В плену сновидений. Рассказ 1. По мотивам романа Д

       В ПЛЕНУ СНОВИДЕНИЙ. (По мотивам романа "Долг платежом красен").

             Рассказ 1.

 «Творчество является одним из высших свойств мозга. Увидеть мысленно то, чего не было, услышать музыку, которой нет…».
           Наталья Петровна Бехтерева, академик, нейрофизиолог



      Нереальность огромной толпы изнывающих от знойного пекла и жажды, страждущих людей на берегу неожиданно полноводной реки с мутными волнами, непонятный говор и гул множества недовольных голосов, выкрики на неизвестном языке, детский плач и оцепенелое затишье. И вдруг — общий непостижимый вопль из тысяч глоток. На глазах изумленных и завороженных людей поток реки внезапно, словно прегражденный гигантской, невидимой, прозрачной плотиной, устремился вверх, к небесам, а оставшаяся вода через секунды спешно устремилась прочь, дальше, к неизвестному морю, постепенно обнажая неровное дно.

       Огромные мокрые камни, бьющаяся в водорослях рыба, ракушки, удивленно выглядывающие из тины и песка, — вся эта картина распахнувшегося коридора в речной глубине рядом с рвущейся к небу огромной махиной неудержимой воды, в любую следующую секунду готовой обрушиться на невольных смельчаков, первыми вступивших на неровный непривычный путь, — могла бы испугать любого.

      Но любопытство захлестнуло стоявших поодаль, толпа стала неуправляемо давить на впереди стоящих, и вот тоненький ручеек даже самых осторожных, с ужасом глядевших на кипящую, пенную громаду усмиренной воды, постепенно устремился по проходу бегом, стараясь поскорее преодолеть это заколдованное пространство.

      Матери с побелевшими лицами прижимали к груди заплаканных детей, готовясь к самой страшной минуте в своей жизни. Сильные мужчины на себе несли слабых изможденных старцев. И, когда последний, спотыкающийся на камнях юнец вступил на благодатный противоположный берег, случилось следующее чудо: рвущаяся на свободу вода низверглась с высоты неподражаемым Ниагарским водопадом, рассыпая вокруг мельчайшей частицы воды, которые в образовавшемся облаке вокруг стремящегося к своему обычному состоянию потока, тотчас же вспыхнули тысячами переливающихся радуг…

       Нина, проснувшись, была вынуждена тыльной стороной ладони прикрыть глаза: через разбег двух полотен оконных штор солнечный луч бил уверенно прямо в лицо.

       «Откуда такое яркое впечатляющее видение необычного явления, словно я стояла там, на берегу этой реки в пустыне? Вчерашние телевизионные мелодрамы и близко не могли дать толчок моему обычному воображению. Нет, ясность и достоверность происходившего в ночном впечатляющем действии говорит только об одном — возможно, когда-то давно, кто-то из моих прародителей были свидетелями необычного чуда. Нужно просмотреть бабушкину Библию».

       В этот момент вздрогнул веселым хитом сотовый телефон на окне:

      — Нина Сергеевна, зайдите, пожалуйста, к нам в почтовое отделение. На ваше имя поступило солидное заказное письмо из Санкт-Петербурга. Не забудьте паспорт.

      Июльское солнце старалось дожечь остатки почерневшей от засухи растительности вдоль раскаленного асфальта пустынной улицы. Машины стремительно прорывались сквозь сгустившийся знойный воздух, словно опасаясь заглохнуть от переизбытка солнечной энергии вдали от дома.

       Не утерпела, надорвала плотный белый конверт тут же, в зале почтового отделения, под потоками холодного воздуха кондиционера:

       «Вам необходимо до первого августа текущего года явиться по указанному адресу в нашу нотариальную контору для вступления в наследство».

       Санкт-Петербург встретил проливным, льдистым дождем.

       Нотариус объяснил суть завещания: в вашу собственность переходит трехкомнатная квартира со всем имуществом в старинном особняке и триста тысяч рублей на вкладе Сбербанка.

       Нина была в растерянности, если не сказать, в полуобморочном состоянии от неожиданного сообщения, когда за нее государственную пошлину в установленном размере заплатил Денис Иванович, выполнив последнюю просьбу умершей полгода назад тети Нины, Ирины Александровны.

       Денис Иванович передал Нине плотный белый пакет. И, оставшись одна в маленькой комнате гостиницы, она перочинным ножом вскрыла толстую бумагу упаковки.

