Северные ленты или Метель в сочельник Ч. 3, гл. 11

Глава одиннадцатая

Алексей Ольгин стоял в тамбуре у окна, сжимал в руке чемодан и наблюдал за мелькающими домами, притаившимися в густых тополиных зарослях и мокнувшими под проливным дождём. Скорый поезд «Саратов-Ленинград» приближался к конечному пункту своего назначения, он уже был в черте города, который когда-то являлся столицей Российской империи. Вот слева по его движению  остались  старые, заброшенные производственные цеха, деревянные постройки за каким-то кирпичным забором, городское кладбище, дальнейший путь лежал через  большой мост над водой.

- Нева! - воскликнул Алексей, поражённый тем, что увидел.
- Нет, это не Нева, - поправил его стоявший рядом пожилой попутчик с орденскими колодками на старом пиджаке, - мы только что переехали Обводный канал. В свободное время, обязательно погуляйте по городу, здесь всё, что Вы увидите, каждый дом, каждый булыжник – частички Мировой Истории!

Ольгин ничего не ответил, думая о том, как бы ни промокнуть по приезду и очень надеясь на то, что Пирогов говорил правду о том, что от вокзала до гостиницы, где ему предстояло проживать, будет совсем недалеко. Размышлял он  также о личности Анатолия Синицына,  друга своего шефа, что это за человек, насколько коммуникабелен, сможет ли оказать помощь в розыске Геннадия Жаворонкова? Ну и, конечно же, воображение Алексея будоражила возможная встреча с Виталием Крестовским, перед самым своим отъездом он позвонил певцу, сообщил о своём скором приезде, и тот пообещал постараться быть дома в эти дни.

- Ты даже не представляешь, сколько новых песен я написал, увидимся – обязательно тебе их покажу! – голос легенды подпольных концертов был очень добрым и располагающим к себе.

Пассажирский подвижной состав начал торможение, вот вдали уже показался Московский вокзал с многочисленными поездами из разных уголков Союза и толпой встречающих их граждан, спасающихся от непогоды под разноцветными зонтами. Ещё немного, вагонные двери открылись, наш командировочный наконец-то ступил ногой на мокрый ленинградский перрон. Продираясь сквозь людскую массу, он достиг вокзального здания и встал под навес, где-то здесь его должен был ожидать Анатолий Синицын но, увы, пока никого похожего на него не наблюдалось, рядом была лишь продавщица сосисок в тесте, да молодая цыганка, курящая трубку.
 
- Пан, дай денежку на хлеб, - сказала она  переминающемуся с ноги на ногу Алексею, - надо совсем немного, всего двадцать две копейки, не скупись, милый, пожалей девушку, а я расскажу  о том, что тебя ждёт в этом городе. Ой, я вижу кухню, вкусную еду, много мяса, какого-то бородатого человека, в его руке острый предмет, и человек этот очень сердит!

Находясь под впечатлением от услышанного, Ольгин уже полез было в карман за мелочью, но вдруг коротко стриженый мужчина с большими голубыми глазами схватил его за руку и утащил прочь - внутрь вокзала ближе к билетным кассам.

- Ты что, с ума сошёл что ли, – воскликнул он, - не вздумай с ней связываться, останешься не только без  денег, но и без штанов! Ну как это так, Пирогов прислал к нам своего доверенного человека и не предупредил о цыганах на наших вокзалах!
- Вы – Анатолий Синицын? – обрадовался Алексей.
-  Да, Анатолий Синицын – это я. А теперь, Алёша,  давай обращаться друг к другу на «ты», не люблю официальный тон в разговоре.
- Я тоже не люблю, - отвечал Ольгин, отмечая про себя, что с Анатолием, по всей видимости, удастся поладить, -  А почему мы стоим, ждём ещё кого-нибудь?
- Одного кента – вот он уже идёт!

Из мужского туалета вышел плохо выбритый тип с пышными усами,  придававшими ему некую комичность, делая похожим на Бармалея из детской сказки о Докторе Айболите. На нём была старенькая вельветовая курточка коричневого цвета, нестиранные брюки и большая пёстрая кепка, прикрывающая свалявшиеся тёмные волосы, в которых уже начинала проступать ранняя седина. Неспешной походкой  он направился в сторону Ольгина с Синицыным, вводя в шок окружающих граждан запахом от своих  носков.

