смысле отнюдь не самое элементарное или «вульгарное». Может быть, дизайнеры будущего вместе с психологами и гигиенистами будут настойчиво рекомендовать каждому человеку такие его «режимы» деятельности, которые и будут «позволять» чувствовать себя во внешней среде уютно.
Мы требуем тепло чаще без слов, или определяя словами иными, и «находим» его даже в самых жестких внешних условиях: может быть, в мыслях своих? Когда находим гармонию мыслей своих с ощущениями собственного тела? Это и нечаянно, и привычно — шаг за шагом неизбежная приспособленность; тепло нашего тела не «напоминает» о себе: ты есть только в мыслях.
Ведь Дух наш ищет выходы не просто из противопоставления себя Природе, но и «учитывая» природу тела, в котором он «обитает». Какую долю «возьмет» себе тело? а оно берет всегда, и мы даже охотно идем «навстречу».  ...Телу минимум, Духу — максимум? многие ли из нас придут к такой жизни и будут жить так? Наше духовное есть синоним высокой цели во благо и человеку, и Земле всей.
Чаще всего подобные соотношения складываются стихийно, и физиологические особенности нашего тела оказывают влияния (какие?) на особенности душевные (и духовные?); требования тела есть характер (?), есть нечто вторичное (?), но и есть связь с миром остальным.
И все же тепло Духа выше: простая забота о детях, например, пересиливает заботу о себе, мысль о перспективах (своих, других) подчиняет непосредственность... Дух — дальновиден. Как соотносится с ним родовая память?
...среди холода, непогоды — погреться у костра, очага это значит повторить человеческое. Это значит, воспринимая все конкретное, пережить и символы, пережить опосредованное...

Теплый летний день

Теплый день имеет Начало во всех иных днях; для тебя такой день есть словно продолжение твоего дыхания, твоего тела, но переходящий в знойное свое состояние, день пространством своим, небом своим уже противостоит — тебе.
Теплый день — равновесие. Ты есть и, словно, нет тебя: ибо ты — это только твое Я, может быть, непосредственное, незамечаемое тобой самим же, или — мнительное, контролируемое... Я — которое «поднимает» и память, и мечты твои, в котором умещается суть твоя человеческая; я — беззащитное, словно исчезаемое для тебя же, и Я — агрессивное, неотвратимое, заполняющее весь остальной мир непротиворечивой, страшной или прекрасной точкой зрения... Я, которого может и не быть в доли секунды, и которое может страдать и любить долгие годы, подчиняя тело (твое), подробности дней своей непостижимой природе.
А тепло дня в подробностях — в теплом давлении солнечного света, невесомого, мгновенного и бесконечно медленного одновременно, тепло дня пасмурного — невидимое, неощущаемое, действительно продолжение твое. Тепло дня — в покое ландшафтов, даже умиротворенности и событий, и оценке их (!), но и мозаичное тепло, при движении туч, при постоянной смене освещения, при шуме ветра в ближайших деревьях и строениях людей: это пограничное тепло рождает твое беспокойство, ты не находишь себе места, что-то неясное, неявное пробуждается и не может пробудиться в твоем Я, ты не в состоянии осознать свое чувство — великое, и безжалостно, также незаметно, заглушаемое бесконечной людской суетой...
Ты — выше суеты! ты дитя прежде всего природы, лишь потом — общества! Природное пронзает тебя насквозь, и ты камертон, но сознанием своим, своим Я  у ж е  отделен от нее. Это далеко не значит, что ты должен «раскланиваться» на все стороны... Что это значит?
А тепло дня в водной глади, срезающей и местность, и само тепло бесчисленными плоскостями,  и на каждой из них — запах, и на каждой — быстрота информации, какая-то защита, связь... Тепло в движении воды, даже при безветрии: тепло в твоей жадности (!) — ты не можешь насмотреться на смену состояний природы... И теплый летний дождь, слепой, моросящий, краткий — ливень, все есть словно требование твое, продолжение твое.
Эти равновесные дни называют серыми, называют обычными, но в природе ничего нет обычного: каждая секунда ее, если ты способен к оценке, возвышает тебя...
И — небо, и прежде всего поразительная свобода воздуха, без конца, без края, свобода абсолютная для твоих чувств... Небо есть чудо, притягивающее к себе и взгляд твой, и живое все вокруг, всюду. Небо есть свет словно сам по себе, и это чудо-свет, может быть, и есть ответ всему. Наполненное звуками земли, наполненное природою Земли, — небо свободно и само по себе, и от всего.
Небо касается теплом своим земли, и хотя мы знаем, что все — наоборот, и что свет рожден не в небе, но чувствами словно впереди своего разума...
А солнце — будто подарок небу, придаток свету; свое, человеческое мы «взяли» не от солнца, но от земли, от неба.
Свое мы взяли от чувств?

