Глава первая

«НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ТАМ ВСЕ ВРЕМЯ СМЕЮТСЯ ЗА ДВЕРЬЮ? НА КАКОМ ЯЗЫКЕ МНЕ ВСЕ ВРУТ, ЧТО ОТГАДКА ПРОСТА?»

    Вечной жизни не хватит на то, чтобы поведать вам свою историю, рассказать о том, какой странной я была. К примеру, когда мне исполнилось десять лет, я, проснувшись среди ночи от едва различимого шелеста дождя, решила выйти на прогулку. Часы показывали половину четвертого, и я, накинув поверх атласной пижамки пальто, сунула ноги в свои любимые желтые сапожки, схватила зонт и отправилась бродить по ночному городу.
    С тех пор променады в темное время суток стали моей тайной страстью. Если мне становилось грустно, или же коль я, внезапно чем-то обеспокоенная, не могла найти себе места в квартире, стоило только выбежать прочь из душного дома в объятия сонного города, мне сразу становилось легче. Пожалуй, walking slowly можно назвать моим способом медитировать, - после трех-четырех часов бесцельного скитания по освещенным фонарями улочкам я возвращалась домой с ясной головой и чувствовала себя такой сильной, что, думаю, запросто могла бы свернуть горы.
    Мама моя, конечно же, не догадывалась о том, что ее единственная дочурка под покровом тьмы шастает по безлюдному Сиэддлю. Она у меня была совсем не скандальной и мы общались на равных, как лучшие подруги, но все равно я страстно хотела, чтобы у меня был секрет, о котором не узнает никто.
    Еще одна странность заключалась в том, что у меня не было мечты. Не потому, что я являлась натурой приземленной, не верящей в чудеса, отнюдь. Скажу больше: фантазировать я любила, однако всегда четко разделяла так называемую страну грез и существующую реальность. Мне не хотелось, чтобы иллюзии, миновав невидимую преграду, разделяющие два совершенно разных мира, стали частью моей жизни. Я бы очень расстроилась, коль истории, что я придумывала вечерами перед сном, годами удерживая все хитросплетения сюжетных линий в своей голове, произошли со мной на самом деле. Мне нравилось то, что я могла создать свою собственную вселенную, мне было достаточно волшебного света этих сказок, которыми я предпочитала любоваться издалека, не являясь непосредственной участницей событий. Даже в сновидениях я наблюдала за собой как бы со стороны, - героиня, которую я отождествляла с собой, несмотря на внешнее сходство, тем не менее мною не являлась а была так называемым аватаром, марионеткой, которой я была вольна управлять по своему разумению.
    «Что за бред!», - наверняка воскликнет читатель, однако позвольте мне с вами не согласиться. Возьмем, к примеру, Солнце, - оно красиво блестит на небесном своде, но ежели мы, оседлав ракету, подлетим к звезде поближе, она уничтожит нас в пламени своего беспощадного огня. Так и я, не желая испытать горечь разочарований, стараюсь держаться на почтительном расстоянии от хрупкого мира, который раскинул райские кущи в моем воображении.
    Как мне думается, я просто соткана из противоречий: с одной стороны мне хотелось всю жизнь провести в одиночестве и ни от кого не зависеть ни материально, ни эмоционально, но иногда я допускала мысль о том, что неплохо было бы выйти замуж за мужчину, который мне понравится, родить детей, стать примерной домохозяйкой.
    Фраза «я вся такая внезапная», оброненная Марни Морион в одном из телеспектаклей, которые крутили в Гомерике более пятидесяти лет назад, отражала мой непредсказуемый характер целиком и полностью: просыпаясь в плохом настроении, я, спустя десять минут могла ощутить такое безграничное счастье, что хотелось обнять целый мир, крича от восторга, переполняющего грудную клетку, а через час меня «отпускало», я снова становилась угрюмой, замыкалась в себе. Обожала заводить новые знакомства, но порою, устав от людей, подолгу находилась наедине с собой, наслаждаясь одиночеством. Ненавидела растворимый кофе и до умопомрачения обожала фруктовый чай с медом. Единственное, что оставалось неизменным - моя тяга к сладкому. Я была готова продать душу Люциферу (нет, не тому, который является возлюбленным Айрин Мориарти) за коробочку шоколадных прирожных. Мама ласково называла меня Конфеткой и баловала безмерно, покупая различного рода вкусности, так что немудрено, что в детстве и юности я была похожей на воздушный шарик: упитанная, маленькая, с круглыми щечками и покатыми плечами.