- Арсений Евгеньевич Щербицкий, – представился усач в кепке, подойдя к Ольгину вплотную, - магнитофонщик, архивариус, поэт и коллекционер бардовской песни, а также по совместительству – официальный фотограф клуба «Восток»! Сразу предупреждаю - никакого отношения к известному члену Политбюро ЦК КПСС не имею, мы всего лишь однофамильцы. Приветствую на нашей питерской земле, очень рад  знакомству!
- Взаимно! - Алексей пожал его потную ладонь, -  Много слышал о «Востоке», слава о вашем клубе звенит по всему Союзу подобно колоколу.
- Не только по всему Союзу, но и за рубежом!
- Ладно, ребята, успеете ещё наговориться, - вмешался в их разговор Синицын, - Алексей, я должен проводить тебя до гостиницы, но прежде мне необходимо позвонить своему начальнику, уладить кое-какие дела. Будь так любезен, подождите меня!
              - Мы будем ожидать  на улице, - отвечал за приезжего Щербицкий, - пойдём, мой саратовский друг!

Саратовский друг хотел было взять свой чемодан, но архивариус  схватил его первым и потащил вперёд к выходу с вокзала.

- Это совершенно излишне! – попытался возразить Алексей, но Арсений ничего не слыша, двигался вперёд, словно тяжёлый немецкий танк «Тигр», и остановился лишь тогда, когда оказался на улице рядом с ларьком, в котором продавалась всякая всячина. К этому моменту как раз закончился дождь, Ольгин наконец-то спокойно осмотрелся вокруг и, от того, что увидел, у него перехватило дыхание. Он стоял перед огромной площадью, по которой нескончаемым потоком двигались легковые автомобили, такси,  автобусы, и от их количества рябило в глазах.  В центре этой площади стоял огромный гранитный обелиск, который венчала пятиконечная звезда, далее на противоположной стороне виднелось большое здание округлой формы с пристроенными по сторонам ризалитами, а завершала его наверху ротонда со шпилем, на нём была хорошо видна большая русская буква М.

Люди великим множеством шли внутрь этого сооружения, одни из них переговаривались  друг с другом, весело смеясь, другие читали на ходу свежие газеты, третьи просто брели, молча и сосредоточенно. С противоположной стороны таким же множеством они выходили, разбредаясь, кто к остановкам городского транспорта, кто к заведениям общепита,  кто  в сторону огромного проспекта, вид которого просто завораживал.

- Ты смотришь на Невский проспект, - пояснил Щербицкий,- рядом станция метро «Площадь Восстания», мы с тобой как раз стоим у одноимённой площади. Тебе будет очень удобно с помощью метрополитена добираться до самых отдалённых точек города, жаль только, ты немного опоздал, с апреля этого года проезд у нас подорожал и стоит теперь пятнадцать копеек. Советую приобрести карту города, она продается в любом киоске «Союзпечати». А вот теперь глянь сюда - это твоя гостиница «Октябрьская», прямо напротив!
- Ух, ты! – сорвалось с языка Ольгина, - Какая красота!
- Ещё бы, постройка первой половины девятнадцатого века, - усмехнулся Арсений, -  завидую тебе белой завистью, простые люди - такие как я, эти дома обычно могут видеть только снаружи. А теперь, Алёша, у меня к тебе есть одна очень деликатная просьба.
- Да, конечно, - отвечал Алексей, продолжая любоваться красотой гостиницы, - всё что угодно!

Услышав утвердительный ответ, Щербицкий сделал своё лицо максимально измученным, и жалостливым голосом выдавил из себя:

- Друг, очень прошу, купи мне пива!
- Пива?!
- Вот оно здесь в ларьке продаётся, стоит полтора рубля, войди в моё положение, у меня рак мочевого пузыря, мой единственный доход -  инвалидная пенсия, которую у меня отнимают дома родители. Знаешь, каково это, писать кровью?
- В таком случае тебе пиво противопоказано!
- Наоборот, от него мне становится легче!

Ничего на это не сказав, Алексей взял в ларьке бутылку «Ячменного колоса», протянул её Арсению, и тот, не теряя времени, зубами сорвал с неё жестяную крышку и в несколько глотков осушил всю ёмкость.

