Девочка из созвездия Рака Глава 20

Вторая книга дилогии "Предисловие к себе"               

Глава 20

Поездка в Киев и посещение картинной галереи заставили Марину снова вспомнить прошлое. Была какая-то тайна во всём этом. Картина Андрея Соколова точно повторила всё то, что было когда-то фреской в комнате с синими шторами. Марина захотела снова побывать в мастерской художника и увидеть фреску своими глазами. Но как это сделать? И потом – прошло почти пять   лет с того дня, когда она была там в последний раз. Может, и дома того уже нет?
Решила просто поехать и посмотреть.
Двухэтажный каменный дом с лепными карнизами и чёрной чугунной вязью балконов стоял на своём месте. Только вход в мастерскую Андрея  был заколочен.
Марина поднялась по широким каменным ступеням к центральному входу и позвонила. Дверь открыла женщина, которая несколько лет назад сказала ей о том,  что художник уехал и заказов больше не принимает. Марина сразу её узнала.
Надо было как-то объяснить свой визит, и Марина назвалась сотрудницей БТИ. Спросила, сколько комнат занимает семья и есть ли у них акт технической инвентаризации. Хозяйка принесла документы, и Марина отправилась осматривать комнаты, которые её мало интересовали.
- Здесь должна быть ещё одна комната, – сказала Марина.
- Да, нам отдали её совсем недавно.
- А кто здесь жил раньше?
- Мой племянник. Но он, знаете ли… В общем, не очень приятная история.
- Можно мне посмотреть? – перебила Марина исповедь женщины.
- Комнату?
Марина кивнула.
Они вошли через дверь, которая раньше была заставлена шкафом. Он был сдвинут в сторону. Всё остальное оставалось на месте. Марина посмотрела на стену – фрески не было. Теперь это была просто белая стена, как и все остальные.
- Вы здесь делали ремонт? Белили, красили?
- Я же говорю, мы её получили недавно. Но никаких перепланировок мы делать не будем… Без вашего ведома.
На полу, между диваном и креслом-качалкой лежала пыльная папка для бумаг. Марина подняла её и развязала тесёмки. Это были карандашные наброски Андрея.
- А это что? – спросила она, показывая рисунки.
- Да это племянник мой рисовал. Непутёвый был. Мы всё, считай, уже выбросили, а это, видно, осталось.
- Вы что, хотите это выбросить? – удивилась Марина.
- А чего их хранить? Картины мы продали, а эти листочки кто купит?
- Я куплю. Сколько вы за них хотите?
- Да Бог с вами! Берите так. А что с обследованием-то? Всё у нас в порядке?
- Всё в порядке. Просто текущая проверка. 

