Бывшая-1

той, без которой бы не случилось


Бывают встречи такого рода, что их при всем желании нельзя назвать случайными.

Если бы в то утро у меня не сломался будильник, я бы успел позавтракать, а значит не сорвался бы с работы, чтобы перекусить… цепь случайностей? Возможно. Но почему ближайшее кафе оказалось закрыто на ремонт, и мне пришлось бежать в другое? И почему буквально за минуту до того, как Лика вышла навстречу из-за угла, я вспомнил вдруг про нее?

- Приветик, - сказала она с таким видом, словно мы расстались только вчера. - Как дела?

Я молча смотрел на нее, пытаясь понять, откуда в женщинах столько выдержки.

- Давно не виделись, – проговорила она ровным голосом, улыбаясь, как мне показалось, вполне искренне. – Два года? Три?

- Два года девять месяцев, - я улыбнулся в ответ. – Ты совсем не изменилась.   

Это было правдой – словно не было этих двух лет и девяти месяцев. Те же волосы, гладко зачесанные назад, раскосые, с «дымкой», глаза, тонкие губы на удлиненном лице. Даже ее платье цвета морской волны я помнил. Именно в нем она была, когда мы целовались под бездной звезд, на крыше высотки. И именно его она потом заблевала на вечеринке у Макса… Вспомнив про Макса, я закрыл глаза, сделал глубокий вдох.

- Ты тоже не изменился, - отозвалась она рассеянно. И ведь даже не скажешь, что солгала…   

- Как поживаешь?

- А ты?

Бездумно уткнувшись взглядом в пыльное стекло витрины и стараясь не вдыхать терпкий аромат парфюма, что до сих пор снился мне в исполненных тоски и соблазна кошмарах, я начал было отделываться общими фразами - но тут она перебила меня, обхватив мой локоть.

- Слушай, Саш, дай свой номер? Встретимся как-нибудь… вспомним прошлое.

Вспоминать наше с ней прошлое, а тем более в ее компании, мне не хотелось от слова совсем. И все-таки, чисто из вежливости, я достал телефон…

Никогда не забуду этот момент. Я мог сказать, что забыл телефон дома, не помню номер, да мало ли… но я этого не сделал.

И потому нахожусь сейчас здесь. В самом странном месте, какое только можно себе представить.

***

Лика… она была самой странной, самой потрясающей из всех девушек, которых я когда-либо знал. И единственной, кого я любил – до леденящего ужаса и обжигающей дрожи восторга. Трудно сказать, что это было – та ни с чем не сравнимая сила женственной магии, что проявляет себя в избранных представительницах слабого пола, или мы были с ней близки изначально, а может и то и другое вместе? Как бы там ни было, я пропал уже на второй день знакомства – и не успокоился, пока она не стала моей.

Впрочем, какое там успокоение… Лика обладала той гремучей темпераментной смесью ласки и сучества, от которой мужские гормоны исполняют такие номера, что хоть святых выноси. Ласки при этом в ней было ровно столько, чтобы нежно не задушить ее, пока она спит.

В темные минуты тоски и боли я напоминал себе, что она совсем не вписывается в стандарты моего «архетипа». Мне нравились большеглазые, с пухлыми чувственными губами… и красивыми ступнями (мой тайный фетиш), а у Лики они не отличались изяществом линий, к тому же на левой не хватало мизинца. Куда он подевался, она так и не рассказала (спрашивать, если она не хотела отвечать, было бессмысленно), но, странное дело, это таинственное отсутствие мизинца волновало всю мою природу чрезвычайно. Скажу больше - стоило мне увидеть ее четырехпалую ступню, маленькую, беззащитную, и я готов был простить ей все, даже то, чего не прощал никому.

