Саморазрушение

САМОРАЗРУШЕНИЕ




1 сентября

Та, которая явилась причиной кровавой трагедии, разыгравшейся спустя восемь с половиной месяцев, сидела за предпоследней партой левого ряда.
Он увидел ее не сразу. Когда он повернул голову в ее сторону, он находился в классе не менее четверти часа. Эффект получился тем сильнее, что ему казалось, он уже рассмотрел всех, сидевших в этом кабинете. Позже этот момент превратится в памяти в болезненный ностальгически-сладкий миг.
Большие, с длинными ресницами глаза, в зависимости от яркости дня серые или голубые. Скуластое лицо. Изящные удлиненные кисти, сплетенные у самого подбородка. Ямочка на левой щеке, существовавшая вне зависимости, улыбалась хозяйка или нет. И волосы. Длинные, пышные, вьющиеся.
Она сидела в ближнем к окнам ряду, и яркий свет на миг создал ореол вокруг ее головы. Волосы крашеные, но блондинкой она казалась естественной.
Он замер, испытал настоящий шок, но этого, похоже, никто не заметил.
Здесь он был гостем. Он пришел на школьную линейку к новым знакомым, с кем провел август в спортивном летнем лагере. Тех из его школы, кто пожелал туда ехать, сгруппировали с учениками другой школы. Большинство из которых он не знал. Теперь у него появились новые друзья.
Они возвратились в город вечером двадцать восьмого августа, и у них оказалось еще три дня каникул. Для него, будущего выпускника, это были последние каникулы. Все три дня он совершал обход новых приятелей, большинство из них жили в частном секторе, в своих домах. Позже он поражался, что даже не подозревал о существовании этой девушки. Не подозревал, когда уже шел в ее школу после линейки в своей школе. Вышло так, что по всем десяти школам города линейки были в девять часов утра, и только в ее школе – в десять.
В первый день не было уроков, он предназначался для встречи с одноклассниками и учителями, получения учебников, утряски различных формальностей. Для «возвращения в прежнюю реальность», отдалившуюся за дни школьных каникул. И парень, конечно же, улизнул от всего этого. Почему бы ни побывать за один раз сразу на двух линейках?
Он нашел класс, откуда была основная часть новых приятелей, после чего вместе с ними плавно переместился в кабинет их классного учителя. Они все на год младше его, им учиться еще два года. Его приняли за нового ученика, учитель даже записал его фамилию в классный журнал. Предварительно выслушав ровные, спокойные объяснения, из какого города прибыл этот самый новый ученик. Те, кто понимал, что это всего лишь маленькое шоу, давились от смеха. Другие, кто не ездил в летний лагерь, не понимали в чем дело.
Когда же смешки растаяли и о «новом» ученике на время забыли, он и увидел ее. Затем уже смутно понимал, о чем в классе идет речь. Его как будто оглушили.
Он хотел смотреть и смотреть на нее, но со второй парты среднего ряда он не мог постоянно оглядываться, не привлекая внимания остальных. Пришлось смириться, и он молча переваривал свои ощущения. Шок не прошел даже, когда учитель сказал, что все свободны. Ученики потянулись к выходу, она вместе с ними, но он все сидел и лишь молча провожал ее взглядом.
Будь она девушкой, проходившей мимо него по улице, быть может, он и подошел бы к ней. Наверняка подошел бы. Но она оказалась не случайной прохожей, которую рискуешь больше никогда не встретить. Он всегда сможет ее найти. И увидеть. Пожалуй, по этой причине он не решился заговорить с ней в тот день, оставил утоление жажды на потом. Как он вообще мог подойти к такой девушке?
Он даже не знал ее имени. Как не знал, что спустя какой-нибудь час эта девушка рассказывала своей подруге о том, что ей очень понравился мальчик, пришедший сегодня в их класс.
И он не мог знать, что это приятно-щемящее чувство, зародившееся внутри, является началом событий, способных привести к смерти нескольких человек.



Май

Дрожь, охватившая его тело, не прекращалась весь путь до ее дома.
Он шел, прилагая усилие, чтобы переставлять ноги. Кто-то невидимый, ополчившийся против него, как и остальной мир, повязал на ноги неосязаемую тяжесть. Ее не сбросишь, как мешочки с песком, ее можно лишь нести на себе.
Его рука не прекращала нервные, следующие одно за другим, проникновения в правый карман ветровки. Там лежал пистолет. Обычный, ничем не примечательный «Макаров».
Необычным было то, что пистолет лежал у парня, которому в марте этого года исполнилось всего семнадцать. Парня, не державшего ранее в руках оружия, не имевшего отношения к криминальным кругам, ни разу не замеченного в том, что каким-то образом нарушало закон. Парня, уже как год не участвовавшего даже в драках.
Даже сейчас он не верил, что у него в кармане оружие, хитроумная машинка, состоящая в основном из металла, с помощью которой можно просто и быстро лишить человека жизни. Не верил, пока потная ладонь в очередной раз не касалась рукояти. Он чуть вытаскивал пистолет из кармана, как будто собирался убедиться в его наличие еще визуально, и только присутствие прохожих удерживало его от этой затеи, созерцать оружие на улице средь бела дня.
Между тем прохожие встречались часто. Слишком часто для этой улицы, тянувшейся от центра города, но в этом месте облепленной лишь старыми деревянными домами. Или так лишь казалось?
У него стоял в ушах непонятный шум. Словно давление превысило все мыслимые нормы. Когда мимо кто-то проходил, ему казалось, что проносится грузовик. Ему казалось, прохожие знают о том, что у него в ветровке. Знают, но не показывают это внешне.
Его трясло, и было холодно, несмотря, что он оделся слишком тепло для сегодняшней погоды. Вряд ли это бросалось в глаза. Ветровка легкая, нараспашку. Она понадобилась ему, чтобы спрятать пистолет. В голову не пришла мысль о сумке или пакете. Когда он собирался, в голове жестоко хозяйничала настоящая сумятица. И он беспрерывно напоминал себе, что надо взять пистолет. Это самое главное. Без пистолета никак. Это – волшебная палочка, с помощью которой он откроет дверь в другой мир. Какой? Этого он не знал. Это не столь важно. Прежде всего, он избавится от прежнего мира, что погрузился во тьму и вместе с собой погрузил туда и его. Он избавится от неправильного мира, принесшего ему в последнее время столько отрицательных эмоций.
Май в самом разгаре. Запах цветущих яблонь и вишен. Кажется, деревья так и норовят вырваться из-за пыльных заборов. От их аромата может закружиться голова, но у парня, бредущего, как уставший старик, она кружилась по иной причине. Небо высокое, пронзительно-голубое. Усеяно небольшими белоснежными облачками, но они не уменьшают яркости дня. В воздухе ощущается летнее тепло. Весна, и без того теплая, уступает место лету.
Ничего этого парень не замечал. В его личной жизни давно началась зима и, похоже, не собиралась заканчиваться. Если он не приложит некоторые усилия. В частности, не проникнет в один дом и не подождет хозяйку и двух знакомых ребят. В дом, где он бывал бесчисленное количество раз. Куда в последний раз он заходил всего две недели назад и в то же время уже в прошлой жизни. Дом, каждый угол в котором ему знаком, как в собственном жилье. Дом, в каком-то смысле становившийся более родным, нежели родительская квартира. Дом, даривший ему сладкое томление, но и заставлявший испытывать острый кисловатый страх. Дом, обладавший собственным запахом. Собственной тишиной, убаюкивающей не хуже медленной композиции, включенной в плеере перед сном. Дом, вошедший в его жизнь восемь месяцев назад и постепенно ставший основой этой жизни.
Ему надо лишь в очередной раз попасть в этот дом, но сегодня отличалось от прошлых дней, как день отличается от ночи. Сегодня он не войдет следом за Кристиной, сегодня он должен войти в ее дом один. С пистолетом. Войти так, чтобы никто этого не заметил. Для человека, ни разу в жизни ничего не укравшего, не говоря о проступках более серьезных, это нелегкая задача. Тем не менее, он должен проникнуть в ее дом подобно вору, тихо и незаметно. И ждать.
Вот это, возможно, будет тяжелее. Ожидание.
Он знал примерное время, когда она вернется домой со своими гостями, и мог проникнуть в дом незадолго до ее прихода, но он не хотел рисковать, хотел уверенности, что есть запас времени. Мало ли что. Он понятия не имеет, сколько понадобится возни, чтобы проникнуть в запертый дом. Лучше подстраховаться. Потому он и шел сюда в десятом часу утра, игнорируя школу. Кроме того, что он и так достаточно погулял в этом году, несмотря на приближавшиеся выпускные экзамены, какие сейчас могут быть уроки? Сначала он должен избавиться от опухоли, растущей у него в душе. После чего можно заняться чем угодно, в том числе и учебой.
Если все получится, и он одолеет закупоренный дом без проблем, его встретит ожидание. Сидеть несколько часов в пустом доме, не имея возможности чем-либо заняться, сидеть в постоянном напряжении, все равно, что держать горячий предмет в руках. Чем дольше, тем сильнее боль, тем все более невмоготу. Он достаточно знал себя, чтобы предвидеть, какое это мучение. Ничто не помешает его собственным мыслям разъедать его плоть. Мыслям, которые и стали причиной того, что он сейчас совершал. Но выбора не было. Он сделает все с хирургической точностью, ошибок быть не должно. Ради этого он сознательно пойдет на самоистязание. В конце концов, лечение, дающее результат, всегда болезненно. Надо ждать – он подождет.
И все-таки сначала ему нужно дойти. Мелочь в сравнении с тем, что предстояло потом. Но эта мелочь с каждым шагом утверждала обратное. Его как будто что-то не пускало, воздух уплотнился, подарив ассоциации со сном, когда бежишь, но расстояние не сокращается. Он шел как в толще воды. Омерзительная дрожь дошла до той стадии, когда его трясучка стала заметна со стороны, если бы кто-то задержал на нем взгляд. В горячей пустоте, распиравшей мозг, появилась мысль повернуть обратно. Плюнуть на все, в том числе на Кристину, избавить себя от ощущений, наверное, схожих с посиделками на электрическом стуле.
Эта мысль, крохотное ничто, крепла, наливалась, увеличивалась. Как маленький камешек, катившийся вниз, она сталкивала другие, те в свою очередь катились тоже, и все это грозило превратиться в лавину, похоронившую любое мужество. Возможно, он бы не выдержал и повернул обратно, хотя, вернувшись домой, клял бы себя жуткими словами, если бы с дорогой не произошло то, что и должно было произойти. Она подошла к своему завершению. Он увидел пруд и дом Кристины на противоположном берегу.
Когда он уловил запах стоячей воды, дрожь, наконец, прекратилась. Исчезла, будто ее и не было.



