мини-Санчо - интимный гигант

*   *   *
У них были настолько разные психологические, анатомические и весовые категории, что этих двоих никто и никогда не воспринимал – совершенно без никаких «бэ»! – как безумно влюблённую друг в друга пару молодых людей, которые целых три года без передыху, мучительно-сладостно разрывали и восстанавливали свои взаимоотношения, проверяя их не столько на прочность – о-о-о! в этом можно было нисколько не сомневаться! – сколько на необходимость собственного убеждения в том, что им обоим совершенно нельзя, ну, просто невозможно жить друг без друга.

Наконец-то они вполне убедили себя в том, что – таки да! – нельзя им жить порознь. После чего немедленно подали заявление в ЗАГС.
К вопросительно-изумлённому удивлению в чужих глазах они давно уже привыкли и научились стоически не обращать на эти мелочи даже нуль внимания, тем более, что чиновники ничуть не бюрократили, а всего лишь запросто обложили их бланками с заявлениями и анкетами.

И теперь, если только мы воспользуемся удобным моментом, пока молодым нужно было заполнить всяко разные бумаги, и несколько бесцеермонно заглянем под будущую фату будущей невесты, то легко сможем понять, что Светлана... э-э-э... находилась уже... гм-гм... в достаточно интересном положении (оно всем известно).

Более того, будущей невесте уже дважды кряду не понадобились для использования широко известные всем девушкам (ведь они таковыми всегда и всё равно остаются, даже если им уже глубоко за тридцать, да и в семейном их активе наблюдается уже один-два-три киндер-сюрприза или спиногрыза) и ежемесячно регулярно востребованные ими средства интимной гигиены.
Ну, и в добрый час молодым, как говорится!

Следует также особо отметить, что Света была очень красивой – это если в понимании настоящей русской красоты, применительно к крепким и очень светлым русоволосым девушкам, у которых и грудь завидная, и кровь с молоком на щеках играет.
Но вместе с тем, девушкой она была очень даже в теле, но не рыхлой толстухой, а просто очень выдающееся по ширине кости, как о таких богатырицах говорят в народе.

В девичестве на разных мероприятиях Света частенько скучала потихоньку и одиноко именно вследствие высокого своего роста и повышенных габаритов совершенно не полного, а всего лишь весьма крупного  тела. Но девушка всё равно очень сильно страдала из-за каприза природы, учинившей это безобразие с её телом. Потому что неумолимое время и строптивые годы начали уже очень крепко подпирать снаружи дверь её дома для выхода девушки из него на счастливую (или уж как там кому повезёт) и долгую, а зачастую и многотрудную дорогу замужества.

Не раз в глубокой печали своей Света покачивала красивой крупной головой, каковой та лишь казалась из-за шикарной шапки кудрявых от природы каштановых волос. И горючими девичьими слёзыньками затуманивала свои удивительно глубокой и пронзительной голубизны ясные, большие и выразительные, с телячьей поволокой глаза.

Будучи в большой обиде на неласковую судьбу, далеко не однажды жалостливо собирала она в пипочку и без того малюсенькие губки. Аккуратный розово-малиновый мини-бантик – это был её единственный, но зато просто убийственно разительный контраст по сравнению со всем остальным, представленным на ней столь крупно-габаритно!

И, то ли из-за того, что злодейка-судьба, наконец-то, смилостивилась над несчастной девицей, то ли из-за того, что Света сама начала смотреть на мир менее пристрастными глазами, не ожидая от него ничего хорошего, однажды у неё после довольно значительного перерыва в отношениях с мужчинами (и это при всём её и без того небогатом сердечно-сексуальном опыте), вдруг появился необычный любовник.

Хиловатый и мелкорослый, он как бы появился из ниоткуда, но тотчас намертво прикипел к слегка дебелой красавице. Санчо – несуразный до смешного молодой человечек, о чём можно смело говорить без никакого преувеличения, её дорогой и столь страстно полюбившийся ей черноокий Александр, ко всему прочему был ещё и весь слегка чернявый.

Ну, и нечего нам тут длинные огороды городить: совсем вскоре получила Светлана и своё женское счастье лицезреть обнажённым миниатюрное смуглое тельце новоявленного мини-Казановы – во всей его наглой мужской красе.

Впервые увидев Санчо голеньким, Света немедленно захотела нежно-пренежно обнять его, прижать к достаточно объёмной своей груди и ласково побаюкать его там под какую-нибудь колыбельную песенку. Что расчувствовавшаяся девушка и начала уже было делать в страстном порыве своих внезапно проклюнувшихся материнских чувств, если бы... если бы тут же немедленно не получила жёсткий отпор!..