       Невольно запершило в горле, когда раскрыла сиреневую кожаную обложку толстой общей тетради. И время остановилось, когда погрузилась в откровения одинокой женщины, изливающей на потертых страницах дневника всю свою любовь и боль к единственному сыну.

       «Неужели мой мальчик болен? Откуда свалилась на него эта бредовая напасть непонятных сновидений? Это я виновата, что обрадовалась, когда мужу предложили поехать на работу в Индию в качестве представителя крупнейшего завода. Два года в этой непредсказуемой стране, посещение буддийских храмов в Тибете, древнейшая культура, языческие праздники – именно тогда в неокрепшей душе пятнадцатилетнего подростка, вероятно, и произошел сбой в восприятии ценностей мира. Он поверил в идеи реинкарнации.

       Костя увлекся альпинизмом, поступил в художественное училище, и вдруг в двадцать лет неожиданное заявление:

     - Мамочка, я сегодня увидел прекрасный сон. Это было осознанное сновидение. Я не схожу с ума, успокойся! Данный термин был введен голландским психиатром Фредериком Ван Эденом в конце Х1Х века. Осознанное сновидение - это измененное состояние сознания, при этом человек понимает и все осознает, что ему снится. Проснувшись, я понял, что все происходило именно со мной. Словно я увидел наяву сюжет своей новой картины. Мама, ты увидишь мой сон на картине! Прости, мне нужно в мастерскую!»

    Нина закрыла дневник. Записи стали расплываться, белая бумага стала накрываться резным узором шелестевшей зеленой листвы, свисающей с огромных ив над приятной убаюкивающей гладью озера, и Нина заснула.

     «А когда очнулась, то за грубой стеной из деревянных плах доносились нестройные обиженные голоса голодных коз. Девчонка лет четырнадцати сбросила на лавку какую-то жесткую холстину, перевязала волосы сыромятным шнурком, схватила кусок сухого сыра и выскочила на улицу. Десяток коз вылетали из узкого зева глинобитного загона, как подстреленные, тут же поддавая друг друга безжалостными рогами. Горное ущелье убегало вслед за рекой, пряталось за возвышающимися, покрытыми густыми лесными зарослями, грядами бесконечных гор.

     Было зябко босым ногам от поднимающегося над водой бесцветного тумана. Солнце не торопилось прогреть своим теплом десяток деревянных и каменных лачуг запрятавшегося высоко в горах селения.

      Козы привычно и сноровисто устремились по вьющейся среди огромных камней еле заметной тропинке, но девчонка их опередила и, чтобы согреться, вскарабкалась даже выше важного козла, который, забравшись на влажный горный выступ, величественно замер, созерцая окрестности.

      Селение словно вымерло. Мужчины, наверное, спустились в долину, чтобы косить траву и корчевать молодую поросль назойливых деревьев и кустарников, которые вновь после проливных дождей стремительно прорастали на хлебных участках. Женщины собирали в окрестных лесах дикие яблоки, пряные травы, грибы, орехи, сухие ветки. Совсем скоро огромные сугробы завалят все дороги, и только говорливая речка будет живой среди холодного царства белого безмолвия.

      Козы привычно следовали за девчонкой, пока, обогнув достаточно крутой каменистый склон, все стадо не разбежалось по узкой впадине горного распадка. Лесные орехи здесь уже давно обобрали, но среди мелких камней она набрала целый подол падалицы. Теперь можно было спокойно дожидаться домашней вечерней трапезы, когда солнце торопливо скатится под гору, и на почерневшем небе зажгутся костры ярких звезд.

      Она знала, что скоро ее такая легкая жизнь закончится. Из-за гор приедут чужие люди, привезут подарки ее родителям и увезут ее в другое селение для незнакомого мужчины в жены, чтобы она рожала ему детей и смотрела за хозяйством. Он станет ее хозяином, и она будет дрожать от страха, чтобы ему угодить. Домой возврата не будет, там на ее место привезут жену старшему брату, а потом среднему, и весь дом заполнится криком и плачем появляющихся все новых и новых детей, пока родня не построит новым семьям новые хижины.