- Нектар! – блаженно произнёс он, убирая пустую тару в тонкую матерчатую сумку.
- А вот и я, – к ним подошёл довольный Анатолий, - прошу прощения за задержку!

Вся троица направилась к гостинице, по дороге Синицын успел рассказать Ольгину, как в течение двух лет пытался откосить от армии, но в итоге всё же туда загремел и, попав служить куда-то на Север, проникся ненавистью к коммунистам и к Советской Власти.

- Ты только представь, - говорил он, - пока ещё действующие на сегодня законы обязывают меня работать, в нашем Уголовном Кодексе всё ещё действует статья, предусматривающая наказание за тунеядство, это же самое настоящее насилие и тирания над человеческой личностью! Моя мама вынуждена выстаивать километровые очереди в дождь, мороз и снег за какими-то несчастными сосисками, а в это время партийные номенклатурщики на своих дачах  икру ложками жрут, ну разве это не издевательство?! Одно лишь успокаивает, заканчивается их время, скоро подпишут в Ново-Огарёво новый союзный договор, Горбачёва потихоньку от власти отстранят, и наш Боря Ельцин им покажет, где раки зимуют, всех коммуняк отправит в Сибирь!
- Но Ельцин и этот ваш новый мэр Собчак – тоже недавно были коммунистами, разве не так?
- Это не имеет никакого значения!

Алексей не успел ответить, они подошли к «Октябрьской». Первым в вестибюль прошмыгнул Щербицкий с багажом Алексея, но его тут же схватил за шиворот рослый молодой швейцар  в светло-зелёной униформе.

- Кто ты такой, и что у тебя за чемодан, – надвинулся он на Арсения, - наверное, украл его у одного из наших проживающих, да? Сейчас я вызову  милицию, и она с тобой разберётся!
- Не надо никого вызывать, - вмешался Ольгин, - этот человек со мной, на моё имя здесь забронирован номер, чемодан тоже принадлежит мне!
 
Он сунул в нагрудный карман дверника  красный червонец и протянул свои документы. Парень, просияв от счастья, взял у Арсения поклажу и пригласил всех троих подойти к администраторше, девушка что-то несколько минут проверяла у себя в  журнале, затем выдала своему новому постояльцу ключи, проворковав  бархатным голосом:

- Алексей Антонович, добро пожаловать в Ленинград! У Вас двухкомнатный «Люкс», на втором этаже, его окна выходят на Лиговский проспект, в номере имеется телевизор, телефон, письменный стол,  двуспальная кровать, диван, раздельные ванная и туалет, набор средств гигиены.
- Прошу прощения, а из номера можно совершать междугородные звонки? Для меня это важно.
- К сожалению, нет, но у нас в вестибюле имеется достаточное количество междугородных телефонов-автоматов. Вас это устроит?
- Вполне.
- Завтрак в ресторане на первом этаже с семи до одиннадцати утра, он у вас заранее оплачен. Если хотите, можете  прямо сейчас за дополнительную плату заказать ужины.
- Конечно, закажу!

Расплатившись, Алексей снова заговорил с Синицыным, по лицу которого было видно, что он торопится поскорее уйти:

- Как насчёт бобин, которые ты должен передать Пирогову?
- Сегодня в восемь вечера тебе их сюда привезу, всё будет в целости и сохранности.
- А можно я тоже приеду?- спросил Арсений.
- Приезжайте оба, - согласился заселяющийся и обернулся к швейцару, продолжавшему оставаться рядом, - надеюсь, вы пропустите ко мне этих двух ребят?
- Не только пропущу, но и лично провожу их, - отвечал служитель гостиницы.

Через пять минут Алексей Антонович уже блаженно возлежал на широкой гостиничной кровати, сказать, что он был доволен – значило - ничего не сказать, его сердце  колотилось от восторга, а душа жаждала новых впечатлений. В том, что вечером Синицын доставит ему бобины для Пирогова, не было никаких сомнений, а вот насчёт Жаворонкова – пока оставались сплошные вопросы, к кому обратиться за помощью в розыске этого человека, удастся ли наладить с ним контакт? Ну и, наконец, Виталий Крестовский, ему было решено позвонить позже с тем, чтобы наверняка застать его дома.

