Согрейте, ангелы, мою грешную душу

 Сегодня в России ни одно ведомство не может назвать  точные данные о количестве беспризорных детей и подростков.  Одни настаивают на цифре 5 тысяч, другие пугают тем, что число их больше тяжелого послевоенного времени. «В России насчитывается до 5 млн несовершеннолетних беспризорников, большинство из которых вовлечены в преступную деятельность, заявлял в свое время "Интерфаксу"  замглавы Федерального агентства по делам молодежи (Росмолодежь) Александр Повалко. По данным МВД, в 2019 году в России выросло число безнадзорных и беспризорных детей — 75 с половиной тысяч несовершеннолетних. Показатель вырос по сравнению с предыдущим периодом — в 2018-м зафиксировали 68,7 тысячи случаев.  Но разве дело в цифрах, а не в кричащей проблеме?
               

         Тимка совершенно ясно осознавал, что скоро умрет: в тюрьме  это случится или на воле, ему было все равно. Он давно устал жить.
         В зале суда было много народа. Тимка сидел в клетке, как загнанный зверь, понуро опустив голову,  боясь встретиться взглядом с матерью потерпевшей. Судья долго и монотонно  читала приговор:
-     Именем Российской  Федерации...
      Приговор был длинным. Его обвиняли по статьям 131 и 132...... Уголовного кодекса РФ . Суд установил, что подсудимый Суровцев Тимофей Леонидович обвиняется в изнасиловании несовершеннолетней Козецкой Тамары Игоревны, которая находилась на лечении в городской детской больнице. Во время прогулки пациентки лечебного учреждения Тимофей Суровцев затащил несовершеннолетнюю в подвальное помещение. Потерпевшая оказала сопротивление и подсудимый, угрожая ей ножом, совершил по отношению к ней насильственные действия сексуального характера. Прокурор требует учесть характер и высокую степенью общественной опасности преступления, обстоятельства его совершения и личностью виновного.   Как в тумане Тимка слушал протокол обвинений прокурора, показания свидетелей и адвоката.

         К делу были  приложены результаты судебно-медицинского исследования, которые доказывают, что выявленные у потерпевшей телесные повреждения как в совокупности, так и по отдельности влекут  расстройство физического и психического здоровья.  Также согласно заключениям комплексной психолого-психиатрической экспертизы на момент правонарушения обвиняемый мог понимать характер и значение совершаемых им действий.  У обвиняемого экспертиза на момент освидетельствования не выявила каких-либо телесных повреждений. Судебно — психолого — психиатрическая экспертиза выявила задержку психического развития, эмоциональные нарушения непатологического характера.
         Адвокат  обратила внимание, что недостаточно учтены в ходе расследования преступления  тяжелые условия проживания  в семье и образовательных учреждениях, задержку психического развития и эмоциональные расстройства личности.  Подсудимый признал свою вину и раскаивается в содеянном.  Ему необходимо смягчить наказание.
       Однако, суд посчитал, что все доказательства, рассмотренные на заседании, подтверждают виновность подсудимого; показания потерпевших в деталях, по времени и действиям согласуются и подтверждаются протоколом осмотра места происшествия и протоколом задержания, из которого следует, что подсудимый не отрицал, что совершил акт изнасилования и угрозы расправы с помощью демонстрации ножа; заключениями судебно-медицинских, биологических и молекулярно-генетических экспертиз и иными исследованными в заседании доказательствами.

-     На основании изложенного суд, руководствуясь… приговорил: Суровцева Тимофея Леонидовича  по ст. 131 и 132.... УК РФ за совершенствования действий сексуального характера в отношении потерпевшей Козецкой Тамары Игоревны вопреки ее воле с применением насилия к потерпевшей  с использованием ее беспомощного состояния признать виновным и определить меру наказания в виде  семи лет  лишения свободы с отбытием в колонии для несовершеннолетних.

       От последнего слова подросток отказался. Ему надели наручники и конвоиры неторопливо вывели его из зала суда. В КПЗ Тимка молча забрал свои вещи, на вопросы сокамерников не отвечал и также молча пошел по лестнице вниз к ожидавшей его у входа милицейскому  «воронку».

       Пока он сидел в КПЗ, к нему приходил адвокат по назначению - молодая женщина в черном брючном костюме с распущенными русыми волосами, которая подробно расспрашивала Тимку о его жизни. Тимка немногословно и нехотя отвечал на вопросы, а потом перед прерывистыми тревожными снами  он подолгу  ворошил тягостные   воспоминания.
       Тимка не проучился в школе и четырех лет. В начальной школе он сидел с очкариком Димой.  Однажды вечером на улице он защитил друга, когда на него налетала «братва», и за это Дима всегда давал ему списывать на уроках контрольные, а на переменах  - домашние задания. Школьная программа давалась Тимке с трудом. Валентина Сергеевна занималась дополнительно только с теми, кто платил ей деньги. Денег у тимкиной матери не было, и вся надежда возлагалась на Диму. Валентина Сергеевна понимала, что с трудными работами Тимка самостоятельно  справиться не мог, но на все закрывала глаза, та как за успеваемость спрашивали с учителей, а отчислять из школы в то время нерадивых школьников было нельзя.
- Хоть бы шею помыл, - громеко и брезгливо говорила она при всем классе, наклоняясь над тимкиной тетрадкой во время урока. Одноклассники при этом также громко смеялись, наделяя парнишку обидными едкими  прозвищами. Но вскоре дразнить Тимку перестали.
- Повтори, что ты сказал,- вспылил разъяренный пацан после бессонной ночи, когда дома веселилась пьяная компания матери. Всю силу обиды и гнева  парень вложил в этот в удар  по лицу насмешника. Из носа задиры брызнула кровь. Он завертелся юлой и истошно заорал.
     Тимку вызвали к директору вместе с учительницей, где та, не стесняясь, отводила душу:
-  Что Вы хотите, Илья Владимирович, - скороговоркой говорила она директору.- Мать алкоголичка, отец от пьянки сгорел. Яблоко от яблони недалеко катится. Тюрьма по нему плачет. Навязался на мою голову.
           Директор слушал причитания молча, опустив глаза. Вот уже два месяца учителям не платили зарплату. В других классах ученики радовались, когда их учителя болели, а другие торопливо их заменяли и  пораньше отпуская с уроков. Валентина Сергеевна не болела никогда. В дождь и снег она каждое утро спешила в школу. Осадил ли  директор в разговоре наедине несдержанную на язык учительницу, Тимка не знал, но зло затаил.
          Вскоре Тимку опять вызвали к директору. Кто — то налил в сапоги Валентины Сергеевны клей. Она раздевалась в классе, торопясь домой после уроков, и учительской раздевалкой не пользовалась. После этого Тимку поставили на учет в инспекцию по делам несовершеннолетних, да и участковый к ним зачастил.