      Солнце припекало, в тени высокого камня она заснула, и очнулась внезапно от громких мужских голосов. Вокруг нее стояли пять чужих, в незнакомых цветных одеждах мужчин, которые громко и нахально хохотали. Рядом паслись оседланные кони. Пугливых коз, как ветром, сдуло. Темный прохладный лес был рядом, но спастись теперь ей могло помочь только чудо или отец. Она медленно поднялась с притоптанной травы своего убежища, огляделась. Они были такие большие и сильные, что любой мог одной рукой посадить ее на свое плечо и, посмеиваясь, легко сбежать со своей ношей с горы. Они стояли и потешались, переговариваясь на своем непонятном языке, и она заплакала, не понимая и пугаясь того, что могло с ней произойти сейчас.

      Она стала их пленницей. Высокий седовласый рыцарь в тяжелом кожаном панцире больно схватил ее за руку и, как вещь, подал сидевшему на коне молодому, симпатичному, с небольшой кучерявой бородкой воину, который, по-видимому, был начальником над всеми. Она могла бы укусить своими острыми зубами и первого, и второго, но, разозлившись, любой из них мог ее убить.

      Отряд вооруженных всадников вместе со своей добычей неторопливо устремился в узкий проход между двумя горными кряжами прямо навстречу сползающему солнцу. И зажатая в тесном кольце рук бородатого незнакомца она старалась одной ладонью прикрыть невидящие глаза от ярких слепящих лучей, которые снова и снова выбивали горькие соленые слезы прощания с детством.

       В ночной глухой чаще, в отсветах от большого костра, возле которого собрались все всадники, кроме дежуривших в дозоре, на каком-то жестком одеяле главарь, от которого едко пахло потом, жареным мясом и вином, несколько раз подряд, торопясь и отдыхая, сделал ее своей женщиной. Ей было больно и страшно, но она молчала, подчиняясь, потому что боялась, что после своего предводителя с ней вдруг начнут тешиться и его подчиненные. Она лежала голая, дрожа от страха и холода, а когда мужчина уснул, положив свою тяжелую руку на ее худой живот, осторожно натянула край холста на свои обнаженные ноги, прижавшись к его горячему, безопасному теперь боку».

       Нина очнулась от этого, такого странного сновидения, в котором именно она была этой несчастной девочкой, которую мял и насиловал против ее воли пьяный воин. И, что удивительно, сердце билось нормально, словно она была бездушной куклой, просмотревшей очередную серию дикого телевизионного фильма не в первый раз.

      На часах было ровно восемь. И через минуту раздался осторожный стук в дверь и знакомый голос Дениса Ивановича:

      — Нина, я вас жду в машине.

      В зеркале ванной комнаты увидела свое бледное лицо, сонные глаза и решительно приказала себе:

      «Хватит впечатлений! Сейчас же в банк, отдать долг Денису Ивановичу, забрать у него ключ от квартиры и на вокзал за билетом домой! Иначе я точно свихнусь здесь. А дневник Ирины Александровны прочитаю спокойно, без эмоций, вечерами, сидя на диване, перед телевизором. И снова вернусь к привычному ритму: работа, огород, компьютер, страница в соцсетях».

      Но, увидев в мастерской Константина удивительные картины из времен Средневековья, Нина поняла, что только тогда раскроет секрет этих необычных повторяющихся сновидений и у Кости, и у нее, когда прочитает дневник до конца.

      После уборки в квартире Нина решила:

      «Не буду спать! Уже полночи прошло — выдержу как-нибудь до рассвета. Буду читать дневник!».

      Но, спустя полчаса, она отключилась, закрывшись от яркого света хрустальной люстры пледом с головой.

      Возбужденный мозг опять преподнес необычный сюрприз.

      «Из сумеречного непонятного пространства она очень ясно увидела высокую каменную лестницу, по которой торопится наверх молодая женщина в средневековом необычном наряде, чтобы очутиться на пологой площадке между двумя остроконечными каменными башнями, на огромной высоте. Она пятится в испуге от края бездны, где глубоко внизу — наполненный водой ров. А вокруг старинного замка до самого горизонта, загораживая друг от друга поднимающееся холодное солнце, теснятся высокие горы, поросшие густым лесом и заваленные бесконечным, белым, снежным покрывалом. Завернувшись в теплый, стеганный плащ из синего бархата, она на своем привычном месте ждет своего повелителя. И, приглядевшись, Нина вдруг угадывает в этой молодой красивой беременной женщине с неестественно выступающим расплывшимся животом ту быструю девчонку-подростка, которую выхватили из общества коз неизвестные похитители в прошлом ее сновидении».