Ещё немного полежав и отдохнув, Ольгин встал, принял душ, надел свежую футболку с джинсами, выглянул на улицу и обнаружил, что асфальт после дождя  уже высох, а солнце начинало заметно припекать. Лиговский проспект был запружен транспортом, прямо под окнами номера стоял автобус дальнего следования с немецкими номерами, туристы укладывали свои вещи в  багажное отделение и занимали места в салоне. У некоторых из них в руках были жестяные пивные баночки, которые ещё недавно советские граждане могли видеть лишь на экранах кинотеатров и по телевизору. «Интересно, каково оно на вкус, настоящее немецкое пиво? – подумал Алексей, глядя сквозь оконное стекло, - наверняка у него нет ничего общего с «Ячменным колосом!».

До вечера оставалось ещё много времени, имел смысл последовать совету попутчика в поезде, совершить небольшую пешеходную прогулку. Разложив вещи так, как ему было удобно, не забыв  про Камень Силы, взятый в поездку на всякий случай, он закрыл свои апартаменты на ключ, спустился вниз, снова оказался на улице и пройдя несколько сотен метров в сторону Площади Восстания, по сигналу светофора перешёл Лиговский проспект, вышел на Невский и уже далее просто шагал, глазея по сторонам. Всё вокруг было настолько не похоже на Саратов, что создавало ощущение другого - неизведанного мира, Алексей миновал Дом Журналиста, осмотрел находящийся на противоположной стороне проспекта кинотеатр «Титан» и двинулся дальше в сторону Фонтанки. Статуи работы Клодта потрясли его воображение и напомнили строчки из знаменитой песни Александра Розенбаума:

Вот и Аничков мост, где несчастных коней
По приказу царя так жестоко взнуздали.
Я хотел бы просить этих сильных людей:
"Вы свободу держать под уздцы не устали? "

Минут пятнадцать он просто стоял, любуясь  этими скульптурными группами и открывающимся видом на реку, затем направился в сторону уже видневшегося впереди шпиля Адмиралтейства. Поравнявшись с угловым домом - тем самым, где театр имени Н. П.  Акимова соседствовал с Елисеевским гастрономом, Ольгин не удержался от соблазна заглянуть в последний. Вид полупустых прилавков, вокруг которых с грустным видом ходили покупатели в надежде отоварить хоть какие-нибудь талоны, произвёл на него гнетущее впечатление.

В подземном переходе в сторону Гостиного двора, ему на глаза попались двое музыкантов, окружённых плотным кольцом зевак. Один из них - аккордеонист, высокий, примерно тридцати лет отроду, с густой бородой и хвостиком волос, аккуратно затянутым сзади резинкой, только что отложил свой инструмент и присел на складной стульчик, его большие, волосатые руки листали зелёную тетрадку, служившую  песенником.  Напарник аккордеониста был старше как минимум лет на десять, гладко выбритый, с модной летней шляпкой белого цвета на голове он стоял немного в стороне и перебирал гитарные струны, вглядываясь  в лица собравшихся, стремясь угадать их настроение. В двух шагах от него, прямо на асфальте лежал в открытом виде небольшой старенький чемоданчик, на дне которого было приличное количество мелких монет и мятых купюр преимущественно рублёвого и трёхрублёвого достоинства. Для Ольгина уличные музыканты были в диковинку, в его родном городе их гоняла милиция, здесь же всё было иначе: местный страж порядка, стоял  вместе с остальными  зрителями ждал продолжения концерта.

Оттолкнув в сторону пару юных пацанов, гость из Саратова оказался в самых первых рядах. Как раз в это время музыкант с хвостиком закончил отдых, встал, сделал знак своему товарищу и объявил:

- Следующую песню я хочу посвятить  Советской сексуальной революции, вот ещё совсем недавно, у нас в стране секса не было, а сейчас, благодаря политике Гласности и таким фильмам, как «Маленькая Вера», он вдруг нежданно-негаданно появился, итак, Саша, поехали!

Вновь заиграла музыка, инструментальное  вступление длилось примерно полторы минуты, а потом началась песня:

Я секс-секс-секс-секс-сексуально озабочен,
Я секс-секс-секс-секс-сексуально огорчён,
Я сексуально скособочен,
Я секс-секс-секс-секс-сексуально удручён.

Снятся мне сексуальные сны,
Сексуально мечтаю о бабе,
Вижу я пятилетку страны
В сексуальном масштабе.

