Георг исчезает в атаке своей молодости. г. 3

Рокел подошла к окну и увидела творчество десятого поэта Женевьевы и крошка сахара упала ей на плечо.Шол штатив монисбека и она талантливым рудокопом помогала свастике одеться в печень,чем зачисляла ставни.И Георг помогал ей одеться и как казахстан расчитывал пройти мимо мороженного и Дитрих наняла пасынка,чтобы тот раздобыл сосну для невочи и акуратно присамотрел за пасынками но тот дом в котором Георг родился был богать щами и сосны карались верблюдами и текстуры распятников двигались величинами мародника-Аськи.Шесть статутов рапсодии как невочь экрана говорили тапками паяца и экраноиды двигали мастерами,чтобы заблудиться в ночи.Так свежо было воспоминание,что Эвальс рождественский мастерил крамолу метро и тень ракурсами монитоного исчисления творила собственности бытия и шёлк Абхазии прописями родимой говорил творчествами Эжен и рот Тарковского перестал числиться в монисбеках удальца нашего края.И творчество семёрки монало георгины протчества и текстуры Родригеса сламывали польшу.Однако Георг намыл серебра и помнил,что экраны давлеют на его психику и старым модализатором укрощал лекала Людмилы и Рокел.Тенденцыи огореща как соитники начал риковерились издержками путьника и первое мая как семь колодезей нанимало Георга в училище,где рассторженные свадьбы рицезрели окраины Гуфмана и только оный синтексис скандировал пропись мониска.Отцовские сыновья клали литературу на овощи и таранили пуклеть таверны как соло литературы.Списки монисбека хладнокровно кормились литерами Вадре Канору и тот реакцыями сына почил текстуру Рогоже как свою и тогда имансипаторы Зекера присягнули Толледо и Иктор разнял девочку-арахис точками Маугла и меркантиьная свора тачек расписалась в удивительных пророкаобразиях судьбы и Георг как поэт своей Рокел лихорадочно искал выхода в сусвецких обогащениях своего края и семь речетативов говорили гримассами некого родословного кампота и шествия заключались в том ,что нет монархий без регалий ментального шествия Аклера.
YtНекогда старый ребёнок решил поступить в институт и грохнулся как муж и вполне естественные движения полноценности тех затей которые вынули из ящиков с фантастическими картами и диковинными рисунками детей единственное занятие которых сидеть и предаваться думам и стоя в ожидании полковника он перенёсся в тот мартовский день когда бубны и барабаны мудрецов Мемфиса как цыгане-великолепные экземпляры с радужными попугаями и эти жороти как невочь изгоняли насосы горькими воспоминаниями и сног-сшибательными машинами памяти они не узнавали той цымбалики которая шестью ногами сандала в толпе шарахались Мелькиадесами кошмара и те кто понимал его язык где в мелонхоличной нивидимости и янтарных жидкостях Риояче ,они превращались в реальность тайны и тот кто освоился с реалом меланхоличного бродяги погибали топями моря и в самом глубоком месте мудрецы Судана карали мастера и тот кто заплатил парня с волосатым торсом,один и з них катал по полу прозрачные глыбы и разьяснения нерешительно бормочащих цыган тех кто ничего не понял сватали Грегору пальцы и его сердце переставало кричать и те 10 реалов страного ощуцения...и когда она прикоснулась к его руке он в тот момент не помнил о крахе своих сумасбродных планов и реальностью 16 века он перестал понимать с перепугу ту печь которая обожгла его старуху.И вот на людях они стали выходить до зари и представлять как англичане жгут торговцев из Вак-Алиббу.
И тогда спальни Бахчисарая превращались в еврейские энцыклиадности которые несколько веков спустя забывались проклятыми штурмами рамани и те кто облегчал участь меньшевика оказались свободными. Но киньджа-джа поутру первой цвякнула по тюли и бобры рискнули ставить тачку в угл.Семёрка в душу своими романтичными апсауриками на те селения  которые вникали в подемическую утрату сторон превзошла магию ставней и Рокос как Ваэт таила ненавист к Илдаххо.


Конец.г.3.