      Нина беспокойно заворочалась, задохнувшись во влажной западне пледа, сбросила его на пол, перевернулась на левый бок, чтобы укрыться от яркого света прямо в глаза.

      «И вот она уже в постели полуобнаженная ласкает своего господина, вызывая ответный бурный всплеск желания. По его вспотевшему, красному от напряжения лицу она видит, что довела его до той предельной точки удовлетворения его прихоти, после чего, проснувшись среди ночи, он опять будет натягивать ее сонную на себя, просительным шепотом призывая ласково: «Моя малышка, хочу тебя!» И она, придерживая мешающий живот, будет пальцами и губами оглаживать мускулистое тело от лица до кончиков пальцев на ногах, дожидаясь, когда он снова опрокинет ее навзничь и, рыча от удовольствия, с исступлением будет мять и тискать ее чистое юное тело.

     Она — его любимая игрушка, которая пока не надоела. А ее большой живот должен скоро подарить ему сына, продолжателя рода. Потому что безжалостная смерть унесла всех сородичей. И в маленькой городской церквушке перед алтарем он назвал ее своей законной женой. Он еще достаточно молод и надеется, что в замке каждый год будут появляться здоровые малыши».

Эти вскипевшие во сне эротические моменты разбудили Нину. Она вскочила, щелкнула выключателем, выключила свет, снова вытянулась на спине, подняла плед с чисто вымытого пола. Специальным ключом заведенные Денисом Ивановичем напольные часы пробили методично два часа. И вдруг нестерпимо захотелось увидеть продолжение сна. Неужели из далеких страшных столетий средневековья, когда свирепствовала инквизиция, а ее далекая прародительница готовилась стать матерью, по-своему любя, как может, человека, укравшего ее из семьи, именно через гены прорвалась в сознание Нины память, чтобы во сне поведать о былом?

. Молодой здоровый организм требовал продолжения отдыха в отведенное природой время, а стремительное сознание выдало очередную порцию прерванного сновидения.

      «Она кормит грудью двух младенцев — близнецов. Это уже трехмесячные мальчишки. Они больно прикусывают от нетерпения крепкими деснами ее округлую грудь, требовательно высасывая густое сытное молоко по очереди. В замке — важные гости, и ей строго-настрого приказано не выходить из комнаты в зал. Но любопытство выталкивает в соседнюю с залом прихожую, когда малыши засыпают. Сквозь тяжелый бархат свисающих до пола занавесей она пытается разглядеть всех присутствующих. За столом у громадного камина — верные оруженосцы и несколько важных монахов в черных рясах. И вдруг она видит, что, когда ее хозяин встает и подходит к камину, отвернувшись от стола, один из монахов что-то сыплет ему в чашу с вином. Все вокруг пьяны, громко смеются, что-то обсуждают, и она понимает, что сейчас случится что-то страшное. Хочет закричать, но велик страх ослушаться приказа господина, и она закрывает в ужасе рот ладонью. А дальше наступает зловещая тишина, потому что ее муж, выпив вино, вдруг зашатался и, схватившись за край тяжелого стола, начал медленно сползать на пол. Теперь уже никакие запреты не могли ее сдержать! Она птицей метнулась в зал, но ее господин был уже мертв. Она что-то кричала, билась в тоске у ног безмолвного тела, пока верные телохранители на руках не отнесли ее в спальню к детям».

Нина рванулась из цепи охватившего ее страха. Пульс зашкаливал, наверное, за сто ударов в минуту. Но она досмотрела продолжение прерванного сна.

       «Глубокой ночью в подземелье замка к ней пробралась, подкупив стражника, ее немолодая служанка. Она принесла кувшинчик с молоком и два ломтя свежего черного хлеба. Но все то, что она сообщила, сразу заставило забыть о холоде и голоде, ужасах допросов, которыми ее мучили уже целую неделю после смерти мужа. Ей не дали, несмотря на ее отчаянные мольбы и просьбы, проститься с ним. Не допускали к детям, допытываясь, зачем она отравила владельца замка, кто ей помогал, заставляли покаяться перед крестом.

Беспрестанно крестясь и поминутно оглядываясь, старая женщина шептала почти в ухо:

— Все в округе считают, что ты связалась с нечистой силой, что тебе муж мешал жить с сатаной, и ты его отравила! И неизвестно, от кого у тебя дети, потому что чрево женщины готово выносить только одного ребенка, а ты разродилась двойней и кормишь теперь отродье? Детей увезли в дальний монастырь, чтобы святые отцы определили, кто сын и наследник, а кого надо сжечь на костре. Ты поешь, тебе завтра понадобится много сил: утром тебя повезут в городскую тюрьму, чтобы, применив пытки, выбить из тебя правдивые показания.