          Мать с остервенением хлестала сына ремнем.  После смерти отца и бабушки она отчаянно запила, пробовала работать техничкой  в цеху на заводе, потом в магазине, но после очередных попоек и прогулов ее увольняли. Дома часто собирались компании случайных знакомых. Много пили, иногда дрались. Тимка в эти дни старался уходить из дому и постепенно пристрастился к бродяжничеству. Как бездомный щенок, он слонялся по скверам и базарам, научился жалобно попрошайничать. Сердобольные женщины и продавцы давали ему еду и деньги. Деньги мальчик тратил на сигареты, жвачку и на  книжки с картинками из «Союзпечати». Особенно нравились ему в книжках   самолеты и ракеты. Тимка мечтал стать летчиком,  заработать много денег и разбогатеть, чтобы жратвы хватало до пуза и у него  была богатая одежда и хата. Тогда бы он   чувствовал себя  фраером. Он представлял, как. вернувшись в родной город, он вразвалочку  шел по знакомым улицам и на него с завистью смотрели  все  мальчишки и девчонки.
            В школе Тимке нравилась белокурая скромная Тамара, которая заливалась нежным румянцем, когда ее вызывали к доске. Она испуганно переминалась с ноги на ногу, акуратно выводила на доске цифры и буквы и удивительно трогательно поправляла постоянно падавшую с плеча лямку фартука. У Тимки от ее вида перехватывало дыхание и пересыхало во рту. Он мечтал защитить ее от хулиганов, пытавшихся обидеть красавицу на улице.
            Однажды в день 23 февраля девочки поздравляли мальчиков. Тамара подарила ему значок и открытку. Потом сели пить чай в тесном кругу  и Тимка с замиранием серда примостился рядом с девочкой. Тамара брезгливо, как Валентина Сергеевна, повела носом, потому что от Тимки пахло грязным  бельем и  мочой, ибо на его кровате с голым матрасом без простыней часто засыпали немытые бомжи, приходившие к матери. Тимка привык к этому запаху, но сейчас он почувствовал себя как будто  голым и совершенно чужим в классе рядом с этой хрупкой синеглазой девочкой из  другого мира. Тимка, как ошпаренный, выскочил  на улицу.
               Он бежал, не чувствуя холода,  без шарфа и шапки в старой тонкой курточке и плакал надрывно, со всхлипами, чувствуя себя  раздавленным червяком, как тогда...

               Однажды пятилетний  малыш, забившись в углу с притихшей кошкой, испуганно смотрел, как голая  пьяная мать вскрикивала под пьяным кряжистым мужиком с наколками. Мужик жил в их доме уже несколько дней. Мать от водки совсем ослабла и не могла даже встать с кровати. Мужик ходил с утра в магазин, приносил много водки и немного хлеба и консервов. Мать уже ничего не могла есть, только пила и спала. Мужик с каким -то жутким азартом истязал тело женщины, почти не подававшей признаков жизни. Вскоре Тимка не выдержал,  побежал на кухню, нагрел в чайнике воду и вылил кипяток на спину ненавистного мужика. Тот заорал от боли и остервенело начал бить мальчика кулаками  и  пинать ногами, разбив ему в кровь лицо. А мать смотрела на все мутными, непонимающими глазами и жалкая улыбка скользила по ее лицу. На всю жизнь мальчик запомнил эту судорожную улыбку. В нем поселилось недетское чувство мести.
          Окровавленный Тимка выскочил на лестничную площадку. Он не мог даже плакать, только, как рыба на суше, конвульсивно открывал рот, чтобы глотнуть немного воздуха. Поднимавшаяся по лестнице соседка завопила на весь подъезд так, что отовсюду выскочили с молотками и топорами соседи. До этого по горду прокатился слух, что в подъездах и лифтах на женщин нападает маньяк. Полуголый мужик испуганно сбежал от разъяренной толпы. Вызвали милицию. Тимку забрали в больницу и он почти месяц наслаждался сытной едой, чистой постелью и безопасной тишиной. Только ночью он вскрикивал от кошмаров во сне. Добрые  нянечки, похожие на  бабушку, гладили его по голове, успокаивали и тихонько сидели у изголовья, пока мальчик не засыпал.
        Он часто вспоминал, когда в его детстве были счастливые времена.

 -  Тима, вставай, завтракать пора, - ласково теребила его за ноги в детстве бабушка.- Я с утра в магазин за молоком сходила, блинчиков тебе напекла. Вставай, милой, не залеживайся.
           Бабушка наклонялась над Тимкиной кроватью и ласково целовала его в лоб или щеку. От нее  аппетитно пахло иногда жареным луком и картошкой, иногда свежей выпечкой.
           Тимку назвали в честь ее отца, погибшего на фронте. Бабушка работала бухгалтером в домоуправлении, приходила домой усталая, но веселая, нагруженная сумкой с продуктами.
- Налетай, помогай, внучок.
            И Тимка счастливый мчался ей навстречу. Пыхтя, они вместе тащили до кухни сумку, где бабушка долго вынимала пакеты и никогда не забывала сунуть ему в рот шоколадную конфету.
       - Ешь, на здоровье, внучок и не забывай делать людям добро, чтобы всем было гладко и сладко.
        А вечером бабушка надевала очки, находила удобное место в ногах на его кровати и читала  ему книжки. Рядом у стены лежал   плюшевый мишка, а на коленях у бабушки мурлыкала кошка Муся. Да, это было совсем в другой тимкиной жизни. Потом бабушка умерла, недолго прожила в немытой материнской квартире и голодная кошка.

       Потом Тимка научился воровать, вернее воровать его научил цыган Васька., проживавший неподалеку, в одном квартале. 
        Васькин отец был оседлым цыганом, много лет проработал литейщиком на заводе, не пил и хорошо зарабатывал. Васька был единственным ребенком в семье и отец с матерью в нем души не чаяли,  поэтому нещадно баловали. Мать рано умерла. Отец воспитывал его один. Васька ходил в круглосуточный детский сад, отчаянно ревел и также отчаянно бил посуду и ломал игрушки. Воспитатели с облегчением вздохнули, когда выпроводили его в школу. На работе отец получил производственную травму. Чтобы не раздувать дело и не попасть под разбирательство, цеховое начальство выделило ему двухкомнатную квартиру в старом, но добротном доме (до этого семья Васьки снимала однокомнатную квартиру в бараке). Производственная травма превратилась в бытовую. Отца задобрили тем, что разными окольными путями дали  ему в качестве компенсации ущерба немалые деньги на мебель, помогли с переездом, оставили лечиться в ведомственной заводской  больнице.
       Отец устроился работать  извозчиком в родильный дом, который не мог содержать на балансе автохозяйство. Цыган возил белье, анализы из корпуса в корпус на  лошади с телегой. Всю силу любви после смерти жены он отдавал сыну и старому мерину. Конь при хорошем уходе быстро раздобрел и все были довольны. Чтобы удержать непьющего рукодельного мужика на малооплачиваемой работе, главный врач приказала снабжать работника готовой едой, поэтому отец с Васькой не бедствовали. Потом и вовсе все сложилось удачно. Наступили лихие девяностые. Зарплату на  заводе начали задерживать. Цены на товары взлетели до небес.  Гиперинфляция съела сбережения, и семьи рабочих перебивались с хлеба на квас. При встрече с васькиным отцом заводские  ему нередко завидовали. Жизнь можно было назвать  безбедной и спокойной, если бы не васькины выкрутасы.
       С горем пополам он переходил из класса в класс. Подросток учиться совсем не хотел, уроки прогуливал и целые дни до глубокой ночи проводил на улице. Когда добрейшая учительница математики Анна Ивановна вызывала его к доске,  рано сформировавшийся   недоросль  вальяжно скрещивал руки и заявлял: «Не хочу учиться, а хочу жениться». Потом он под хохот класса начинал выплясывать цыганочку. Одноклассники топали ногами, хлопали в ладоши, радуясь  импровизированному концерту вместо поднадоевших теорем и задач. На глазах Анны Ивановны выступали от смеха слезы. На шум и гам прибегал испуганный директор. Васькиного отца вызывали в школу. Он неспешно привязывал лошадь у забора и долго сидел в учительской, виновато выслушивая жалобы педагогов, клятвенно заверяя всех, что обязательно примет меры. Васька ненадолго затихал, потом все повторялось сначала. 
         На переменах мальчишки, сгрудившись в углу коридора, слушали, как васькин сосед Вовка азартно живописал васькины подвиги. Он божился, что хорошо знает про  васькину любовь «подвальную», «чердачную» и еще «кустовую». Стройный черноглазый красавец с копной черных кудрей пользовался большим успехом у не отличавшихся хорошими манерами и поведением девиц. В школе о Ваське ходили и не такие легенды. Доходили они и до ушей классного руководителя  Анны Ивановны. В ответ на сетование окружающих она только вздыхала: «Ну что взять с ребенка, который вырос без материнского тепла?».
      