После слов о пятилетке послышался смех и хлопки в ладоши, а исполнитель, вдохновлённый  поддержкой аудитории, с улыбкой на лице продолжал:

Ну а предки мои между тем
Кроме шкур ничего не носили,
Сексуальных не знали проблем,
Сексуально друг друга любили.

От такой сексуальности злой
Выход есть сексуально-банальный,
Только девки не ходят со мной,
Видно, чуют, что я сексуальный.

Публика буквально взорвалась аплодисментами, и оба выступающих, поймав кураж, выдали такой музыкальный проигрыш, от которого у Алексея мурашки по спине пробежали. Солист этого дуэта, заметив его взгляд, подошёл к нему ближе и допел свой музыкальный номер:

Утопист я и секс-оптимист,
Анархист я с нудистским уклоном.
Твёрдо верю, что лет через триста
Мир придёт к сексуальным законам,

И тогда на лужайке, в траве
Хороводы водить будут детки,
Не забыв, как в неравной борьбе
Гибли их сексуальные предки.

Каждый секс-секс-секс-секс-секс-сексуально обеспечен,
Каждый секс-секс-секс- секс-секс-сексуально опьянён,
Мир сексуально безупречен,
Мир секс-секс-секс-секс-сексуально обновлён.

Последние аккорды заглушили крики «Браво!», в чемоданчик посыпалась мелочь от благодарных слушателей, не остался в стороне и Ольгин, бросив большой железный рубль с портретом Дедушки Ленина. 

- Ребята, - сказал он к артистам – вы спели просто замечательно но, не знаете ли вы, кто является автором этой композиции?
- Наш земляк, замечательный бард Александр Лобановский,- ответил высокий с бородой, -  скоро должна выйти его первая авторская пластинка.
- Вы с ним случайно не знакомы?
- Близко - к сожалению, нет. Пару раз пересекался с ним  на концертах в «Востоке» и, пожалуй, всё.
- А я тоже пою и играю на гитаре, сегодня приехал в ваш город из Саратова, вот хожу, восхищаюсь Невским. Позвольте представиться – Алексей Ольгин!
- Очень приятно видеть коллегу. Меня зовут Михаил, а это – мой друг Александр, он тоже автор-исполнитель, очень скромный и глубоко порядочный человек.
- Мишань, хватит меня захваливать, давай лучше продолжим, – отозвался гитарист, - люди хотят ещё песен!
- Мужики! – из толпы выделился спортивного вида гражданин в красной футболке с надписью «СССР» на груди, - спойте «Путану», порадуйте мою душу!

Обладатель футболки у всех на глазах положил рядом с рублями и «трёшками» новенькую десятидолларовую банкноту и, отойдя в сторону, застыл в ожидании, скрестив руки на груди но, его ожидал полный облом, к всеобщему удивлению аккордеонист взял зелёную купюру и вернул её ему.

- Приношу глубочайшие извинения, но Ваша просьба никак не может быть выполнена, - сказал Михаил, - дело в том, что Вы, уважаемый, находитесь не в ресторане, где песни заказываются у лабухов, а на улице - здесь мы поём только то, что нравится нам самим, устраивает Вас это – оставайтесь, слушайте, а нет – проходите мимо!

Далее он обратился уже ко всем присутствующим:

- В этом году исполнилось одиннадцать лет со дня смерти Аркадия Звездина-Северного. Я с удовольствием исполню для вас кое-что из его репертуара!

Песню, которая была им спета, Ольгин знал наизусть:

Повстречал девчонку смешную,
Да к тому же еще озорную.
Я ей слово - она мне десять в ответ.
Я ей в любви признался однажды,
А она мне это не важно,
Ты меня любишь, а я тебя нет…

- Благодарю за эту вещь, - сказал он, кладя ещё один рубль, на этот раз уже бумажный, - я большой поклонник Аркадия Северного,  в моём родном городе его любят и помнят!
- Аркадия везде любят и помнят! – отвечал ему исполнитель и снова сосредоточил своё внимание на собравшихся вокруг него слушателях:
- Друзья, к сожалению, наш концерт подходит к концу, с вами был Михаил Мельничный, на прощание для вас споёт Саша Степной!