Сентябрь

Наташа, сидевшая всего в метре, разговаривала по телефону. Кто-то позвонил ей, прервал их общение. И, хотя Клим не знал, кто звонит, почему-то он почувствовал, что это Кристина.
– Хочешь поговорить с ним? – спросила Наташа.
Клим Вересов услышал это, как сквозь сон. Его потормошили среди ночи, но он так и не проснулся полностью.
Наташа отвечала на какие-то вопросы насчет завтрашних уроков, изредка поглядывала на Клима. Наверное, в какой-то момент Кристина спросила одноклассницу, с кем она, и Наташа сказала, что с Климом. И поинтересовалась, не хочет ли Кристина с ним поговорить.
В доме было тепло, но парню стало зябко. Спина покрылась гусиной кожей. Сейчас он услышит ее голос. Потребуется что-то сказать. Привет, как дела? Ты к Наташе часто заходишь?
Похоже, Кристина спросила, зачем, потому что Наташа пожала плечами:
– Просто… Поболтаете.
Кристина отказалась, постеснялась или просто не захотела, и разговор снова перешел на школу. Клим перевел дыхание.
Он встречался с Наташей неделю, в гости пришел впервые. До поцелуев дело дошло уже на второй вечер, но на большее в ближайшее время рассчитывать не приходилось. Но он к этому по-настоящему не стремился. Ему чуть больше шестнадцати, ей – пятнадцать с половиной. В его теперешнем возрасте с девушками, которые нравятся, гуляют, не спят. Ему уже достаточно, что такая симпатяжка обратила на него внимание, он может целовать ее, трогать в разных местах. Да, можно сказать, они встречаются.
И вот, на тебе. Пришел к ней в гости, и тут звонит Кристина.
Они с Наташей одноклассницы. Еще одна ступень абсурда, в котором он завяз, как в болотной жиже. Три недели назад, впервые увидев Кристину, он испытал шок, настолько она ему понравилась. Но сейчас он сидит дома у ее одноклассницы, с Кристиной же лично так и не познакомился. Почему так получилось?
После первого сентября он раз семь приходил в школу, расположенную возле центрального городского рынка и окруженную частным сектором, по большей части старыми деревянными домами. Школа номер № 5 была под стать району: старая, с бордовой односкатной крышей, типичный вариант постройки шестидесятых годов. Не считая школы № 3, расположенной недалеко от железнодорожного вокзала, та школа самая старая в городе. И учеников немного. Например, всего по одному десятому и одиннадцатому классу. И шестьдесят старшеклассников не наберется.
Несмотря на частые появления, он увидел Кристину всего один раз. И то издали. Кажется, она тоже на него посмотрела, но это ничего не означало. Он не понял значение ее взгляда. Подойти он так и не решился. Было в ее лицо что-то, какой-то внутренний стержень, присущий сильным духом людям, независимо мужского они или женского пола. Возможно, это и сыграло основную роль. К такой девушке может подойти лишь самодостаточный мужчина. Клим же пока – мальчишка.
Конечно, он не мог думать о ней беспрерывно. Ощущения, вызванные первой встречей, не имея подпитки, поблекли, стали не такими яркими. Наверное, поэтому он и встретился с девушкой, откровенно обратившей на него внимание. Их представила общая знакомая, Оля, она была вместе с Климом в летнем лагере. Их класс выходил из школы, Клим только что подошел к крыльцу, пожимая руку каждому второму однокласснику Кристины. Наташа ему тоже понравилась, но сейчас, у нее дома после звонка Кристины, он осознал, что первого сентября даже не обратил на нее внимания.
Когда Наташа, попрощавшись с Кристиной, положила трубку и посмотрела на Клима, он почувствовал, как что-то изменилось. Может, лишь с его стороны, и Наташа ни при чем, но этого оказалось достаточно. Его будто развернули, резко и в наглую, в ту сторону, куда он изначально хотел отправиться.
– С кем ты говорила?
– С Кристиной, одноклассницей.
– И ты… Почему ты предлагала ей со мной поговорить? Как будто она меня знает?
Наташа улыбнулась.
– Конечно, она тебя знает. Тебя в нашем классе все знают.
Еще бы. Классный руководитель с неделю отмечал Вересова в журнале, когда кто-то ляпнул, что новый ученик заболел. Отмечал, пока правда не вылезла наружу, и учитель понял, что никакого нового ученика не было.
Впрочем, и без этого Кристина видела его. Они находились в одном классе почти целый урок!
Ему стало не по себе. Как если бы он уже встречался с Кристиной, и она застала его в гостях у своей одноклассницы. Казалось, они с ней уже пообщались и, не говоря об этом в открытую, решили, что должны встретиться. Но он поступил непорядочно.
Чувство это усиливалось. Общение с Наташей стало пробуксовывать, хотя, как ему показалось, она этого не заметила. Отлично начавшееся свидание оказалось подпорчено. Промучившись с четверть часа, Клим сказал, что ему пора. Было действительно поздновато. И топать ему домой больше получаса. Наташа жила на окраине города, возле еврейского кладбища и воинской части. Ему же идти в Центр.
Они вышли из дома, у калитки остановились на минуту. Наташа воспользовалась сумерками, обняла его, нашла своими губами его губы. Ее активность, порадовавшая его еще бы час назад, сейчас лишь усилила непонятный дискомфорт.
Когда они простились, он понял: нужно что-то изменить. Если он еще и придет к Наташе, прежнего у них уже не будет. Перед глазами, как и несколько недель назад, стояла Кристина.
Он уже засыпал, когда подумал, не лучше ли просто плыть по течению, ничего не меняя? Не будет ли у него в этом случае, как ни странно, больше спокойствия?