         Однажды  во время прогулки  навстречу Ваське попался пацан с мороженым в руке.  Подросток заметил, как он прятал деньги в карман и дал ему затрещину, потребовав мзду. Пацан жалобно заскулил и Ваське  стало его жалко. На следующий день в школу прибежала инспектор по делам несовершеннолетних. Но  дело о разбое быстро прекратили, т. к. Васька деньги не брал, а второклашка его оговорил, потратив родительские средства не на покупку хлеба и молока, а на свои  нужды.
        Поначалу были  живы традиции советской воспитательной системы. Долго заседал по васькиному вопросу  Совет школы. Над Васькой взял шефство военрук — фронтовик Геннадий Федосеевич — высокий, седой и стройный офицер с орденскими планками на груди и десятиклассник Станислав. Ваську определили в поисково — краеведческую группу. Он ходил со Стасом по квартирам ветеранов Великой Отечественной войны и собирал материал для школьного Музея боевой славы. Фронтовики усаживали школьников за стол с чаем и пирожками и давали полистать альбомы, читать фронтовые письма. Они рассказывали о войне неторопливо, без прикрас, но так, что у Васьки дух захватывало. Их портреты в фронтовых шинелях красовались на стендах школьного Музея боевой славы, посвященных защитникам Москвы, Сталинграда, Киева и других городов — героев. Возле каждого стенда в мешочках под стеклом  хранилась горсть земли с тех  памятных мест. Школьникам дарили жестяные  кружки, каски, пилотки. Кто — то принес в музей даже речную мину. Геннадий Федосеевич одобрительно хлопал мальчишку по плечу и был единственным, кто хвалил его за добрые дела, за участие в празднике строевой песни, когда отца вызывали в школу. Глаза васькиного отца сияли, а дома он ласково говорил:
- Ведь можешь, сын, если хочешь.
            
             Стас присматривал за Васькой и в вечернее время, провожал домой, помогал делать уроки, в общем был ему за старшего брата. В субботу и воскресение Васька пропадал в спортзале, где баскетбольную секцию вел инвалид — афганец Семен — выпускник этой же школы. Директор взял его на работу вопреки правилам и законам. Инвалидам 11 группы работать не полагалось. Но как на маленькую пенсию содержать молодую семью? Когда Семен болел, он брал отпуск за свой счет, ведь больничные листы ему не полагались. В секции в основном были подростки из неполных и неблагополучных семей. Спорт и  внимание неравнодушных взрослых и старшеклассников к непростым  судьбам более младших учеников  спасали их от пагубного влияния улицы.
          У Семена подросток позаимствовал «афганский» репертуар. На выпускном вечере по окончании восьмого класса Васька в белой рубашке и наглаженных брюках с гитарой в руке  выступал стоя. С первых аккордов, когда рослый красавец  пел, как на обугленную землю с покоренных однажды небесных вершин уходят наши солдаты, встал весь зал и напряженно слушал, повторяя вначале про себя, потом чуть слышно: «Мы уходим, уходим, уходим, уходим...»
           Последние куплеты с Васькой громко и дружно пели все:

                Прощайте, горы, вам видней,
                Кем были мы в краю далёком,
                Пускай не судит однобоко
                Нас кабинетный грамотей.
 
                Прощайте, горы, вам видней,
                Какую цену здесь с платили,
                Врага, какого не добили
                Каких оставили друзей

                Мы уходим с Востока
                Мы уходим с Востока
                Уходим...
            Потом, прежде, чем раздались громкие аплодисменты, наступила гробовая тишина. Васька чувствовал себя героем.
          
            Наступило время перемен, которое больно ударило по многим сферам жизни, в том числе и по образованию. Военруков в связи с деидеологизации учебно — воспитательного процесса сократили. Старые учителя из школы ушли на пенсию или по выслуге лет. На смену им пришли более молодые, тертые, приспособившиеся ко времени. Многие в эпоху рыночных реформ пытались заняться бизнесом в надежде разбогатеть. Учителя и врачи ездили в Турцию или Москву за товаром, торговали на рынках. Одни  прогорали,  другие   возвращались на старые места. Некоторые попадал в тюрьму за неуплату долгов и непомерных кредитов, выпутаться из которых надеялись с помощью мошеннических схем. Это были уже совсем другие, более прагматичные люди. В школах и больницах торговали по совместительству  кто чем мог. У кого были родственники на рыбзаводе, те под запись в счет зарплаты приносили рыбу. Кто — то выписывал по почте косметику или ширпотреб и тоже ловко распространял свою продукцию. Стало процветать репетиторство. Педагоги нарочито ставил двойки, рекомендуя взять помощницу из соседней школы или класса в обмен на взаимные услуги. Воспитательная работа заглохла. Организаторы копировали телешоу и устраивали после уроков дискотеки, «Поле чудес» или конкурсы типа «Мисс школы». Образовательные учреждения были завалены кипой  бумаг. Программы, отчеты, тесты и бесчисленные никому не нужные проверочные работы. Реальный результат падения  уровня образования на разных уровнях умело вуалировался.
               