Наступила тишина. Мельничный, ни слова больше не говоря, снова присев на свой стульчик, закурил, а Саша, проверив настрой гитары, вышел на середину и один без аккордеона, под самый простой  аккомпанемент спел песню на стихи Александра Городницкого. Вслушиваясь в это исполнение, Ольгин очень пожалел, что рядом нет магнитофона, чтобы записать его, и под конец сам начал тихонько подпевать:

Снег, снег, снег, снег,
Снег над тайгою кружится.
Вьюга заносит следы наших саней.
Снег, снег, снег, снег...
Пусть тебе нынче приснится
Залитый солнцем вокзальный перрон
Завтрашних дней.

- Всем спасибо за внимание! – закончив петь, Степной принялся зачехлять гитару, а Мельничный склонился над заработанными деньгами. Собравшаяся вокруг них толпа моментально рассеялась.
- Что-то, соколики, у вас сегодня маловато вышло, - задумчиво произнёс сотрудник милиции, до этого момента хранивший молчание.
- Раз на раз не приходится, Пал Палыч! – развёл руками Миша.
- Так–то оно так, но если всё и дальше будет продолжаться в таком же духе, ваше место  займут другие! – сказав это, милиционер взял из чемоданчика все бумажные купюры, несколько больших горстей мелочи, сунул всё это себе в карман и вальяжной походкой, не оборачиваясь, пошёл прочь.
- Совсем обнаглел краснопёрый! – с презрением сказал Мельничный, глядя ему вслед.
- Того, что он нам оставил, хватит лишь на пару чашек кофе в «Сайгоне», - грустно констатировал Степной.
- Очень жаль, что так получилось, - вмешался в их разговор Ольгин,  всё это время остававшийся поблизости и видевший эту сцену, - предлагаю пройти в какое-нибудь удобное место, где можно спокойно посидеть и поговорить: бар, или ресторан на ваш выбор,  я угощаю.
- Бары и рестораны – не для нас, - Михаил покачал головой, - но выпить чего-нибудь нам точно сейчас не помешало бы.
- Можно заглянуть в коммерческий магазин, он в десяти минутах ходьбы отсюда, надо просто пройти по Невскому немного вперёд, - предложил Александр.

Сказано – сделано, Алексей вместе со своими новыми знакомыми миновал Пассаж, Армянскую церковь Святой Екатерины и свернул вправо на Большую Конюшенную.

- Нам сюда! - остановился Мельничный у входа, - Предупреждаю - будет дорого, но других вариантов нет, у нас в последнее время стало очень сложно отоваривать талоны.
- Вопрос дороговизны для меня второстепенен, - отвечал Ольгин, проходя вслед за ним, - сейчас посмотрим, что тут у вас имеется.

Увиденное его не разочаровало. Ассортимент предлагаемых  товаров оказался очень богатым, цены, конечно, делали их недоступными для рядовых советских покупателей, но наш саратовский оператор звукозаписи к таковым не относился. Остановившись у отдела винно-водочной продукции, он вопросительно взглянул на своих спутников.

- Молдавский розовый! – воскликнул Степной, - сто лет не пил его!
- Да, это он самый, восемнадцать оборотов, семь процентов сахара! – мечтательно произнёс Мельничный, взирая на бутылку, с этикетки которой на него глядел усатый мужик в широкополой шляпе  с наполненным до краёв бокалом в руке.

Недолго думая Алексей взял два экземпляра этого напитка и подошёл к другому прилавку, размышляя на ходу вслух:

- Наверно, надо какой-нибудь сырок взять, что-нибудь типа «Дружбы», или «Костромского».
- Никаких сырков, – последовал ответ, - идём с нами!

Они покинули магазин, прошли ещё немного и остановились у светло-коричневого дома номер двадцать пять по Большой Конюшенной, на первом этаже которого располагалось какое-то кафе, где было очень многолюдно.

- Ждите меня здесь, - сказал Степной, – я мигом!

Он скрылся за дверьми и буквально через пару минут вновь появился с довольной физиономией, сжимая в руках прозрачный полиэтиленовый кулёк, в котором находилось что-то странное и непонятное.

- Это что, пирожки? - поинтересовался Ольгин.
- Сейчас узнаешь, - отвечал обладатель кулька, - да ты не переживай так, с нами не пропадёшь!