Май

Он остановился, не дойдя до пруда полсотни метров.
Дрожь, грозившая превратить его в эпилептика, ушла, несомненный плюс, но ему не помешает перевести дыхание прежде, чем он обогнет пруд и подойдет к дому Кристины. Там ему уже некогда будет настраиваться, там нужно действовать, пока он не попадет внутрь дома. Сейчас он мог позволить себе маленькую паузу. Что-то вроде посидеть перед дорогой.
Он вытер пот со лба, майка прилипла к спине, как гигантский горячий язык некой твари, которая умудрилась незаметно подкрасться. Хотелось снять ветровку, но он этого не сделал: в его глазах это казалось равносильным тому, чтобы кричать, прыгать, привлекая к себе внимание. Посмотрите, я пришел сюда, а вы не верили. Он оглянулся, убедился, что редкие прохожие не остановились вместе с ним, чтобы понаблюдать и выждать, что же он сделает дальше. До него никому нет дела. И все-таки он не избавился от ощущения, что в близлежащих домах, по большей части добротных, двухэтажных, за ним наблюдает ни одна пара глаз.
Пруд на окраине города в просторечье громко именовали Щучьим озером. Громко не потому, что водоем искусственный. Щучье озеро вытянулось в длину всего метров на сто пятьдесят, не больше. В самом широком месте, посередине, оно не превышало восьмидесяти метров. Заросшее по краям камышом, озеро оживляло вид из домов, но по чистоте воды оставляло желать лучшего. Во всяком случае, здесь почти не купались. Хотя нередко можно увидеть рыбаков. Ловили они что-нибудь или нет, Климу не было известно. Когда парень находился у Кристины, он забывал, что можно полюбоваться водоемом, пусть его частично и закрывал сарай.
Щучье озеро вытянулось с юга на север. Южной оконечностью оно упиралось в дорогу, улицу, которая и вела из центра города, именно по ней чаще всего ходил Клим к Кристине, если отправлялся из своего дома, не из Пятой школы. По другую сторону этой улицы также были дома, некоторые из них только достраивали.
Дом Кристины стоял на западном берегу озера в числе шести подобных, второй с юга. Эти дома располагались к озеру тылом, задние дворы переходили непосредственно в берег. Их фасады смотрели на шоссе, тянувшееся по окраине города. Между шоссе и домами густо росли яблони, отделяя двухэтажные строения от трассы зеленой полосой метров в сорок. Между восточным берегом и домами шла широкая неасфальтированная улица. Северной оконечностью озеро упиралось в забор, ограничивающий задний двор двухэтажного дома, самого мощного на вид из всех в районе водоема. Дом как бы закупоривал озеро с севера, хотя мимо него с одной стороны шла улица, с другой – узкий проулок, начинавшийся от самой воды.
В некотором смысле Щучье озеро по форме напоминало сам город. Также вытянувшийся вдоль реки с севера на юг, в ширину он был достаточно узким. В некоторых местах с запада на восток город можно было пересечь минут за двадцать-двадцать пять. Озеро располагалось на западной окраине города, река – была с востока.
Клим созерцал озеро несчетное количество раз, но сегодня он будто увидел его впервые. Что-то изменилось. То ли яркость цвета, то ли еще что-то. Наверное, потому, что раньше он приходил сюда по другой причине. Сейчас его привела иная цель. После непродолжительной внутренней борьбы, вызванной ощущением, что за ним наблюдают, он задержал взгляд на доме Кристины.
Двухэтажный, как и остальные пять домов на западном берегу озера, с этой позиции он частично скрыт сараем и гаражом. Казалось, он прятался, чувствуя, какая его ожидает участь. Если ситуация, на которую рассчитывал Клим, даст сбой. Конечно, этого не произойдет.
Добротный дом. Особенно для семьи из двух человек, женщины и ее дочери-старшеклассницы. Мать Кристины работала на Метизном заводе, но вдобавок торговала на рынке. Кроме того, ее муж имел неплохие деньги и, даже разведясь, помогал бывшей жене и дочери. Они начинали строиться, еще когда жили вместе. Несмотря на развод, отец Кристины закончил строительство и помог им переехать. Они жили там лишь с середины прошлого лета.
Клим вытер ладони о спортивные штаны, широкие, как у гопника, темно-синие с широкими красными лампасами. Снова нащупал пистолет. Попытался вытащить, но отдернул руку, словно коснулся раскаленного металла. Перевел дыхание, как будто совершил рывок метров на тридцать. В глазах на мгновение потемнело. Не развернуться ли в обратную сторону с тем, чтобы больше никогда уже не приближаться к этому дому? Не видеть его вообще в этой жизни?
Это была последняя возможность избежать того, куда его неуклонно несло порывами ирреального, неосязаемого ветра. Парень ею не воспользовался. В противном случае все будет зря. Нервное напряжение, ожидание сегодняшнего утра, тяжесть пистолета в кармане ветровки. Мысли о том, что все изменится после того, как он совершит задуманное. Тщетной стала бы надежда.
Спустя пять минут подросток уже обогнул озеро и миновал крайний на западном берегу дом, ближайший к улице и пока не заселенный.
Пути назад не было. Клим скользил по наклонной плоскости, и ничто уже не могло его остановить.



