Пойду, по памяти своей пройдусь

   
        Память… память. Вот ведь, штука, то, какая, интересная, эта память наша. Она у меня, ну точно, как улей пчелиный, пока не растревожишь, молчит. Но стоит только ей за что-нибудь зацепиться, и понеслась, родная, по кочкам, да колдобинам.

        Лежу, этим летом, на диване, никого не трогаю, даже память свою. Новости по телевизору слушаю. Диктор, совсем молодой парень, вещает с экрана:

         - Ровно пятьдесят лет назад, в этот день, 30 июня 1971 года, погибли наши космонавты: Волков, Добровольский, Пацаев.

           Тут и память моя встрепенулась. Это что же, уже полвека минуло с той поры? Как времечко, то, быстро пролетело. Полвека назад! Это же жизнь целая! А я, надо же, будто только вчера это случилось, помню тот роковой день. И память моя, вот же стервоза, услужливо так, отмотала этот временной полтинник назад. Смотри, мол, хозяин, вспоминай, если хочешь.

          А куда деваться? Придется вспоминать. Итак. 30 июня 1971года. Залитый, солнцем и теплом, короткого совгаванского лета, небольшой поселок Заветы Ильича, на берегу Татарского пролива. Поселок чистенький, небольшой, но в военном отношении, ого-го, еще какой! В нем самом, и его окрестностях, располагалась в то время, мощнейшая военно-морская база. С крейсерами, эсминцами, сторожевиками, ракетными катерами, подводными лодками и многим, многим другим.

         Я, без пяти минут, старшина второй статьи, отслуживший уже два с половиной года, нес, с двумя молодыми матросами, вахту, на пункте радиоконтроля, Советско-Гаванской военно-морской базы.  Кроме прослушивания флотских радиосетей, у нас уже недели три, были открыты еще две дополнительные частоты. Правда, кроме шумов и помех, на этих высоких радиочастотах мы ничего не слышали. Но…

          Но, перед каждым запуском очередного космического корабля, дежурный по связи военно-морской базы, по команде сверху, вскрывает конверт, в котором указаны частоты, для их дальнейшего, круглосуточного прослушивания.

       Обычно это происходило за сутки до намеченного старта, и мы, еще до объявления по всесоюзному радио, знаем, что совсем скоро, страна услышит имя нового героя, покорившего космос.

     А прослушивание этих запасных радиочастот, не что иное, как страховка, на тот случай, что если пойдет что-то не так, и придется приземлиться в другом месте, или, не дай бог, приводниться в Тихом океане.

     Короче, всё, как всегда. Обычную, рутинную, вахту, с изрядно поднадоевшим, разноголосым, писком морзянки, нарушило неожиданное появление нашего командира, капитана Липатникова.

      Видать, сильно торопился мужик, скорей всего, из штаба бежал, а может еще откуда. Запыхался, скинул фуражку с головы, пот вытирает платком носовым со лба, и отдаёт, как мне тогда показалось, совсем уж нелепое приказание:

      - Черданцев! Быстренько настраивай приёмник на частоту “Голоса Америки”.

     - Так, я.… Так, мы… и частот то, этой радиостанции, не знаем. Сами же не раз твердили – не сметь!

     Дальнейшую, ненормативную лексику командира, воспроизводить не буду, но приемник, под названием “Кит”, вскоре во всю радиорубку вещал, что когда спасатели открыли люк спускаемого аппарата, то все трое космонавтов были мертвы, хотя еще теплыми были.

      Шок? Безусловно. Все были удручены случившимся. Но когда первые волнения улеглись, в моей голове стали появляться нехорошие, крамольные мысли. Каким же это образом, вражеской радиостанции, стали известны все подробности случившегося? Времени, то, после приземления, прошло всего ничего.

