Привет, оле хадаш. Аудио запись

 
https://online.pubhtml5.com/ixqt/ytck/index.html


                Привет, Оле хадаш               

Провожающие приехали в аэропорт на трёх машинах. Моё решение уехать было неожиданным не только для них, но и для меня самой. Два часа полёта я обливалась слезами, прощаясь со своей прошлой жизнью, где у меня был свой дом, престижная работа, муж и друзья.
— Граждане пассажиры, наш самолёт заходит на посадку в аэропорту имени Бен Гуриона… В иллюминаторе появилась белая полоса прибоя, самолёт лёг на крыло и, сделав круг над городом, пошёл на посадку. Тель-Авив встретил вновь прибывших знойным ветром. Пыльные пальмы у терминала аэропорта махали нам своими листьями, как широко раскрытыми для объятий руками, приглашая ступить на Землю Обетованную. Пройдя необходимые процедуры оформления, мы уже в аэропорту стали гражданами новой, неизвестной нам страны. Я подхватила свою восьмидесятисемилетнюю маму и двадцатилетнюю дочку и смело двинулась навстречу неопределённому будущему. Словоохотливый, русскоговорящий водитель всё время комментировал происходящее:
— Повезло вам, что я подвернулся, а то в ваше далеко многие не ездят. Что-то багажа у вас не много... Бывает, так загрузят, что и сесть негде.  Юркий микроавтобус ловко лавировал в лабиринте узких, захламлённых улочек, увозя нас из аэропорта Бен-Гурион. Заметив наши разочарованные лица, шофёр решил нас утешить.
— Это ещё не город, только промзона, вот выедем на трассу, там я вам о стране порасскажу, – пообещал он.
Шофёр говорил, постоянно перебивая сам себя вопросом:
 — Вы знаете, что такое оле хадаш?  Оле – существительное от глагола леалот – подниматься. Считается, что в Израиль не въезжают, а поднимаются, или даже восходят, как и в Иерусалим. Хадаш – новый. Эти два слова составляют – «новый репатриант».
Мы во все глаза смотрели на изменяющийся за окном пейзаж и делились друг с другом впечатлениями. Как только мы оказались на шоссе, ведущем на юг страны, пейзаж напоминал приморскую Грузию. Но очень быстро он сменился полями, на которых колосились злаки, перемежающиеся зелёными посадками, что стало напоминать нашу родную Таврию. В подтверждение наших аналогий появились виноградники. Водитель хитро улыбался, слушая наши восторги. И когда виды за окном микроавтобуса в очередной раз сменились спросил:
— Ну, как? То ли ещё будет, – пообещал он. – В нашей маленькой стране чудес не счесть!
Между тем, дважды свернув налево, мы проехали перекрёсток со странным названием «Шокет». И тут пейзаж изменился разительно… По обе стороны дороги потянулась унылая, выжженная солнцем, пустыня. Странные чёрные кибитки, заваленные горами мусора, составляли ужасающий контраст тем нарядным городам и посёлкам, которые мы видели раньше. В дополнение водитель решил нас приободрить:
— Перед вами знаменитая пустыня Негев, здесь наш праотец Моисей водил евреев сорок лет. И куда завёл? – он коротко засмеялся. – А это, посмотрите, – таксопарк номер один, – сказал он, указывая на одиноко стоящего ослика. – А вот и таксопарк номер два, – продолжал он «веселить» нас, показывая рукой на несколько облезлых, худых верблюдов, которые что-то жевали, философски глядя на проезжающих. «Боже, мой! Куда я еду и куда везу своих девочек?» – ужаснулась я и оглянулась на мать и дочь, опасаясь, что они могли услышать мои мысли.  Обе тоже приуныли, умолкли. Видимо, их посетили те же сомнения. Но вслух высказаться не одна из нас не решилась. Вдруг среди пустыни, словно оазис, возник город с многоэтажными домами, ровными чистыми улицами, украшенными рекламными щитами. На улицах по-летнему ярко одетые люди. И где-то в глубине сознания зазвучали слова: «Всё будет хорошо!» На душе сразу стало тепло и уютно. Может быть, в Земле Обетованной, действительно, являются божьи посланники, как сказано в Торе. Приободрились и мои девочки, с интересом разглядывая город, в котором мы собирались жить. Машина остановилась у четырёхэтажного дома. Из подъезда уже бежали навстречу наши родственники.  Они радовались встрече после долгой разлуки. Ведь провожая их в Израиль, мы думали, что расстаёмся навсегда.
Водитель вынес наши вещи, пожелал удачи и, уже отъезжая, высунулся в окошко и бодро прокричал:
— Привет, Оле хадаш!
Мой словарный запас, почерпнутый на трёх уроках в воскресной школе местного Сохнута, составлял два местоимения, «я» и «он», десяток глаголов в безличной форме и существительные: лимон, пирожки, автобус, телефон, водка, банан и другие, которые на двух языках звучали одинаково. Тем не менее, этого запаса слов и понятного языка жестов хватило, чтобы снять квартиру у израильтян индийского происхождения. Никогда не знала, что в Индии тоже бывают евреи. А самым смешным анекдотом считала тот, где прохожий говорит чернокожему нищему с табличкой «помогите бедному еврею»: «Тебе мало, что ты негр, так ты ещё и еврей». Как выяснилось, в нашей стране живут евреи разных «национальностей» и цветов кожи. «Добрый» хозяин сдал нам квартиру на последнем этаже с красивой открытой кухней по американскому типу, холодильником и двумя узкими алимовскими кроватями на троих. Я с трудом сумела договориться с прежней хозяйкой квартиры и купила у неё за сходную цену «салон», то есть два диванчика и кресло, обтянутые ситцем. Третью кровать я нашла на улице у мусорки.  