    Как-то раз я наткнулась в журнале на интервью с аодалийской супермоделью Кларой Веллединь. Она говорила о том, что позволяет себе все, чего просит душа, но придерживается двух правил: два раза в неделю устраивать разгрузочные дни и не есть за шесть часов до сна ни при каких обстоятельствах. Полюбовавшись на фотографии шикарной молодой женщины, я, не ставя перед собой цели похудеть, из спортивного интереса решила последовать примеру кумирши миллионов и к двадцати годам из колобка превратилась в миловидцую девушку с осиной талией, длинной шеей и выпирающими ключицами.
    Свои вьющиеся рыжеватые волосы я терпеть не могла и долгое время выпрямляла их утюжком, посвящая этой процедуре более получаса каждый божий день. Наверное, вы уже поняли, что моей капризной шевелюре сии меры на пользу не пошли, и я, устав воевать с вороньим гнезом на голове, стала ходить с пучком на затылке, потому что побриться налысо и купить дюжину париков - это, конечно, прикольно, но, боюсь, я пока еще не до такой степени сошла с ума. По крайней мере, мне хотелось в это верить.
    В юные годы у меня было много друзей и я с наслаждением проводила время с каждым из них, однако, как мы все прекрасно знаем, в мире нет ничего бесконечного. С кем-то я прекратила общаться из-за того, что у меня сменился круг интересов, кто-то эмигрировал в Эвропу и наши поначалу длинные переписки в «Хейсбуке» с каждым годом становились все короче и постепенно сошли на нет. Моя лучшая подруга, Эмбер Миноуг работала на трех работах, ухаживала за страдающим Альцгеймером дедушкой и на мои видеозвонки отвечала крайне редко. В какой-то момент, осознав, что мне тяжело мириться с таким положением вещей, я оставила безуспешные попытки связаться с ней.
    Разумеется, было грусно, что мне пришлось поступить таким образом, но я ни о чем не жалела. Да, я - добродушная, однако, как и в любом человеке, во мне присутствует здоровый эгоизм: дружба (если наше общение вообще можно считать дружбой) с Эмбер стала меня тяготить и лучшим выходом было закончить все своевременно, нежели, высказав друг другу претензии, разругаться в хлам. Я - порядочная истеричка, способная обидеться из-за пустяка, однако назвать меня любительницей выяснять отношения на повышенных тонах нельзя, - слишком ценю я свое время и свою энергию, дабы тратить их на подобного рода чушь.
    Итак, мне двадцать шесть лет, я - бездельница и одиночка, у которой в телефонной книжке забит только один номер, который принадлежит моему отцу, с которым у меня натянутые отношения. Дело в том, что мистер Сан-Донато никогда не был женат на моей матери. Я родилась вне брака и мама утверждала, что так сильно хотела ребенка, что была готова растить меня самостоятельно. Первое время молодой, но амбициозный Коннор Сан-Донато, подрабатывающий стриптизером в ночном клубе «Black Diamond» помогал юной Валерии Диаз растить малютку, однако спустя пару месяцев ему удалось вскружить голову богатой вдове, которая была чуть ли не ровесницей его бабушки. Они поженились, а через год пятидесятилетняя Марианна Моралес, стоявшая на пороге климакса, объявила на весь мир, что беременна от своего смазливого содержанца.
    Уж не знаю, каким местом думала эта вконец спятившая бабка, вознамерившаяся стать мамашей в возрасте, когда пора уже нянчить внуков, но чуда не произошло: роженица умерла от обильного кровотечения во время кесарева сечения прямо на операционном столе, а ее отпрыск, появившийся на свет уродцем с тремя ногами и одной рукой, торчащей из грудной клетки, не прожил и пяти дней и отправился в царство мертвых вслед за своей мамашей, и таким образом Коннор в неполные тридцать пять стал наследником огромного состояния госпожи Моралес.