      По простоте своей я считал, что уж, с нашими то, мерами по обеспечению секретности и безопасности, мышь не пролезет, куда ей соваться не следует. А тут, нате вам, пожалуйста. Хотя…

       Взять тот же, пресловутый, “Голос Америки”. Где-то за полгода, до этих событий, наведался к нам в радиорубку капитан-особист. Он и раньше заглядывал иногда, небольшого роста, ничего запоминающего, разве что, фуражку его не брать во внимание. Уж, очень большая, по площади, была верхняя часть фуражки, прямо поле аэродромное. У адмиралов тогдашних, точно, они скромнее были. Фуражки эти адмиральские.

      Ничего не говоря и не спрашивая, ходит, что-то высматривает, что-то вынюхивает. А день то, кстати, праздничный был, 7 ноября на дворе, года 1970-го. Ряд, стоящих на столах, радиоприемников наших, заинтересовал его.

     - А скажи-ка мне, матрос, на каком из этих приемников, можно поймать “Голос Америки”? – доверительно так, спрашивает меня, в тот день, вахтенного радиоконтроля.

     - Да, практически, на любом. А Вам то, этот “Голос” зачем?

    А особисту, оказывается, очень хотелось все их выключить и опечатать. О чем он и заявил. Зачем какие-то вахты по радиоконтролю нести, когда, глядикося, что деется, они супостатов могут слушать на них. Ну что тут скажешь? Да, ничего.

       Секретности уделялось в то время, прямо скажем, очень большое внимание. Тысячи моряков, по милости таких вот особистов и замполитов, лишались фотографий, а то и целых альбомов, любовно приготовленных к своему ДМБ, в которых их зоркие очи усматривали, хотя бы малейший намёк на разглашение военной тайны.

      Я, неся свою службу на контрольной радиостанции, никак не мог взять в толк, почему по всей нашей огромной стране, под названием СССР, идут письма, с адресами на конвертах, где  написаны номера воинских частей и места их дислокации. А как же иначе обозначить адрес. Но если, не дай бог, в адресе радиограммы ты дашь открыто  этот номер части, ты получишь радионарушение, не третьей, а более серьезной, второй категории.

     Это я вам рассказал, как обстояли дела с секретностью в 60-70-е годы. Но память, вот же чертовка какая, тут же меня подкалывает.  А ты, мой хозяин, не хочешь ли поведать о том, как обстояли дела с этой самой секретностью, спустя, каких-то, двух десятков лет, после службы твоей? Ведь у тебя же был случай проверить эту самую секретность. Или забыл уже?

            Ну, что же, можно и повспоминать, пенсионного времени хоть отбавляй.

            На дворе начало лихих, девяностых. В стране творится черт и что, рушится всё, что до сих пор казалось вечным и незыблемым. Даже перечислять не буду, люди старшего поколения прекрасно помнят то время, а молодежь всё равно не поверит, что было именно так.

       Ну, это прелюдия, так сказать. А еще это было время создания всевозможных кооперативов, и вот в одном из них, я и заканчивал свою трудовую деятельность.

       Транспортный кооператив МАЯК был создан на базе предприятия под названием ИНФЛОТ, и задумывался он для облегчения жизни морякам торгового флота и членам их семей. Территория порта режимная, вход и въезд по пропускам. Легковые машины на территории порта, вообще большая редкость.

      Вывезти моряка от судна в поселок или даже в город, привезти из ИНФЛОТА на судно членов семьи моряка, да мало ли  куда требуется сходить ребятам во время стоянки судна. Конечно, можно и пешком, или на попутке. Что весьма проблематично и опасно, особенно в ночное время. Напоминаю, начало девяностых годов, начало автомобильного бизнеса, многочисленные группы “братков” и иже с ними. “Веселое” времечко было!

      Работало нас  в кооперативе в то время с десяток взрослых мужиков, на своих легковых автомобилях, посменно. Работали круглые сутки, по одной машине в смене, одни днем, другие ночью. За несколько лет работы накопилось немало курьезных случаев, вот об одном из них, я вам сейчас и поведаю.