Как бы там ни было, причина этого неодолимого притяжения, этой отчаянной одержимости, что не знала границ и запретов, таилась не в ее внешности, личности и уме. И не в ирреальной мистерии нашей исключительной близости, когда наши отражения друг в друге друг друга познавали. Мне всегда казалось, что было что-то еще – более глубокое, доступное лишь тому, в ком скрывается на той же неизмеримой глубине то же самое н е ч т о.

Это была тайна. Тайна, что горела среди темноты мира - где люди сближаются либо по сексуальному влечению, либо в поисках комфорта, либо в страхе перед жизнью и пустотой внутри - словно факел, зажженный неведомой силой. Тайна, которую мог разгадать я один.

Некоторые женщины, наделенные тончайшей организацией, ощущают интуитивное отвращение к расписанным на года вперед социальным маршрутам. Странные талантливые мужчины для них куда привлекательнее обычных, не знающих дна, а значит и высоты… «Они никогда не страдали, - говорила Лика, вспоминая бывших, - не считать же страданиями те общие для всех горести, что основаны либо на эгоизме, либо на инстинктивных влечениях? С р е д н и е во всех смыслах, они обречены всю жизнь прозябать в одной и той же промежуточной точке духа. Просты, предсказуемы, надежны. И нестерпимо скучны… Да, женщин привлекает стабильность, но со временем понимаешь, что эта стабильность - твое персональное болото, при условии, конечно, что у тебя еще осталось то, что раньше называли душой, а иначе и не заметишь, как погрузишься с головой»…

Я подарил Лике огромный мир. «Все или ничего», сказала она – и я разрешил ей войти в самые отдаленные уголки своего мира, ставшего нашим. После чего она прямо сказала, что ей нужен мой интеллект, мое рацио, чтобы организовать свой «первобытный стихийный хаос», в котором она разбиралась не больше, чем ваш покорный слуга в квантовой физике.

А потом… потом сюжет нашего романа, что был так похож на сказку, дал трещину. Любовь не может идти назад, только вперед, только вверх. Но достигнув пика, она требует жертвы – чтобы взлететь еще выше. Увы, жертвоприношения не случилось - Лика вернулась на свой прежний безопасный маршрут, а я медленно, но верно сполз на то самое дно, откуда меня вознесла моя к ней любовь… К тому времени наши отношения завязались в такой гордиев узел, что у нас оставалось два выхода – раз и навсегда его разрубить, или попытаться терпеливо, вдумчиво развязать этот казуистический клубок терний… Терпения не хватило. Лика одним ударом разрубила наш узел, уничтожив вместе с ним и наш мир.

Напоследок она сказала, что мне нужен психиатр.

Сейчас-то я понимаю, как это глупо – рубить дерево из-за пары гнилых плодов. Да, любовь было не спасти, но мы могли сохранить то редкое счастье подлинной близости, что дается лишь раз, да и то лишь избранным… Как бы там ни было, мы расстались, и после долгой, очень долгой психологической ломки, во время которой я выпил больше алкоголя, чем за всю жизнь, я наконец научился не вспоминать ее семьсот семьдесят семь раз в сутки. 

И вдруг эта встреча… сказать, что она взволновала меня это ничего не сказать. Умерщвленные всеми видами ментальной казни воспоминания ожили во мне с такой силой, словно мы и не расставались. К счастью, продлилось это недолго, и к вечеру я вернулся в обычное свое состояние непоколебимой апатии, прерываемой иногда яркими вспышками деструктивных мыслей, творческих озарений и неизбывной ностальгии по лучшему миру, в котором, как мне казалось, я когда-то был счастлив.

Пролетели выходные, протащился, как слизняк по шиферу, понедельник, канули в Лету вторник со средой. Вечером четверга, когда уже начинало темнеть, закрепили с Лехой последний лист, спустились с опостылевшей крыши, получили от хозяев честно заработанный кэш. Леха предложил спрыснуть окончание работ, но я сослался на неотложные дела – напарник до смерти мне надоел.