Служанка заплакала:

— Все шепчутся, что завтрашний день станет для тебя последним! Ты лучше сразу признайся в убийстве господина, чтобы тебя просто сожгли на костре. Твоя душа от боли и страданий сразу вознесется на небеса, потому что никто из нас не верит в твою связь с дьяволом. Женщины рассказывали, что все пытки у монахов пугающие. Бедная девочка! Почему твой муж не может подняться из могилы и спасти тебя от страшной смерти!  Если у тебя есть связь с нечистой силой, пусть она сегодня ночью превратит тебя в мышь или лягушку, чтобы ты избавилась завтра от мучений и смерти!

Картины пыток так ясно представились перед глазами пленницы, что она бросилась на колени перед служанкой:

— Попроси стражника, чтобы он выпустил меня попрощаться с могилой моего любимого мужа напоследок. А потом я вернусь в подземелье и буду молиться о спасении своей грешной души до рассвета. Куда может деться из охраняемого замка слабая женщина, у которой отняли ее надежду — детей? Отдай ему вот это золотое кольцо — последний подарок мужа!

И, когда ржавая дверь отворилась, она попросила Бога, чтобы ей хватило сил добраться до верхней башни по каменной лестнице в полной темноте, и чтобы ее не схватили. Она выдохнула только, когда вступила на ровную смотровую площадку между двумя башнями, где она всегда дожидалась возвращения мужа из походов или с охоты. Черная ночь уже запирала в свои бездонные сундуки сверкающие звезды. На востоке горные вершины порозовели, неохотно просыпаясь для грядущего дня, а далеко внизу маслянисто блестела ровная полоска холодной воды.

И, взмахнув прощально руками, как крыльями, она шагнула навстречу легкому ветерку из далеких лесов, чтобы, вынырнув из глубины рва, отправиться бегом на поиски своих сыновей.

Тело ее не нашли. Провинившегося стражника даже не наказали, поверив, что пленница превратилась в змею и ускользнула от благочестивого суда и наказания. Но потом еще долго шепотом рассказывали очевидцы, как их хозяйка, падая камнем с высоты, у самой воды превратилась в белую голубицу и скрылась в утренней тишине».

Нина включила свет, раскрыла дневник, который вдруг  привычно распахнулся где-то посередине. С приклеенной цветной фотографии на Нину пристально, из-за низких надбровных дуг смотрели выразительные, карие глаза, а их хозяин привычно щурился, когда улыбался.

И сразу растаяло представление о каком-то одержимом, помешанном на бесноватой идее погони за призраками, потому что круглолицый, улыбчивый, худощавый юноша с высоким, слегка лысоватым лбом, оттопыренными ушами так мило улыбался, что приоткрытый рот открывал ряд прекрасных верхних зубов, а ямочку на подбородке хотелось потрогать руками. Он должен был нравиться девушкам.

Костя не дожил всего месяц до тридцати двух лет. Трагическая несправедливость - внезапный сход лавины в очень снежную зиму, когда он катался на лыжах в Альпах. Он не был женат, и матери на память остались только его картины.

Следующие записи были сделаны Ириной Александровной уже другой, черно-фиолетовой пастой:

«Да, Костя никак не может выйти из состояния увлечения этим развивающимся в сознании хитросплетением трагедии и вымысла необычной любви и жертвенности. Если бы он не стал художником, вероятно, был бы  неплохим поэтом и писателем. Ничем иным я не могу объяснить сюжеты его новых картин».

Нина остолбенела, достав из большого метрового пластикового пакета картину на холсте, которую ей принес племянник Дениса Ивановича  Вячеслав.

Под редкими каплями начинающегося дождя, в феерическом отсвете разорвавшей небо на части грозной молнии, на фоне темнеющего леса, взявшись за руки, сияли радостью она, Нина, и Денис в юности.

 Но почему, каким чудесным образом он изобразил ее, с которой никогда не встречался, вместе со своим другом? В каком особенном сновидении мелькнуло художнику это предвидение ее с Денисом будущего возможного союза, этого пронзительного притяжения их друг к другу с первых минут знакомства?

Но об этом в продолжении рассказа.