Зной

Солнечное летнее утро после ночи и рассвета — контрастно, напоено запахами влажных низин, наполнено звуками,    сближающими   пространство, и все утро блестит под    солнцем, скрывая тени... А на солнце — строения людей, деревья, холмы в игрушечных плоскостях, будто новые.., пустынные.
Прохлада струйчата и замирает перед предметами, «заменяясь» откровенным теплом и... светом... Свежесть красок с этого раннего утра к позднему утру исчезнет: теплый воздух вытеснит чистоту, «раздвинет», отдалит предметы, но все же время это — долгое-долгое; в нем успевают произойти все те события, которые всегда ты называешь прекрасными...
Знойный день также имеет Начало незаметное, медленное, еще с ночи и рассвета, но даже раннее утро мало что говорит о будущем знойном времени.
Зной — это свет, это вдруг небо и больше ничего, это горячее дыхание всего вокруг, это давление запаха (но давление — откуда?), и вновь свет, свет, свет. Свет солнечный. О чем ты тогда думаешь?
Горячая земля сухая, кажется, отдает последние запахи; в холмистой местности обычно запахи «стекают» даже в безветрии, стекают вниз, где-то «поднимаются» и вдали от селений людей вся местность, весь ландшафт в знойное время словно раздвинуты в границах,  едины в разнообразно-тонких запахах...
А для тебя лишь какие-то установки, дальние (прочные) не «замыкают» тебя же на это конкретно-изнуряющее тепло: память — защита. В знойное время вообще защита тебе — не действительность, но прошлое: ночь, память, традиции.
Зной «вытягивает» горизонты водной поверхности, поднимает их, лишает водную поверхность тяжести; вода же для тебя естественная и приятная свежесть.
Знойное пространство над землей однородно: хаотично, «сближает» предметы (и явления?) и не только запахами, но и теплом (!); раздвигается же пространство воздухом, вобравшим в себя и тепло и запахи: парадокс. Утомителен день знойный: ты ждешь чего-то далеко не возвышенного, ты сопротивляешься то ли шуму дня, то ли его тишине, то ли свету.
А небо спускается так низко: оно начинается сразу от земли, и голубое только в невообразимой вышине, а все больше — светлое.
Ты ищешь тень, ищешь укрытия от палящих лучей, и любая твоя работа стучит у тебя в висках, «отдает» в голове...
Долгие знойные дни невыносимы для природы, неестественны: растительность выгорает, все живое прячется в тень, земля перестает питать: нужна влага.
В который раз убеждаюсь: весь смысл в соотношениях пространства (каких соотношениях? чего?), соотношениях для тебя, для твоих оценок соотношений тепла (и зноя?), соотношения красок, размеров, соотношений, где твои чувства принимают непосредственное «участие» в этих оценках...
Знойное время на Земле — время экстремальное для всего живого, но так же естественное как просто холодное или морозное, или просто теплое, потому время это нам необходимо для оценки уже самого человека: нас-то понять можно только со стороны — со стороны природных условий (но как?), со стороны нашего начала (?)...