        Как известно, природа не терпит пустоты. Воспользовавшись, прорехами в законодательстве, в условиях кризиса общественного сознания в злополучные девяностые годы для многих представителей детей и молодежи «университеты жизни » возглавили   воры в законе и гопники. Они растили  себе смену. В профтехучилищах и в школах  сократили спортивные секции и кружки по интересам. Да и сами училища, техникумы массово закрывались, если не успевали превратиться в колледжи с набором учащихся на ненужные специальности. В вузах и  колледжах стремительно убывали бюджетные места и резко возрастало количество платных услуг. Бесчисленные юристы и экономисты в лучшем случае работали таксистами, продавцами или охранниками в магазинах, рынках и бесчисленных ларьках. Торговля шла ни шатко, ни валко. Бизнес делали на подпольной продаже «паленой» водки, контрфактных сигарет и заполонившей города наркоты. Приезжие из стран ближнего зарубежья  охотно за бесценок скупали краденое в обмен на алкоголь и наркотики  Повсюду процветали разбои и грабежи.
            
           Уходили «по выслуге лет»  из милиции опытные следователи и опера. Места в омоне занимала хлынувшая из соседних сел полуобразованная лимита. В стране двойных стандартов было много честных и порядочных людей, но некоторых блюстителей порядка  по моральному облику иногда было трудно отличить от преступников, многие из которых за взятки выходили сухими из воды. «Прослойка» васькиного возраста  шефствовала над «мелюзгой» из  рядов безотцовщины, беспризорщины и детей из неблагополучных семей. За них некому было заступиться.  Их угощали пирожками, пивом, жвачкой и «травкой», а потом «включали счетчик». За несвоевременную неуплату долга сумму умножали. Расплата была неумолимой и жестокой,  били за каждый просроченный день.
            Ваську втянули в кражи. Училище он забросил, воровал сам и втягивал в преступную деятельность несовершеннолетних. Когда те резали бритвой сумки, воровали кошельки или товары на базарах, взламывали ларьки и попадались, их ловили и отпускали, т. к. до четырнадцати лет они освобождались по закону от уголовной ответственности. Малолетки обоего пола нередко занимались проституцией. За ними зорко надзирали Васька и его друзья. Вечерами собиралась в беседках разношерстная и разновозрастная компания. Подтягивались туда парни постарше, среди которых было много  бывших зэков. Васька сменил «афганский» репертуар  на блатной и на просьбу бывших тюремщиков спеть  их любимую отзывался сразу, не ломаясь:

        Далеко-далеко, далеко-далеко, далеко журавли улетели
        За леса, за поля, где в дороге бушуют метели.
        Но лететь журавлям, но лететь журавлям нету мочи,
        И присели они на полянке  лесной среди ночи.
        Но лететь журавлям, но лететь журавлям нету мочи,
        И присели они на полянке  лесной среди ночи.

        А на утро, друзья, поднялась ангелатая стая,
        Я остался один среди рек и полей одинокий,
        Я кричал им во след: "Помогите, крылатые братья,
        Нету сил моих больше, нету воли и с вами подняться".
        Я кричал им во след: "Помогите, крылатые братья,
        Нету сил моих больше, нету воли и с вами подняться".

        С Новым годом друзья, с Новым счастьем я вас поздравляю,
        Шлю привет с далека, шлю привет с далека, снова и снова.
        Но порою судьба начинает шутить и смеяться,
        Все друзья отойдут и никто не поможет подняться.
        Но порою судьба начинает шутить и смеяться,
        Все друзья отойдут и никто не поможет подняться.

        Среди этой компании стал появляться и Тимка. Вначале он приходил и молча слушал разговоры и песни. Потом на него обратили внимание васькина компания, решив сделать из него классного щипача."Щипачи" (от слова "щипка", что на жаргоне означает карманную кражу)  слыли воровской элитой и жили довольно безбедно. В милицию ежедневно по факту карманных краж и отрезания сумок в транспорте обращались до десятка человек.   Но регистрировать  подобные преступления  милиционеры не торопились, потому что чаще всего эти дела превращались в «висяки», попадавшие в графу «нераскрыто», что портило показатели работы отделений милиции. «Щипачи» всех мастей, среди которых были «гонши», совершающие кражи в общественном транспорте,  вокзальные «банщики», «барсеточники», умеющие проникать в автомобили, «вертильщики», ворующие ручную кладь в поездах, «дербальщики», вырывающие сумки и вещи из рук зазевавшейся жертвы и умеющие быстро «делать ноги», «рыбаки», промышляющие летом на пляже и разные прочие  «узкие специалисты» приносили своим хозяевам солидные барыши. Огромную армию среди этой презираемой даже ворами в законе швали составляли несовершеннолетние «муравьи».   
            «Щипача» надо было уметь  брать с поличным. Сумка или кошелек в момент его задержания должны находиться в руке вора, что должны подтвердить как потерпевший, так и свидетели. Но чаще всего преступник успевал выбросить улику в толпе. Свидетели мгновенно испарялись, так как у них не было ни желания, ни времени торчать в милиции. Да и мести дружков многие боялись. Все «урки» знали об этом и вели себя при задержании нагло, надеясь, что их скоро отпустят, составив «пустой» протокол. Они заливисто хохотали, когда слышали фразу Жеглова: "Вор должен сидеть в тюрьме».

            Васькин отец к этому времени закончил свою трудовую деятельность и ушел на пенсию. Одряхлевшего коня сдали на мясо ушлым кооператорам. Васькин отец купил по дешевке домик в деревне и лошадь. Проводил бобылем на природе последние годы жизни. Их  квартира  превратилась в настоящий  притон. Здесь и поселился Тимка после очередного побега из дома. Сюда часто захаживал опытный рецидивист Налим, который хорошо знал и соблюдал традиции тюремного мира. Раньше он был плотным силачом с обритым наголо затылком, потом заболел на зоне чахоткой, превратился в щуплого суетливого и говорливого старика, хотя ему не было еще и шестидесяти. Он на зоне обучал свою «смену» из молодых, попавших за решетку впервые. Он со знанием дела «травил байки» про воровскую жизнь. Всех обитателей подобных васькиному притонов учили пить, курить не только сигареты, но и запрещенные вещества, подкармливали вечно голодных подростков и молодых людей, давали на карманные расходы деньги. Приучали к куражу во время азартных игр в карты «на интерес». Учили весело проводить время с девицами легкого поведения. Чаще всего это были «мурки», тоже промышляющие воровством. Среди них особое место занимала юная цыганка Соня. Рассказывали, что сердобольные люди ее нашли в канаве и сдали в приют. Детство ее прошло в детском доме, где Соня научилась отчаянно драться и «тырить» еду на базарах, делясь с другими сиротами. Тут то ее заприметил пожилой мужик с татуировками, который и привел ее в полу обитаемый, но отапливающийся барак после бегства из детдома, где уже проживали другие малолетки. Он и научил Соню и ее сестер по несчастью воровскому мастерству, но до девочек не домогался. Потом у Сони сменился хозяин, но прибыльного дела она не бросала. Васька положил на Соню глаз и она поселилась в его квартире.

