Детские годы в Германии начала 1950-х

Мой отец, кадровый офицер Советской Армии, проходил службу в составе группы Советских войск в Германии в конце 1940-начале 1950-х. После нескольких лет разлуки наша семья наконец-то соединилась. А до этого я с мамой и старшим братом жил во Львове, откуда папа уехал в свою очень длинную командировку. Первые годы своей жизни я совсем не помню. Перед глазами встают только какие-то разрозненные эпизоды, из которых невозможно «склеить» полной картины. Итак, что я запомнил из раннего детства? Немного. Зато это на всю жизнь осталось в моей памяти.

Наверное, наибольший след оставил момент, когда я,  маленький мальчишка осваивал  взрывное дело. А дело было так: в лунку с водой я бросил карбид и закрыл консервной банкой с дыркой вверху. Когда внутри забурлило, зажег спичку. 

Последствия были вполне предсказуемыми - банка рванула и ударила меня в лицо. Как сейчас помню: я стою на корточках весь в грязи, а по щеке бежит кровь. Прибежала мама, стала меня спасать… Как напоминание о раннем детстве, на лице остался небольшой шрам, о происхождении которого никто меня не спрашивал.   Больше отпечаталось  в памяти о другом отрезке моего детства, когда мы жили в Германии. Наверное, потому, что стал я постарше.

Вспоминаю длинный коридор с многочисленными дверями. За одной из них жила наша семья – папа, мама, мой старший брат и я. По-видимому, это было офицерское общежитие, но с ним так много связано. Вот я сижу в большой ванне и пускаю корабль с белыми парусами, который смастерил какой-то солдат и подарил его мне. Это не маленький кораблик, сделанный  из одной единственной дощечки, на которую прилажен парус, а настоящий фрегат с палубой и мачтой, собранный из тонких дощечек. Но вот незадача: корабль дал течь и может пойти ко дну. Я его спасаю: поднимаю вверх и выливаю воду. Мама говорит, что пора вылезать из ванны, а я всё не могу наиграться дорогим подарком.

Ещё одно событие, связанное с этим же офицерским общежитием, отчётливо стоит перед глазами. Нам привезли два больших ящика, занявших полкомнаты. От них пахнет свежеструганным деревом и лесом. Но больше всего детское воображение поражает их  размеры и белизна. Ящики с плотными крышками,  по бокам прибиты ручки.  В них родители будут собирать наши вещи. Мы возвращаемся на Родину. А пока эти ящики пустые, мы с братом крутимся возле них. Я залезаю в один ящик, и пока Юрка меня ищет, успеваю там заснуть. Находит меня мама, пришедшая домой. 

Что же мои родители привезли из-за границы? Только теперь, когда почти прожита жизнь, я могу оценить наши «сокровища». Были там, конечно, одни тряпки. Отрезы разных материалов на костюмы и платья, отрезы на военное обмундирование. Несколько  ковров, гобелены, тюль на окна, скатерти, детская одежда, мамины платья и прочее. На одном большом ковре по картине Ивана Шишкина «Утро в сосновом лесу» были три медвежонка с медведицей. Достались эти тряпки тоже с трудом. Как я слышал от родителей, ночами приходилось стоять в очереди в армейском магазине, куда привозили товар.

Самое яркое впечатления о Германии, поразившее моё детское воображение и оставшееся в памяти след на всю жизнь – разрушенные дома. Вокруг меня стоят безмолвные кирпичные коробки. Захожу в развалины дома, и вижу над головой небо, а со стен свисает проволока, изогнутая арматура и железные балки. Под ногами горы мусора, на котором растёт  кустарник и даже деревья выше меня ростом
На территории нашего гарнизона постоянно звучала жизнеутверждающая музыка, лившаяся из громкоговорителей, висевших в разных концах спортивной площадки.

Слышалась она с отчётливым эхом, возникавшим из-за того, что приходила с запозданием в доли секунды. Музыка создавала какое-то приподнятое настроение и праздничную атмосферу. На спортплощадке  занимались солдаты, но приходить туда никому не возбранялось. Правда, своих родителей я там не видел. По-видимому, им хватало проблем и без физкультуры. Вдоль площадки были проложены зелёные дорожки с белыми бордюрами, покрашенными извёсткой.

Наш гарнизон находился рядом с лётным полем, на котором базировались военные самолёты. Какие   именно, я тогда не знал. По прошествии времени, думаю, что это были Миг-15, Ли-2, По-2 и Як-12. Детям ходить на лётное поле категорически запрещалось. Об этом постоянно говорили нам родители, а также напоминал полосатый шлагбаум, перегораживающий дорогу. Попасть на аэродром мечтал каждый мальчишка. Мечтал и я. И вот однажды моя мечта исполнилась. Помню, был весенний солнечный день, вдоль взлётно-посадочной полосы зеленела трава, цвели одуванчики, а рядом стояли военные самолёты. Серебристые и зелёные со звездами на фюзеляже.

Возле одного серебристого самолёта с красной звездой на хвосте разговаривали лётчики. Они будто ждали нас. Когда мы подошли, они поздоровались, а один, похлопав меня по плечу, сказал, что когда я вырасту, тоже стану лётчиком. От счастья и своей значимости я очень засмущался. Было приятно сознавать, что летчик с тобой разговаривают, как с равным. Он подвёл меня к лесенке и вскоре я оказался в кабине учебного самолёта. Я сидел в пилотском кресле, и перед моими глазами предстала панель с разными приборами и, конечно, штурвал. Можно было взлетать. Но, к моему огорчению, команду на взлет нам не дали, и пришлось спускаться на землю по той же лесенке, по которой поднялись.

На территории гарнизона везде находилась военная техника, лежали ящики с какими-то запчастями. Самое интересное, здесь можно было увидеть даже то, что, на мой взгляд, не имело ни малейшего отношения к авиации. Возле одного длинного склада стояли полевые кухни и новые телеги, покрашенные, как вся армейская техника, краской защитного цвета, а в ящиках на эстакаде лежали подковы и гвозди без шляпок. Как позднее я узнал, это были ухнали, предназначенные  для того, чтобы прибивать подковы к лошадиным копытам.  Однажды ради баловства я хотел что-то взять из ящика, но меня остановил высокий пожилой немец, и стал с акцентом что-то выговаривать. 

В гарнизоне на разных работах было занято немало вольнонаёмных немцев.  Вполне возможно, что это были бывшие солдаты Вермахта, воевавшие против нашей страны и попавшие в плен. Из всего, что сказал тот немец, я запомнил только несколько слов: «Цап, царап унд ауф видерзеен». То есть, ты сейчас украдёшь и скажешь до свидания. Но подковы и ухнали меня мало интересовали, рядом были другие склады с более интересной техникой, за которой никто не смотрел. Подвал соседнего дома до самого потолка был завален разной аппаратурой, снятой с разобранных самолётов.

Склад не охранялся, и попасть в него было проще простого: открой окошко и ты в подвале. Там я набирал полные карманы каких-то железок и нёс домой, а один раз мне попался целый рулон чёрной копирки шириной с лист печатной бумаги. Копирку я забрал и отдал маме. Подумал, что ей пригодится