Летний холод

Он раскрывает пространство вокруг максимально даже перед сумерками; освобождение подробности дали неестественно: наш уют — всегда нечто близкое, сближающее, а теперь — и даль подарок, неожиданный и жадный для взгляда, то есть, понятие уюта, вместившее в себя тепло летнего дня, — «очищается»... И сейчас летний холод с ветром, редким дождем, шумом листьев деревьев.
Свободная голубизна неба не закрывается полностью: пелена неопределенно серой, теплой и холодной облачности космато и медленно проходит над местностью, иногда даже задевая ее! а зелень, протягиваясь вверх, шумно и видимо провожает это движение.
Солнце все же освещает и саму зелень, и строения людей резкими линиями, а отдельные тучи — пятнами: вся картина неправдоподобно контрастна и огромна.
Огромная река со стороны заката в холодное время тяжела и «выходит» из-под какого-то контроля. Какого? Может быть, ее движение «всегда» и контроля ничему и никогда не было?
...Незаметно наступают сумерки и ночь; свет заперт между тобой и ближними силуэтами, облачность рассеивается, и месяц или луна остаются единственными свидетелями земного противостояния... Кому?
А ведь лучшее время это время смешения света и тени, это время движения туч, время смешения тепла и холода; это время — беспокойно и радостно, это время — быстро: «быстрее» остального (в чем быстрее?).
Может быть, именно это — великое время, точнее, это состояние над землей — Родина человека; именно в подобные состояния природы зарождалось осознание (?). Ведь осознание — это вдруг переоценка, это вдруг другие глаза: все то же самое, да изменяющееся на глазах (глазах!) — изменяющееся освещение, изменяющееся тепло, пространство...
Ибо время летнего холода — это время, преодолеваемое теплом собственного тела, это время «пограничное», при котором остаются какие-то основы уютного существования — открытого, бескрайнего: действительно охватывающего все пространство... Уют здесь смелость всеохвата Мира. И вдруг — все иное!
Это время «втягивания» в себя.
Человек стал человеком потому, что природа «спровоцировала» в самой себе такую возможность — для «него», т.е. для человека. Главным явилась мера: она «отпечаталась» в нашем внутреннем мире давным-давно. Главным в осознании стало чувство меры в новом виденном, чувствуемом, своего рода «расширяющийся» инстинкт... Процесс «опробования» новых состояний, самопроизвольный, отрыв от привычного «взгляда», иногда мучительный, иногда также самопроизвольный, неожиданные «оценки», так или иначе соотносимые с Мерой, — все вместе «сдвинули» внутренний мир к качественным самооценкам, в конечном счёте к  понятийному мышлению...
И есть какие-то аналоги отдельных «операций» осознания в природе; их технологии — всюду в живом и неживом мире...
Летний холод в этой прекрасной и зеленой природе нам, «сегодняшним», — удивление: и еще столько тайн в красках и звуках, запахах и... размерах оставляет нам.

Холод осени

Это тяжелый и «нижний» холод, неподвижный и мгновенный в одно и то же время, холод, несущий запахи опавших листьев и мокрой земли; в лесу это редкая по красоте темнеющая прозрачность воздуха, и спокойные стволы и ветви деревьев, невесомые веточки и одиночные ясные листья на них, словно тонут в тяжелом воздухе, или, наоборот, удерживаются его невидимой вязкостью, — отторгаются самой землей, уже легкой, падающей вниз...
И листья на земле ковром — всюду светло от листьев и пусто вверху, среди деревьев, среди тонких силуэтов, свободных, почти в небе.
Осенний холод в деревне — это холодный, стекающий по улицам с огородов и садов, полей, запах, постоянный и звонкий, гулкий... Запах работы, дыма, запах стеблей трав, запах земли.
Осенними дождями, когда грязь на дорогах, когда темные строения людей, деревья, прохлада оставалась отдельной — от земли, предметов.
При солнце вся деревня, весь ландшафт кажутся  временными, летящими; небо — само по себе, постройки людей, деревья, неровности ландшафта — едва ли не случайными, эфемерными, «настойчиво-неглавными»(!). И что-то «уводило» твои мысли от «чисто» человеческого, от понятного. Ты оказывался здесь как бы вдруг, а то, что помнишь, не можешь сформулировать в слова, да и помнишь ли?
Проходило это чувство, но момент отстраненности от реалий времени я считал великим: рождалась оценка виденного, оценка всему, и оценка провоцировалась явно! Провоцировалась внешним.
...осенний ветер даже теплыми днями пронизывал пусто¬той, холодной, неуютной; под солнцем этот холод был странен, чист (впрочем, холод всегда чист), был голубой — от воздушного неба, от самого воздуха; в пасмурную погоду холодный ветер «заставлял» замыкаться собственными заботами, но и ветер объединял все пространство сопротивлением ему. «Сопротивлялись» и мысли, находя новое равновесие сил, нет, не в действиях (одежда, дом), но в мире внутреннем. Мы отвечали на вызов среды — оценивая. Человека создала его возникающая точка зрения — оценка! Но как? как в сущности перераспределялись привычные «ценности» в нашем становящемся сознании?
...видимо, любое отступление от условий «комфорта» во внешней среде создает возможность «поймать» Начало новой инерции во внутреннем мире. Это Начало какого-либо направления, процесса (вместе с самим направлением, процессом) и есть осознание?
Осенний холод разнообразен, как разнообразна сама осень, как разнообразна вся смена природных состояний. Многие любят осеннее небо, осеннюю землю, может быть, любят как итог? природа осенью «замыкает» целое, не к подобной ли целостности направлены наши симпатии?
Осенней ночью и сумерками холод — цвета земли, холод, который ты разрываешь (протыкаешь ногами!) как бумагу, но бесшумно...
И — снова день, пасмурный: серебряный. И застывшая прохлада — до неба.