Октябрь

Его разбудил яркий солнечный свет. Утренняя прохлада мягко вливалась в комнату через открытую форточку. Бодрила, пыталась пробраться под одеяло.
Клим зажмурился, медленно приоткрыл глаза, потянулся. Сегодня у него занятия в УПК – учебно-производственном комбинате, – где параллельно со школой старшеклассников обучают какой-нибудь специальности. Клим учился на автослесаря. Учился, конечно, не совсем верное слово, скорее, пытался присутствовать, чтобы потом не допекали за пропуски. Вот и сегодня он решил не идти. Родители уже ушли на работу, не беспокоя его: занятия в УПК начинаются позже, чем в школе. Потому парня и разбудило солнце, в школу он вставал до восхода.
Три предыдущих дня стояла пасмурная погода, хотя дождь так и не пошел, и вот сегодня безоблачное небо, яркое до боли в глазах. Сегодня ему вдруг захотелось жить, хотя еще вчера он слушал группу «Кино» – его личное лекарство во время мрачного настроения. Сегодня он уже не будет слушать Виктора Цоя, сегодня лучше поставить что-нибудь легкое, воздушное и сладковатое. «Фэнси», например, «Радиораму» или даже «Модерн Токинг».
Проснувшись, Клим как-то естественно воспринял, что сегодня он, наконец, найдет Кристину, познакомится с ней лично и предложит встречаться. Почти две недели он избегает Наташу, терзается, не зная, когда же нечто сведет его с Кристиной. Он и в Пятую школу давно не ходил, хотя было множество возможностей. Как ему быть, там же из класса вместе выйдут Кристина и Наташа? Он не хотел бы выглядеть идиотом. Наверняка Кристина думает, что он встречается с ее одноклассницей, хотя это на самом деле уже не так.
Нужно встретить Кристину отдельно от ее класса, но он даже не знает, где она живет.
Сегодняшнее состояние ответило на все его вопросы. Как хорошо, когда солнце! Особенно осенью. Клим больше всего любил первую половину осени, если погода, конечно, была сухой. Бабье лето – последний отголосок ушедшего тепла. В конце октября, в начале ноября почти наверняка зарядят дожди, похолодает, наступит самое мерзкое время года. Но все это еще далеко. Все это отдалено сегодняшним теплым солнечным днем. После обеда наверняка придеться скинуть куртку и ходить в одной рубашке. Днем разлетаются паутинки, мягко, настойчиво цепляясь за одежду, руки, попадая на лица людей. К вечеру город наполнит едва уловимый запах дыма: во дворах жгут опавшие листья.
Сегодня все показалось невероятно простым. Все вопросы, завязавшиеся в его голове в узлы проблем, исчезли. Он пойдет к парню, рядом с которым живет одна из приятельниц Кристины, тоже одноклассница. Парень позовет соседку, и та по просьбе Клима назовет адрес Кристины. Или договорится с подругой о встрече на следующий день. Так просто. Он мог сделать это уже давно. Сейчас он даже не думал, захочет ли Кристина с ним встречаться, он просто наслаждался преддверием встречи с ней. Казалось, достаточно лишь короткой встречи.
Омрачало его состояние, если так можно сказать, только одно. Ему придется ждать минимум до часу дня. Пока одноклассники Кристины не разойдутся по домам. В школу он не пойдет. Меньше всего ему сейчас хотелось отвечать на вопросы Наташи, стоя перед ней, а не разговаривая по телефону. Как жаль, что у Кристины дома нет телефона. Это давно бы решило его проблему.
Клим побродил по городу, посидел на набережной. Сходил домой пообедать. Оделся поприличней. Решил подъехать на автобусе, вышел на остановку.
Когда, проехав три остановки, он сошел на улице Розы Люксембург и двинулся по тротуару, идущему под уклон, в глаза бросилась девушка в красной курточке и длинной черной юбке. Она также шла вперед. Высокая, тонкая, она напомнила ему Кристину. Она была ужасно похожей на нее, даже волосы той же длины и цвета. Непроизвольно он ускорил шаг, хотя спешить ему было некуда: парень, к которому он шел, и одноклассница Кристины могли еще не вернуться после учебы домой.
Еще прежде, чем девушка приостановилась, чтобы оглянуться и перейти на другую сторону улицы, у Клима сперло дыхание. Неудивительно, что эта девушка напомнила Кристину. Она ею и была. Лишь сократив расстояние метров до семи-восьми, он это понял. Когда же она оглянулась, он убедился в этом.
Если Кристина и заметила его, виду она не подала. Клим пошел следом. К счастью, не было ни машин, ни прохожих поблизости. Он поравнялся с девушкой уже на другой стороне улицы. В голове гудело. Он шел, чтобы увидеть подругу Кристины, он вообще не надеялся увидеть Кристину уже сегодня, и вот столкнулся с ней на улице. Столкнулся в том районе, где никак не ожидал ее встретить.
Несмотря на шок, он заговорил:
– Здравствуй, Кристина.
– Здравствуй, Клим, – спокойно, как давнему знакомому, ответила девушка, улыбнулась уголком губ.
Той улыбкой, что так будет ему нравиться.
Уже через четверть часа, даже не получив никаких подтверждений ее симпатии к нему, он понял, что это начало их отношений.



