Девочка из созвездия Рака Глава 15

Вторая книга дилогии "Предисловие к себе"               

Глава 15

Встреча со своим двойником из прошлого не оправдала надежд Марины. Она ждала чуда и перемен в жизни. Время шло, а их не было. Никто её не искал и не находил. И она махнула рукой на все свои призрачные надежды и снова замкнулась в плотном коконе одиночества и безысходности.
Пошло еще полгода. Утром в автобусе Марине наступили на ногу – она не возмутилась. Тогда её обругали – она извинилась. Обругали ещё больше.
«Бог с ней! – думала Марина о стоявшей рядом женщине. – Может, дома нелады, может, шеф крутой, а она опаздывает, мало ли что».
В редакции стояла первозданная тишина. Марина глянула на часы – пять минут девятого. Господи, да сегодня же планёрка у редактора! Залетела в свой кабинет, бросила на стул сумку, схватила ручку и блокнот и бегом по коридору, стараясь выиграть хотя бы пару минут и соображая на ходу – как войти? что сказать?
Говорить ничего не пришлось. Открыв дверь в кабинет, Марина сразу же увидела строгий озабоченный взгляд редактора, затем быстрый кивок в сторону свободного кресла. Все места за столом были заняты.
- Садись. Разговоры и объяснения потом.
Обсуждали очередной номер газеты. Юрий Андреевич выслушивал предложения и тут же их отвергал – «пресно, шаблонно», «только без эмоций», «это вам не бал-маскарад». Кончилось тем, что Вершинин сам предложил план номера, сам его одобрил и сам утвердил. Всё, можно расходиться.
- Кострова, задержись! – догнал Марину у дверей резкий оклик редактора.
Она в недоумении остановилась, подошла к столу, не зная, о чём будет разговор, и надо ли присаживаться.
- Садись, садись. Разговор будет долгий.
«Ну, вот, – подумала Марина, – сейчас начнёт выяснять, почему я опоздала».
- Что это? – редактор поднял и потряс над столом стопкой листков с машинописным текстом.
Марина вгляделась, это была её рецензия на новый спектакль драматического театра.
- Рецензия на спектакль, – ответила она.
- Это дерьмо собачье, а не рецензия! – взорвался Юрий Андреевич и с досадой бросил искорёженные красным фломастером листки на стол.
- Марина, – сказал он уже тише, явно успокаивая самого себя. – Марина, ну скажи мне, что с тобой происходит. Ведь ты талантливая журналистка, ты просто не можешь писать плохо, это не в твоём характере. Я никогда никого не хвалю, но ты сама знаешь, как я отношусь к тебе, и все это знают. Мы знакомы не первый год. Вспомни, как ты написала мне о том, что собираешься сменить место жительства. Я ведь ни минуты не сомневался, и сразу пригласил тебя к себе. Не думаю, что тебе пришлось так уж трудно на первых порах. Мы с Валентиной сделали всё, чтобы вы с Мирославом  быстрее освоились в нашем городе, нашли друзей…
- Не надо, Юрий Андреевич. Зачем ворошить прошлое? Я оказалась неблагодарной. Более того – я стала причиной трагедии в вашей семье
- Опять за своё! Вадим погиб в результате несчастного случая, можешь ты это понять или нет? Ну, сколько же это может продолжаться, ведь два года уже прошло. Никто, слышишь, никто не считает тебя виноватой в смерти Вадима. Ни я, ни Вера, ни Валентина.
- Вадим погиб из-за меня, и я себе этого никогда не прощу.
- Ну, хватит! – снова взорвался Юрий Андреевич. – Сколько можно издеваться над собой и над людьми. Ты опускаешься, деградируешь. И это только цветочки.
Редактор снова потряс злополучной рецензией:
- То ли ещё будет! Я хоть раз обидел тебя? Хоть раз обошёлся с тобой несправедливо? А теперь… Посмотри, на кого ты стала похожа.
- На кого же? – невесело усмехнулась Марина.
- Не притворяйся, что не понимаешь! – опять вспыхнул тот. – Где та Марина Кострова, которая пять лет назад перешагнула порог этой редакции? Где, я спрашиваю?
- Я за неё, – попробовала отшутиться Марина.
- Ах, ты за неё! Так вот – такая ты мне не нужна! Всё, можешь идти. И хорошенько подумай над моими словами, – Юрий Андреевич в сердцах захлопнул раскрытый еженедельник, опрокинув при этом бронзовую подставку с известной всей редакции наградной авторучкой.