Взял в ларьке возле дома ноль семь, торопливо, будто за мной кто-то гонится, поднялся по лестнице и закрылся от всего мира в своей холодной холостяцкой квартире, предвкушая приятный вечер. 

Первым делом налил сто пятьдесят, открыл банку шпрот, к которым с детства питаю слабость. Включил компьютер, ощущая, как «казенка» разгоняется по телу теплой волной.   

И в этот самый момент зазвонил телефон. Номер был незнакомый, и дурное предчувствие сдавило вдруг сердце… Я быстро поднялся и подошел к окну. Погруженный в сумерки город был похож на рваное одеяло, едва скрывающее кости мертвого мира.

- Да? 

- Саша? Слава Богу… - ее голос, всегда такой спокойный, невозмутимый, дрожал от волнения. – Послушай, ты можешь ко мне приехать? Прямо сейчас?! 

***

В оправдание могу сказать, что согласился не сразу. Ссылался на несуществующие дела, расспрашивал, в чем, собственно, причина (отвечать она не хотела, зря старался), и вообще, бубнил я, мы вроде как чужие… но все это было ложью, ширмой. Я бы поехал к ней в любое время, в любом состоянии, но разве можно признаваться в таком женщине? А тем более, себе?

- Когда будешь? – голос ее дрогнул, как у девочки, что вот-вот расплачется.

- Вызову такси, - ответил я, стараясь говорить х м у р о. – Адрес тот же?

- Да.

При мысли о том, что окажусь с нею наедине, в квартире, где прошли лучшие дни моей жизни, меня чуть не вырвало.

Буркнул коротко:

- Жди.

Положил трубку, нахмурился всерьез. Сильнейшее волнение охватило меня, и я какое-то время быстро, нервно ходил по комнате, ничего не видя перед собой. Убедившись, что пальцы дрожат, как с похмелья, я выпил еще стольник, кинул шпротину в рот, зажег сигарету… тут же спохватился, потушил, надел куртку, новенькие кроссовки (я в них буквально летал), распахнул дверь – и только теперь вспомнил, что не вызвал такси.

- Ну что за… – схватив телефон, набрал номер. Уперся взглядом в надпись «*** тебе» на стене. Девушка с голосом простуженной гориллы сообщила, что такси будет через десять минут, и я, вопреки суеверию, вернулся в квартиру, чтобы выпить еще.

Но едва наполнил стакан, замер на месте. Где-то на краю сознания промелькнула настолько соблазнительная картинка, что меня бросило в жар. «А вот *** тебе», с какой-то мазохистской мстительной радостью сказал я себе - и вылил невыносимо пахучую отраву в кадку с пейотом.

***

Едва я снова вышел и прикрыл дверь, услышал этажом выше петушиный гогот, сиплые подростковые голоса: 

- Га-а, лошара, кто ж так делает?! Вот как надо!

- Да нормально я залил…

- Ага, нормально… учись, вася!

Я ткнул ключом в замочную скважину, потом еще и еще, но он почему-то не попадал в прорезь… Чертыхнувшись, присел на корточки…

В глазах у меня побелело от бешенства. Скважина замка была замазана секундным клеем - и это я сообразил сразу, потому что когда-то, лет десять тому, также стебался над собственными соседями, за что не раз получал по шее. Заставив себя успокоиться, присел на ступеньку, задумался.

Перспективы не вдохновляли. Можно было остаться и починить замок, ну в конце концов, кто она мне? Скорее всего, ничего серьезного, рассталась с кем-нибудь в очередной раз, и теперь ей нужна жилетка для слез… тут я вспомнил ее дрожащий срывающийся голос и со всей очевидностью осознал, что поеду, просто не смогу по другому - но как оставить квартиру, «где деньги лежат?» Увы, это не было фигурой речи – все что я имел, включая ценные и дорогие для меня вещи, что достались мне от отца, находились за дверью, которую я был вынужден оставить открытой. А учитывая тот факт, что в подъезде пасутся эти липкие бандерлоги…

Время между тем тикало. Такси наверняка уже подъезжает. Собственно, можно было плюнуть и сорваться прямо сейчас. И гори оно все синим пламенем… к черту! Внутренний голос подсказывал, что так и нужно поступить, но здравый смысл, черт бы его побрал, все же одержал верх.