       Вскоре и  Тимка вместе с дружками — товарищами превратился в «батрака», опутанного долгами и обязанного выполнять приказы «учителя» по первому требованию. Рецидивист давно отошел от участия в бандитских операциях, поручая грязные дела «молодняку», сам оставаясь при этом в стороне. « Муравьи « целыми днями шныряли  на  рынках, автовокзалах, набирая в день до сотни сумок и кошельков.  Милиция  их ловила, но  их число  не уменьшалась, а только росло, потому что уголовная ответственность за мелкое воровство наступала только после достижения «щипачами»  шестнадцатилетнего возраста.
           Соня охотно делилась с малолетками секретами своего мастерства. Они должны помнить самое главное, что жертву надо уметь выслеживать, дожидаясь удобного момента. Например, когда выручившая крупную сумму после продажи на рынке мяса или молока деревенская модница выбирала себе яркий наряд из люрекса,   она, вынув деньги из-за пазухи и спрятав их в сумку, порой так засматривалась на заветную покупку, что забывала обо всем на свете и обнаруживала кражу денег, когда вора и след простыл.  Перед кражей «щипач» обязательно должен посмотреть на подельника, который стоял в стороне и мог подать жестом условный знак. Когда он равнодушно смотрел в другую сторону, это был призыв к действию. Если он почесывал кистью одной руки плечо другой, то  предупреждал, что воришек «пасут менты».
         
          Васька и Соня стали для Тимки братом и сестрой. Они не обижали Тимку и, как все, делились добычей с паханом. Однажды Налим пришел в квартиру Васьки и за столом с водкой и обильной закуской заявил, что ему известно про деда — ветерана войны, который накопил хорошую сумму «гробовых» и хранит под простынями в спальном шкафу, предложил организовать налет. Тут Васька выскочил из — за стола, выхватил нож и заорал , что было мочи:
- Грабить деда  не дам. Кто пойдет на дело,  замочу.
        Налим пытался успокоить Ваську и предложил ему выпить, но Васька был неумолим.             Тимка того знакомого Ваське деда не знал, чай с ним не пил и фронтовые альбомы не разглядывал, но он с нескрываемым восхищением смотрел на  парня с развивающимися смоляными  кудрями и сверкающими от гнева цыганскими глазами. Пахан не хотел терять прилюдно свой авторитет, но и взрывной васькин характер ему был хорошо знаком. Васька слов на ветер не бросал и мог в любую минуту устроить драку с поножовщиной, а этого во избежание огласки допустить было никак нельзя. Слишком много сил и стараний  положено на хорошо отлаженное воровское дело. Поэтому он примирительно сказал:
- Ну не деда, так кого — нибудь другого в разработку возьмем.
            Для малолеток Васька стал героем, непререкаемым авторитетом, не хуже Налима. Соня прекрасно знала васькину биографию и  горячо поддержала друга, и это их еще больше сблизило. Тимку еще только готовили к профессии опытного «щипача». Пока он выполнял задания попроще. Его научили следить за гардеробщицей Тетей Валей в соседней школе, изучать привычный распорядок дел. Один раз Тимка незаметно проник в здание, заскочил во время урока в раздевалку и, прокричав на ходу «Я за тетрадкой, теть Валь», надел новую куртку своего сверстника и только поминай, как его звали. Такие фокусы в разных школах он проделал несколько раз, одел многих из своих братанов. Так его учили наблюдательности и воровской  смекалке.
               
            Потом в ту же школу Тимка залазил по сучьям гигантских вязов, доходивших до второго этажа без решеток, когда пацаны заприметили открытую форточку, которую забыли закрыть. Юркий, как белка,  тщедушный пацан ловко пролез в проем окна, открыл шпингалеты и передал друзьям в открытое окно два магнитофона, фильмоскоп и другую всячину, прихватив  книжку с красочными иллюстрациями  про приключения Тома Сойера. Свою добычу он без сожаления отдал, а книжку припрятал под подушку. Вечерами, когда собиралась компания и разгоралось веселье, Тимка прятался с фонариком под кроватью и с  увлечением читал занимательные истории. Потом  друзья просили рассказать им про бойкого пацана, который находил выход из самых трудных ситуаций, и громко смеялись, когда Тимка, вскакивая с постели, в лицах рассказывал про Тома Сойера, позволявшего красить забор за ценные для него подарки. У Тимки был прирожденный дар артиста, что быстро заприметили «Старшаки» и не преминули  этим воспользоваться. Соня не раз брала его на базар, где он разыгрывал умопомрачительные сценки, отвлекая ротозеев, когда она крала сумки и кошельки, пряча их под широкой длинной юбкой. А вечером она под гогот обитателей васькиной хаты  рассказывала про тимкины спектакли. Даже Налим  не раз хохотал со всеми  до слез.

         Мечта о быстром обогащении захватывала сознание  разных слоев населения. Дело доходило до курьезов. В школе, где учился раньше Васька, все ученики знали Таньку Рябову. Учительница пожалела девочку и взяла умственно отсталого ребенка в свой класс. Танька  под умелым руководством опытного педагога быстро научилась читать и писать, но жалобы на нее сыпались ото всюду. То она в туалете прилюдно занималась онанизмом, насмотревшись на пьяную мать, а девчонки с визгом выскакивали из  туалетной комнаты, рассказывали об увиденном дома родителям, а те, возмущенные, бежали в школу. То, не выполнив домашнее задание, она уверяла, что у нее украли портфель, спрятав его в укромном месте.  Учительница с дежурными искала его по всей школе, находила и Танька простодушно рассказывала, почему она это сделала. Но больного ребенка все жалели и прощали до поры, до времени. Но однажды терпение даже добрейшей Ирины Ивановны лопнуло. В теплый сентябрьский день  прохожие с удивлением смотрели на странную девочку, которая торопливо шла по улице, толкая впереди себя детскую коляску. У соседнего магазина билась в истерике мать пропавшего младенца. Найти Таньку  не составило труда. Дома она успела развернуть одеяло и пеленки и с удивлением рассматривала живую куклу. Когда девочку спросили, зачем она это сделала, ее ответ заставил разинуть рот даже искушенных в подобных делах милиционеров:
-   Вначале поиграть, а потом продать.

          Но червоточина в народе не затронула сердцевины его нравственного самосознания. Вековые традиции добра и сострадания жили в сердцах большинства наших людей, ожидающих, когда же  схлынет эта грязная пена. Однажды  в васькину квартиру пришел Вадим,  с которым Васька общался в училище до поры, когда он забросил учебу. Вадим держался просто, но с достоинством. От водки за столом отказался. Выпил только пару стаканов чаю с конфетами. Потом он взял в руки гитару и начал петь. У него был несильный, но красивый мальчишеский голос и отличный слух. Вначале это были незатейливые песни о  светлой юношеской любви. Потом он запел о войне. Шла первая чеченская. Все внимательно смотрели теленовости и слушали оперативные сводки по радио. А сейчас вдруг показалось, что  война совсем   рядом, и сидят они не в квартире на стульях, а на поляне - на разбитых ящиках и  слушают, как поет их товарищ:

               Чечня в огне, здесь не Афган -
               Приказ ввести войска отдан.
               И мы вошли, но не стрелять - ведь там же дети!
               Колоны шли и там их жгли,
               Дым простирался до Москвы.
               Так кто же нам за боль и гарь теперь ответит...