Все трое зашли под арку и оказались в одном из дворов-колодцев, коих было великое множество в Центральном районе Ленинграда. Михаил с Александром устроились на уютной скамеечке, а Алексей, которому места рядом с ними не досталось, остался стоять на своих двух ногах. Ловким движением руки Мельничный открыл бутылку и достал из кармана два пластмассовых складных стаканчика.

- К сожалению, а меня с собой нет третьего, - сказал он Ольгину, - не побрезгуешь, будешь пить из одного со мной, или же предпочитаешь из горлышка?
- Никаких проблем, - отвечал вопрошаемый, озираясь по сторонам, - дело в том, что я не пью. Совсем.
- Если опасаешься ментов, то это напрасно, - заметил его бегающий нервный взгляд Степной, - они в последнее время перестали задерживать выпивающих во дворах и скверах, если особо не наглеть, всё будет нормально.
- Да, - согласился Мельничный, разливая вино, - после того, как Ельцина выбрали президентом России, многое стало меняться. Думаю,  скоро он отменит  указ Горбачёва о борьбе с пьянством на территории Российской Федерации, говорят, Бориска сам любит выпить. Ну, а раз ты не пьёшь – тогда возьми это!

Сказав это, он забрал у своего друга пакет с загадочной покупкой и протянул её Алексею. Перед ним оказались кольцевидные мучные изделия, обжаренные в масле и обильно посыпанные сверху сахарной пудрой.

- Пончики! – воскликнул Ольгин, дегустируя угощение, оказавшееся очень приятным на вкус.
- Не пончики, а пышки, - поправил Михаил, - такие продаются только здесь, на Конюшенной, всё остальное – лишь жалкая пародия на них, ешь, не стесняйся, мы с Сашкой всего пару штук на закусон себе возьмём. Расскажи, же наконец, о том, что привело тебя в наш город!
- Я нахожусь здесь по работе, помимо выполнения своих служебных обязанностей в мои планы входит встреча с Виталием Крестовским, он обещал мне содействие в осуществлении записи альбома с «Братьями Жемчужными». Возможно, я даже спою вместе с ним дуэтом.
- Ух, ты! – Мельничный осушил свой стакан до дна, - ты гляди, Саша, какой человек перед нами, и что ты собираешься исполнять?
- Песни на стихи наших саратовских авторов, немного старого дворового репертуара, кое-что из Владимира Высоцкого.
- Это, серьёзное дело, - задумчиво произнёс Степной, - к нему нельзя подходить с кондачка, следует тщательно продумать репертуар, и, конечно же, потребуется исполнительское мастерство. Крестовский с «Жемчужными» очень строго подходят к этому, всяких графоманов-менестрелей они чуют буквально за версту и посылают их на три советских буквы.
- Если Вы дадите мне гитару, я вам кое-что покажу, - предложил Ольгин.
- Хорошая идея! – поддержал его Мельничный. – Саш, пусть человек сыграет!
- Конечно, - Степной осушил свой стакан, - я обожаю слушать песни Владимира Семёновича, вот возьми, проверь только её настрой!
- Да нет, вроде всё в порядке, - отвечал Алексей, принимая из его рук инструмент и трогая струны, - раз такое дело, это исполняется специально для вас, мои ленинградские друзья!
Он на несколько секунд прикрыл свои глаза, весь сосредоточился и начал:

Что за дом притих,
Погружен во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь в овраг,
А воротами -
На проезжий тракт?...

Александр Степной, услышав его пение, вдруг весь покраснел и раскрыл рот, да так, что в него запросто мог бы влететь воробей, а Мельничный, вскочив со скамейки, громко закашлял, поперхнувшись портвейном.  Лица обоих слушателей выглядели так, как будто их мучила сильнейшая зубная боль.

- Ребята, что случилось? – удивился Алексей.
- Ничего не случилось, - отвечал Степной, забирая у него гитару, - Миша, пойдём отсюда, нам пора!
- Да, мы спешим, – кивнул Мельничный,  с большим трудом придя в себя, - всего доброго тебе, приятель!

Оба друга забрали свои вещи и оставили удивлённого певца одного посреди двора с недопитым вином и недоеденными пышками.

- Может быть, встретимся где-нибудь позже? – крикнул им вдогонку Алексей.
- Это ни к чему! – донеслось ему в ответ.

«Странный народ, эти ленинградцы, - подумал Ольгин, - какие-то они не от мира сего!».