Вернее, едва не впав в прострацию неуместного материнства, она почувствовала очень крепкий упор только Санчиных рук в эти самые материнские груди. Но, как это нам известно из геометрии, в плане деформации самой устойчивой в мире фигурой является треугольник. А Санчо весьма упорно сопротивлялся Светкиным нежностям по другой причине: он же крепко упирался в неё тремя опорными точками. Поэтому вмиг покрасневшая Светка тут же почувствовала эту третью точку в виде упора ещё кое-чего, причём, не менее внушительного, чем Санчины руки – ну, так это на первых порах показалось изумлённой девушке.

И этот третий внушительный упор, в противовес двум верхним, застолбившим нежные ореолы Светкиных сосцов, чуть ниже них пришёлся аккурат в ложбинку солнечного сплетения, укромно упрятанную между её весьма увесистыми сисями. Из-за чего остолбеневшая девушка тут же опомнилась и вмиг отпрянула от неуместных материнских инстинктов, притом немедленно воспылав совершенно другим, но не менее древним и сладостным инстинктом продления рода своего.

Но вернёмся к нашей небольшой геометрической фигуре, всего лишь на миг так ловко застывшей на Светкиной груди.
Кроме уже упомянутых выше глубоко-тёмных омутов глаз, жгуче-чёрными у Санчо были также ресницы, брови и всё-всё остальное волосяное, весьма скудно представленное на его теле лишь мелкими островками. Чернявым, как это тоже отмечалось выше, было также и всё его тело (лучше – тельце), особенно выразительно смуглое в районе шеи. И уж совершенно чёрным неожиданно оказался его довольно внушительный агрегат! Казалось, что у Санчо где-то очень далеко, ближе к экватору, в джунглях жил весьма щедрый и бескорыстный друг, которому ничего не жалко – вот он и предоставил Санчо возможность попользоваться своим достоинством, которое, что является общеизвестным, у таких друзей обычно бывает весьма немалым.

О-о! – и у Санчи это мужское великолепие тоже было единственным, но очень даже приятным контрастом по сравнению со всем остальным, мелко-миниатюрно представленным на его теле, что являлось полным противовесом Светкиному крупногабаритному контрасту с её губным мини-бантиком.

Санчино достоинство было настолько великолепно выраженным атрибутом мужской гордости, что даже казалось не просто несоразмерным, сколько слишком чрезмерным для тщедушного его тельца. Но этот агрегат не только смотрелся весьма внушительно на фоне миниатюрного его тела, он и в руках ошалевшей девушки ощущался то что совсем не маленьким, а очень даже большим! И этим орудием интимного труда Санче теперь предстояло не цветочный горшок громоздкой тяпкой рыхлить, а в Светкиной постели неустанно пахать, пахать и ещё раз пахать!..

Весь из себя мелкий, худенький и юркий Санчо физически тоже был совсем несильным по части ударов, никогда не мог постоять за себя. Поэтому по жизни его часто и много обижали, начиная с детского сада и продолжая по сей день. Любой гопарь запросто мог спросить у него покурит, а затем... Но лучше не будем ворошить столь болючее для него.

Но зато Санчо оказался очень цепким всеми своими руками-ногами, взглядами, манерами – и вообще всем тем, что просто жизненно необходимо небольшому человеку для выживания в нашем многосложном мире.

Более того, Санчо обладал просто феноменально цепкой памятью (особенно сильной и долгой у него была злая память!). Ну, и не зря же его за это всю жизнь очень метко прозывали Санчо-Паучок. Это погоняло вмиг прилипало к парнишке, даже если он в силу разных причин, он него не зависящих, менял место жительства, где его никто не знал. И такие события у него случались уже трижды.

Но совершенно незнакомые люди в совершенно новом месте вскоре снова нарекали его Паучком! Эта ненавистно-неотвязная кликуха всякий раз до белого каления злила Сашу, из-за чего он ещё сильнее темнел своим небольшим лицом. А из-за этого ещё сильнее становился похожим именно на злого паука, готового к стремительной атаке, чтобы смертельной хваткой вцепиться и мгновенно впиться в свою жертву, враз опутать её прочным коконом из паутины, чтобы вскоре высосать из неё все её вонючие соки.

А ещё мелкий Санчо оказался просто через край любвеобильным, до дикого ужаса темпераментным, абсолютно неутомимым и безмерно неистощимым любовником! Было совершенно очевидно, что сперма в нескончаемом переизбытке так и фонтанировала из его тельца, когда он... ну, в общем, когда в силу финансовых несвобод именно так заботился о своей любаве, чем и берёг три года Светку от нежелательного залёта.