Решительно поднявшись на пролет выше, я мгновенно, не давая им и секунды опомниться, схватил самого высокого из троих за воротник и залепил ему кулаком в ухо. Вскрикнув, он выкатил на меня шальные выпуклые глаза под низко надвинутой «пидоркой», засучил руками, получил пинок под зад и отправился вниз. С остальными проблем не возникло – ошеломленные внезапным нападением, они скатились по ступенькам сами… но едва я сорвался следом, вознамерившись выгнать подростков на улицу, нога подвернулась (после давнего вывиха такое случалось, разумеется, в самый неподходящий момент), и я загремел вниз по лестнице, ударяясь о ступени всеми острыми углами. Окружающий мир помрачнел, рядом выросла высоченная тень, скрывая свет, левый глаз взорвался слепящей болью…

Очнулся я от того, что в кармане надрывается рингтон. Перевернулся набок, ощущая во рту вкус крови. Глаз пульсировал, стреляя в мозг дробью боли. Поморгал правым, чтобы хоть что-то увидеть - и увидел огонек фонаря в чернильном мраке окна напротив, пубертатный мат на стене, освещенный тусклым электрическим светом… и уже знакомый мне номер на потрескавшемся экране. 

- Да… - мученически простонал я, ощупывая лодыжку. Вывиха вроде не было, и на том спасибо.

- Саша, где ты? – ее безжизненный голос напугал меня больше, чем если бы она кричала и билась в истерике. – Ты же обещал…

- Извини. У меня… - я потрогал набухающую дулю под глазом, - были проблемы.

- Пожалуйста… - сказала она, и вот тут-то я убедился окончательно, что она влипла, и влипла конкретно. Чтобы Лика сказала «пожалуйста»? – Приезжай скорее. Прошу…

Позабыв даже прикрыть дверь, я выскочил из подъезда в сырую промозглую тьму и побежал к остановке.

***

Бомбила, к сожалению, оказался до отвращения разговорчивым, и за какие-то двадцать минут вконец истерзал мне нервы не только русским шансоном («озверевший конвой бил его сапогами…»), но и какими-то мутными конспирологическими бреднями. Выслушав напоследок мнение, что вирус придумали рептилоиды, а заодно пополнив багаж знаний незнакомыми прежде матерными пассажами, я вывалился из такси, как помилованный вдруг смертник из газовой камеры.

Лика жила на шестом этаже угрюмой советской десятиэтажки, что возвышалась над закатанным в асфальт пустырем, словно башня Мордор, озаряемая огненно-рыжими фонарями. Все здесь было знакомым, и я почувствовал себя, как во сне. В тусклом фиолетовом небе дрожали смазанные желтые звезды… Поеживаясь от могильного холода, я поднял воротник куртки, закурил, набрал на панели домофона номер квартиры. 

- Это я.

- Заходи… - услышал я ее хриплый голос, показавшийся мне чужим.

Оказавшись напротив двери с номером «66», я потоптался на коврике, выплюнул окурок и трижды, нашим прежним условным сигналом, нажал на кнопку звонка. Внезапно мне стало так хорошо, что я замер на месте, не дыша и будто не существуя, чтобы переждать этот, казалось бы, беспричинный приступ восторга…

Дверь скрипнула, бросая в мутную полумглу полосу яркого света. Порывисто шагнув навстречу - бледная, с темными бегающими глазами, в халате с драконами цвета крови - Лика взяла меня за руку. Ее всегда аккуратно зачесанные назад волосы растрепались, губы были искусаны, под глазами залегли тени.

- Саша… - прошептала она, с тревогой оглядывая клетку площадки и только затем меня. – Ой… что у тебя с лицом? 