Май

Он нервно оглянулся, прежде чем открыть калитку. Пришла обдающая холодом мысль: что-то не так. Он никого не заметил, но потенциальные неприятности не всегда заметны. Например, мать Кристины никуда не уехала и находится дома.
Клим вошел во двор, с опаской осмотрел окна. Входная дверь находилась в веранде, пристроенной к дому справа. Здесь размещался и внутренний дворик. Непосредственно перед фасадом располагался широкий палисадник.
Как хорошо, что соседний дом не заселен. Из его окон виден двор Кристининого дома. Что Клим вообще сделал бы, окажись этот дом в заселенном узком переулке, где калитку можно лицезреть сразу из четырех-пяти соседских? Вопрос несвоевременный, бессмысленный, но в голове у него уже вырисовывался план, чтобы он делал в этом случае. Конечно же, он просочился бы через соседний задний двор.
Он подошел к веранде. Сначала он позвонит в дверь. Надо убедиться, что в доме никого нет. Если же он проберется в дом, и окажется, что там мать Кристины, все пропало. Кроме того, что можно забыть о своих планах, он еще и опозорится. Он вдавил кнопку звонка, тот находился на уровне груди слева от двери. В глубине дома прозвучала мелодичная трель. Словно какая-то птица откликнулась в одной из комнат. И еще ему почудилось, что он слышал этот звук в нескольких прошлых жизнях.
Трель растаяла, и дом снова окутала тишина, какая бывает лишь в отсутствие людей. На всякий случай Клим позвонил еще раз, выждал минуты две-три, и только потом перешел к делу.
Он обогнул веранду, вышел к тыльной стороне дома. Глянул на соседний дом, тот, что стоял слева. Забор, достаточно высокий, и два дерева – слива и вишня, в цвету – как обсыпанные искусственным снегом, вызывающе отражавшим солнечные лучи, делали задний двор Кристининого дома недоступным для глаз соседей. Случайный прохожий по другую сторону Щучьего озера также ничего бы не заметил: сарай и гараж позволяли видеть лишь крышу и окно на втором этаже. Клим остался доволен, хотя сердце, казалось бы, угомонившееся, вновь переходило в галоп.
Он потоптался, не зная с чего начать. Снова отвлекали ненужные мысли, настоящий мозговой мусор, мешавший ему и в иных ситуациях, куда менее важных. Пришла мысль, что он лишь сейчас убедился в недоступности заднего двора для соседей, хотя бывал здесь множество раз. Он мог бы узнать об этом давно, но сейчас будто попал сюда впервые.
Он подошел к заднему окну вплотную. За ним – прихожая, широкая и длинная, почти на всю длину тыльной стороны. Целая комната, она и отсоединялась от остального дома дверью. Кроме прихожей небольшую часть тыльной стороны занимала ванная комната. Ее высокое узкое окошко располагалось правее. Клим коснулся пальцами стекла, не совладал с собой, постучал в окно. Узорная белая занавеска на окне мешала рассмотреть прихожую. Конечно, ему никто не ответил. Дом пуст, Клим в этом уже убедился. Но так нелегко заставить себя действовать.
Клим повернулся к сараю, убедился, что на двери навесной замок. Он подался к гаражу. Надо ли искать что-нибудь, чем он собьет навесной замок? В зазоре между сараем и гаражом он заметил небольшой ломик, чуть длиннее полуметра. Клим потянулся к нему, подхватил. То, что надо. Ему не придется сбивать замок на сарае, нужный предмет по стечению обстоятельств сам попал ему в руки. Наверное, отец Кристины, изредка ставивший автомобиль у них, сначала закрыл сарай, после чего обнаружил, что не положил туда одну из вещей. Поленился открывать сарай снова и бросил ломик в зазор между двумя строениями.
Клим вернулся к заднему окну. Пока он шел к Щучьему озеру, он не осознавал, как именно проникнет в дом. Лучший способ – влезть через окно. Он всунул приплюснутый конец ломика в зазор в оконной раме. Надавил, пытаясь подцепить дерево, рвануть раму на себя. Стекло протестующее завибрировало, но рама не поддалась.
Клим ослабил хватку, оглянулся по сторонам, перевел дыхание и снова воспользовался ломиком, как рычагом. Стекло вновь завибрировало, отломилась щепка от дерева рамы, и это все. Рама стояла в гнезде намертво. Он помучился еще с минуту, и, тяжело отдуваясь, отступил.
Его заполнило отчаяние, черное и безысходное, совсем, как в тот день, когда Кристина сказала ему, что им надо расстаться. Отчаяние какой-то иной структуры, но такое же мощное. Никудышный из него взломщик.
Клим выронил ломик, вытер пот с лица. Здесь, между домом и сараем, вообще нет движения воздуха. Душно. Он скинул ветровку, убедился, что пистолет на месте. Положил одежду на землю, с раздражением глянул на ломик, оказавшийся бесполезным. Не попытаться ли поддеть ломом кухонное окно, его частенько держали открытым. Прошел на угол дома, выглянул.
Нет, эта боковая сторона просматривается и с улицы, и от соседей. Конечно, он знал, соседи вряд ли сейчас дома, знал, что вдоль домов почти никто никогда не ходит, и с шоссе двор практически не виден, но понимал, что рисковать нельзя. Понимал, что не сможет сосредоточиться на работе с ломом, будет ощущать затылком жгучие несуществующие взгляды. Он отказался от этой затеи, вернулся к заднему окну. Если он не может вырвать шпингалет в одном из окон, почему он сделает это с другим?
Что же ему делать? Он даже не в силах справиться с такой мелочью, как проникнуть в чужой дом. Как же он совершит остальное из задуманного? Предстоящее будет покруче. Куда покруче, нежели незаконное проникновение. Угрожать огнестрельным оружием, при этом еще что-то требуя – не шутки. Попахивает покушением на убийство.
Не идти же назад? Только ни это!
В крайнем случае, он подождет Кристину и ее кавалеров здесь, на заднем дворе, но никуда не уйдет. Выбора у него нет, хотя весь план расстроится, если он не проникнет в дом. Он должен застать их врасплох, смирно сидящими на кухне, потягивающими чай или что там они захотят сегодня. Во дворе кто-нибудь из них может сдуру закричать. Не палить же Климу в воздух на улице! Если же позволить им войти в дом, Кристина наверняка закроет дверь, и он следом за ними не проскользнет. 
Нет, рискованно встречать их во дворе. Выбить стекло?
Клим увидел, как Кристина входит в прихожую, осматривается, лишний раз убеждаясь, что у нее полный порядок. Она слишком внимательная, она заметит разбитое окно, если даже убрать осколки. На ее стороне будет сквозняк, который обязательно шевельнет занавеску.
Или разбить стекло в кухне и просто не дать им туда войти?
От напряжения Клим присел на землю возле сарая, уперся спиной в его дверь. Что-то уже нашептывало, что он проиграл. Проиграл и вынужден отступить. Да, он еще посидит здесь для вида, уж на это время у него есть. Посидит, встанет и уйдет так же, как пришел. Слишком много мелких нюансов, ранее неучтенных, вылезло подобно зловещим гномам, охраняющим жилье в отсутствие роковой хозяйки. И Клим бессилен.
Взгляд скользнул по окну второго этажа. Одна рама оказалась не полностью прикрыта. Совсем немного выделялась, но и это ясно указывало, что изнутри окно не закрыто на шпингалет.
Клим застыл, недоверчиво разглядывая окно Кристининой спальни. Минут десять назад он уже смотрел туда, но не заметил столь очевидного везения. Наверное, утром Кристина спешила и, проветрив комнату, просто захлопнула половинку окна, игнорируя шпингалет.
Теперь Климу нужна только лестница.
Он встал, уставился на злополучный навесной замок. Все-таки его придется сбить. Лестница в сарае. Во всяком случае, он надеялся на это. К счастью, сарай – не дом. Вряд ли Кристина, когда приведет гостей, сначала проверит задний двор. Когда она увидит, что замок на сарае сорван, все уже закончится.
Клим размахнулся ломиком, ударил по замку. Металлический лязг вырвался со двора, как пистолетный выстрел. Он отступил, вращая головой. Сердце совершило протестующий кульбит. Снова наступила тишина, залатавшая свои дыры.
Ничего не произошло. Стоило надеяться, никаких последствий не будет.
Клим покачал головой. Ему расхотелось так шуметь. К тому же удар никак на замок не подействовал. Возможно, если вмазать по нему с полсотни раз, он и развалится, но к тому времени сюда сбегутся все, кто сейчас находился в домах вокруг Щучьего озера. Клим всунул острый конец лома под дужку замка. Лучше попытаться взломать замок, и шума почти никакого.
Он кряхтел с минуту, заныли ладони. Когда он уже начал злиться, намереваясь снова использовать лом, как кувалду, замок неожиданно вылез вместе со скобой, привинченной к двери. Клим не сразу понял, что путь свободен.
Как он и предполагал, лестница оказалась в сарае. Клим подставил ее к стене дома, суетливо поднялся к окну. Он спешил. Из окон домов на противоположной стороне озера его могут заметить. Клим потянул раму на себя. С трудом, но она поддалась. Он влез на подоконник, спрыгнул на пол. Не глядя по сторонам, сбежал вниз, открыл входную дверь. Не останавливаясь ни на секунду, снял лестницу, затащил ее обратно в сарай, приладил замок на место.
И только потом возвратился на веранду, захлопнув за собой дверь.
Теперь он был здесь, в доме, куда так стремился попасть.