Любуясь им (не фонтаном уже, конечно, а Санчем) и изумляясь интимными его мужскими достоинствами и сверхвозможностями, Света не раз весьма озадачено и очень всерьёз предполагала, что наша природа, этакая матушка-шутница, ради какого-то своего дикого эксперимента превратила несчастненького Санчу в некий сексуальный концентрат, состоящий из одного огромного органа, заправленного морем спермы. И уже от одной этой мысли девушка ещё сильнее любила новоявленного, а позднее и привычного уже своего ухажера, хоть и мелкочленистого (имея в виду конечности – есть такое старинное русское понятие), зато весьма крупночленного.

Во время очередного и как всегда умопомрачительного сеанса любви Санчо своими хиленько-цепкими лапками как-то незаметно и стремительно, к тому же и неотвязно обвивал-опутывал всё Светкино тело. При этом ей казалось, что он одновременно успевал ласкать её везде и сразу. И до чего же легко-быстро действовал! Да как нежно-сладко ласкал он! – будто трепетал-порхал по всему немалому девичьему телу, едва прикасаясь кончиками пальцев к её коже и невероятно возбуждая этими невесомыми касательными движениями! Прямо до вожделенного сумасшествия доводил её, в какой-то один неуловимо краткий миг поглаживая и поцарапывая все её самые чувствительные точки и зоны, тем самым ублажая её до полного изнеможения. Но эти миги следовали сплошным потоком и потому казались бесконечными! И при этом Санчо ни на раз не переставал двигаться ещё и ТАМ, совершенно не уставая – вот же ходунишка-ходунок! – по часу и более немилосердно пахтАть истерзанное чрево девушки своим выдающимся болтярой!

Казалось, что в такие моменты у Санчи было точно так же много рук, как у какого-то индийского божества, изображение которого Светка видела в интернете на картинках. До Санчи никогда и ни разу Светка не получала так много такого несравненного удовольствия, поэтому в часы блаженного единения с милёнком она просто растекалась океаном чувств к своему столь необычному и столь славному любовничку.

«Милый мой Паучок!» – так про себя (и только про себя!) упорно и ласково называла она Санчу за мелкие размеры его тела, за цепкость его конечностей и бесподобной умение одновременно бывать по всему её телу и в её теле, с головой опутывая при этом всё новыми и новыми ласками – обездвиживая девушку, будто пеленая в кокон, чтобы сразить её, в конце концов, своим феерическим оргазмом, а затем и окончательно добить девушку полным и оглушительным её оргастическим изнеможением.

А ещё Света очень сильно опасалась, чтобы – да не дай бог! – Санчо вдруг услышал от неё столь ненавистное прозвище! Как уже отмечалось выше, этот мини-гигант секса был очень мнительным и обидчивым в случае чьего-либо пренебрежения к параметрам его тела. Однажды из-за слишком неосторожного проявления великой к нему своей любви нарвалась Светка на невероятно свирепую обиду крохи! И долго ещё затем, вроде бы внешне унявший уже свою злость, этот моська нет-нет, да вдруг по разному и всякому, причём всегда преочень больно и обидно давал Светке знать о своей непрощённой обиде и незабытой злости. Ну, о-о-очень долго  злопамятствовал тогда Санчо! Не постоянно был таким, конечно же, но – вспыхивал. Да тогда они вообще едва ли не окончательно разругались вдрызг и разосрались в хлам.

Поэтому в дальнейшем Светка намеренно и специально только для милёнка своего восхищённо выделяла и с упоением подчёркивала лишь его, вне всяких вопросов несомненно достойное мужское достоинство. Без малейшего лицемерия любовалась она и восторгалась его великолепием – этим чудом невиданным и славно-сладким, длиной в три обхвата её не очень узких девичьих ладошек!

Взяв впервые в руки Санчин агрегат, она невольно прыснула малиново-рассыпчатым смехом, очень некстати вдруг вспомнив, что у Серёги, предыдущего её хахаля богатырского сложения, который своим ростом и внушительными габаритами тела вымахал Светке под стать (он был моложе на шесть лет!) – у этого, будто бы былинного богатыря член был вообще крохотулечка! Хотя, по правде говоря, не таким уж и крохой он был, конечно: в длину ствол богатыря имел два обхвата девичьих ладоней, да ещё головка поверх них чуть выглядывала. Но на фоне просто огромного Серёгиного тела его интимный перчик сравнительно с Санчиными параметрами теперь казался каким-то уж очень несолидным. А в своё время однажды на озере, то дело было хоть и в летнюю, но очень ветреную погоду, Серёгин интимный сморщенный стручок выглядел вообще каким-то грехом несуразным – вот именно таким тогда Светка и увидела в воспоминаниях бывшего своего увальня Сергея.