         Песни сменяли одна другую. От парня веяло удивительной чистотой и романтикой, внушавших даже прожженным циникам невольное уважение и симпатию.  Васька записывал песни на магнитофон, чтобы потом разучить и петь на рынках. Как известно, кому война, а кому мать родна. Когда пришел в город первый цинковый гроб, Васька решил опробовать впечатление   от этих песен. Он взял гитару и поехал на кладбище и там пел, как летел в последний  раз на самолете груз 0200. Женщины голосили в полный голос, а мужики не прятали в сторонке слез.

        Васька на базарах ставил перед собой коробку с надписью «Другу на лечение после ранения в Чечне»  и пел одну песню за другой. Собиралась толпа. Стояли , сгрудившись, молча и напряженно слушали. В это время Тимка с Соней чистили карманы собравшихся. Под впечатлением услышанного люди неторопливо расходились и не сразу обнаруживали кражи. Милиция к этому времени сосредоточила усилия на борьбе с карманниками и грабителями всех мастей, так как горожане настойчиво  требовали от власти принять незамедлительные меры. Нередко работяги, ловившие воришек сами, устраивали самосуд. Переодевшиеся в штатское опера разделились на группы. У них были свои осведомители в воровских шайках и они хорошо изучили специализацию преступников, разработали контрмеры, стали умело расспрашивать «мелюзгу» и выходить на «старшаков», а через них и на главарей. Наконец, началась война с беспризорностью и безнадзорностью.  Выловили много юных воришек и попрошаек. Без привычной бюрократической волокиты инспекция по делам несовершеннолетних отправила детей и подростков в спецприемники и интернаты. Город с сохранившимся мощным производством  позаботился о хорошем материальном обеспечении интернатов, детских домов и коррекционных школ, пополняя федеральный бюджет этих организаций из городской казны.

           Вначале Тимке в интернате  все нравилось. Было тепло, безопасно и сытно.  Его определили в шестой класс, хотя по возрасту он должен был учиться в седьмом, а по уровню знаний — в четвертом. Он занимался по особой облегченной программе с учетом пробелов в знаниях и уровня его развития. Таких детей здесь было много и педагоги умело находили к детям подход, тем более, что успехов на олимпиадах и высоких рейтингов успеваемости, как в других общеобразовательных школах, от них не требовали. Особенно интересно Тимке было на уроках истории, которые вел молодой талантливый педагог, который, как ему казалось, знал все на свете. Он умело разнимал дерущихся на переменах, на воспитанников не кричал, к завучу не водил, уши в туалете не драл. Когда он начинал рассказывать о событиях былых времен,  садясь на угол чьей — то парты, было слышно даже жужжание мух. Опрашивал шестиклашек он легко и непринужденно, придумывал интересные задания и игры. Тимка стал заядлым посетителем школьной библиотеки и много  запоем читал.
           Вечером к ним приходила Лидия Алексеевна,  дежурившая только в ночное время. Она давно была на пенсии, днем ухаживала за больной мамой, урывками спала, а вечером приходила в их группу, часто с кульками пряников и леденцов. Раньше она была заместителем директора этого интерната, преподавала литературу в старших классах. К ней часто захаживали домой и в интернат  выпускники. Они тепло вспоминали литературно — музыкальные вечера, для которых учительница  писала интересные сценарии. Она живо интересовалась их делами, для каждого находила приветливые ободряющие слова и была для многих второй матерью, нередко гораздо лучшей, чем родная. Строгая на занятиях,  она умело меняла тон при разговоре по душам наедине. Каждому умела заглянуть в душу, знала чаянья и интересы  питомцев,  и пользовалась огромным авторитетом как у начальства, так у педагогов и детей. Педагог от Бога, Лидия Алексеевна, несмотря на расплывшуюся фигуру, всегда была модно   одетой,  внешне и внутренне  привлекательной.

           Когда она приходила вечером на дежурство с едва уловимым ароматом цветочных духов, мягким грудным голосом здоровалась, спрашивала о дневных делах, каждого успевала несколько раз назвать по имени и за что-нибудь похвалить, настроение у  питомцев заметно менялось. Ей охотно рассказывали про радости и огорчения. Даже к восьмикласснику Севке, недавно прибывшему из колонии, она сумела подобрать ключи. На директора Всеволод смотрел преданными глазами, старался выслужиться, а втихую над слабыми постоянно изгалялся, пройдя суровую школу  колонии строгого режима, где на путь исправления становились единицы по случайному стечению обстоятельств, большинство же ломалось, озлоблялось, пополняло затем тюрьмы и лагеря за совершение более тяжких преступлений. Лидия Алексеевна знала севкину биографию, душещипательных бесед с ним не вела,  общалась с ним без тени  предубеждения, как с обыкновенным пацаном. При первом знакомстве  отметила его красивую внешность, аккуратную одежду. Мелкие провинности старалась не замечать, цитируя Чехова, что в человеке должно быть все красиво: и лицо, и  душа, и поступки:
- Правда,  ведь Сева. - И  так многозначительно смотрела на парня, что он понимал, что она все знает и все понимает. Однажды Лидия Алексеевна заметила, что Всеволод из-под тишка раздает подзатыльники младшим и беззащитным ребятам.
Она выстроила всех в шеренгу и перед строем гневно произнесла, чеканя каждое слово:
- Если бы на твоем месте был мой сын, я бы его без зазрения совести стукнула по голове вот этим кольцом, но тебе я, к сожалению,  трогать  не имею права, но впредь обижать слабых никому не позволю. Так и знай.
         Севка знал о дружбе Лидии Алексеевны с выпускниками и  присмирел. Несколько дней спустя, в небольшой каморке за чашкой чая, Лидия Алексеевна спросила Севку:
- Что бы ты сделал на моем месте?
- Я бы убил, - вырвалось у Севки.
- Ну ладно, убивец, помоги мне принести чистое белье.- Воспитательница с трудом встала  и неторопливо пошла впереди Севки, не оборачиваясь. Он послушно следовал за ней.
           Когда у Севки поднялась небольшая температура, Лидия Алексеевна озабоченно дотронулась до его лба, вызвала медсестру, которая дала лекарство и попросила понаблюдать за больным до утра. Женщина  принесла ему чаю с  медом и с таким сочувствием хлопотала возле него, что у Севки защипало в носу. Он так разозлился, что ему  захотелось швырнуть в нее  злополучный стакан.
- Чего она так кудахчет? - неприязненно подумал он.
             Но то ли от ласковых слов, то ли от медового напитка ему заметно полегчало и он заснул спокойным глубоким сном.

            Потом воспитателей из-за сокращения бюджета сократили, оставили только дневных и тех, кто помоложе. Ушел из-за низкой зарплаты из интерната историк. Согласно моде тех времен организовали разновозрастные отряды, как в наследии Макаренко,  и на старших возложили обязанности помощников воспитателей. Тут Севка вспомнил науку, полученную в колонии. Он скромно сидел на командирских летучках, а потом  свернув полотенце морковкой и смочив его в воде,  нещадно лупил пацанят за плохие оценки, нарушение дисциплины, грубость старшим.  Воспитатели  собирались группами, обсуждали новости, полагаясь на «командиров», давали им во всем поблажки. Севка нередко уходил днем или ночью по каким — то своим делам. Ему все сходило с рук. Отношения с ним старались не портить, тем более, что у директора он был на хорошем счету. За внешним благопристойным фасадом кипела своя отнюдь не радужная интернатовская жизнь, где вопреки заветам великого педагога  укреплялись не традиции хорошо организованного коллектива, а законы волчьей стаи, где верх над разумом брали самые низменные инстинкты.