    Папочка женился еще один раз на какой-то вертихвостке, но она, мучимая бешенством матки, изменяла ему направо и налево, так что скоро он выгнал из своего шикарного особняка эту прошмандовку и целиком сосредоточился на бизнесе. Мишель Моралес, первый супруг покойной Марианны, был владельцем крупнейшего медиахолдинга во всей Гомерике и теперь им управлял мой отец, который не так давно выплясывал в расшитых пайетками труселях у шеста, а после за отдельную плату принимал в своей гримерке посетительниц, падких на молодое тело сиэддльского Аполлончика.
    Моя мама умерла от острой печеночной недостаточности когда мне было двадцать три года. Ее можно было спасти: я лично, настояв на встрече, буквально на коленях умоляла мистера Сан-Донато одолжить мне денег для того, чтобы мамочке сделали дорогостоящую операцию, однако отец на тот момент носился с беременной Марианной как курица с яйцом и помогать отказался, цинично заявив, что его престарелая жена придет в ярость, если узнает, что он поддерживает связь со своей бывшей пассией, и вообще, своей дочерью он меня не признает.
    Когда матушки не стало, я, злая как тысяча чертей, сидя ночью на кладбище возле свежей могилы единственного близкого мне человека, прокляла своего биологического родителя и его саруху жену. Кто знает, может, Танатос услышал мою просьбу и именно я стала причиной скоропостижной кончины своего единокровного брата и госпожи Моралес, которая увлекалась пластическими операциями и до такой степени перекроила свое лицо, что в последние годы своей жизни напоминала мумию.
    Чуть больше года назад папуля, видимо, оставив надежды снова жениться и попытаться завести еще одного ребенка, разыскал меня и объявил, что я обязана сделаться его наследницей.
    - Ты вроде бы говорил, что отказываешься от меня, - усмехнулась я, глядя ему в глаза. - В твою искренность я не верю. Говори сразу: что тебя от меня нужно?
    - Юния, деточка, - смущенно пробормотал отец. - Не будь такой злопамятной. Я знаю, ты винишь меня в смерти Валерии…
    - Виню? - я поперхнулась слюной от такой наглости. - Это факт, дорогой мой, не требующий доказательств. Когда я просила тебя помочь нам, ты и ухом не повел, а теперь смеешь заявляться ко мне домой и заявлять, что я - твоя преемница? Совесть у тебя есть? Или ты считаешь, что я буду снисходительна по отношению к тебе только потому, что во мне течет твоя гнилая кровь?
    Отца я ненавидела всем сердцем, так что если бы не статя сто тридцать восьмая уголовного кодекса Соединенных Штатов Гомерики, то я бы собственными руками перерезала ему глотку и насладилась бы его предсмертными хрипами сполна, наблюдая за тем, как он подыхает, однако загреметь в тюрьму и тем паче осквернять свои руки кровью этого ублюдка я категорически не желала. К тому же, гордячкой я не была, потому, изрядно потрепав папашке нервы, позволила ему вписать свое имя в семейный реестр и из Юнии Диаз превратилась в Юнию Сан-Донато, богатую наследницу и завидную невесту. Я рассуждала так: негоже позволять мистеру Сан-Донато забыть о прошлом и жить припеваючи. Я как живое напоминание о его первой люви (если он вообще хоть когда-либо любил мою несчастную маму) буду маячить у него перед глазами и, быть может, в глубине души его терзают смутные сомнения, а роящиеся в подсознании мысли сформируются рано или поздно в отчетливое понимание того, что он совершил большую ошибку, покинув Валерию и женившись на мешке с деньгами.
    В общем, я с радостью и облегчением уволилась с ненавистной работы и, являясь отныне уважаемой в высшем обществе барышней, наслаждалась каждым днем своей жизни, не заботясь о хлебе насущном. Буквально вчера, окончив медицинский колледж, я устроилась медсестрой в частную клинику и была шокирована тем, что мне приходилось заискивать преред начальством. Главный врач, в прошлом выдающийся нейрохирург, возомнивший себя невесть кем, вечно ко всем придирался и требовал, чтобы перед ним чуть ли не на шпагат садились. Я терпела выходки тучного старика, сжав зубы, понимая, что в данном медучереждении намного лучше, чем в городской больнице, где мне пришлось бы мыть судна и менять пеленки лежачим пациентам, однако выдержки моей хватило ненадолго и появление богатого папочки в моей жизни было как нельзя кстати.
