Клавдия Михайловна

Клавдия Михайловна обожала меха и запах карандашей.

Меха ей дарили в результате связей с состоятельными мужчинами. А карандаши не дарили, и она их покупала сама в излюбленном канцелярском магазине, где недавно стали торговать кофе с легкими закусками. Из-за этого он утратил в ее глазах часть первозданной прелести. Но все же карандаши в нем оставались отменные, с богатой смесью кедра и краски, воспарявшей из сдержанных аппетитно-плоских пеналов, картонных упаковок и великолепных возмутительно дорогих укладок от Faber-Castell.

Зная эту страсть, можно заподозрить, что у Клавдии Михайловны дома бессчетно карандашей и, возможно, ластиков, поскольку те нередко идут в комплекте. Но это совсем не так. Их, конечно, больше, чем у среднего обывателя – у такого иной раз вовсе пара огрызков в случайном месте – но все же природой ей было отмеряно чувство меры. Поэтому карандашей имелось не более пяти сотен, размещенных в трех хорошо обставленных и уютных московских комнатах. На кухне Клавдия Михайлова канцелярии не держала.

И вот однажды, после отпуска на морском курорте с человеком весьма приятным, но ставшим чуть раздражать Клавдию Михайловну некоторыми чертами характера, которые раскрываются лишь в совместном быте, она проснулась в одиночестве майским утром.

Солнце желтило штору. Не близко, в Новоданиловском, скрипнул в повороте трамвай. Из кухни, той, что без канцелярии, доносился звук телевизора.

Еще на одну особенность Клавдии Михайловны обращу внимание: она вечно оставляла включенным один из телевизоров, даже ночью. Так ей было комфортнее. Что уже находила она в этом непрерывном бубнении, как не мешало оно ей спать… Но, чужая душа – потемки.

В общем, все было благополучно в то утро в ее уже не слишком молодой жизни. И – верный признак здоровой бодрости – Клавдии Михайловне сразу по пробуждению захотелось есть. Сильно и безотчетно, как нередко бывает с дамами, придерживающимися диет. Но не утром же!

Многие, вы знаете, не притронутся с утра к завтраку. Тем более не станут готовить. Нужно раскачаться, выпить кофе, пройтись, основательно накрутить себя на весь день, и уже потом, потратившись на все это, что-то перехватить, часто неполезное и дурное, случайно попавшееся из прочего.

Через час на плите Клавдии Михайловны дымилось (в хорошем смысле) совсем не диетическое блюдо. Еще через четверть часа оно было сметено, будто за столом орудовала не дама, а римский легионер.

Клавдия Михайловна торжественно встала из-за стола и направилась к туалету от Ferretti-Ferretti, несколько вычурному, не лишенному, однако, пропорций и вполне удобному. Пора было наводить лоск.

Там и тут оттенив и выгладив, она расположилась у шкафа, раскрыв его, и некоторое время обозревала, фантазируя, в чем пойдет нынче на работу, потому что меха мехами, но в жизни нужно стоять на своих ногах, какими бы изящными они ни были.

Выбрав скромный стильный наряд… – скажем, Клавдия Михайловна обладает приличным вкусом – так вот, выбрав, она вышла в переднюю, там еще раз осмотрела себя, поставила «четверку» за внешний вид, что вполне соответствовало задаче, и спустилась в переулок, где села в уютный автомобиль, подаренный ей некогда генералом от жандармерии. Некоторые странности его вкусов, честно сознаваемые им самим, делали генерала щедрым.

Доехав до нужной улицы, Клавдия Михайловна поднялась в четырнадцатый этаж здания, бывшего когда-то советским институтом чего-то, а теперь растерзанного на офисы всевозможных фирм. Кроме комнатки охранника с мозаикой черно-белых мониторов, помещения были еще пусты и неприветливы. Обычное впечатление после отпуска. Хотя пустыми они не должны были быть, не слишком рано она приехала.

Глядя под ноги, Клавдия Михайловна прошла по коридору в свой кабинет, словно бы готовясь к чему-то неприятному. латунным ключиком отворила дверь… Оказавшись на том же пляже, с которого уехала день тому, только в новом распорядке одежды.

Странно, подумала Клавдия Михайловна, наверное, я сошла с ума.

Пляж, впрочем, и дорожки тоже был пустынны. Хотя тут и там песок был босоного истоптан. Кое-где лежали сумки и полотенца. У причала качались лодки. Такого не могло быть!

Тут Клавдия Михайловна ясно поняла, что спит, что все это просто сон, странный, но не лишенный своей приятности. Раз сон, подумала она, значит можно ни о чем не заботиться и остаться на этом пляже, пока что-нибудь ее не разбудит. Сама просыпаться она не собиралась.

Скинув офисную одежду и все, что находилось под ней, Клавдия Михайловна выбрала место у кромки моря. Еще раз огляделась вокруг, не подсматривает ли кто-то – глупо, когда ты в собственном сне, даже если подсматривает, но все же. И легла прямо на песок, прикрыв лицо платком «Маковое поле», который повязала сегодня для равновесия с черной юбкой.

Некоторое время ничего не происходило. Только плеск волны и легкий теплый бриз на согретой лучами коже. Ни шагов, ни речи, ни далеких гудков машин.

Голова проваливалась куда-то. Возможно ли спать во сне, спросила себя Клавдия Михайловна, прежде чем заснуть.

– Да, – ответил кто-то прямо ей в ухо.

Клавдия Михайловна подскочила.

На песке сидела птица размером с чайку, только чайка эта имела цвет берлинской лазури и горящие в ярком свете золотые глаза, казавшиеся непропорционально большими. Лапы у нее, впрочем, были обыкновенными, перепончатыми и серо-желтыми. Клавдия Михайловна уставилась на них, словно ища в обыденности спасания от нагрянувшего вдруг чуда.

– Если интересно, это возможно, – назидательно повторила птица. – Вы тут по какому вопросу?

Клавдия Михайловна несколько смешалась.

– Ни по какому я не вопросу! – неожиданно вспылила она. – Я вообще на работу ехала!

– Ну и?

– Что?

– Здесь конкретно вам что угодно?

– Пошла прочь! – крикнула на птицу Клавдия Михайловна. – Синяя птица… С ума сойти!

Фальшивая чайка, впрочем, никак не отреагировала. Так ведь и должно быть, раз это сон?

– Что это вы тут голая и развоевались?

Вопрос прозвучал резонно, и от этого еще более неуместно.

– У нас, конечно, не униформа, но кое-какой все-таки дресс-код, – продолжил занудный голос.

– А мне плевать, – ответила бесплотному голосу Клавдия Михайловна и снова улеглась на песок.

– Очень странно… – сказал исполнительный директор, деликатно перешагивая через распростертое на ковролине тело. И уже обращаясь к кому-то третьему: – Поставьте тут ширму, что ли…