           Беда неминуемо должна была случиться и  она пришла. Снова траектория тимкиной судьбы пошла вниз. Привычный воровской зуд   не давал ему покоя. Он заприметил у Севки коробку с жвачками, конфетами и  значками. Как — то ночью он двинулся к его тумбочке. Севка лежал, накрывшись с головой одеялом и не шевелился. Но привыкший в колонии реагировать на малейшие шорохи, он мгновенно проснулся, но вида не подал. Тимка, стараясь не шуметь, крался к нему мимо кроватей со спящими мальчишками. А Севке вдруг до колик в животе захотелось подраться с кем — нибудь и изрядно поиздеваться. Он нередко просыпался ночью и злорадно совал пацанам зажженные спички между пальцев. Но сейчас он, как опытный кот- мышелов, подсматривал  в щелочку одеяла за крадущейся  к нему крысой. Когда Тимка   открыл дверцу тумбочки и протянул руку к заветной коробке, Севка мгновенно сбросил одеяло и вскочил:
- У своих тыришь, сука, - зашипел он вроде бы негромко, но от стука тумбочки и возни многие проснулись и безмолвно наблюдали за предстоящим.
- Я только хотел посмотреть. Мне значки твои нравятся, - испуганно заскулил Тимка.
           Повод для расправы был найден.
- Ну, крыса, я тебе сейчас покажу.
Севка привязал Тимку простынями к кровати. Все подумали, что сейчас он начнет лупить воришку «морковкой», но в голове Севки созрел другой, более чудовищный план. Он начал его душить  и заставил сосать свой детородный орган.
          В комнате царила зловещая  тишина. Тимка мычал, а Севка, закончив экзекуцию, злорадно заметил.
-   Так будет с каждым, кто осмелится перечить моей воле.
          Утром Тимка не мог встать и молча глотал слезы, не пошел в столовую завтракать, а потом незаметно выкрал свою одежду из раздевалки и кинулся в бега, привычно сиганув через невысокий забор.
         

        Его долго искали, но найти не смогли. Он кинулся на квартиру к Ваське, но она стояла закрытой.  Квартальские пацаны несвязно говорили, что его менты замели, но другие рассказывали, что Василий с Соней, узнав о «шмоне» , скрылись в цыганском таборе и исчезли в неизвестном направлении. Знакомых «муравьев» Тимка не нашел и начал бродяжничать в одиночку. Вначале, испугавшись, что его найдут, он уехал в другой более крупный город. Часть пути проехал автостопом, другую часть — на автобусе, где шофер деньги взял, а билет не дал:
- Если контролеры войдут, ты ушмыгнешь?
- Ушмыгну, - ответил парнишка и с наслаждением вытянул ноги в кресле полупустого салона. Он любовался пейзажными картинками полей, лесов и гор, потом заснул и нму снилось его недолгое счастливое детство.
            Потом Тимка на крыше вагона и на третьей багажной полке добрался до Москвы, нашел место в заброшенном вагончике, где обитала ватага  привокзальных воришек и попрошаек. Но здесь были свои паханы, и Тимке московская жизнь пришлась не по вкусу. Его глодало чувство тоски по родному городу, привычной обстановке. Он надеялся отыскать старых друзей и вернулся обратно.

          Парнишка кочевал по колодцам и подвалам. Он плыл по течению и был озабочен только тем, где добыть себе пропитание.  Если раньше в притоне было какое — то ощущение семьи, то сейчас он жил, как одинокий волчонок — подранок. Он продолжал красть и ему фартило. Конечно, он больше рисковал, но сейчас он работал только на себя и ему не надо было отдавать деньги в общак.   У него не  было множества приятелей. Иногда он с кем — то общался и вместе промышлял, но звериное чутье подсказывало,  что кучковаться с бомжами и беспризорниками  опасно. Мать к тому времени не без чьей — то помощи квартиру продала, ухитрившись выписать из нее несовершеннолетнего. Куда исчезли ее деньги, Тимка не знал. Доходили слухи, что с деньгами ее кинули  и она подалась в деревню батрачить на богатую казахскую семью, простудилась, заболела чахоткой и скоропостижно умерла. Тимка не знал, где ее могила, да и не искал. Привязанность к ней выгорела до тла за долгие годы скитаний. Большую часть времени он бесцельно бродил по улицам, заглядывая в окна домов и витрин,  любил покурить  где — нибудь  на скамейке в городских парках и скверах. Однажды он заглянул в церковь, долго любовался богатым убранством, прикидывал, за сколько  можно было бы продать украденную икону. Внимание его привлекла приземистая пожилая женщина, похожая на  бабушку. Слов ее молитвы он не разобрал, только врезалась в память  необычная надрывная  фраза « Согрейте, ангелы, мою грешную душу».  Тимка устало бродил по площадям и рынкам  в грязной одежде.  Часто ему совали в руки  булки или горячие пирожки, даже просить не приходилось.  При желании он добывал себе новую одежду. Тогда  в праздничные дни он отрывался на всю катушку.  Особенно нравился ему  парк аттракционов, где можно было прокатиться на маленьких гоночных автомобилях, карусели и чертовом колесе. Вокруг было много смеха, счастливых  голосов. И  Тимка радовался жизни, как обычный человек, его не жгли страшные воспоминания.

         Расследование преступления подростка, который, угрожая ножом, затащил в подвал и изнасиловал свою ровесницу, после его ареста  вел опытный следователь майор Владимир Викторович. У него было две дочери и он едва сдерживал приступ злобного гнева. Когда на допрос привели белобрысого тщедушного мальчугана с затравленным взглядом, майор отметил удивительное сходство себя в детстве и отрочестве с этим юнцом. Усилием воли он подавил гнев и начал расспрашивать парня о жизни, уходя до поры до времени от больной темы. Он пытался изучить  корни преступления и найти зацепку, чтобы вызвать малолетку на откровенный разговор. Слова приходилось вытягивать, словно щипцами. Тимка никак не шел на контакт, да и по натуре был скрытным и неразговорчивым. Он и себе- то не мог объяснить, что таилось в его душе. Майор был терпелив и нетороплив. В результате беседы он получил достаточно понятную информацию о семье и суровом нелегком тимкином детстве.