    Продавать свою крошечную квартирку на Лысой горе я наотрез отказалась: она служила мне напоминанием о матери, о счастливом, беззаботном детстве. Я только сделала ремонт и выдвинула отцу условие: проживать я буду отдельно от него, а он в обмен на мое согласие считаться членом его семьи, перечисляет на мой банковский счет кругленькую сумму и ежемесячно оплачивает все мои счета.
    Мистеру Сан-Донато пришлось смириться: ему шел уже пятый десяток, и даже если он захочет, то вряд ли сможет родить здорового ребенка, - ведь, чем старше любой из родителей, тем выше вероятность того, что на свет появится недоразвитый уродец или младенец с синдромом Дауна. Вот таким образом, собственно, и сложилась моя жизнь. Иногда я чувствовала себя героиней древнегреческой трагедии, которая, поддавшись искушению, когда-нибудь вонзит нож в своего близкого родственника и затем, мучимая эриниями, покончит жизнь самоубийством.
    Имея уйму свободного времени, я основательно подошла к его организации: записалась на языковые курсы, проходила заочное обучение в Высшей Школе Экономики, а по вечерам наведывалась в фитнес-центр, где брала частные уроки йоги и классической хореографии у мадам Натали, которая в середине прошлого века блистала на сценах Франции, Иудалии и Сибании.
    Моим основным хобби являлось чтение, - я была самым настоящим книжным червем: могла за неполные сутки «проглотить» толстенные четырехсотстраничный том наподобие первой части «Мирных войн» Толстоевичева. Читала я, разумеется, в основном классическую литературу, однако время от времени позволяла себе расслабиться, поваляться в кровати с авантюрными любовными романами и детективчиками Гагаты Херстин. На моей прикроватной тумбочке Блез Паскаль соседствовал с нашумевшим любовным романом «Неоновый оттенок голубого» а рядом ютился самоучитель по ниппонскому языку и несколько потрепанных учебных пособий по квантовой механике.
    Не так давно, кстати, я ознакомилась с новеллой Дженнифер Доусон, - в нем речь шла о бизнесмене средних лет, который, узнав, что у его жены есть молоденький любовник, разочаровался в женщинах, и в конечном счете судьба сводит его с тем самым мальчишкой, с которым спала его ветреная супруга. Юнец хотел покончить с собой, так как искренне любил шлюховатую Ирис, а та беззастенчиво врала ему, что совершенно свободна и живет с родителями. Мистер Джейкобс уговаривает Джареда спуститься с крыши, они влюбляются друг в друга и переезжают в Мортленд, где погибают во время террористической атаки на торговый центр три года спустя. Меня удивило то, что, невзирая на легкий слог, книга затрагивает острые социальные темы, так что бестселлер «Обреченные на смерть» по праву занимает не последнее место в моей домашней библиотеке и, думаю, лет через пять я снова захочу перечитать эту трогательную историю о взаимоотношениях двух мужчин, нашедших в себе силы признаться друг другу в симпатии и, счастливо улыбаясь, начать все с чистого листа.
    «Было бы круто, коль меня тоже ждала такого рода развязка», - с тоской подумала я, вспоминая погожие летние деньки, которые я провела, лежа на своем зеленом диванчике, сжимая в немеющих от напряжения руках «Обреченных на смерть». Но, боюсь, в жизни такое случается редко, и я более чем уверена, что так называемый happy end бывает только у историй, рассказанных не до конца. Какой бы прекрасной ни была любовь, рано или поздно ее хрупкое суденышко разобьется о скалы быта и повседневности.
    Порой во мне просыпалась путешественница и я, бросив все дела, летела в Монтеаудио, снимала небольшой коттедж на берегу Мертвого озера, валялась в гамаке, фоторгафировала рассветы и закаты для своего «Тристаграма», а после возвращалась в вечно дождливый Сиэддль, понимая, что милее родного дома для меня нет места в этом мире.