И зажили мы, как королевы. У каждой была своя спальня, в которой стояла только кровать.  Пожилой сосед, выходец из Румынии, собрал для нас из бывших в употреблении панелей трёхстворчатый шкаф.  И починил тот, что достался в наследство от прежних хозяев. Он качался во все стороны и норовил развалиться при каждом прикосновении. Ещё мы купили четыре пластмассовые табуретки. Повесили привезённые шторы. Отмыли доставшийся от прежних хозяев плетённый из соломки абажур, который украсил центр комнаты. Я самостоятельно приколотила поломанную ножку журнального столика, на него мы поставили телевизор. Посетители нашей квартиры говорили:
— У вас красиво, как в Санта-Барбаре. Нескончаемый сериал шёл тогда по телеку.
Понемногу перестала шокировать молодая учительница иврита, сидящая во время урока на столе. Она безошибочно определила, что я в прошлой жизни была начальником. Во время урока часто апеллировала ко мне. Перестали казаться странными полураздетые люди, не стесняющиеся своих неидеальных фигур. После формы с погонами, в которой ходила на работу я тоже с восторгом переняла манеру носить шорты и открытые маечки.  Чувствовала себя вполне комфортно. В нашей группе иврит учили выходцы из разных стран Европы: Венгрии, Болгарии, Голландии и, конечно, Украины, России, Белоруссии.  Как-то после двух месяцев учёбы на переменке мы общались с венгеркой по имени Жужика. Нам не мешали несоблюдения времён и неверные окончания. Увлечённые мы не заметили стоящую за нами учительницу Гилю.
 — На каком языке вы говорите?
Мы одновременно оглянулись и, обменявшись взглядами, безапелляционно заявили:
— На иврите!
— Да? – удивилась она. – Я ничего не поняла.
— Просто ты не знаешь иврит, – пошутила я.  И мы все трое дружно засмеялись.
Мы часто собирались вместе, чтобы отметить праздники. Встречи проходили у меня. Гости, правда, приходили со своими стульями и закусками. С удовольствием являлись и наши учительницы. Главным лозунгом для всех нас оставался: «Терпи, оле хадаш.  Не спеши. Всё будет хорошо», что звучало – савланут, леат-леат, иеге бэ-седер.
 Первые полгода мы с дочерью утром учились языку, а после обеда не гнушались тяжёлой работы.  По окончании ульпана мы обе пошли устраиваться на работу в коах адам завода электроники. (Коах адам переводится буквально человеческая сила). В отделе кадров сообщили, что наши дипломы им подходят и они с радостью возьмут на работу, но только одну из нас.   Дочь осталась работать на заводе.  Я пошла на биржу труда. Там снова посмотрели в мой диплом и сказали, что в Израиле нет работы для женщин моей профессии. Пришлось найти другую работу. Обе мы работали так, что, как говорится, «лошади в испуге оглядывались». Зато через год мы уже въехали в собственную квартиру. Кто тогда понимал, что наша квартира до конца выплат ссуды – машканты принадлежит банку? Было всё. И отчаяние, и разочарование, взлёты и надежды. Всё это так понятно каждому, кто приехал в зрелом возрасте с багажом прошлых знаний и высоких должностей в новую страну, где тебя никто не ждал. Опереться было не на кого. Немало судьбоносных решений пришлось принять мне самостоятельно, отвечая за мать и дочь. Пришло философское понимание того, что всем эмигрантам приходится проходить через испытания, даже если это называется «возвращением на Родину предков». Тем не менее, мы не испытывали нужды. Перестали бояться завтрашнего дня. Здесь я смогла продлить годы жизни своей матери в покое и достатке.  И объездила самые известные музеи Европы, о которых мечтала всю жизнь.
Опять полёт. Я возвращаюсь из Лондона. На экране монитора в салоне «Боинга» карта, на которой крошечный самолётик показывает наше местоположение. Под нами Турция. В просвете облаков видно моё любимое Чёрное море и пролив Босфор.  Затем Средиземное море. Ещё немного и самолёт делает крутой вираж, ложась на курс в Израиль. Маленький подвижный самолётик почти скрывает на карте нашу страну. Я ловлю себя на мысли, что давно зову Израиль своей страной. Везде, где бы я ни была, с почтением принимали мой синенький паспорт со смешным названием «даркон», что вызывало гордость за страну. Сердце стучит чаще в предчувствии скорой встречи с этой землёй.  Я полюбила свой маленький уютный город в пустыне Негев вблизи Мёртвого моря. Здесь я вырастила красавицу и умницу внучку, которая в детстве была кудрявая и светловолосая, как я. В моей жизни присутствует творчество, наполняющее существование духовным светом. Здесь мои друзья, которых я приобрела, занимаясь общественной работой. Подруги из Женского клуба, который я вела много лет. Там ждут меня родные. Я уже представляю радостные карие глаза дочери и голубые, как небо над страной, внучкины. Как много воды утекло с того первого перелёта в Израиль. Самолёт приземлился в новом аэропорту Бен-Гурион. «Домой!» – взволнованно бьётся мысль. Домой, туда, где немного шумные, но в основном доброжелательные люди. Туда, где вершит нашими судьбами Бог, такой близкий здесь каждому.