Ноябрь

Кристина оглянулась на него.
– Проходи.
Клим робко вошел следом.
Сегодня месяц, как они встречаются, и он впервые оказался в ее доме. Он подходил сюда уже раз двадцать, но до этого дошло впервые.
Первое время они встречались где-нибудь в других местах. Возле Пятой школы, где жили подруги и знакомые Кристины. В центре города или просто на другой стороне Щучьего озера. Клим подходил к ее дому, лишь когда провожал ее. В этом случае они стояли минут десять у ее калитки, максимум полчаса, затем следовали поцелуи, и парень с девушкой прощались. Отношения у них развивались, как у большинства их сверстников.
Спустя недельки две Клим стал встречать девушку у ее дома. Еще через недельку он уже звонил в дверь, но Кристина всегда оказывалась готова к его приходу и, сказав матери, что уходит, сразу выходила к нему.
Это его устраивало. Кроме того, Кристина намекала, что в доме еще продолжается мелкий ремонт, и ей неловко приводить в этот бардак гостей. Общаться они могли, гуляя по улицам, целоваться при расставании у калитки, к большему он и не стремился. Иногда ему казалось, что достаточно просто видеть ее и слышать ее голос. Октябрь выдался теплым, и гулять по улице было приятней, нежели сидеть дома. Лишь поздно вечером подкрадывался по-настоящему осенний холод.
Когда в школах начались осенние каникулы, погода резко испортилась. Наверное, лишь одному Климу это не ухудшило настроения. Вчера, погуляв меньше часа, замочив ноги под холодным настырным дождем, Кристина предложила парню завтра посидеть у нее. Если только погода не изменится. Ее мать уже знала Клима, и ничего страшного не случится, если она, вернувшись домой, застанет его со своей дочерью.
Погода не изменилась. Если уж в ноябре заряжало ненастье, его останавливали только морозы и первый снег.
Клим миновал прихожую, выглянул через окно на задний двор, где спустя полгода ему предстояло орудовать ломом. Конечно, в его теперешней реальности этого не существовало. Из прихожей он попал в нечто среднее между холлом и нежилой проходной комнатой. Слева располагалась спальня матери Кристины, ее окно выходило во внутренний двор. Справа находилась кухня и ванная с туалетом. Прямо – двойные двери гостиной, самой большой комнаты в доме. Два ее окна, как и в спальне, смотрели во внутренний двор, другие два выходили на фасад. Через гостиную можно пройти в еще одну спальню и дальше по кругу в кухню. В дальнейшем Кристина требовала, чтобы Клим туда не входил. Комната использовалась, как временная гардеробная, и девушка стеснялась ее беспорядка. Пока в доме заканчивали внутреннюю отделку, все вещи сложили именно в этой комнате. Там оказалось только одно окно, и оно выходило на фасад.
Лестница на второй этаж находилась в холле между кухней и общей комнатой. Площадку наверху можно видеть, лишь встав у первой ступеньки. На втором этаже две спальни, одна из них – Кристины.
Девушка провела его в гостиную, усадила на диван. Включила телевизор. Они поболтали о том, о сем, и Клим спросил, куда выходит окно спальни Кристины.
– На задний двор, на озеро. Хочешь посмотреть?
Клим хотел посмотреть. Не только, чтобы полюбоваться видом из окна. Еще он рассчитывал, что они будут целоваться на кровати Кристины. Когда целуешься с девушкой лежа, это гораздо интимнее, нежели, когда стоишь. Можно сильно-сильно прижаться к ней. Вообще лечь на нее, как будто дело зашло дальше поцелуев.
Когда он поднимался следом за Кристиной, глядя на ее попку в узких спортивных штанишках, что-то вроде домашней одежды, почувствовал, как горит лицо.
В спальне Кристины оказалось скромно, но добротно. Шкаф для одежды у стены противоположной окну. Возле окна письменный стол, на нем – магнитофон, учебники и настольная лампа. Пространство между шкафом и столом занимает кровать, не двуспальная, но относительно широкая. И плакаты.
На Клима смотрели Железный Арни в черных очках и крутой кожаной куртке Терминатора, Жан-Клод Ван Дамм, обнаженный по пояс и показывающий бицепс, и Микки Рурк, не такой резвый, как его плакатные партнеры, всего лишь присевший в расслабленной позе на «Харлей», но от этого не менее эффектный, как обычно демонстрирующий свою загадочную улыбку и прищур узких глаз. Три Голливудских героя внимательно следили за шестнадцатилетним подростком, внезапно разбавившим их закрытое общество. Словно ждали, что он что-нибудь продемонстрирует, покажет, на что способен или, на худой конец, просто представится.
Кристина не заметила, как Клим немного изменился в лице, будто заметил следы пребывания другого парня. Он выглянул в окно, полюбовался озером, домами на противоположном берегу. Кристина что-то говорила, он, не думая, поддакивал. Когда уселся на кровать, его взгляд снова притянули плакаты.
Она заметила, куда обращен его взгляд. Он тоже заметил, что она заметила. Неловко пробормотал:
– Классные плакаты.
С небольшой задержкой она сказала:
– Да.
Возникла неловкая пауза. Кристина спросила:
– Ты чего?
Он пожал плечами, попытался улыбнуться, но так и не понял, вышла ли улыбка естественной.
– Ничего. Тебе из всех больше нравятся звезды кино? – это было первое, что пришло в голову.
Пришла ее очередь пожать плечами.
– Не знаю. Мне все равно. Просто повесила плакаты, какие нашлись.
Что-то непонятное, что держало его в напряжении, кажется, слегка отпустило. Совсем немного.
Кристина улыбнулась.
– Ты чем-то похож на Микки Рурка. Глазами. Такие же узкие, когда улыбаешься.
Клим с сомнением глянул на правый плакат. Мужчина, присевший на мотоцикл, как будто ждал его реакции. Клима уже сравнивали и с вокалистом группы «Депеш Мод», и с чьим-то соседом, и с первой любовью, но сегодняшнее сравнение было особенным. Вернее, особенной была ситуация.
Неожиданно для себя он с надеждой спросил:
– Кто тебе из них больше нравится?
Сказал и затаил дыхание. Он сам не понимал, почему это так важно для него. В конце концов, это всего лишь плакаты, он же встречается с сидящей рядом девушкой целый месяц. Не такой уж существенный срок, но все-таки.
– Он, – Кристина указала на Жан-Клод Ван Дамма.
Клим почувствовал неосязаемый укол, то ли ревности, то ли обиды. Она сказала, он похож на Микки Рурка, и он, конечно же, ждал, что из трех звезд Голливуда она выберет именно Рурка. Она выбрала Ван Дамма.
Клим посмотрел на его красивое лицо, на правую руку, согнутую в локте.
– Микки Рурк больше всех нравится Таньке, – Кристина улыбнулась.
Это никак его не обнадежило.
– Таньке?
Кристина назвала фамилию, но Клим ее не слушал. Наверное, одноклассница. Неожиданно он почувствовал, что девушке, с которой он встречается, нужен мужчина, не ее сверстник. Сильный, состоявшийся человек. Не только в финансовом плане. Это вдруг открылось с предельной ясностью. Понимание, жесткое и неумолимое, заставило его испытать чувство собственной неполноценности. Клим показался себе едва ли не ущербным.
Чтобы Кристина не заметила его состояние, он поднялся, шагнул к окну. И увидел свое отражение в зеркале, висевшем на стене справа от плакатов. Человек, которого Клим увидел, конечно же, не шел ни в какое сравнение ни с Ван Даммом, ни с Рурком.
Вот они бы подошли этой девушке, живущей в захолустном городке. Не потому, что она эффектна внешне, хотя и это учитывалось. В ней присутствовал некий стержень, особая стильность, не столько как у девушки, скорее это не имело отношения к полу. Она была личностью, и, естественно, рядом с ней должна находиться такая же личность. Мужчина не должен быть слабее женщины, иначе в отношениях будет перекос.
Все это промелькнуло у него неким озарением. После чего яркость стала блекнуть. Он же не собирался отказываться от Кристины по каким бы то ни было логическим соображениям, раз уж она сама хотела с ним встречаться. К черту чьи-то достижения! В конце концов, ему не так уж много лет, все еще впереди.
И все-таки настроение оказалось подпорчено. Общение превратилось во что-то вялое и бессвязное. В этот день они так и не поцеловались.
С момента их первого поцелуя такого еще не случалось.