    В феврале текущего года мне дваждвы снился очень странный сон. Я видела стоящего у стены, закованного в кандалы мужчину. Лица его разглядеть мне не удавалось, - в помещении было темно, но я отчего-то знала, что ему очень больно. Однако дело было не только в том, что он находился в плену неведомого негодяя, я чувствовала, что его гложет что-то изнутри. И всякий раз, когда я пыталась освободить пленника, мои руки становились невидимыми и затем я исчезала, превращаясь в отблеск солнечного света, и тогда оковы с жутким треском рушились и мужчина наконец освобождался.
    Я не верю в мистику и эзотерику; моя мама была глубоко верующим человеком и нынче ее золотой нательный крестик - мой талисман, который я бережно храню в деревянной шкатулке. Когда-то давно, еще в детстве я тоже верила в бога, однако, став постарше, поняла, что седовласый дядя, сидящий на небесах и наблюдающий за людьми - плод воображения, не более и не менее. Как по мне, верующие люди преисполненны чувством собственной важности: мол, я не просто так пришел в этот мир, у меня есть великая миссия, за мной приглядывают. Я же, наполовину атеист, наполовину агностик, говорю себе так: мы никому не нужны, да и вообще само по себе человечество возникло случайно, но если после смерти нас ждет что-то еще, кроме всепоглощающей тьмы и забвения, я приму это. Но пока нет убедительных доказательств существования бога, я отказываюсь считать себя избранной, жить как праведница, дабы попасть в Рай. По правде говоря, я скорей предпочла бы оказаться в Аду: там тепло, да и вероятность встретить знакомых куда выше.
    Однако, несмотря на то, что своим предчувствиям я не придавала особого значения, этот сон меня будоражил. Интуиция никогда меня не подводила, поэтому, несмотря на скептицизм, в глубине души я надеялась, что на моем горизонте нет-нет да и появится мужчина, отчаянно нуждающийся во мне. Я, конечно же, приду к нему на помощь, мы сообща преодолеем все трудности и будем жить долго и счастливо, а состарившись, умрем в один день, окруженные оравой весело галдящих правнуков.
    В третий четверг ферваля, выдавшийся на удивление теплым, я, как всегда, отправилась к мадам Натали. Тридцать пять минут мы разогревались, после чего приступили к партерному экзерсису, а напоследок - несколько упражнений у станка и импровизация под джаз начала семидесятых.
    - Со следующего месяца начнем разучивать фуэте, - провозгласила мадам, похлопав меня по плечу. - У тебя определенно есть способности, моя дорогая. Если бы ты в восемь лет пришла в хореографическое училище, тебя ждало бы великое будущее!..
    Наскоро приняв душ, я запихнула трико в спортивную сумку и сорок минут просидела в фитобаре на цокольном этаже, попивая шиповник в ожидании, пока высохнут волосы. Надев вязаную шапочку, я надвинула ее на самые брови и, покинув «Палладу», зашагала в сторону подземной стоянки, которая находилась в подвале стоящего на перекрестке супермаркета.
    Я уже шла к своей машине, мысленно составляя список дел на завтрашний день, когда сердце мое вдруг сжавшись, бешено застучало. Сделав глубокий вдох, я приказала себе не паниковать и, достав из кармана брелок, нажала на кнопку отключения сигнализации. Открыв дверь со стороны водителя, я запрыгнула в салон и швырнула баул на соседнее сиденье. Когда я, вставив ключ в зажигание, стала прогревать двигатель, сзади послышался легкий шорох.
    Замерев, я уставилась прямо перед собой, стараясь не делать резких движений. Прошло ровно четыре секунды, прежде чем я ощутила прикосновение острого металлического предмета к своему горлу. Мне даже не нужно было опускать глаза, чтобы понять: к моей шее приставили остро заточенный кинжал с широким лезвием.
    - Не делай резких движений, - донесся до меня приглушенный шепот.
    Я, всем своим видом выражая согласие, медленно моргнула, держа руки на руле и, бросив взгляд в зеркало заднего вида, без страха посмотрела в серо-голубые глаза сидящего за моей спиной преступника.