               Начало девяностых. Время, и в этот раз, летнее. Я на смене. Получил заказ. В Ванинском порту стоит “Гринписовское” судно, название которого уже и не помню. С “ребятками” на борту, что много неприятностей доставляли властям, тех или иных, государств. Так вот, просят они автомобиль, чтобы свозить трех человек в поселок Заветы Ильича, что в пятнадцати километрах от Ванино, где я служил свою срочную службу на флоте.

       Уже само появление этого судна у причала, означало, что в стране началось что-то новенькое, не скажу, что полезное и нужное. Но начало было положено.

      Подъехав к шестому причалу, вижу у борта судна трёх человек, поджидавших меня. Два парня и девушка, причем с большущими сумками. Сначала старая песня, они мне на английском, я им в ответ по-русски, не понимаю вас, господа хорошие. Немецкий язык в школе учил.

      Ну ладно, сумки в багажник. Сами в салон. Двинули. Перед поселком суют мне под нос какую-то карту, самопальную, из-под ксерокса. Тычут пальцами  место, куда надо нам подъехать. А это место на Приморском бульваре, в аккурат у магазина ДЕТСКИЙ МИР, который недавно там открыли.

       Не подозревая ничего плохого, остановился. Пассажиры мои вытащили из багажника баулы, из баулов извлекли штативы, фотоаппараты с полуметровыми объективами и настроились фотографировать. И думаете, что этих “гринписовских" ребят вдруг привлекло именно в этом месте, чего они интересного тут хотели увидеть?

          Вот балда! Как же я, сразу, то, не догадался!  Установив свои штативы прямо на край проезжей части, нацелились мои пассажиры, своими объективами, через бетонный забор вниз, туда, где блестела гладь бухты Постовой. Где, сквозь стволы и ветви лиственного лесочка, хорошо были видны подводные лодки соединения. В ту пору там было что фотографировать, кроме дизельных лодок, еще и атомные субмарины на отстое находились.

       Волосы на голове у меня зашевелились. Ну, всё, трындец тебе, дорогой товарищ, пришел. Доездился, кажись. Сейчас ребята из органов появятся и всех под белы рученьки. На всякий случай на другую сторону перешел, поближе к магазину. Мол, я тут совсем не причем, просто так стою, отдыхаю.

        А "шпионы мои, гринписовские” и не думают шифроваться. Перетаскивают с места на место свои штативы с фотоаппаратами, ищут выгодные точки для съёмки, громко переговариваются на своём, английском.

        Ну, где же вы, где, ребята из органов? Ну, должны, же вам сообщить уже. Ага, вон и капитан 3 ранга идет. Сейчас, сейчас…

        А он с любопытством посмотрел на них, и через забор, юркнул в дыру, на территорию ПЛ, как раз к двухэтажным зданиям, где мы, когда-то на переподготовке, двухмесячный срок отбывали. Еще несколько военных прошли, всем пофиг, что это за люди, зачем снимают.

          Вспомнились запреты и строгости двадцатилетней давности, когда здесь служил. Про фотографии, что изымались нещадно из ДМБ альбомов бдительными особистами и замполитами, я уже упоминал ранее. А вдруг секрет, какой домой повёз.

          Да, совсем другие времена наступили, значит. А ребятки мои, закордонные, закончив здесь снимать, суют пальцем в свою самопальную  карту, и просят заехать к территории ПЛ еще и со стороны угольного пирса. А потом и на Северный пирс сгонять.
 
           Паршивое чувство осталось от той поездки у меня. Даже сейчас.  И ловлю себя на мысли, что определить не могу, какое же время, из рассказанного, мне больше по душе.  Кажется, уж лучше секретность, пусть даже излишняя, чем то время пофигистов, в годы девяностые. Слава богу, пережили и те и другие времена. Значит, продолжим жить и в сегодняшних.