Марина вернулась домой, но почему-то никак не могла заставить себя открыть папку с рисунками Андрея.
В прихожей настойчиво зазвонила «междугородка». Марина сняла трубку. Звонила мама.
- Ну-ну, не волнуйся. Просто решила тебе напомнить, что мы всё-таки существуем. Мирослав совсем отбился от рук. Поговори с ним. Английский забросил, по дому не помогает. По выходным начал подрабатывать в баре.
- В каком ещё баре? А школа? – испугалась Марина.
- Вот тебе и школа. Деньги ему, видите ли, нужны на музыкальные инструменты.
- Мама, дай ему трубку, я с ним поговорю.
Трубку взял Славка.
- Мамочка, не волнуйся, всё нормально. Бабушка, как всегда, преувеличивает. Ну, да, по математике тройка. Зато по музыке пять с плюсом. И английским я занимаюсь. Хочешь, поговорю с тобой?
- Славка, я так по тебе соскучилась!
- Я тоже. Ты не скучай, ладно? На каникулах я обязательно приеду в Энск. А хочешь, сама к нам приезжай.
Марина вздохнула. Как же, приедешь тут, когда на всю редакцию три здоровых человека – она, Николай Иванович Белкин и редактор. Остальные гриппуют и сидят на больничных.
На письменном столе рядом с пишущей машинкой лежала почти готовая статья. Но её можно и отложить. Главное, подготовить обзор культурных событий.
Марина посмотрела на папку с рисунками Андрея. Вот бы о ком написать. Такой получился бы взрывной материал! Но нельзя.
Да, многое нельзя. Иначе тебя выкинут не только с работы, но и из страны. Как выкинули Иосифа Бродского и Александра Солженицына, Андрея Синявского и Юлия Даниэля, как отправили в ссылку физика-атомщика Андрея Сахарова. По сути, живя в Горьком, учёный оказался там под домашним арестом.
Общественный строй, облачённый в парадные одежды, был до примитивного прост. И если бы Марине пришлось защищать по этой теме диссертацию, она бы, не задумываясь, привела своего оппонента в первый попавшийся советский магазин. Это была маленькая, но точная копия великой державы. Те же законы, те же принципы. От  толчеи и давки через узкую дверь рядом с вечно запертым  широким парадным входом до злобного выталкивания из очереди, а то и из магазина, не в меру честных и ратующих за равенство и справедливость покупателей, то бишь граждан.
Производство ценностей и систему распределения в Стране Советов наглядно демонстрировал всё тот же советский  магазин –   наличием товаров в торговом зале и в подсобных помещениях. К последним смело можно было отнести и кабинет завмага, и кремлёвский кабинет. В торговом зале магазина – пусто, в «подсобке» – есть все, что душа пожелает. Но попробуй, напиши об этом.
Цензура видит опасность даже там, где её нет. Марина помнит, какую шумиху понял областной комитет партии после того, как «Энская правда» опубликовала её статью «Синдром балкона». А что там было? Да ничего особенного, просто Марина написала о явном парадоксе большого города – зачастую весь ненужный хлам жильцы  многоэтажного дома выносят на балконы, желая очистить свои  квартиры и  спрятать от гостей все лишнее. Но ведь весь этот хлам на балконах видят гораздо больше людей, причём, людей посторонних! А партийные боссы усмотрели здесь скрытый «эзопов» язык и решили, что «балкон» – это внешняя и внутренняя политика СССР. Вот так, ни больше, ни меньше.
Марина взяла папку с рисунками и пошла в кухню. И снова ей  показалось, что в квартире происходит нечто странное. Но на этот раз не было ни сквозняков, ни шума моря. Фреска была на месте, корабль с испанкой тоже. Она заварила крепкий чай, положила в чашку три ложечки сахара и ломтик лимона. Отхлебнула горячий ароматный напиток. Вспомнила, как во время одной из встреч Лев Романович завёл разговор о чайной церемонии в Китае. Они вот так же пили горячий ароматный чай, разговаривали, наслаждались обществом друг друга и знали, что это только прелюдия. И что самое чудесное и неземное их ждёт впереди. Марина закрыла глаза и попыталась вспомнить всё, что было потом. Но ничего не вспоминалось, перед глазами была чёрная пелена.
Вдруг кто-то тронул её за руку. Марина открыла глаза. 
За столом, напротив неё, сидела…
- Ты?..  А как же… – Марина скосила глаза на картину.
- На этот раз я пришла не оттуда. Открой папку, там тоже есть много интересного.
Марина раскрыла папку, и листы сами собой разложились на столе, открывая Марину в самых разных ипостасях – она была и в камзоле корсара, и в широкой испанской юбке с кастаньетами в руках, и в русском сарафане, и в джинсах.
- Спасибо Андрею, он намного упростил мне передвижение во времени.
- Но я тебя не звала!
- И что из того? Знаю, тебе сейчас ни до кого нет дела. Свет в окошке для тебя – профессор Озеров.
- Но ведь ты сама сказала – «Не ищи, он сам тебя найдёт».
- Я что, назвала имя? Вот поэтому и пришла. Не обольщайся, это не твой мужчина. Человеку свойственно ошибаться, и он делает это часто и с большим удовольствием. Ты не исключение.
- Но я так устала ждать! Я люблю и любима! Так чего же ты хочешь от меня?
- Это не любовь… Страсть захватывает тебя.  Страсть, а не любовь. А это, как говорится, две большие разницы. Вся беда в том, что страсть легко может обойтись и без любви. И ведь обходится! А вот любовь без страсти – нет. Всё это не  очень  справедливо, правда? Попробуй, разберись!.. Но ты постарайся. И потом, твой Озеров женат. А строить своё счастье на чужом несчастье…
- Замолчи! Мы любим друг друга. И это главное.
- А почему же тогда ты ни разу не пригласила его в свой дом? Для кого ты бережешь это право? Почему вы встречаетесь в гостинице? Что тебе мешает? Ты живёшь одна, сын у мамы.
- Не знаю… Никогда об этом не думала. Но мне так проще и спокойнее. И Лев Романович понимает меня.
- Что ж тут не понимать? – усмехнулась испанка. – Просто ты не любишь Озерова и не вполне ему доверяешь. Значит, он не вполне тот, кто тебе нужен. А что, если всё повторится?
- Что ты имеешь в виду?
- Не повторит ли профессор Озеров…
Марина тут же перебила её:
- Ты хочешь сказать – не повторит ли он судьбу… – она на секунду  запнулась. –  Нет, не повторит.
- Ты в этом уверена?
- Хорошо... Дай мне время, и я во всём постараюсь разобраться сама.
- Вот-вот, постарайся… Хочешь, скажу тебе, почему ты бросаешься из одной крайности в другую и не находишь то, что ищешь? Всё ясно, как день – просто когда-то ты попала под нежную руку одной  известной нам дамы с таким волшебным именем – Любовь. В какой-то момент  Любовь посмотрела вокруг и увидела тебя в обществе… Как жаль, что я не могу назвать тебе его имени!  И тогда она решила, что вы созданы друг для друга. Вот и живёшь ты сейчас с половинкой сердца, пока не встретишь того, кому Любовь отдала твою вторую половинку. И он тоже не будет знать счастья и покоя, пока не встретит тебя.
- Признайся, ты всё это выдумала. Не может Любовь так беспечно играть людскими сердцами.
- Может, и выдумала. Но я-то знаю, у кого моя вторая половинка, и обязательно найду его. А вот знаешь ли ты?
Марина Кастро поднялась и надела шляпу:
- А теперь сложи рисунки в папку и закрой её. Мне пора возвращаться. Не знаю, когда мы с тобой теперь встретимся. Между прочим, я тоже была на той выставке в Киеве, где ты чуть было не грохнулась в обморок возле картины Андрея Соколова. Но все почему-то заметили только тебя, хотя я стояла совсем рядом.
Эта встреча не на шутку встревожила Марину и заставила её по-иному взглянуть на свои отношения с Львом Романовичем.
Прошло несколько дней. О встрече с испанкой хотелось забыть. С  какой это стати Марина Кастро вдруг заговорила о чести? Какое ей дело до семьи профессора Озерова? Какое ей дело до того, как они проводят время и где занимаются любовью?
Нет, встречаться с этой пророчицей из прошлого Марина Кострова больше не будет. «В конце концов, я современная женщина, и у меня свои представления о чести», – подумала она.
(Продолжение следует)