И, тут же заметив удивлённую злость на лице Санчо и вмиг опомнившись, Света затем кое-как и еле-еле убедила нового своего мелкого милёнка, что посмеялась не над его видом, а над другим, чужим. И рассказала Санче про бывшего своего мелкочленного гвардейца-гренадёра. Самодовольно разулыбавшийся Санчо вмиг отошёл злобной своей душой, вдоволь посмеялся над неудачником, после чего с усиленно обновлённым упоением продолжил интимный свой труд, вернее, снова он весь, будто вокруг своего неимоверного органа, принялся трепетать-порхать по всей Светке и внутри неё.

Санчо очень сильно нравилось видеть неподдельный восторг в глазах девушки и чувствовать упоительное её томление от одного только вида его агрегата! В такие минуты Паучок горделиво распрямлял свои плечики, важно оттопыривал нижнюю губёшку и прямо на глазах становился вроде бы и выше, и крупнее – будто наливался своей важностью и  раздувался от собственной значимости. Ну, а после такого самоутверждения, он ещё пуще прежнего старался как можно лучше ублажать свою девушку – себе же (но ещё больше ей!) на радость и в удовольствие.

По ходу невероятно улётного и безмерно долгого сеанса любви, обычно сопровождавшегося тремя кряду Санчиными взлётами-посадками без единого, вернее, даже без секундного передыха между ними: вот же даёт боец-удалец сексуального фронта, членище которого окончательно сдавался и сдувался только после третьего кряду раза! –  Светка за это время раз десять-двенадцать счастливо и отчаянно умирала, думая, что именно вот-вот сейчас она точно сдохнет из-за очередного невероятно сильного оргазма. Все эти многочисленные волны нескончаемого удовольствия раз за разом на тысячи мелких кусочков раздирали её тело, которое в то время будто бы никак ей не принадлежало, будто бы само по себе и неведомо где-то там пребывало, улетало или вытворяло ещё кое-чего, неведомого впавшей в сексуальную прострацию хозяйке.

И во всё это время перманентного оргазма девушки её как бы своё-чужое тело на одной пронзительной волне и монотонно долго пищало-лепетало одну-единственную фразу, которая была как бы запрограммирована в Светкиных мозгах именно на бесконечный повтор: «...гос-по-ди-хо-ро-шо-то-как-гос-по-ди-хо-ро-шо-то-как...». Произносить почти про себя и повторять эту сакраментальную фразу ей крайне необходимо нужно было хотя бы для того, чтобы самой же себе давать понять, что она пока ещё жива, а не исчезла и растворилась где-нибудь на самых дальних окраинах несравненной НИР-ВА-НЫ!..

После секса Светка всегда принимала душ только следом за Санчо, потому что ей требовалось намного больше времени, чтобы, лёжа в постели, хотя бы кое-как очухаться и прийти в себя. И всякий раз, заходя в спальню после душа, девушка очень долго и бесконечно нежно смотрела на миниатюрное тельце столь чудного своего любовничка, крепко спавшего вследствие большой усталости, навалившейся на него после бесконечно праведных трудов своих.

В такие моменты он был... такой утомлённый... такой милый... и такой беспомощный... Но даже после освежающего и силы восстанавливающего душа ей и самой было непонятно, кого она всё же больше любила в Санче – недавнего неутомимого мужчину-любовника с удивительно небольшим телом и крупным агрегатом или вот этого, столь желанного ею мальчика-сыночка, которого он напоминал ей своим тщедушным тельцем и по-детски сонной незащищённостью...

В который уже раз (и не сегодня только, конечно же, а лишь по очерёдности дней) расчувствовавшись до потрясения щедрой души своей и растрогавшись до всегда близких женских слёз, она одним бесконечно благодарным поцелуем принималась нежно-нежно и долго-долго целовать Санчо в упрямо поджатые им губки.

Очень, ну, очень далеко не сразу эти бледновато-тёмные полосочки (да уж – именно вот такие несуразные были у него губы!) лишь чуть шевелились в ответ на её ласки, но и после этого ещё более долго не расплылись от удовольствия и блаженства.

Вот и сегодня, весьма обрадованная ответной, почти неприметной Санчиной лаской, девушка не сразу почувствовала, что в бедро ей снова начал крепко упираться его орган, который помимо воли своего сонно-хитрого хозяина, видимо, сам уже нагло захотел продолжения банкета!

Почувствовав Санчино желание, Светка в очередной раз тихонько-радостно охнула из-за предвкушения того, что произойдёт в совершенно скором будущем, и от того, как долго – да потому что уже по второму трёхпосадочному кругу! – ЭТО САМОЕ не будет выпускать её из невесомой и, вместе с тем, невероятно плотной, а от того и ещё более желанной паутины Санчиных невесомо-трепетных ласк руками-ногами на фоне весьма ощутимых ласк неутомимым его агрегатом...
Да не она ли самолично и многократно испытала на себе именно такие возможности милого своего Паучка?!

июль-2020   –   декабрь-2022