18 мая

Где-то в доме тикали часы. Как чьи-то далекие шаги, которые не приближаются, но не удаляются. Дверь прихожей открыта, и звукам ничто не мешало.
Клим некоторое время стоял на пороге, прислушивался, смотрел сквозь окна веранды на улицу.
Он сделал первый шаг, не самый важный, но без этого невозможны дальнейшие шаги. Сейчас надо обвыкнуться с мыслью, для чего он сюда пришел. Настроиться. Времени у него достаточно, и он мог не спешить.
Он закрыл входную дверь, осмотрел пол, убедился, что никаких следов нет. Стоит сухая погода, ему это на руку. Клим выглянул на задний двор. Он вставил скобу так, что даже вблизи никто не заметит, что замок в сарае вырван. Клим прошел в холл, вспомнил, что дверь в прихожую была закрыта. Закрыл ее и почувствовал себя так, как будто его где-то заперли.
Часы продолжали монотонно, равнодушно тикать, разбавляя плотную, загустевшую тишину пустого дома. Клим не спеша обошел гостиную, обе спальни, кухню. Заглянул в ванную комнату. На веревке висели красные трусики Кристины и белая майка. Клим смотрел на них почти минуту, завороженно, будто увидел что-то необычное. Вещи, принадлежавшие девушке, занимавшей его мысли более полугода, вызвали какое-то щемящее чувство.
Он подошел, коснулся ткани подушечками пальцев. И трусики, и майка чуть влажные. Еще не высохли. Что он здесь делает? Будто устыдившись, он вышел из ванной.
Лишь теперь, взглянув на часы, он осознал, как долго ему ждать. Больше всего он не любил именно ждать. Ожидание убивает любое стремление, в этом он убеждался на собственном опыте. Ему предстоит не просто сидеть и ждать, когда Кристина явится со своими кавалерами. Он остается наедине со своими мыслями, с этим сумбуром, вращающемся в голове, как мусор, разметенный сильным ветром. Эти самые мысли подточат его решительность, из-за них возникнут вопросы, на которые он не сможет дать вразумительный ответ.
Но Клим уже находился в доме, и у него отсутствовал выбор. Правда, он мог немного отвлечься, планируя, как будет действовать, когда его уединение прервется.
Так он и поступил. Снова прошелся по комнатам, решал, где притаится, когда услышит голоса приближающихся к дому людей. Это очень важно, где он займет позицию. Гости должны находиться в доме некоторое время, прежде чем Клим покажется. Они должны обвыкнуться, расслабиться. Чем больше он даст им времени, тем сильнее будет эффект неожиданности.
Где же спрятаться? На втором этаже? Нет. Они наверняка начнут с чаепития на кухне, и, когда он спустится вниз, его шаги могут услышать. Даже если он постарается и пройдет бесшумно, все равно позиция на втором этаже ненадежная. Кристина может зайти в любую из двух комнат, оставив гостей внизу.
Спальня матери, гостиная, ванная исключались. Тогда где? Оставалась проходная комната между гостиной и кухней. Туда Кристина никого не допустит, и сама не пойдет, пока посторонние люди дома. Клим мог отступить в гостиную, если кто-то нечаянно заглянет в комнату из кухни. Дверь на кухне с рифленым стеклом, и, если кто-то приближается, его сразу видно.
Клим зашел в комнату в третий раз. Здесь стояли кровать и громоздкий шкаф. Старый и обшарпанный, наверное, матери Кристины просто жалко его выкидывать. На кровати лежали какие-то узлы, пальто, несколько курток, множество кофт и блузок. Почти все вещи принадлежали матери Кристины. В крайнем случае, можно забраться под кровать, хотя до этого лучше не доводить.
Решив с местом, Клим вернулся в холл, где на полу оставил ветровку с пистолетом. Он остановился. Показалось, что пистолет исчез. Абсурдная, ничем не подкрепленная мысль, но парень, прежде передвигавшийся вяло, заторможено, резко нагнулся. В груди болезненно шевельнулось сердце. Конечно, оружие на месте, куда ему деться?          
Клим вытащил пистолет из кармана, выпрямился, поглядывая на темную сталь, блеснувшую в полумраке холла. В голове возникла пустота, и несколько секунд Клим никак не мог припомнить, что он будет делать, когда придет Кристина с двумя парнями. В какой-то прострации он уселся на пол, прислонившись спиной к стене.
Что-то начало возвращаться, вырисовывать прежние образы, и Клим вздохнул с облегчением.
Он должен вогнать в шок людей, что придут сюда. Должен заставить их испытать страх. Самый настоящий животный страх. Опустить их в глазах Кристины. Показать ей, что они всего лишь подростки, не крутые супермены. Что они ведут себя уверенно и нагло с девушками лишь в обычной обстановке. Что они простые смертные и, по крайней мере, не лучше его, Клима.
И еще он должен приготовиться к тому, что, возможно, придеться воспользоваться оружием.



Декабрь

Спор был пустяковым, но ему оказалось суждено перерасти в ссору. Ссору, имевшую определенные последствия.
Как обычно, Клим пришел к Кристине после школы. Встретил ее с последнего урока, и они вместе возвратились домой. У них было минимум два часа, пока с работы не придет Кристинина мать.
С конца осени, когда начались морозы, у парня и девушки устоялся определенный режим встреч. Свидания перенеслись с вечера на послеполуденные часы. Темнело рано, по улицам ходить стало не очень приятно, и они наслаждались обществом друг друга дома у Кристины. Как только ее мать возвращалась с работы, Клим, посидев для приличия с полчасика, уходил. Его это вполне устраивало. Получалось, каждый вечер свободен. И хотя парень это почти не использовал, чаще сидел дома, он был доволен.
Поцелуи и обжимания с каждым днем становились все более интенсивными и откровенными. Находиться рядом с Кристиной было тем приятнее, что за окном хозяйничала зима, выделявшая уют человеческого жилища, как ночь выделяет зажженный свет в доме. Иногда Кристина доставала тонкое одеяло, и они накрывались прямо в одежде.
В тот день произошло то же самое. Под одеялом Климу разрешалось немножко больше, и он этим с радостью пользовался. Его руки жадно сжимали ее небольшую упругую грудь, бедра, ягодицы. Изредка оказывались у нее между ног, но Кристина, несмотря на тяжелое дыхание, его руку убирала. Это не вызывало у него недовольства. Ему казалось, он готов идти к кульминации еще не один месяц. Для него достаточно, что он лежит с ней на одной кровати и делает все, кроме самого главного. Это заводило и его, и ее, и казалось, что больше ничего не нужно.
Спустя минут сорок непрекращающихся поцелуев ему стало жарко. Он был в вельветовых штанах и свитере, одетом на майку. Штаны он, конечно, снимать не собирался, но свитер и майку стянул, несмотря, что в доме было относительно прохладно.
Кристина с ярким румянцем на щеках, со своей всегдашней ямочкой, единственной и потому уникальной, посмотрела на него и улыбнулась. Он заметил ее улыбку и непроизвольно подыграл, напряг бицепсы и грудь.
Улыбка Кристины стала шире, в глазах появилось что-то неуловимое, свойственное тем моментам, когда она шутила или кого-то подкалывала.
– Ладно, ладно, – сказала она тоном, каким уговаривают детей, – Убедил, ты самый сильный, хорошо.
Он поднял руки, согнул их в локтях, изобразил позу культуриста «двойной бицепс спереди».
Продолжая улыбаться, она посмотрела на него более оценивающе.
– Ну, ручки ничего, более-менее.
– Ручки? Что, кроме ручек больше ничего нет? – он напрягся еще сильнее.
Она пожала плечами, улыбка оставалась вроде бы прежней.
– Грудь узковата.
Он опустил руки, пощупал грудь.
– Узковата?
Она кивнула.
Он встал с кровати, глянул в зеркало.
– Ничего она у меня не узковата, посмотри сама.
Она не ответила. Только смотрела. Он почувствовал, она просто не хочет спорить.
– Тебе что, не нравится?
– Почему? Нравится.
– Тогда чего говоришь, что у меня грудь узкая? Тебе так кажется. У меня нормальная грудь.
– Хорошо, пусть мне кажется, – в голосе слышалось недовольство.
Он натянул майку, улегся рядом, но не только не поцеловал, даже не прикоснулся к ней. Делал вид, что поправляет одежду.
– Чем ты недовольна?
Она усмехнулась.
– Это ты чем-то недоволен, не я.
Последовало продолжительное молчание. Возможно, напряжение попросту иссякло бы, как потуги средней силы ветра вызвать ураган, но Клим совершил то, о чем потом ни раз жалел. Он выбрался из-под одеяла и, поправляя одежду, сказал:
– Мне на завтра уроков много. Надо бы хоть раз нормально подготовиться. Четверть скоро заканчивается.
– Да, конечно, – Кристина на него не смотрела.
Он потоптался, надеялся, что девушка попросит его остаться, тем самым признает себя виноватой. Но Кристина ничего не сказала. Даже не проводила его до двери.
Он покинул ее дом в какой-то прострации.