- Бандитская пуля, - буркнул я. Она хотела было что-то спросить, но качнула головой, промолчала. 

Обои в прихожей поменяли цвет с темно-синего на отвратительно-розовый. Я заглянул в зеркало, вздрогнул от увиденного и хотел было пройти в зал, но Лика настойчиво потащила меня на кухню.

- Слушай… - сказала она, когда я не без труда втиснулся между старым знакомцем холодильником «Норд» и столиком с изображением выкрашенного в фиолетовый цвет Будды, которого видел впервые. – Выпьешь со мной? – спросила она, наливая в рюмки коньяк. Рука ее заметно дрожала.

Поколебавшись, я качнул головой.

- Говори. Что случилось?

Лика села напротив и немедленно выпила. Залпом, как воду. С горьким двойственным чувством я оглядел одним глазом (второй заплыл) бело-голубые стены, гору посуды в раковине, репродукцию Валеджо с обнаженной девой, обнимающей чудище, каменную статуэтку пучеглазого идола с эрегированным фаллосом невероятных размеров на полке.

В душе у меня творилось черт знает что. Запертые в клетку запретной памяти демоны, казалось, вот-вот вырвутся на свободу и разнесут обыденный мир, к которому я почти привык, на молекулы. В воображении всплыла картина – распахнутая настежь дверь, разбросанные вещи, выпотрошенные ящики шкафа…

- Говори, что случилось, - напряженно повторил я.

– Мне нужна твоя помощь.

- Это я уже понял.

Она слабо улыбнулась, опустила глаза… и вдруг разрыдалась, по-бабьи, взахлеб, дрожа всем телом и уронив в ладони лицо.

Ненавижу женские слезы. Они вызывают у меня почти отвращение - они как запрещенный прием. Если женщина плачет, я ощущаю себя беспомощным, и от этого начинаю звереть и нести пургу.

Вот и сейчас я забубнил что-то тошнотворно-утешительное, потянулся даже, чтобы взять ее за руку, одумался, вскочил на ноги, снова сел. В конце концов, поймал себя на том, что повторяю снова и снова, что все, мол, будет хорошо, все наладится… В общем, повел себя как кретин.

А потом она подняла мокрое, покрасневшее от слез лицо и сказала неожиданно твердым голосом, вцепившись пальцами в край столешницы:

- Ты слишком поздно приехал.

Это прозвучало как обвинение. Я молча смотрел в ее лисьи дымчатые глаза, по которым нельзя было ничего понять. Зрелище разгромленной квартиры все еще не выходило из головы. И в то же время мне было страшно, страшно за Лику. И почему-то чуть-чуть за себя. 

Она снова налила, выпила, замерла, глядя остановившимся взглядом на баклажанного Будду, чей умиротворенный вид откровенно бесил. Я молча ждал, сжимая липкими пальцами тонкие края телефона.

- Знаешь, что… - сказала она вдруг, решительно поднимаясь. В ту же секунду ее качнуло в сторону, но она схватила меня за плечо – я ощутимо вздрогнул – и снова заглянула в глаза. Глаза были совершенно пьяные, я бы даже сказал - безумные. – Пойдем со мной. 

Тяжело вздохнув и начиная уже сомневаться в целесообразности своего здесь присутствия, я послушно поднялся, прошел следом за Ликой в просторный зал - бросились в глаза разбросанные книги, детали одежды, ноутбук с разбитым экраном, темные, наглухо закрытые шторы, перевернутая, но продолжавшая светить лампа с голубым абажуром, репродукция картины Фюсли «Ночной кошмар» на стене - перевел взгляд на Лику, что застыла у кожаного дивана, опустив голову, сделал еще один шаг…

И отшатнулся назад, глотая ртом воздух. Телефон выпал из пальцев, с глухим стуком упал на паркет...


продолжение - http://proza.ru/2021/11/13/1275