Марина хорошо помнила, как эту авторучку вместе с дипломом «Золотое перо» торжественно вручали редактору в Доме политпросвещения. Но он так ни разу и не воспользовался ею, ссылаясь на то, что для авторучки нужны специальные чернила. Но Марина-то хорошо знала, что дело тут не в чернилах, а в самом приборе, который, несмотря на золотое перо, оказался с заводским браком и был хорош разве только в качестве сувенира. Об этом знали все, но делали вид, что верят редакторской байке о чернилах.
Марина вышла от редактора и направилась к себе. Зашла в свой кабинет и без сил опустилась в кресло возле журнального столика.
Да, Юрий Андреевич прав, ничего кроме добра Марина от него не видела. А сколько раз она подводила его! Взять хотя бы тот случай, когда по просьбе Марины главный редактор «Энской правды» помог устроить Андрея Соколова в труппу областного театра оперы и балета. Сколько было шума, когда молодой художник не вернулся в СССР, а остался на Западе!
В городе работала специальная комиссия, в разработку взяли всех, кто был знаком с Андреем. Не обошли вниманием и Марину Кострову. На телефоне в её квартире была установлена «прослушка». Каким образом это было сделано, Марина не понимала. О «проблемах» с телефоном ей сообщил при встрече Эдик Абдуллаев, её давний друг и почитатель её поэтического таланта. Эдуард служил в той же «конторе», что и специалисты, установившие «жучок» в квартире Марины.
Но больше всех в этом деле досталось директору театра и главному редактору областной газеты.  И тот, и другой за свою «политическую близорукость» едва не лишились партийных билетов и своих должностей. Однако и тогда Юрий Андреевич не стал перекладывать вину на плечи Марины, и ни одним словом не упрекнул её в тех проблемах, что свалились на него.
О перебежчике и невозвращенце Андрее Соколове со временем забыли. А может и специально замалчивали всё, что было связано с его именем. И лишь из зарубежной прессы Марина узнавала о быстро растущей славе молодого художника. Его работы пользовались популярностью, его картины приобретали крупные картинные галереи. Так что на Западе, как поняла Марина, Андрей Соколов не бедствовал. Со временем она вспоминала о нём всё реже и реже. Видно, права была испанка: Андрей – это не её половинка.
Но надо было что-то делать. Уж если Юрий Андреевич поднял вопрос о её профессиональных данных, значит, дело швах, и необходимо срочно что-то предпринимать.
Но как преодолеть этот барьер? Как перешагнуть из вчера, и даже позавчера, сразу в завтра?
Состояние Марины объяснялось просто – ей надо было пережить не просто разлуку, а смерть. Ей надо было самой умереть, а потом  воскреснуть и, подобно Христу, не разувериться ни в себе самой, ни в любви, ни в людях.
Это привычное и обыденное для небожителей дело для простого смертного было совершенно невозможным. А потому, чтобы не сойти с ума, Марина решила на сей раз отпустить свою душу на волю, дабы не дать душе пропасть в тёмных лабиринтах горя и отчаяния, что наполняли всё её существо.
Конечно, без души будет гораздо труднее общаться с окружающим миром, но зато горю и отчаянию нечего будет грызть внутри лишенного всяких эмоций и переживаний тела.
Марина поднялась с кресла и глубоко вдохнула. Она без труда раздвинула руками свою грудную клетку и выпустила наружу светлый лучик, именуемый душой.
Теперь это был её маленький путеводный огонёк, теперь она должна идти за ним, и он  непременно выведет её на дорогу, ведущую к  любви и свету.
Но он был так слаб и так раним, этот лучик надежды. И лишь один человек мог оградить его от злого ветра – это Лев Романович Озеров.
«Мариночка, когда найден хоть самый маленький выход, или даже намёк на выход из тупика, то пропадает чувство безысходности. И ты можешь сказать себе: «Всё будет хорошо!» Или попросту – «Наплевать!» Пожалуй, «наплевать» даже лучше».
Именно так сказал он Марине в одну из первых их встреч, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.
Марина невольно улыбнулась. И с теплотой вспомнила большого и мудрого человека, который поделился с ней этим, пусть и не совсем красивым, но  поистине волшебным словом – «Наплевать!». И, главное, научил виртуозно им пользоваться. Где он сейчас? Вспоминает ли о ней?
Марина взглянула на часы, висевшие на стене – четверть двенадцатого. Она остановила их в ту самую минуту, когда ушёл Лев Романович.
Да, только один человек был в состоянии ей сейчас помочь, только один. Но он был далеко.
(Продолжение следует)