18 мая 

Он сидел на полу, прислонившись спиной и затылком к стене. Часы в гостиной продолжали свой ход. Они как будто издевались над ним – время-то остановилось. Он сидел и думал о тех, кто сегодня должен прийти в этот дом вместе с Кристиной.
Одним из них был одноклассником Клима. Второй учился в параллельном классе.
Будь эти парни старше, это меняло бы дело. Наверное, того, что уже происходило, вообще бы не случилось. Пожалуй, Клим кое-как переболел бы это и смирился. Но одногодки… Это вызывало болезненные ассоциации. Клим свирепел при мысли, что он как будто хуже тех, кто вовсе не старше его. Это казалось чудовищной несправедливостью.
Одноклассника звали Иван. Несмотря на простецкое имя, он негласный лидер их класса. Высокий, с мужской – в отличие от большинства подростков – фигурой, он выделялся еще в начальных классах. Лицо вроде бы так себе, к тому же нос великоват, но что-то в парне было. Во всяком случае, он набрал бы больше очков, подсчитай кто-нибудь количество девушек, обращавших на одноклассников внимание. То же касалось и ребят постарше, когда Иван еще не был выпускником. Именно его выделяли в первую очередь, если от малышни требовался представитель.
Все бы ничего, но Иван был циничным. Такая легкая циничность, незаметная, как паутина. Пока ты не ходишь по ненужным местам, эту паутину и не заметишь. Иван будет здоровским парнем, и останется лишь удивляться, если кто-то пожелает метнуть камень в его огород. И у учителей он в большинстве своем вызывал симпатию, хотя учился средне.
Иногда Климу казалось, что никто на самом деле не видит настоящую сущность Ивана. Не лишенный множества привлекательных черт, в основе своей этот парень относился к тем, про кого говорят, что у него своя рубашка слишком близко к телу. Просто не случалось экстремальных ситуаций, какие оголяют черты характера. Конечно, в школе достаточно случаев, когда кто-то что-то делит, но Иван –  универсал, свое получит, но при этом не превратится в наглеца или, тем более, в монстра, от которого лучше держаться подальше.
Он был сильным. И он использовал эту силу. Но аккуратно, почти незаметно, используя природные дипломатические данные. Пожалуй, последнее качество делало его еще менее привлекательным. И, стоило признать, он давно являлся камнем преткновения в школьной жизни Клима.
Вместе им осталось учиться всего ничего, какой-нибудь месяц. Скоро они разошлись бы в разные стороны, чтобы разве что изредка поздороваться при встрече. Несмотря на постоянный напряг в их отношениях, за семь лет совместной учебы они ни разу не подрались. Хотя в прошлом году, в летнем лагере, оказались близки к этому. Клим забыл бы все, в конце концов, никто, в том числе Иван, ничего ему не должен. Всегда есть те, кто чем-то не устраивает, и это эпизодически напрягает. Сам Клим не идеален, и, наверное, изредка был виноватым и он.
Клим оставил бы все в прошлом, если бы Ивана не угораздило близко познакомиться с Кристиной.
Сначала у Ивана начались какие-то шуры-муры с Наташей, одноклассницей Кристины. Тоже, можно сказать, с бывшей девушкой Клима. В начале весны, когда среди школ города проходил чемпионат по гандболу, Наташа со своей подругой Олей приходила почти на каждую игру школы № 2. Клим, стоявший в воротах, видел, какими глазами Наташа смотрела на Ивана. На это у Клима хватало времени, когда его команда атаковала. Взгляд не просто относился к тем, какие направляют на понравившегося парня. Во взгляде было обожание. Притом, что Иван играл посредственно. Он просто был мощным, и его боялись. Техники же никакой. И чем он их всех так привлекал?
Наташа для Клима ничего не значила, хотя ему эти взгляды не доставили удовольствия. Кристину он уже не мог игнорировать, это оказалось выше его сил. И где она сблизилась с Иваном?
Кристина жила обособленно от своих одноклассников, у нее было несколько взрослых подруг, и она не часто общалась с теми, с кем училась. Иван же в школу № 5 практически не ходил. И все-таки где-то он Кристину увидел. Причем он не бросился на нее со всем своим пылом. Он как будто знал, что для некоторых девушек поначалу лучше отстраненность, вежливый интерес, некоторая самодостаточность, свойственная уверенным в себе, пресыщенным мужчинам. Кроме того, Иван в одиночку не ходил. С ним всегда находился минимум один прихвостень, некий знак того, что Иван пришел не на свидание, это всего лишь общение друзей. Он будто сомневался, как быть с девушкой, и для начала выяснял ее отношение к нему.
Те несколько раз, когда Клим замечал Ивана, беседовавшего возле школы с Кристиной, с ними находился один из самых закадычных дружков Ивана из параллельного класса. Его звали Сергей, но насколько Клим помнил, к нему обращались не иначе, как Рома. Производная от его фамилии – Ромащенко. Довольно сильный в сравнении с другими шестерками Ивана, Рома представлялся Климу, как самый настоящий подонок. Вытянутое лицо, уродливое, несмотря на большие с длинными ресницами глаза, постоянно слюнявые губы, громоздкая голова, неправильной формы череп. Рома являлся наказанием и для учителей, и для одноклассников. Наглый, без колебаний использующий силу с теми, кто слабее его. Готовый пойти на любую подлость, несмотря на последствия, если только от этого будет хоть какая-то польза. Казалось, в его мире вообще не было таких понятий, как благодарность, совесть, страх наказания.
Неудивительно, что в старших классах он близко сошелся с Иваном. С тем, кто единственный из всей их параллели сильнее его. С таким полезно быть в приятельских отношениях. Рома также пришелся Ивану кстати. Его можно использовать, как таран, когда самому не хочется выглядеть откровенно наглым. С Ромой и свое получишь, и в глазах других останешься справедливым парнем.
Эти двое парней сегодня и должны прийти вместе с Кристиной.
Клим отчетливо видел их лица, будто парни уже стояли перед ним здесь, в этом доме. И они, казалось, тоже смотрели на него, начиная ухмыляться. В какой-то момент ему захотелось закричать Кристине, что она им не нужна. Во всяком случае, не так, как нужна ему.
Он не закричал. Это не имело смысла.
Кроме того, он услышал звук проезжавшего по улице автомобиля. Автомобиль остановился поблизости от дома Кристины.
Поднимаясь с пола, он все еще видел перед собой лица двух новых друзей Кристины.


Конец ознакомительного фрагмента


Полный текст, продажи:
 
http://andronum.com/avtory/kolosov-igor/
https://www.litres.ru/igor-kolosov-10384461/