       Разговор был тяжелым, произвел на майора весьма неоднозначное впечатление. Перед сном он долго ворочался, вспоминал себя в этом возрасте. Отца Владимир не знал. Его мать работала в автопарке и внимание больше уделяла шоферам, чем сыну. В своей квартире он не раз заставал пьяные компании и старался реже бывать дома. Однажды мать спровадила его в пионерский лагерь. Пацан в кургузой курточке, нестиранной рубашонке и дырявых шортах с оборванной лямкой чувствовал себя чужим среди радостно галдящей детворы и при первом же удобном случае из лагеря  сбежал.
        Лето он прожил у дальних родственников в деревне, которые его приютили без особой радости. Но Вовка был счастлив, потому что с такими же чумазыми мальчишками бегал по утрам на рыбалку, помогал пастуху пасти овец и родне полоть картошку. По утрам он пил парное молоко и за обе щеки уплетал незатейливый обед — борщ и   картошку с пылу - жару с малосольными огурцами. Хозяйка хвалила парнишку за богатый улов и жарила рыбу на шипучем подсолнечном масле. Так прошло лето. А в конце августа родственники увезли Вовку в город к  бабушке, которая с радостью приютила внука в небольшой светлой комнате в коммунальной квартире. Вовку она положила на свою кровать с мягкой периной, сама же притулилась в углу на сундучке. Пенсия была скудная и Евлампия Семеновна натруженными узловыми руками мыла полы в двух подъездах пятиэтажного дома. Как жене бывшего фронтовика ей дали комнату в хорошей квартире в центре города. Она осуждала дочь за разгульный образ жизни, внука ей не отдала, приодела и отправила учиться в соседнюю школу. Неизвестно, как сложилась бы его жизнь, если бы на его пути не встретился удивительный человек, сыгравший огромную роль в его жизни.

         Как — то Вовка отправился по квартирам собирать деньги за бабушкин труд. Он поднялся на третий этаж и позвонил  в нарядную, обитую дермантином с красивыми медными гвоздиками по краям солидную дверь. В проеме появился  невысокий коренастый мужчина в домашней пижаме и радушно пригласил мальчишку в большую трехкомнатную квартиру. Вовку поразило множество шкафов, сверху до низу набитыми книгами. Семья заслуженного летчика  Алекса;ндра Васи;льевича Кузнецова уехала отдыхать в санаторий. Дома он был один и неподдельно обрадовался гостю. На видном месте на открытой дверце  шкафа висел на плечиках  темно-синий китель с серебристыми галунами и орденами «Золотой Крест» и «Красное Знамя», «Возрождения Польши», «Крест Грюнвальда». Позднее Вовка рассмотрел все ордена и медали. Он  узнал, что его сосед  является почётным гражданином польского города Лодзь.
           При первой встрече Вовка заметно  оробел, когда Александр Васильевич пригласил его выпить с ним  чай с малиновым вареньем и пирогами в гостиной, где на столе пыхтел до блеска начищенный электрический самовар, а в серванте между книжными шкафами сверкала позолотой фарфоровая посуда. Потом мальчуган осмелел и спросил, за что ему присвоили такие красивые ордена. У летчика было две дочери и он мечтал о сыне, которому рассказывал бы о нелегкой прожитой жизни.
          
         Герой расчувствовался и долго вспоминал, как до войны окончил геологоразведочный техникум, работал буровым мастером в экспедиции, а потом закончил  Оренбургское военно-авиационно истребительное училище и встретил войну  командиром звена 163-го истребительного авиационного полка Белорусского Особого военного округа.
         В первые дни войны  он  участвовал в  бою над Минском, за три дня сбил три самолета противника и после тяжелого ранения в ногу, которую врачи вначале хотели ампутировать, но потом спасли, лежал в московском госпитале и там узнал о присвоении ему ордена Красного знамени. Летом 1941 года он защищал в воздушных боях  Москву. 
           Так началась многолетняя дружба мальчика и героя. Они подолгу беседовали вечерами. Володя пользовался книгами из кузнецовской библиотеки  и читал красочные журналы, так приятно пахнущие свежей типографской краской.  Особенно ему нравились детективы и журналы "Вокруг света" и  «Юный техник». На день рождения Вовка получил авиаконструктор и макет самолета, с которыми не расставался всю жизнь.

         Владимир Викторович понимал, кому был обязан своим успехом в жизни. Знал бы герой, за что воевал... Если бы Тимка встретил таких учителей,если бы осталась жива бабушка, если бы.... У него сложилась бы совершенно иная судьба. Майор мечтал вступить в схватку с хитрым изворотливым противником, но преступники были весьма мелковаты и ловить его в бытность опером  и раскалывать, будучи следователем,  не составляло труда. В девяностые годы за совершение тяжких преступлений приходилось нередко иметь дело с малолетками. Вот недавно умственно отсталый второклассник убил ножом двух взрослых мужиков у пивного ларька за то, что они не угостили его пивом. Малолетнего дауна отпустили домой без суда, оштрафовав таких же неадекватных родителей. Что будет, когда эти подранки подрастут, ведь проблема снижения умственных способностей в стране становится все острее? Зацепку в Тимкином деле опытный следак без труда  нашел. Он спросил, в честь кого получил такое редкое имя Тимофей — в честь деда — фронтовика. Узнал про бабушку и рассказал подростку, как неграмотная Евлампия Семеновна  кормила его плюшками и проверяла уроки, с укоризной говорила:
- Как -то косо и криво, некрасиво написал, переделай.
Тимка зашмыгал носом.
Потом майор сказал:
-Ты все равно понесешь наказание. Вина твоя доказана. Но ты получишь меньше, если сам во всем признаешься. Ты такую ношу с себя снимешь. А бабушка на небе помолится за тебя добрым ангелам.
       Постепенно Тимка все рассказал и они написали чистосердечное признание. У Тимки было тяжело на душе. Он нутром ощущал, что сделал что - то мерзкое, как Севка с ним.
          Он помнил, как однажды  на территории больничного городка, рядом с которым в подвале обитал Тимка, дети гуляли вместе с родителями. Он заприметил одинокую фигурку девочки - подростка. Это была Тамара. Ей вырезали аппендицит и должны были выписать, но шов плохо заживал.Аппетита не было.  Девочка скучала. Ей разрешили гулять и она на улице ждала маму, которая, как на зло, опаздывала. Тамара обрадовалась, когда Тимка ее окликнул и предложил пролезть в проем забора и пойти вместе встречать маму на автобусной остановке.
- А меня мать бросила. Я здесь в подвале живу. Хочешь посмотреть?
          Девочка окинула Тимку сочувственным взглядом и они подошли к окошку. Тимка отодвинул решетку.
- Ой, как здесь плохо пахнет,- брезгливо, как тогда, поморщилась Тамара.
Дальнейшее Тимка помнит, как в бреду. Да и под кайфом он был, накурившись «травки».
           По распоряжению майора Тимку перевели в одиночную камеру. Потом Владимир Викторович сменил место работы. Дело вел другой следователь. Тимку  перевели к другим сокамерникам, посоветовав никому не говорить, по какой статье будет осужден. Назвали другую статью — за кражу. Тимке уже было все равно. Он знал, что скоро умрет. Вот так тимкины братья по несчастью  вырастают изгоями. У них другая мораль и они по - своему воюют с нами, мстя за равнодушие.

            Мы не сможем в ближайшее время осуществить прорыв в экономике и мгновенно решить накопившиеся политические и социальные проблемы, но мы не вправе называть  себя нацией, когда рядом  льются  невидимые миру детские слезы. В наших силах именно сегодня  сделать все, чтобы наша не самая бедная страна стала  для подрастающего поколения не мачехой, а щедрой и любящей Родиной.