Мороз

Во время работы ты постепенно пересиливаешь ощущение холода: мороз становится обстановкой, не более.
Во время мороза лес седеет, в деревне дома, строения покрываются сизым инеем; воздух неподвижен, тяжел, низ¬кий: в пустом и тяжелом воздухе что-то густое, вязкое, сквозь чего, например, дым пробивается с трудом; птицы летят замедленно, звук распространяется неоднородно, словно частью своей опаздывает, а частью — опережает: во время мороза какое-то короткое эхо сопровождает голоса людей, любые звуки, шум;
тяжело дышать: стальной холод схватывает лицо, дыхание. В сильный мороз солнце просвечивает с трудом, оно в ореоле поднимающейся с земли дымки, поднимающейся до неба. Цвет горизонта — синеющий, даже красноватый.
В мороз ли, в оттепель, вообще в другое время года ты смотришь, смотришь на незамысловатый пейзаж, смотришь и не можешь насмотреться...
Морозной ночью звезды приближаются к земле, становятся крупнее, само небо — темнее, и холод — холод словно мгновенно пробирается сквозь твои одежды, внутрь...; тишина такая, что кажется, сами звезды то ли шепчут, то ли, как и местность вся, отражают неизвестно откуда появляющиеся звуки...
Просто морозная погода — одно из лучших природных состояний; снег жесткий, явно голубой на склонах, в лыжных следах, на тропинках.
Морозная снежная чистота при солнце золотисто-желтая, обжигающе холодная, голубая; снег всюду скрипуч, звук далекий — рядом, а ближний — словно далек...
При морозной погоде время будто делает «рывок» вперед, причем, видимо, в нашем сознании: мы будто уже давно ощущаем это морозное время, в то время как, скажем, лишь вчера была иная погода...
Странен холод, странен мороз, впрочем, и тепло. Что есть холод? Какая-то сжимающаяся сила, связь, связь, направленная вовнутрь? Связь, изменяющая даже внешние свойства предметов?
В мороз я любил собственную «мобилизацию», собранность, человеческие традиции; но и не любил его, не любил вообще холод, его неумолимость, «всеобщность»... При холоде невозможно было расслабление.
Мороз предполагал напряжение во всем. При этом состоянии «вставал вопрос» об оптимуме нашего взаимоотношения со средой. И жизнь вообще, и мы, естественно, мороз могли лишь «терпеть». Правда, миллионолетний для природы и тысячелетний для человека ритм приспособил и научил переносить холод, но все же...
Все же мы стремимся защититься от холода, наше естественное состояние — открытое тепло, так называемое «комфортное» состояние, уют.
...Мороз сковывает льдом реки, озера, пруды; темно – водянистый лед, на изломах голубой, протяженно-гулкий, идеально-скользкий и твердый; снежинки скользят по льду, останавливаясь и нарастая вокруг какого-либо дальнего препятствия, постепенно снежинки покрывают лед весь...
В природе вокруг нас, в нас самих есть чудо; как жаль, что вздорные по существу взаимоотношения людей исключают практически это чудо из нашей жизненной практики.